Я в зеркале уже не отражаюсь

В моем возрасте не удивляет уход ровесников. Собственно - за пределами средней продолжительности жизни чувствую себя уже лишим. О таких раньше говорили - чужой век заедает. Вот и сегодня не удивился, а погрустил по поводу вести о смерти армейского сослуживца Аарона Бендельмана. Был он в части заведующим клубом, художником и киномехаником. Талантлив был, как молодой Вертер. Даже не знаю, что во мне, пустоцвете, привлекало этого классического еврея. Но он даже со сцены читал мои стихи, И еще он отправлял их в окружную газету "Защитник Родины". Потому что я делать этого не мог, ибо не верил, что напечатают.
Стихи печатали. Например, такие.

" АЛЁНУШКА

Ты сошла с картины Васнецова,
Милая и грустная девчонка,
Я хочу тебя увидеть снова,
Ты приди, приди ко мне,Аленка.

Только осторожно и несмело
Отойди от краешка болота,
Ты зачем у омута присела -
Расскажи мне о своих заботах

Может быть, в глазах прозрачно-синих,
Я увижу радость, может - скуку.
Ты сама великая Россия,
Протяни мне маленькую руку.

Гонорар мы честно делили. Тогда еще в газетах платли за стихи. А пять рублей за восемь строк - это было больше, чем ьРодина платила солдату в месяц. Тогда это было 3 рубля 80 копеек. А я три - четыре публикации в месяц делал. По армейским меркам был богач.
Так вот.
По вододу одного стиха был скандал. Называлось оно

МОЛИТВА,
Свечи, свечи, горящие свечи,
Тонкий ладан , и свет от венца,
Обнимал твои хрупки плечи
Вещий голос святого отца,,

Ты отвешивала поклоны,
Как другие, молилась кресту,
Целовала святые иконы,
Целовала колени Христу,

И просила спасения у Девы,
У икон, и у праведных всех,
Видно, есть в тебе искус от Евы,
Неотмоленный яблочный грех

Но распятый, от врат преисподней,
Обратился к молящейся Спас:
-Ты же видишь страдания Гсподни.
До тебя ли, дитя, мне сейчас?

Нам с Бендельманом казалось, что это атеистические вирши,
В редакции газеты так не казалось. К нам приехал заведующий отделом писем газеты майор Пушкарёв. Вопросы у него были ко мне, а не к Бендельману. Потому что Бендельман фамилией своей в этом деле никак не засветился,
А дело оказалось почти политическим. Подрывным. Пропыткой протянуть в советскую прессу апологетику Христа. Мне всерьез, на бумаге, пришлось объяснять, откуда я знаком с христианской догматикой, с церковной иерархией, и вообще - не верующий ли я сам?
Говорил, что я ничего не понимаю ни в апологетике, ни в догматике, а просто написал, как на душу легло Стих такой на меня накатился. Не говорить же было, что я этой антисоветчины нахватался у Аарона Бендельмана! Тогда было бы еще хуже.
Особенно для Аарона,
В общем, майр Пушкарев уехал с моими покаянными письмами, и велел ждать итогов проверки. А меня вызвал замполит части, фронтовик, майор Антонов, и по-отечески , доверительно сказал:
- Если ты, сволочь, еще хоть полслова поганого напишешь об
нашей , орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого , овеянной славой , прошедшей доблестный боевой путь, гвардейской дивизии, я тебя лично застрелю из наградного пистолета. И твоего другана Бендельмана. Причем - одной пулей, И ничего мне за это не будет.
...Итоги проверки оказались неожиданными. Редакция газеты от своего имени написала мне направление на учебу в политучилище. Тогда я, видимо, еще подавал надежды. И майор Антонов, отправляя меня на экзамены, крепко пожал руку и сказал с восхищением:
- Твою дивизию..!
Вот тогда я и разминулся с Бендельманом. Оказалось - навсегда.. Окольно доходили слухи, что служит он художником-оформителем в Одесском драматическом театре.
Вот такие воспоминания всколыхнула во мне печальная весть. Как видим, Аарон Нисимович честно уложился возрастом в рамки среденей продолжительности жизни. Как , впрочем, почти все сослуживцы, кто могли бы потвердить мой рассказ.