1. Элиза. Белый рояль

Автор:   Элиза


Петр Вениаминович Сорокин подполковник в запасе, возвращался в родной город со всей своей семьей – дочерью и внучкой.

Жена ушла от него три года назад. Уехала на Севера с любовником, а дочь напротив – вернулась к отцу. Брак ее не удался, и только внучка Сашенька приносила в жизнь Петра Вениаминовича свет. В этом году Саше исполнилось двенадцать, она шалила, стервозила, упрямилась, казалось Петру Вениаминовичу, взяла внучка от их Сорокинского рода всего с лишком. Если захочет чего-то, не отступится, а если заупрямится, то ничем не переубедишь, хоть бей, хоть плачь. Уважал дед внучку за пацанский характер, но с каждым годом справляться с ней становилось все трудней. И чуял он, что приближаются тяжелые времена, когда Саша узнает всю свою силу и совсем перестанет слушаться и мать и его, любимого деда.

Мебель, вещи и всё прочее отправили сразу. Начальник гарнизона подсуетился. И довезут, и выгрузят аккуратно, беспокоиться не о чем.

А вот белый рояль работы Беккера, гордость рода Сорокиных – далекий предок подполковника еще до революции на нем играл, известным был в те времена музыкантом – этот рояль везли отдельно. Сколько помотало Петра Вениаминовича за время службы, рояль неизменно переезжал вместе с ним. Перевозили инструмент со всеми предосторожностями, чтобы не дай боже не повредить реликвию семьи.

Два водилы – солдатики-срочники, вели грузовик по очереди, чтобы бесценный груз не угробить. В кармане подполковника лежали их бумаги о досрочном дембеле, не в часть же возвращаться через пол России, в самом деле. Такая работа и награждаться должна соответственно – думал подполковник Сорокин, крутя баранку своей старенькой бэхи.
 
Солдат переполняло счастье от близости свободы, они уже чуяли ее сладкий запах, всю дорогу были веселы, без конца травили анекдоты, поглядывали на девок в проезжих городках, предвкушая вакханалию, как только заветные бумаги окажутся в их руках.

Подполковник с внучкой ехали следом, чтобы бдить, а то угробят ценность сдуру, с кого потом спрашивать. Дочь ехать с отцом отказалась, полетела самолетом, а внучка, к огромному изумлению Петра Вениаминовича, пожелала ехать с дедом. А он и рад. Деваться из машины ей некуда, придется разговаривать. Но Саша всё больше молчала, уткнувшись в телефон или уставившись в окно, на пролетающие мимо поля, покрытые желтыми подсолнухами или колосящейся пшеницей.

День гнали, а на ночь останавливались в гостиницах, чтобы отдохнуть. Два раза ночевали в городах довольно больших. Гостиницу выбирали такую, где можно грузовой транспорт припарковать, а на третью ночь, последнюю, перед финальным рывком к дому, остановились в маленьком городке.

Пятидесяти тысяч нет тут населения – думал Петр Вениаминович, разглядывая серые пятиэтажки и двухэтажные облезлые бараки, попадавшиеся то тут, то там.

Машину с роялем припарковали прямо перед входом в гостиницу (администрация разрешила), чтобы окна люкса выходили на нее. Проснулся ночью, можно посмотреть, тут ли добро. Селить Сашу отдельно дед категорически отказался, она молила и упрашивала, но все без толку. Петр Вениаминович опасался, что ночью ей вздумается прогуляться, а потом ищи ее в чужом городе, еще и в беду попадет. Кто их молодых теперь разберет, что у них на уме. Вслух же сказал, что беспокоится за нее, и вместе с ним безопаснее.

Солдат поселили отдельно, в двухместный номер по соседству.

А белый рояль принадлежал Саше. То есть он конечно же являлся реликвией рода Сорокиных, и в каждом поколении родители пытались направить своих отпрысков учиться музыке, но всегда напрасно. Как ни печально, ни у кого из тех, кого силком тащили в музыкальную школу, не было совершенно никаких задатков музыканта. Ни слуха, ни правильной постановки рук, ни малейшего желания учиться. Кто-то проучился год и бросил, а кого-то отсеяли в ходе вступительного прослушивания. Стоял инструмент, пылился, служил украшением гостиной и больше нечем, пока ни родилась Александра. В шесть лет, как положено, ее отвели в музыкальную школу, и педагоги ахнули. Абсолютный слух, прекрасное чувство ритма, длинные музыкальные пальчики, невероятная память.
 
