Роман Переплёт т. 2, ч. 2, гл. 11

- … Причём обратите внимание, - продолжал разглагольствовать Эдик, окончательно освоившись с ролью столичного оракула. Теперь он уже не сидел, а важно прогуливался на свободном пятачке в центре зала, невольно копируя древнегреческих философов-перипатетиков, - что, начиная со школы и чуть ли даже ни с первого класса нам всё время вдалбливали, что будто бы русская классика представляет собой некую особенную и, я бы даже сказал, уникальную величину. Однако, хотелось бы сказать…
 - А разве это не так? – не удержался Сергей, вновь заставив слушателей посмотреть на него с неодобрением.
Впрочем, как он раньше ещё заметил, из них отнюдь не все были в восторге  от болтовни этого краснобая. А на двух лицах промелькнули даже усмешки. Так ему, по крайней мере, показалось. 
Так или иначе, но при полной тишине его голос прозвучал почти, как выстрел. И тут же повисла гробовая тишина. Даже магнитофон больше не подавал признаков жизни. Видимо, просто закончилась касета. 
- Я не понял, ты меня о чём-то спросил? – спросил Эдик, даже не пряча надменную усмешку.
Сергея слегка покоробил этот его фамильярный тон. Как и неожиданный переход на «ты». 
- Да, спросил, - с холодной усмешкой отозвался он. – Мне просто стало интересно…
- Да, да, и что же именно?
- … уж не хочешь ли ты сказать, - продолжал Сергей (он тоже решил не церемониться), смерив его насмешливым взглядом, - что всех этих твоих хвалёных бродских, маркесов и хемингуэев… хотя лично я ничего против них и не имею… что их можно поставить в один ряд с такими великанами, как Толстой, Гоголь, Достоевский? Вообще-то не знаю, как кому, но мне лично это показалось уж слишком.
- А почему бы и нет? – встрепенулся тот. Губы его скривились.
- Да потому, - с мрачной усмешкой отвечал Сергей, - что все они вместе взятые не стоят и мизинца одного только Достоевского. Да и остальных русских классиков тоже. По-моему, - ровным голосом продолжал он, откинувшись на спинку стула и с исследовательским почти любопытством разглядывая своего оппонента. - По-моему, это вообще величины несопоставимые. Ну, я ещё понимаю, если бы ты завёл речь ну, скажем, о Диккенсе или, к примеру, о Бальзаке… ну, или хоть о том же Гёте или о Шекспире, наконец. Но Хемингуэй…
- Хемингуэй – гений! – блеснув глазами, отчеканил Эдик. – И что бы ты там ни говорил… - Он снова приосанился и попытался выпятить грудь (впрочем, довольно узкую и слабую). - Что бы ты ни говорил, но не только я, но и знатоки всего мира считают его…
- Что? Гением? – усмехнулся Сергей. – Знатоки всего мира, говоришь? Любопытно. А впрочем, чему удивляться. Я знаю, что есть такие читатели и даже литературоведы, которые и «Архипелаг ГУЛАГ», и «Доктора Живаго» относят чуть ли не к гениальным творениям. Так что…  Нет, я, конечно, понимаю, что критиковать работы покойников, да ещё и в столь резкой форме, это нехорошо, неприлично. Однако, справедливости ради…
- Что? – взвился Эдик. Бледное его лицо вытянулось. - О каких это «покойниках» ты говоришь? Это Хемингуэй-то покойник! Ну, ничего себе! Нет, вы слыхали! – Он обвёл взглядом присутствующих. – Вы слыхали! Это до чего мы договорились! Мы уже Хемингуэя записали в покойники. - И он раскатился каким-то сухим кашляющим хохотком. А потом и впрямь вдруг закашлялся. 
 Все запереглядывались, а Сергей дожидался, когда тот, наконец, откашляется. При этом он даже успел пригубить шампанского. Из фужера, который минутами раньше ему принесла Елена.
- Вообще-то, - заметил он, ставя фужер на тумбочку, - его никто никуда не записывал. Тем более, что умер он сам и без постороннего участия.
Елена тем временем присела чуть в сторонке и с любопытством наблюдала за развернувшимся спором.
- Хемингуэй! Покойник! – Эдик торжествующе возвёл руки. - М-да, ну дела!  Кстати, надо будет рассказать всем нашим. Вот будет потеха.
