Страсти по Шопенгауэру и Нар Досу -сценарий-II-1

Страсти по Шопенгауэру и Нар Досу -сценарий-II-1(Встреча Шахяна с Базеняном. Откровение Базеняна.)


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
2/1. ИНТ. ДОМ ШАХЯНА. ГОСТИНАЯ.
АВТОР, ШАХЯН, ТАМАР ШАХЯН, КАРАПЕТ ШАХЯН, ГОЛОС ШАХЯНА, УПРАВЛЯЮЩИЙ ИМЕНИЯМИ ШАХЯНА-РОДСТВЕННИК СТЕПАН, БАЗЕНЯН, ПРИСЛУГА

АВТОР
В ту ночь, когда Шахян вернулся домой с вокзала, проводив Минасяна и Ашхен, он обнаружил своего отца мертвым от инсульта.
Уже полчаса назад замерзшее тело аги Карапета подняли и положили на кровать. Он в халате, красная турецкая феска лежит на полу, левая рука сжата в кулак и свисает с кровати, лицо застыло в судорожных сокращениях. Голова его не на подушке, а ниже, а грудь и живот возвышаются, как гора, над поверхностью лица и ног. Шахян увидев эту картину в ужасе останавливается. Затем, высвободившись из объятий убитой горем, рыдающей матери, удаляется в свою спальню.

2/2. ИНТ. ДОМ ШАХЯНА. КОМНАТА ШАХЯНА
АВТОР, ШАХЯН, ТАМАР ШАХЯН, КАРАПЕТ ШАХЯН, ГОЛОС ШАХЯНА, УПРАВЛЯЮЩИЙ ИМЕНИЯМИ ШАХЯНА-РОДСТВЕННИК СТЕПАН, БАЗЕНЯН, ПРИСЛУГА

ШАХЯН (сам с собой, шагая по комнате, так и не заснув)
Вот она смерть. Рука, эта рука, сжатая в кулак, свисающая с кровати. Должно быть она так тяжела, что если бы кто-то попытался ее поднять, то не смог бы. Так, вместо движущегося, думающего, чувствующего существа человек становится безжизненным, замерзшим телом, ничем не отличающимся от куска дерева. Человек живет шестьдесят лет, переживает, страдает, иногда радуется, иногда горюет, постоянно строит планы, преследует цели, и вдруг после всего этого не остается ничего, остается только безжизненное тело, состоящее из плоти и костей, ничем не отличающееся от куска дерева, которое, даже если его распилить на куски и тащить в пламя огня, не издаст ни единого звука, ни единого стона. Между тем, какой страшный крик поднял бы этот человек при жизни, если бы вы отрубили ему один из десяти пальцев...
Вот что такое смерть — никаких чувств, а значит, никаких страданий, никаких жалоб. совершенный мир и спокойствие….

АВТОР
Похороны отца прошли так, что Шахян не проронил ни слезинки. Его трогало только тяжелое горе матери, и он запирался в своей комнате, чтобы не видеть даже этого горя. Теперь он полностью отрезал себя от внешнего мира, уединившись в своей комнате.
Дни проходили за днями, недели за неделями. Медленно, однообразно и тоскливо для Шахяна. Он представлял себе свою жизнь, не имевшую реального смысла, будто застрял неподвижно в липком болоте, и чем дольше, тем глубже он погружался, пока совсем не исчез, а поверхность болота становилась ровной, не оставляя никаких следов того, что где-то в его глубине погребен человек. Сознание своей никчемности и бессмысленности уже не преследовало его с прежней силой. Это сознание постепенно притупилось и перешло в своего рода апатию, в которой жизнь словесного существа деградировала до уровня жизни бездумного животного, в которой человек стал всего лишь животным телом, без мыслей, без эмоций, без целей….
Управление имениями, унаследованными от отца, было передано дальнему родственнику по имени Степан, который искусно обманывал его и присваивал часть доходов. Шахян молчал об этом, его это нисколько не смутило. Он был совершенно доволен тем, что никто и ничто не нарушало его покоя. 
А отдых его заключался либо в том, что он ходил из одного конца душной комнаты в другой, либо в том, чтобы читать труды желчных пессимистических философов.
Между тем, именно в это время внезапно возникшие в Турецкой Армении движения взбудоражили общественность, и все больше занимали ее умы. Зачастую небольшая новость, опубликованная в газете, передавалась из рук в руки, информация передавалась из уст в уста, судили, спорили, одна новость надувалась до десяти, десять - до сотни. Будто, нечто спящее, огромное вдруг двинулось и своим мощным течением куда-то уносило всех... Мертвые надежды погибших армян ожили, хотя будущее было покрыто непроницаемой мрачной пеленой…
Однажды, около полудня, когда Шахян, по своему обыкновению, измерял длину комнаты, ощущая приятный хруст от шлепка его разношенных мягких тапок на ногах, вошел слуга и объявил, что его желает видеть какой-то парон.

