Глава 21. Эпилог

Ирдар открыл глаза. Не было больше ни битвы, ни звона мечей, ни тяжёлого дыхания врагов. Мир вокруг был сер и недвижим. Каменные равнины простирались до самого горизонта, туман стлался над землёй вязким полотном. Ни звёзд, ни луны, ни солнца — лишь блеклый свет, будто мир сам излучал его изнутри.
Он медленно поднялся. Тело было лёгким — не то, что в последние дни, когда каждая жилка тянула вниз, словно железная цепь. Теперь он не чувствовал ни боли, ни усталости. Лишь спокойствие, непривычное и чужое.
Ирдар огляделся. Всё это он уже видел: равнины, туман, пустоту. Тогда он пришёл сюда впервые — растерянный, тяжёлый, полный скорби. Теперь же он чувствовал себя иначе. Не гость, не изгнанник, а часть этого безмолвного мира.
Шаги раздались в тумане. Лёгкие, бесшумные, но чёткие. Из серой дымки вышел он — Странник. Всё тот же высокий силуэт в плаще цвета пепла. Капюшон скрывал лицо, и лишь тень падала густо, не открывая глаз. Его шаги, как и прежде, не отзывались эхом, будто сама земля не слышала их.
— Ты вернулся, Ирдар, сын Торвальда, — сказал он голосом глубоким, как колокол под горой. — Но теперь — навсегда.
Ирдар не удивился. Впервые за долгую жизнь он не ощущал ни гнева, ни страха. Он смотрел на Странника спокойно, словно на того, кого ждал ещё в юности.
Туман вокруг завивался, словно слушая их обоих. Мир Хельхейма затаил дыхание.

Странник остановился напротив, и капюшон чуть качнулся, будто он изучал лицо Ирдара. Ветер не трогал его одежды, словно сам воздух не смел касаться этого странного спутника.
— Ты прошёл весь путь, — сказал он. — И увидел её.
Ирдар нахмурился. Слова прозвучали ясно, и в них было больше смысла, чем в обыкновенной речи.
— Валькирию? — спросил он, и в голосе его прозвучала горечь. — Она лишила меня славной смерти. Я пал не как воин, как старик.
Плащ Странника чуть шевельнулся. То ли он усмехнулся, то ли просто качнул головой.
— Теперь ты знаешь, — сказал он. — То была не Валькирия. Валькирии ведут воинов в Вальгаллу. Но тебя сопровождала иная спутница. Та, кто шла рядом с тобой с первого крика младенца, с первой капли крови, пролитой тобою в бою.
Ирдар поднял глаза. Сердце его не сжалось, не взыграло яростью, как раньше. Он ждал этих слов, сам не зная того.
— Тогда кто она? — спросил он.
Странник помедлил. Его голос стал ниже, будто говорил не он один, а весь Хельхейм:
— Её имя — Старость. Ты знал её дыхание в каждом бою. Ты видел её тень в глазах матери и в сединах отца. Ты чувствовал её руку, когда дрожали пальцы, когда тяжелым становилось сердце. Она — твоя верная спутница. Ты звал её Валькирией, но в этом лишь обман твоего сознания.
Ирдар молчал. Слова легли на него, как снег на камни — холодно, но естественно. Он вспомнил её взгляд — холодный, вечный, без жалости. И понял: да, это правда. Не враг, не воительница — спутница, что ждала его всю жизнь.
Странник шагнул ближе.
— Ты искал врагов. Ты проливал кровь, мстил за родных и за любовь. Но твой путь вёл не к Харальду, не к Лорну. Всё это были лишь камни на дороге. Истинный твой враг — время. И ты его не победил, но встретил лицом к лицу.
Ирдар опустил голову. И впервые за долгие годы он не почувствовал ярости. В душе его был только покой.