- Извиняюсь, но это факт, - холодно подтвердил Сергей. – Он действительно умер, причём уже давно. А ты разве этого не знал? Ах да, понимаю, видимо, до Москвы это ещё не донеслось.
Послышались смешки, и даже прорвалась парочка довольно громких хохотков.
- Нет, ты что? Ты это серьёзно? – всё ещё сомневаясь, Эдик уставился на Сергея. Он явно пребывал в замешательстве.         
 - Да, уж куда серьёзней, - отвечал Тверской. - Такими вещами, знаешь ли, не шутят. Он застрелился из ружья.
- Всё верно, - со своего места подтвердила Елена. К ней присоединилось ещё несколько голосов. – Странно, Эдичка, что ты этого не знал.
- Да, но… - Тот окончательно был сбит с толку. Лицо его покрылось пятнами. И всё же сдаваться он не собирался. – А, впрочем, не всё ли равно, - буркнул он, приняв скучающий вид. - Видимо, я что-то перепутал. Впрочем, что тут удивляться. И вообще, вы себе даже не представляете, какая там жизнь. Я про столицу. Там всё происходит настолько быстро, стремительно, что просто рехнуться можно! Это у вас тут тишь, да божья благодать, а там… Однако я говорил о другом. И потом, в конце концов, неважно, жив Хемингуэй или помер. Ведь речь идёт не о нём, а о его произведениях. А его произведения - это, как вы сами понимаете…
- Да, - перебил Сергей, - у него есть отличные работы. «Старик и море», например. Ну, или, скажем, «Фиеста», а также «Праздник, который всегда с тобой» да и ещё парочка-другая… Чего не скажешь о его более крупных вещах, таких, как: «Пятая колонна», «По ком звонит колокол» и «Прощай, оружие». Как мне кажется, эти его романы ему явно не удались. Ну, во-первых, они скучны и уж слишком затянуты. К тому же они грешат повторениями, а многие его диалоги совершенно пусты и не несут ни содержательной, ни психологической нагрузки. Поэтому их можно было вымарать без малейшего даже ущерба для произведения. Тем более, что они к тому же у него тоже затянуты. Нет, конечно же, - улыбнулся Сергей, обведя взглядом притихших слушателей, - Хемингуэй был отличным писателем, да и личностью весьма незаурядной. Говорят, в душе он был почти коммунистом и к тому же всегда с симпатией относился к нашей стране. А Льва Толстого он и вовсе считал своим учителем. Однако сравнивать их друг с другом, я считаю, было бы совершенно неуместно. Я уж не говорю о каком-то Бродском…
До сих пор Эдик помалкивал, имея вид весьма, надо сказать, пристыженный. Но при упоминании фамилии Бродского, вдруг встрепенулся. Глаза его торжествующе сверкнули.
- Что! – так и взвился он. -  Ты сказал: «Какого-то»! Это о Бродском!
- Ну да, о Бродском, - невозмутимо отвечал Сергей. – Читал я его стишочки. Они ходили у нас в самиздате по институту.
- Стишочки! – От возмущения Эдик даже спал с лица. Губы его тряслись. - Да, это же… это…
- Бред сивой кобылы, вот, что это такое. Нет, и у него проскальзывают более или менее удачные строчки, но в целом… И вообще, мне показалось, - как ни в чём не бывало продолжал Сергей. Он словно бы не замечая состояния своего оппонента. – Мне показалось, что он вообще не ладит с русским, я уж не говорю о грамматике. Такое чувство, что он иногда использует слова, не вполне сознавая их значения…
- Нет, это невозможно слушать! – взывал к присутствующим Эдик, чуть ли не заламывая руки. – Вы только послушайте, что он говорит. Ведь Бродский!.. Это же!.. Да о нём в Москве!..
- А мне плевать, - перебил Сергей, - мне плевать, что там говорят в этой твоей Москве. Там кого только нет. Одно слово, шатия… А по мне так этот твой Бродский полная бездарь и к тому же жалкий позёр и проходимец. Муха, которую раздули до размеров слона. И правильно сделали, что его выперли, наконец, из страны… Там, по крайней мере, он окончательно показал свою гнилую суть…
Сергея несло, и он это чувствовал, но уже ничего с собой поделать не мог. Да ещё этот хлыщ, который маячил перед глазами, действуя на него почти, как красная тряпка. Также его стимулировало молчаливое любопытство присутствующих. Их явная заинтересованность. Правда, помимо тех, в чьих глазах читалось одобрение, находились и такие, которые слушали его с расширенными от ужаса глазами. Были тут и с каменными лицами. Но всего один или двое. Эдик трепетал, изображая из себя мученика. Однако мало-помалу он стал приходить в себя. И, когда Сергей сделал паузу, коварно ухмыльнулся:
- Ну, а Пастернак?