ШАХЯН (растерянный, после паузы)
Пригласи парона в гостиную.
Удивленный, сбрасывает тапки, обувается, спешно снимает халат, одевается, немного прибирается и выходит встречать гостя.

2/3. ИНТ. ДОМ ШАХЯНА. ГОСТИНАЯ
АВТОР, ШАХЯН, ТАМАР ШАХЯН, БАЗЕНЯН, ГОЛОС БАЗЕНЯНА, ПРИСЛУГА

В гостиной его встречает Базенян, одетый по последней моде, чист, красив и надушен душистыми духами.

БАЗЕНЯН (с, притворной вежливостью, пожимая руку Шахяна обеими руками)
Это я, мой дорогой старый друг.  Я остался верен своему обещанию и, после долгого отсутствия, вернувшись в этот благословенный город, мне вновь посчастливилось удостоиться твоего нежного взгляда. И помни, дорогой мой Левон, что из моих старых друзей ты первый, кого я навещаю, несмотря на то, что уже больше месяца прошло с тех пор, как я вернулся из поездки по нескольким провинциальным городам в этих краях.

ШАХЯН
Мне кажется, я видел тебя на вокзале.

БАЗЕНЯН
На станции Михайлово.

ШАХЯН
Нет, в тот день, когда ты приехал в Тифлис.

БАЗЕНЯН
Я не могу сказать, видел ты меня или нет, потому что я тебя не видел. Э, о чем еще могу тебя спросить? С твоими родителями все в порядке, они живы?

ШАХЯН
Мой отец умер.

БАЗЕНЯН (с расширенными глазами, подобно тому, когда узнаёшь о чём то неожиданном)
Он умер... когда? Что ты говоришь? Присядь, расскажи.

АВТОР
Проявив тончайший поддельный интерес сочувствия, Базенян ведёт себя так, будто не он гость, а Шахян не хозяин. Он берёт Шахяна за руку и заставив его сесть, сам садится рядом с ним. Шахян кратко рассказал ему о смерти отца.

БАЗЕНЯН (серьезно выслушав, крепко сжимая руку)
Мне очень, очень жаль. Жаль, я не сумел исполнить свой дружеский долг и присутствовать на похоронах. Пожалуйста, прости меня. Я тогда только приехал и был так занят, что у меня даже не было времени купить газету.
(со вздохом)
По крайней мере, тебе повезло, Левон. По крайней мере, у тебя есть дом, у тебя есть жилье, наконец, у тебя есть мать. А я... Я уже с детства был обречен на сиротство и бездомность, и неудивительно, что я был так избалован. После этого я стал еще более избалованным. Я дважды сидел в тюрьме за кражу. Однажды я убил человека и избежал правосудия, и это спасло меня от окончательного падения. К тому же у меня были такие периоды, которые меня полностью переменили, да, всецело, так, что иной раз, когда я сравниваю свое прошлое с настоящим, не перестаю удивляться тому, как я мог так измениться. Есть люди, которые впадают из одной крайности характера в другую. Возможно, я один из них. Ты знаешь, какой я была раньше, но теперь... О, я начал рассказывать о себе.
(громко, раздражённо)
Мне это не нравится.