Саша возненавидела музыкальную школу с первого же дня. То ли в ней проснулся характер Сорокиных – если заставляют, надо сопротивляться. Ей все и всегда было позволено, и только музыкальная школа стала ненавистной обязаловкой. Ни что не вызывало в ней такой жгучей ненависти, как этот белый рояль. Она давно мечтала от него избавиться, и тогда, - думала она, - все отстанут от меня, и я буду как одноклассники залипать в играх, чатиться, да и просто гулять с подружками, а не сидеть часами за инструментом. Еще два года в музыкальной школе виделись ей бесконечным адом, конкурсы не приносили удовлетворения, она желала свободы и собиралась сделать ради нее всё возможное.

Этот шанс нельзя упускать – думала Саша, осторожно вытаскивая из кармана дедовской куртки связку ключей. На этой связке был тот самый заветный ключ, которым отмыкались задние двери фургона. Саша запомнила, как выглядит ключ, когда дед замыкал фургон. Она дождалась, когда дед уснет, оделась, взяла ключи и тихо вышла из номера, осторожно прикрыв за собой дверь. Дошла до номера солдат и тихо постучалась. Ей открыли быстро, но ухмылка на лице солдата быстро померкла. Высоченный, худой, с кривым поломанным носом стоял в дверях, опершись о косяк.

Интересно, кого это он ждал? – подумала она. Да как бы пофиг. Пока он не опомнился, Саша бесцеремонно затолкала его обратно в номер. Солдат попятился, недоуменно моргая, глядя на нее сверху-вниз.

- Молчи и слушай. Дед спит, а мне от вас нужно одно маааленькое одолжение.

- Эй ты че малявка, офигела, – тот, кто открыл ей дверь, схватил Сашу за руку и хотел вытолкать из номера.

Она со всей силы двинула ему под дых. Не ожидая такого, он согнулся пополам. Саша прикрыла за собой дверь.

- Так, назовем тебя Тупой. Эй, второй, иди сюда, буду с тобой разговаривать.

Другой солдат сидел на своей кровати и молча наблюдал. Нехотя встал и подошел к Саше.

Среднего роста, лицо умное, от его взгляда ей стало не по себе, но девочка быстро взяла себя в руки.

- Такое дело. Я сейчас открою фургон, вы вытащите рояль и унесете его подальше. Потом мы закроем фургон и пойдем спать. А завтра встанем и спокойно поедем домой.

- Хм. Ну, во-первых, мы вдвоем рояль не сгрузим, он тяжеленный. Во-вторых, прикинь, мы приехали, а груза нет. Виноват кто? Мы. А зачем это нам надо?

- Ага, назову тебя Умный.

- Так-то у нас имена есть.

- Это лишнее. Зачем мне ваши имена? Для помощи я найду какого-нибудь забулдыгу.

- Ты малявка откуда такие слова знаешь? – с поломанным носом разогнулся и вступил в разговор.

- Я с дедушкой живу. А ты пополняй словарный запас, глядишь, жизнь наладится. И вообще помолчи, раздражаешь. Отвечаю на второй вопрос – вашей вины в том, что рояль пропал никак не может быть. Его могли не погрузили в части, дед сам не присутствовал при погрузке, а может где-то по дороге сперли, вы при чем? Замок там серьезный, его чем попало не откроешь, я гуглила.

- Она гуглила, – заржал солдат с переломанным носом.

- Тупой, давай тише, если дед проснется, и не обнаружит меня в комнате, вам конец.

- В смысле? Что нам помешает сейчас пойти в номер к подполковнику и рассказать ему об этом разговоре?

- Вот видишь, он Умный, и задает умные вопросы. А если вы не согласитесь на мои условия, или будете шуметь, я начну визжать и плакать, и скажу дедушке, что вы затащили меня в свою комнату делали всякие непотребства.

- Чего чего делали?

- Я не желаю вам зла, честно. Но другого шанса избавиться от этого белого монстра у меня не будет. Представьте свое будущее – военная прокуратура, суд. Знаете, сколько вам дадут? Дедушка сделает всё, чтобы вы получили по полной.

