Девушка из тумана

М–53 в то утро – не трасса, а призрачный тоннель. Туман заглатывает обочины, сосны на склонах, дальние холмы, оставляя только узкую ленту асфальта. Воздух влажный, прохладный, неподвижный, пахнет хвоей, мокрой землёй и горьковатой прохладой уходящей ночи.

Паха в кабине сорокатонного «Вольво» был один. Ему было непривычно тихо без ворчания напарника, без его вечного копания в рации. Его койка за спиной пустовала. Лёха, Пахин напарник и друг, свалился с температурой вчера в Красноярске, и Паха погнал один, решив не терять день. Груз ждать не может. Но, видно, вирус успел прихватить и его. Паху трясло. Поэтому он принял решение остановиться и перекимарить пару часов на пустой «зелёной стоянке», где тишина и усталость сомкнули ему веки покрепче стальных тисков. Проснулся Паха, когда уже начало светать. Весь график псу под хвост.

Стеклоочистители лениво взмахивали, слизывая росу, которую туман оставлял на стекле. В свете фар кружились мириады капель. Справа и слева из белёсой пелены на мгновение возникали и тут же тонули призрачные силуэты: одинокая берёза, километровый столб, знак «Обгон запрещён». Паха гнал. Расписание разорвано в клочья, диспетчер на рации, наверное, уже седой от неотвеченных вызовов.

Пашка вжимался в кресло, вглядываясь в белизну, пытаясь разглядеть хоть что-то. И в этот момент он увидел её. Фары её словно облепили, выхватив из тумана. Паха резко нажал на тормоз, большегруз повело.

Тишину заполнил скрежет шин. Сорок тонн металла и груза поползли вбок, не желая слушаться руля. Паха с перекошенным от усилия лицом впился в рулевое колесо, пытаясь выровнять махину, чувствуя, как спицы впиваются в ладони.

Он приготовился к глухому удару, крику, хрусту — всему, что предшествует аварии. Но ничего не произошло.

Когда «Вольво», фыркнув пневматикой, окончательно замер посреди дороги, Паха, обливаясь ледяным потом, высунулся в окно. Сзади — пусто. Спереди — пусто. Никакой девушки. Ни намёка на то, что кто-то вообще мог здесь быть.

«Галлюнация, — тут же пронеслось в его воспалённой голове. — Сказывается температура и недостаток сна».

Паха откинулся на сиденье, с силой выдохнул. Сердце колотилось где-то в горле. Руки дрожали. Он потянулся за термосом с тёплым чаем, чтобы прогнать сухость во рту, и в этот момент взгляд его упал на правое боковое зеркало. В его мутной округлой глубине, в самом центре, чётко и ясно стояла она. Сбоку от грузовика, повернув голову в его сторону. И казалось, что её тёмные большие глаза смотрят прямо на него. Не сквозь туман и стекло, а прямо в него, внутрь, в самую душу.

Паха дёрнулся, обернулся к пассажирскому окну — ничего, кроме молочно-белой стены. Снова в зеркало — она всё так же стоит. Не приближается, не удаляется. Просто стоит. Паха нагнулся, вытащил из-под сиденья монтировку и открыл дверь. Оказавшись на дороге, он пошёл в ту сторону, где стояла она, но никого не увидел. Она пропала. Вслед за ней начал рваться на клочья и пропадать туман.

– Да что за чёрт? – мелькнуло в голове у Пашки, но вслух он крикнул:

– Эй, полоумная! Тебе мама не говорила, что выскакивать перед быстродвижущейся фурой чревато? Эй, да где ты, чёрт побери?!

Пашка обошёл грузовик кругом, заглянул даже под колёса – никого. Он постоял с минуту, вглядываясь в тающий у дороги туман, но никто не появился, не отозвался. Считая, что ему всё померещилось, Пашка залез в кабину, дёрнул рычаг переключения передач и снова нажал на газ.

Приблизительно через неделю он увидел её снова. Она стояла неподвижно у обочины, словно придорожный столб, и смотрела куда-то вдаль. Тоненькая, светлая, в простеньком ситцевом платье в мелкий цветочек. Стоит на обочине с задумчивым видом. Не голосует. Странная.

Пашка инстинктивно сбросил газ, но не остановился. И лишь когда кабина поравнялась с ней, незнакомка медленно подняла на него глаза. «Точно она», – пронзительно щёлкнуло в сознании. – «Вот же дура, опять шляется у самой дороги!»

С той поры он стал её часто замечать. Под колёса она больше не кидалась. Ну, стоит и стоит. Мало ли, может, ждёт кого. А однажды он увидел, как она садилась в кабину остановившейся машины. «Неужто проститутка? А по виду и не скажешь. Слишком простенькая. Ну да, чужая душа — потёмки».

Где-то через две недели все Пахины планы полетели коту под хвост. У отца случился микроинфаркт. Врачи уверяли, что обошлось, но отлежаться в больнице, а потом дома было необходимо. Мать просила Пашку приехать, помочь, побыть рядом – отец нервничал и злился на свою беспомощность.