Туман вокруг них зашевелился, словно дыхание самого мира наполнило его. Сначала в серой дымке проступили смутные силуэты, затем очертания стали яснее.
Ирдар замер. Из тумана вышел отец — Торвальд. Не могучий охотник с топором в руках, каким он помнил его в юности, а просто мужчина с добрым, усталым лицом. Его плечи были широки, но взгляд мягок. Он остановился напротив сына и кивнул, будто приветствуя равного.
Следом появилась мать — Ирдис. Она держала в руках кусочек ткани, словно только что вышла из избы, где занималась своим обычным делом. В её глазах не было слёз, только тихое тепло. Она подошла ближе, коснулась ладонью лица Ирдара, и прикосновение было таким знакомым, как в детстве у очага.
И тогда туман разошёлся окончательно, и к ним шагнула Сигрид. Она была такой, какой он хранил её в сердце: волосы, заплетённые в простую косу, глаза — чистые и ясные, улыбка — чуть печальная, но живая. Она не сказала ни слова, просто протянула ему руки.
Ирдар шагнул навстречу. Их объятие было тихим, без страсти, но полным бесконечного покоя. Он прижал её к себе и понял: не осталось боли, не осталось утраты. Здесь, в этом месте, она была рядом — и этого было достаточно.
— Прости меня, любимая. Прости, что не уберёг тебя. Прости, что не сохранил себя до тебя. Прости…
Она положила ему на губы палец, давая понять, что не стоит всё это говорить сейчас. Ирдар замолчал и про себя согласился. У них впереди — целая вечность.
Отец и мать встали рядом, и никто не упрекнул его ни за годы гнева, ни за кровь врагов, ни за долгий путь. Они смотрели на него так, будто он вернулся домой после долгой дороги.
Впервые за всё это время Ирдар ощутил: он больше не один.

Странник стоял позади, словно давая Ирдару время. Его плащ колыхался в лёгком движении тумана, и казалось, что он был здесь всегда — хранитель этой встречи.
— Пора, — сказал он негромко, но его слова эхом разошлись по равнине, будто их повторили тысячи голосов.
Ирдар поднял глаза. Впереди туман постепенно светлел, словно открывая путь. Не было солнца, но там рождался мягкий, ровный свет — похожий на рассвет без дня, на огонь без жара. Он не звал и не манил, но был таким естественным, что хотелось идти к нему, как идут домой после долгого пути.
Торвальд положил руку сыну на плечо. Ирдис встала с другой стороны. Сигрид держала его за руку, её пальцы были тёплыми и живыми. Они молча шагнули вперёд, и Ирдар почувствовал, как в груди его стало легче, будто он сбросил невидимые доспехи, которые носил всю жизнь.
Они шли вместе — медленно, спокойно, и каждый шаг растворял в нём остатки тяжести. Ярость, скорбь, жажда мести — всё уходило, как талая вода весной. Он не оглянулся назад. Там не было больше ни врагов, ни битв, ни дороги. Всё завершилось.
Странник последовал за ними на расстоянии. Его голос прозвучал снова, уже мягче, чем прежде:
— Каждый идёт с Валькирией. Но имя её для каждого — своё. И каждый встречает её так, как прожил свой век.
Ирдар кивнул, хотя знал: Странник не нуждался в ответе.
Они шагнули в свет. Туман закрылся за их спинами, и впереди не было ни холода, ни боли, ни страха. Лишь тишина и покой.

Так закончилась дорога Ирдара, сына Торвальда. Не в ярости клинков пал он, и не в славе битвы, но так, как умирает всякий человек: с глазами, открытыми в последний миг, с памятью, полной и горькой, и светлой.
Не враги сломили его, не коварство людское и не железо врага, но вечная спутница — Старость. Она шла рядом с ним от первой колыбели и взяла его в свои объятия в последнем часе.
И ныне он нашёл отца и мать, обнял Сигрид и обрёл покой. Нет больше песен о мече и крови — осталась лишь тишина, где всё завершено.
Так слагается сага. И скальд замолкает.