- Да мы… да я…

- Без обид. Я к этом год готовилась, как узнала, что мы переезжаем, и что рояль поедет отдельно. Это я навела дедушку на мысль, что рояль надо сопровождать, чтобы не украли, и я напросилась с ним ехать. На любые ваши слова и действия у меня заготовлен мини-спектакль, где я – жертва, а вы злобные ублюдки.

- Ты фильмов что ли пересмотрела? Откуда эта дичь вся в твоей голове? – спросил невысокий.

- Тебе какое дело?

- А тебе инструмент не жалко? Пока будем сгружать и тащить, точно поломаем. Такая вещь.

- Да пошел ты! – крикнула Саша и почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
- Ага, значит все-таки есть сердце у юной шантажистки.

- Закрой рот Умник и одевайся. Я не передумаю.

**

На ресепшене никого не было, видимо все спали. Входная дверь оказалась открыта.
Летняя ночь благоухала фиалками. Сладкий аромат меда и леденцов разносил ветер по округе. Мелкие сереневые цветочки устилали все видимое пространство справа и слева от входа в гостиницу. Чьи-то заботливые руки огородили клумбы белыми кирпичами.

Саша остановилась и вдохнула полной грудью. Чуть задержала в себе прекрасный аромат, и нехотя выдохнула.

- Короче я за помощником, видела по дороге магаз недалеко. Умник, ты здесь останься, вдруг дедушка проснется, скажи я за шоколадкой пошла, а ты Тупой, со мной пойдешь, охранять будешь.

- Да хер тебе! – рявкнул длинный.

- Иди давай, – скомандовал невысокий. – Если с ней че случится, мы крайние будем.
Длинный что-то пробурчал себе под нос, но пошел.

Вернулись через пол часа. Саша увлеченно грызла огромную шоколадку, частично сняв обертку, длинный солдат шел рядом с ней, а с другой стороны на заплетающихся ногах выписывал «змейку» неопределенной наружности тип. Непонятного возраста, неопрятно одетый, с выражением лица, которое ни с чем не перепутать – подайте на опохмел.

Все вчетвером подошли к фургону, Саша достала заветные ключи. Черный замок прямоугольной формы отмыкался сбоку. Обычный маленький ключ, внутри щелкнуло и двери открылись.

Рояль цвета слоновой кости занимал все пространство внутри фургона. Обложенный со всех сторон матрасами для амортизации, он царственно молчал.

- Ооооо, – выдохнул тип неопределенной наружности.

Он неожиданно ловко запрыгнул в фургон и пошел вокруг рояля, трепетно прикасаясь к нему трясущимися пальцами.

- Бехштейн, классический крыловидный, какая роскошь, – обернувшись к Саше, поставил ноги вместе, стукнув одной о другую, как заправский гусар. Всем присутствующим послышался звон шпор. - Разрешите представиться – Алексей. Сударыня, что вы намереваетесь делать с этим божественным инструментом?

Саша растерялась. Она совершенно не ожидала от этого пьющего неопрятного типа таких познаний и таких манер. Она думала, что все пройдет быстро и она ничего не почувствует. На мгновение Саше стало неловко за то, что она собирается совершить. Ей вдруг показалось это кощунством, оставить рояль здесь, в этом никчёмном городе. Часы, месяцы, годы, что она провела рядом с ним, репетируя до изнеможения, Саша узнала про рояль совершенно всё, и теперь рна хочет расстаться с ним. Саша первый раз в жизни почувствовала ревность. Кто-то кроме нее касается инструмента, кто-то ценит его больше, чем она сама, его законная владельца.

Усилием воли Саша подавила в себе слезы.

- Кидайте матрасы на землю, чтобы его мягко поставить, – скомандовала Саша неоправданно резко. Она боролась с дрожью в голосе и ей это с трудом удавалось.

Алексей взялся за рояль сзади, один из солдат запрыгнул в фургон, другой страховал внизу, и они тихо переругиваясь, стали двигать его к краю, а потом осторожно спустили на землю, благо до земли было совсем недалеко. Фургон специально наняли низкий, чтобы не повредить инструмент.

Рояль с матрасов переставили на асфальт, матрасы закинули обратно в фургон.

- Давайте, взялись и потащили его через дорогу вон в тот двор, – Саша показала пальцем направление. – Там деревья, кусты, его не будет видно из гостиницы. Ну че замерли? Скорее, пока дед не проснулся.