Паха отзвонился диспетчеру, отстрелялся матом за невыполненные рейсы и сломанные графики, но твердо сказал: "Не выйду. Мне на пару недель домой. Срочно".

Дима-диспетчер, он же Димон, вздохнул, поскрипел зубами и буркнул: «Ладно. Очередной груз в Красноярске, Лёха как раз оклемался. Он и повезёт. Ты уж потом, как решишь свои проблемы, бери что дадут. Разбирайся».

И Паха поехал разбираться, а Лёха выдвинулся под погрузку.

День был ясный, солнечный, никакого тумана. Лёха насвистывал что-то бодрое, под орущее дорожное радио. Он уже отъехал километров двести от Красноярска, когда заметил одинокую фигурку на обочине.

Девушка. Тоненькая, светловолосая. Стояла и смотрела куда-то вдаль, словно ждала кого-то. Рукой не голосовала, просто стояла.

«Странно», — мелькнуло у Лёхи. Он уже было проехал мимо, но в боковое зеркало увидел, как она обернулась и посмотрела ему вслед. Взгляд был таким пронзительным, даже на расстоянии, что Лёха невольно отпустил педаль газа. Почти безотчётно Лёха начал сбрасывать скорость, чиркая покрышками по асфальту. Остановился метров за пятьдесят. Включил «аварийку» и высунулся в окно.

— Эй, тебе куда? Подбросить?

Она не сразу подошла. Сначала посмотрела на него своими огромными глазами, словно оценивая. Потом медленно, очень плавно двинулась к машине. Так же молча взобралась в кабину, устроилась на сиденье и пристегнулась. Пахло от неё полем, травой и чем-то холодным.

— Спасибо, — её голос был тихим, безжизненным.

— Куда путь держишь? — бодро спросил Лёха, включая передачу и снимаясь с места.

— Вперёд, — просто сказала она и повернула голову к окну.

Больше она не произнесла ни слова. Лёха пытался завести разговор о погоде, о дороге, но в ответ получал лишь молчание. Он покосился на неё. Она сидела неподвижно, глядя перед собой, её лицо было абсолютно спокойным, почти неживым. Лёхе стало как-то не по себе. Он прибавил музыки, чтобы как–то сгладить пустоту и неловкость, с разговорами больше не лез.

Он не заметил, как набежали тучи и пошёл мелкий, противный дождь. Асфальт быстро потемнел и стал скользким. Лёха, раздосадованный молчанием спутницы, вёл машину резче обычного, вымещая непонятную нервозность на педалях.

Они въезжали в длинный поворот на спуске, когда из встречного потока вынырнул «КамАЗ» и начал обгон, пытаясь влезть на их полосу. Лёха ругнулся, резко затормозил и рванул руль вправо, на обочину. И вроде всё сделал правильно.

Но обочина после дождя была раскисшей грязью. Сорокатонная махина на мгновение застыла в нерешительности, а затем тяжело и неумолимо пошла в кювет, опрокидываясь на бок с оглушительным, животным скрежетом рвущегося металла.

Последнее, что увидел Лёха перед тем, как его мир поглотила тьма, — это её лицо. Она смотрела на него. И на её губах играла лёгкая, безмятежная улыбка.

Очнулся Лёха уже в больнице. Переломы, ушибы, сотрясение, но — живой. Чудом. Спасатели, прибывшие на место, только разводили руками: «Мужик, тебе повезло. Кабина смялась, но тебя не придавило. Как ты выжил — не ясно».

– Да что за чёрт,— думал Паха сидя в машине такси. Сначала батя, теперь вот Лёха. Словно сглазил кто. Пора завязывать с этой кочевой жизнью. Перебираться поближе к родителям. Осесть. Вот сейчас отработаю долги. И в новую жизнь. Хотя за груз придётся попахать. Лёха тяжело вздохнул.

— Паш… Тот рейс… — прохрипел Леха.

—Я знаю, я знаю, — Паха взял его за руку. — Главное, что живой. Всё остальное — наживное.

—Нет, ты не понял, — Лёха с усилием приподнялся на локте. — Со мной… в кабине… девушка была.

Паха замер. В груди похолодело.

— Какая девушка?

— Худенькая такая, светленькая. Подобрал её на трассе. Молчаливая, странная. И… — Лёха замолчал, глядя в одну точку, снова переживая тот момент.

—Она же… Перед аварией. Она улыбалась, Паш. Понимаешь? Машина переворачивается, а она сидит и улыбается. И… не кричит. Ничего.

Паха слушал, и волосы на его руках начали шевелиться. Он медленно опустился на табуретку рядом с койкой.

— И что с ней? Где она? — тихо спросил он, уже зная ответ.

— А хрен её знает, — Лёха выдохнул и откинулся на подушку.

—Спасатели говорили, что в кабине никого не было. Только я, пристёгнутый. Её и след простыл. Как сквозь землю провалилась. Они думают, я от удара с катушек слетел. Но я же её подобрал! Я её помню!

Паха сидел, не двигаясь, и смотрел в белую стену напротив. Это была она. Та самая.