- Что, Пастернак? – глянул на него Сергей.
- Он тоже, по-вашему, бездарь и проходимец?
- Я этого не говорил. Хотя я бы не назвал его своим кумиром. Поскольку я люблю, когда поэты выражают свои мысли ясно и без всяких выкрутас. А у Пастернака всё-таки встречается немало тумана и всяких невнятностей. Впрочем, его поэзия это уже дело вкуса. Кому-то его поэзия нравится. Ну, и слава богу. Я, по крайней мере, её оценивать не берусь.
- Спасибо и на этом, - ехидно хохотнул Эдик.
- Пожалуйста, - без улыбки отвечал Сергей. – А вот в прозу, - продолжил он вдруг он, - я думаю, ему соваться бы не следовало.
- А вы что, вы читали его «Доктора Живаго»? – вдруг откуда-то пискнул забытый всеми юркий еврей.
Вопрос был явно провокационный. Многим было известно, что за одно только чтение этого романа можно было получить срок. И срок немалый. Но Сергея это не остановило.
- Не то, чтобы читал, - задумчиво отвечал он. – Да и как это можно было читать. Это же не литература, а бог знает что. Я лишь осилил страниц пятьдесят и бросил. Дилетантская галиматья и больше ничего.
- Ну, а как же тогда Нобелевская премия? – хитро прищурился Эдик. Он снова осмелел и приосанился.
- А это ты не у меня, - усмехнулся Сергей, - это ты у нобелевского комитета спрашивай. За что и из каких соображений они эти свои премии присуждают. Лично я бы за такую писанину не то, что премию, я бы гроша за неё ломанного не дал.         
После этого он взял фужер, допил остававшееся в нём шампанское и, вернув его на место, обвёл присутствующих скучающим взглядом. На Эдика он даже не посмотрел, тогда, как на лицах остальных он прочитал настороженное любопытство. Все словно чего-то ждали.   
- А знаешь, Серёжа, - вдруг подала голос Елена, до сих пор слушавшая его с каким-то напряжённым вниманием, - по-моему, ты не совсем прав…
Как вдруг от звука её голоса, все словно разом выдохнули и зашевелились. И даже раздалось несколько реплик, впрочем, едва различимых и невнятных. Тут же раздухарился было и юркий еврейчик. Он, словно только и ждал удобного момента, чтобы высунуться и выказать себя. А заодно, чтобы продемонстрировать своё преклонения перед столичным гостем.
- А откуда у вас «Доктор Живаго»? – влез он с вопросом, не дав Елене договорить.
Прежде, чем ответить, Сергей отыскал его глазами. Тот прятался за спиной толстого журналиста.
- Интересуетесь? – усмехнулся Сергей. - А это вы как, по заданию или от себя?
Взрыв хохота словно пришлёпнул беднягу на месте. Он втянул голову в плечи, а потом, трусливо озираясь, шмыгнул на балкон.
- И всё-таки ты не прав, - продолжила Елена, когда все более или менее угомонились.
- И в чём же это я не прав? – нахмурился Сергей.
- Ну, хотя бы уже в том, что слишком уж категорично обо всех судишь. Ну, про Бродского я не знаю, я его стихов не читала. Но Хемингуэй, Пастернак… И, опять же, я думаю, что нобелевские премии кому попало не дают. А они, между прочим, оба лауреаты. 
- Послушай, - поморщился Сергей, - я не собираюсь с тобой спорить. В конце концов, думай, как тебе больше нравится. А я сказал то, что сказал…         
Ему действительно наскучил весь этот разговор. Да и сама обстановка заставляла его себя здесь чувствовать лишним. Вдобавок он вдруг вспомнил о Раисе. А ведь она могла звонить, пока он здесь прохлаждается и впустую убивает время.
- Короче, ты извини, но я должен идти…
И, не сказав больше ни слова, он встал и направился в прихожую. За ним туда же устремилась Елена. Она догнала его у самой двери.
- Ну, ты что, обиделся? – спросила она.
- Я? – улыбнулся Сергей. - Да нет, нисколько. Да, и на что мне обижаться? 
- Ну, а тогда почему же уходишь?