Саша завязала волосы узлом на макушке. Встала рядом с Алексеем:

- Я помогу.

Все промолчали. Каждый думал о чем-то своем. Солдаты представляли свое будущее, уже не такое светлое и безоблачное как еще сутки назад, Сашу переполняли противоречивые чувства о существовании коих она до этого момента не имела никакого представления. О чем думал Алексей было непонятно, его мечтательный взгляд блуждал по роялю, как будто он встретил любовь всей своей жизни и она пообещала ему вечное блаженство.

С остановками и передышками добрались до кустов, там оказалась притоптанная небольшая площадка с бревном посередине и обгоревшими деревяшками, сложенными в костер.
 
- Тут молодежь по вечерам собирается, странно, что сегодня никого нет, - ответил Алексей на невысказанный вопрос. - Давайте его сюда, здесь поровнее, он хорошо встанет. Не поцарапайте об дерево!

Опустили рояль, отошли.

Алексей остался у рояля, продолжая смотреть на него и оглаживать бока.

- На пюпитре – лира, - шептал он как молитву, – фигурные ножки, по бокам от клавиатуры-  львинные головы. Педальный механизм ступенчатой формы…

Саша смотрела на рояль, и вдруг поняла, что если сейчас же не уйдет, то передумает, и все ее мечты о свободе полетят к черту.

Она резко развернулась и быстрым шагом направилась в гостиницу.

**

Спала тревожно и мало. Саше казалось, что уснула она только под утро, когда вовсю светило солнце и заливались за окном соловьи.

Ее разбудил звук.

Моцарт. Первая соната.

Саша распахнула глаза и, как была в ночной пижаме и босиком, вылетела из номера.
Дедушка что-то кричал ей вслед, но она не расслышала. Сейчас это было совершенно неважно.

Она слетела с лестницы, заметив в дверях Тупого и Умного с одинаковым выражением на лицах – ужаса предстоящей расправы.

Выбежала на улицу, перебежала через дорогу, не чувствуя, как правой ногой наступила на кусочек стекла, и он застрял в стопе чуть ниже большого пальца - Саша неслась к тем кустам, куда ночью они заволокли ее рояль. Ее собственность. Ее преданного друга, которого она так бессовестно бросила на произвол судьбы.

Алексей сидел на бревне, которое подтащил к роялю. Ему было низко и чертовски неудобно нажимать ногами на раму педальной лиры. Играл он великолепно.

Эта соната для игры в четыре руки – пронеслось в голове у Саши и, не раздумывая, она уселась рядом. Алексей безумно глянул на нее ошалелыми глазами, и они продолжили играть, как будто делали так всегда, точно попадая в ритм и ни одной фальшивой нотой не испортив великую музыку.

Играя, отдаваясь музыке вся, Саша взмывала ввысь и летела среди облаков, окруженная и захваченная звуками в плен. Музыка несла ее, тащила и подбрасывала, вызывая трепет и восхитительное чувство полета, когда под ногами нет земли, а ты просто летишь и ветер бьёт и треплет тебя, в это мгновение ты принадлежишь не себе, а ветру и солнцу. Когда ты весь уже растворился и собраться назад нет ни сил, ни желания, ты просто паришь над сияющей бездной и в этот миг совершенно и неповторимо счастлив.

Саша раскрыла глаза и огляделась.

Толпа, окружившая их, состояла из местных жителей, дети и взрослые с телефончиками в руках стали кричать и аплодировать, как только музыка стихла.
Алексей встал, поклонился публике. Саша увидела в толпе деда.

Петр Вениаминович спустился следом за внучкой и не смог поверить своим глазам. Никогда еще он не видел, чтобы она так самозабвенно играла на инструменте. По роду своей деятельности Петр Вениаминович был весьма далек от музыки и всего такого прочего, но то, что он впервые видел свою внучку счастливой во время музицирования, повергло его в шок. И чем дольше Саша играла, тем сильнее росло это удивление. В то же время Петр Вениаминович не мог ни заметить, что фамильная ценность стоит в кустах, и какого черта она тут делает, ему никто не объяснил. У солдат виноватые лица, но их причастность подполковник отмел сразу, не самоубийцы же они.

Он решил дождаться конца выступления и спросить у Саши, что в конце концов тут происходит.