Он сжал кулаки.

—Она реальная, Лёх, — тихо сказал Паха.

—Я её тоже видел.

Лёха устало посмотрел на него, и в его глазах читалось не недоверие, а облегчение. Значит, он не сошёл с ума.

— Ну и что это за тварь такая? — прошептал он.

Паха медленно покачал головой.

—Не знаю.Но попробую выяснить..

Паха включился в работу. Перегоны от пункта «А» до пункта «Б», погрузки, разгрузки и трасса. А на ней — Она. Пашка старался брать заказы так, чтобы маршрут пролегал мимо того места, где они с Лёхой повстречали Туманную деву. Это имя само собой приклеилось к таинственной незнакомке. Гнев кипел в Пахе, переполняя его до краёв, давая силы. Но, как на зло, он ни разу не встретил её снова.

Мысль о ней не отпускала. Он ловил себя на том, что специально притормаживал возле того места, где встретил её ночью.

Однажды, зарулив в диспетчерскую контору сдать путевой лист, он застыл у открытой двери кабинета Димона. Тот, хрипло крича в трубку, размахивал свободной рукой:

—Да что ж такое творится-то?! Второй за неделю! Под Городцем фура в кювет… Водила — молодой ещё пацан — не выжил. Говорят, на повороте его будто рукой развернуло… Да нет, один был! Следствие говорит, уснул за рулём… Чёрт!

У Пахи похолодело внутри. Он вошёл, не стучась.

—Димон, что случилось?

Тот, бросив трубку, вытер потный лоб.

—Да беда, Паш. Санёк, помнишь, с ЗИЛа? Вчера ночью перевернулся. Насмерть.

—Где именно?— голос Пахи стал тихим и хриплым.

—Да на том самом шпилёвском повороте, прямо напротив старого кладбища. Чёртово место.

Сердце Пахи ушло в пятки. Он резко развернулся и вышел, не слушая воплей диспетчера насчёт графика. Он сел в свою кабину, руки дрожали. Это не совпадение. Она не просто появлялась — она убивала. Лёхе просто повезло.

Пашка взял в руки рацию. Эфир был полон привычного ворчания, мата, вопросов о пробках.

Паха нажал кнопку. Его голос, низкий и чёткий, на мгновение заглушил всё.

«Всем, кто на пятьдесят третьем... Осторожнее на спуске у Городца. Там... девушка. Светленькая, худенькая. В белом платье. Не подбирайте».

Паха повторял это с интервалом, и каждый раз в ответ нажимались тангенты – кто-то коротко подтверждал, кто-то ворчал, мол и дураку понятно. Пока в эфире не прорезался хриплый от долгой дороги голос, без позывных и церемоний:

«На пятидесятом километре, минут десять назад. В серый «Вольво» с прицепом, борт номер такой-то, подсела пассажирка. Как раз в белом платье, вся промокшая. Под описание твоё подходит».

В динамике на секунду воцарилась тишина, густая и тяжёлая, будто все разом затаили дыхание. Потом щёлкнула тангента, и Паха сказал уже совсем другим, сжатым как пружина голосом: "Понял. Спасибо. Всем..."

Он почти успел.

Паха видел впереди огни той фуры. Они шли ровно, потом вдруг резко качнулись, заплясали… И вдруг — ослепительная вспышка стоп-сигналов, грузовик дёрнулся вбок, переломился пополам и с оглушительным, страшным грохотом повалился на бок, сминая ограждение и утягивая за собой в темноту кювета сноп искр.

Паха, давя на тормоза, остановился в сотне метров. Он выскочил из кабины и побежал к месту аварии. Из-под искорёженного металла доносились стоны. Он рванулся было на помощь, но вдруг замер. Из развороченной двери кабины, белым туманом, выплыла она. Её платье не было испачкано кровью. Она медленно вышла на асфальт, не обернулась и пошла вдоль дороги.

Не убегала— шла, как прогуливалась. Прямо к чёрному силуэту старого кладбища.

Не думая о последствиях, забыв про водилу, Паха пошёл за ней. Он шёл, прячась за деревьями, чувствуя, как ледяной пот стекает по спине. Она вошла в калитку кладбища и скрылась в лабиринте памятников и крестов.

Паха перелез через низкий забор и пошёл по центральной аллее. В свете ущербной луны тени от памятников казались живыми. Он уже думал, что потерял её, но вдруг увидел в конце аллеи белую фигурку. Она стояла неподвижно перед одним из надгробий, сливаясь с ним. Потом просто растаяла в воздухе.

Паха подошёл, сердце готово было вырваться из груди. На старом, покосившемся гранитном камне была фотография. Красивое лицо, улыбка… Та самая девушка. И даты жизни. Она погибла пять лет назад. Паха наклонился ближе, чтобы прочитать имя, и в свете луны увидел надпись, выбитую ниже дат: «Погибла в ДТП. Вечная память».

А чуть ниже, острым гвоздём или ножом, была нацарапана свежая надпись: «Сбил дальнобойщик. Скрылся».