- Да просто вспомнил, - уклончиво отвечал Сергей, - я тут обещал кое-кому кое-что сделать…
- Так ты, правда, не обижаешься.
- Но я же сказал. 
- Ну, а тогда давай, я тебя хотя бы провожу.
- Да брось, зачем это. И потом не забывай, у тебя же гости…
- Да, куда они денутся. К тому же это ненадолго.
В прихожую сунулась было Оксана. Но, увидев Сергея в обществе Елены, тут же исчезла.
- Ну, так что, идём? – Елена смущённо улыбнулась.
Сергей вздохнул и почесал затылок.
- Ладно, пошли, - сказал он. - Но только до остановки, а там я уж сам.
- Хорошо, хорошо…
Они спустились по лестнице и вышли во двор. На них тут сразу пахнуло прогретым воздухом. Солнце ещё стояло высоко, хотя большая часть двора уже была погружена в тень. Здесь бегала детвора, две мамаш катали детские коляски, а в теньке, возле сараюшек, разместились две старушки и дедок в соломенной шляпе.   
По асфальтовой дорожке Сергей и Елена прошли вдоль дома и, выйдя со двора,  оказались прямо на главной улице.
- А всё-таки странно, что ты так разгорячился, - задумчиво проговорила Елена. – Честно скажу, ты меня этим удивил. Вот уж не думала, что тебя могут уж настолько волновать подобные темы.
- Темы? – непонимающе глянул на неё Сергей. – Ах, ты про это. Да я не то, чтобы… Просто этот шут гороховый… терпеть таких не могу.
- Это ты про Эдика?
- А про кого же ещё. И вообще, не перевариваю всю эту обезьянью породу. Всего какой-нибудь месяц повертелся среди столичных снобов, и уже возомнил себя почти небожителем. И всё-то он обо всём знает и обо всём-то может судить.
- Ну вот, ты опять заводишься, - с грустью заметила Елена – Успокойся, оно того не стоит.
- Да, пожалуй, ты права, - согласился он. - Я только одного не пойму, что такой тип делает у тебя делает?
- Да ничего он у меня не делает. В сущности он такой же, как и все остальные. Просто решили собраться, провести вместе время.  А с ним, как я уже тебе и говорила, мы вообще встретились случайно. К тому же он пообещал рассказать много интересного про Москву, москвичей, ну и про то, чем там дышит местная молодёжь.
 - Сказал бы я тебе, чем она там дышат, - криво усмехнулся Сергей. – А впрочем, ты меня извини. Честно говоря, я и сам не думал, что всё так получится. Вот ведь и дёрнул же меня чёрт за язык. А ещё этот клоун…   
- Тебе вовсе не за что извиняться, - тронув его за локоть, улыбнулась Елена. – Как раз наоборот. Да, да, мне даже понравилось. По крайней мере, нашёлся хоть кто-то, кто расшевелил всю эту нашу компашку. А то ведь до этого все только маялись, да тихонько сплетничали между собой. Нет, правда, мне было очень даже интересно. Ну, а насчёт Эдика… Знаешь, а всё-таки лихо ты его поставил на место. Бедняга, он даже слинял с лица. Ну, да ничего, думаю, ему это пойдёт полезно. А то, куда с добром, возомнил себя столичной звездой. Хотя, с чего, казалось бы…
- Кстати, а ты читала его стихи? – вдруг вспомнил Сергей.
- Стихи? - задумалась Елена. – Постой… Ах да, вспомнила. Да кто-то давал мне их почитать. Собственно, я только пробежала и…  А ты?
- Прочитал несколько…
- Ну, и как?
- Да, никак, - усмехнулся Сергей. - По-моему, чушь несусветная. Хотя и с претензией на пафос смерти.
- Смерти? – удивилась Елена.
- Да, кажется. Если я его правильно понял. О, смотри, кажется, мой автобус. – Они и не заметили, как дошли до остановки. – Ну, что, я пошёл? А вообще спасибо тебе, - уже на ходу крикнул он, - я хоть немного у тебя развеялся.   
                - А знаешь, - крикнула ему вдогонку Елена, - я тебе не сказала, но ты…
- Что? – приостановился Сергей. Дверцы автобуса открылись.
- Просто я хотела сказать, что за последнее время ты сильно изменился.
- Ах, это, ну, не знаю… Ладно, пока, - И он заскочил в автобус…


Продолжение: http://proza.ru/2025/10/08/124