Музыка кончилась, Саша встала с бревна, ойкнула и опустила обратно, закинула на коленку правую ногу, увидела стекло, кровь и в глазах у нее помутилось.

Петр Вениамонович присел перед ней на корточки.

- Прости, деда, это я сделала, – Саша виновато смотрела на Перта Вениаминовича. – Я хотела избавиться от инструмента, он был мне ненавистен.

- Знаю, - ответил подполковник. Левой рукой твердо взялся за голень пораненную ногу, а правой резко дернул стекло.

- Ой!

- До свадьбы заживет.

- Так ты всё знаешь, деда?

- А то как же. Что же я по-твоему, слепой? Ждал, ты повзрослеешь, одумаешься. А ты вон че решила. Ай яй яй.

- Деда, прости.

- А эти небось помогали тебе? – подполковник встал, обернулся.

Солдаты стояли за его спиной, их лица не выражали ничего. Спросил тихим таким мягким голосом, но Саша знала, ничего хорошего за этим добрым голосом не последует. Надо врать, и врать правдоподобно.

- Я просила их помочь, – начала Саша и лица солдат посерели, у длинного затряслись губы, а невысокий сжал зубы так, что послышался хруст. – Но они трусы, деда. Сказали, что ни за что не встрянут в такое. Боятся тебя, – закончила Саша и улыбнулась.

- Кто выгружал инструмент?

- Простите, что перебиваю, господа, – Алексей явился перед Петром Вениаминовичем, как из-под земли вырос. – Разрешите представиться – Алексей Ганин. Бывший музыкант, имею счастье видеть этот прекрасный инструмент и настолько же прекрасную исполнительницу. Теперь и умереть не страшно.

- Давайте без этого, – недовольно пробурчал подполковник. – Без умирания.
Лицо Саши вдруг озарила внезапная мысль, она подошла к подполковнику вплотную и что-то жарко зашептала ему на ухо.

- Нет! Что ты такое несешь!

Но Саша уже вцепилась в его руку мертвой хваткой и не отпускала.

- Да ты в своем уме? – гаркнул подполковник. - Он миллионов семь стоит, если на аукционе продать.

Саша отстранилась и посмотрела на Петра Вениаминовича прямо и решительно.

- Я буду играть. Обещаю. Больше никакого нытья. Дедуля, давай подарим им рояль. У вас же есть музыкальная школа? – обратилась она к Алексею.

- Да, конечно же школа имеется. Но Беккер. О! Это невероятный, царский подарок. Я не верю своим ушам.

Петр Вениаминович смирился с неизбежностью, отказать внучке было не в его силах. Но главное – ее обещание играть и учиться, это дорогого стоило. Наконец-то - подумал он, - сбудется мечта всех поколений Сорокиных, в их семье появился настоящий музыкант.

- По рукам, внучка! Куплю тебе инструмент попроще. Не будешь же ты со мной жить вечно, съедешь, легко заберешь его, без специального крана.

И обернувшись к Алексею:

- Ну что, пойдем внучка, переоденешься, обуешься и бывший музыкант Ганин отведет нас в музыкальную школу, будем оформлять документы.

- Благодетель. Меценат… – Алексей схватил руку Петра Вениаминовича и попытался ее поцеловать. Подполковник явно не ожидал такого поворота событий и на секунду замешкался, но успел вырвать руку, пока губы музыканта Ганина не коснулись его.

- Вы спятили? – рявкнул Петр Вениаминович возмущенно.

- Простите, – смутился музыкант, – я от избытка чувств.

Саша захихикала, разрядив атмосферу.

- А вы, - подполковник обернулся к солдатам. – Охранять инструмент! Чтобы муха не пролетела.

Подполковник с внучкой удалились в гостиницу, Саша прихрамывала, опираясь на деда. У солдат отлегло от сердца, и они в полголоса, чтобы не дай боже, не услыхал подполковник, обсуждали происшествие.

А рояль стоял в кустах и ему было абсолютно все равно, где стоять. За свою долгую жизнь рояль знал множество рук. Поколения сменялись, а он оставался прежним – звучал, принося в мир радость и торжество гармонии. И теперь множество детских ручек будут касаться его. Вначале робко и неумело, но потом умеренно и мастерски, овладевая инструментом, чтобы музыка смогла проникнуть в души людей и сделала мир чуточку лучше.