Базенян, встаёт и закуривает.

Лучше расскажи мне о себе. Чем ты занят, что делаешь?

ШАХЯН (сбитый с толку)
Говорить обо мне вообще неинтересно.
Я ничего не делаю, вот так просто прохлаждаюсь бесполезно дома. Расскажи мне лучше о себе. Где ты был все это время, чем занимался, что за перемены с тобой произошли?

БАЗЕНЯН
Ну, чтобы об этом говорить, мне пришлось бы сидеть с тобой несколько дней. Это не то, что можно передать наспех. Но теперь.
(осторожно посмотрев на дверь соседней комнаты, понизив голос)
Надеюсь нас тут никто не подслушивает?
ШАХЯН (с удивлением, посмотрев на его загадочное лицо)
Нет. Что ты?

Базенян, продолжает смотреть в сторону двери соседней комнаты, садится рядом с Шахяном и еще больше понизив голос.

БАЗЕНЯН
Я должен сказать тебе кое-что, как моему старому и близкому другу, и надеюсь, что это останется между нами.

АВТОР
И Базенян таинственным образом и с темными намеками начал рассказывать о каком-то армянском комитете, организованном за границей, целью которого было произвести революцию в армянских провинциях Турции. Он заявил, что является одним из активных членов этого комитета и прибыл на Кавказ специально для создания местных отделений, сбора денег и отправки оружия. Он сказал, что работа уже начата, привел доказательства последних вылазок, объяснил их значение для будущего, даже вник в тонкости государственной дипломатии и, в конце концов, представил изумленному Шахяну прекрасную картину свободной и независимой родины. У Базеняна был искусный язык. Он говорил живо и эффектно, умел придать своим рассказам таинственный оттенок.
При этом его движения, произношение, все способы вызвать интерес и увлечь слушателя достигли художественного совершенства. Поначалу Шахян начал его бояться. Рассказы Базеняна казались ему чрезвычайно смелыми, и бывший друг его вырастал в его глазах с каждым словом. Но затем он окончательно поддался и в конце концов стал слушать его с большим удовольствием, даже с жадностью. Его самолюбию было чрезвычайно приятно, что молодой человек, преданный такому великому делу, доверял ему и говорил о своих секретах наедине с ним у него дома. Он попросил Базеняна остаться с ним на ужин. Базенян поначалу отказался, но в конце концов, уступив уговорам Шахяна, остался.
 
Во-время ужина голова друга-революционера сильно разгорячилась, а язык стал более открытым. В тот день сам Шахян выпил гораздо больше обычного, прекрасного кахетинского вина. Никогда еще он не чувствовал себя в таком хорошем настроении, как в тот день. Ему показалось, что этот день, во время ужина, когда вино уже ударило ему в голову, был подобен для него днем возрождения. Он почувствовал особую энергию, особое тепло в своих жилах, которые были ему совершенно незнакомы прежде, и он начал говорить. Дошло до того, что, когда Базенян снова поднял свой бокал, произнося тост за «святое дело», Шахян вскочил со своего места с бокалом в руке и поцеловал маленькие, жесткие усы своего друга…

ШАХЯН (воодушевленно)
Я жертвую на это дело пятьсот рублей.

АВТОР
Тут Шахян почувствовал себя настолько хорошо, что начал со всей искренностью признаваться в своей ничтожности — чего он никогда раньше не делал ни перед кем. Не осталось ни грязи, ни сажи, которые он не слил бы на самого себя.

БАЗЕНЯН (возбуждённый, по-русски)
Скажи мне, пожалуйста, кто я?

ШАХЯН
О, я спрашиваю тебя, что есть я, или что такое такие люди, как я, если только есть другие, кроме меня? Я не представляю, что может быть еще кто, подобный мне, потому как ты не знаешь, увы, кто я. Я... как бы это сказать... я минус для общества, ноль, который содержит в себе пустоту больше, чем пустота Торричеллиева. Хотя мой милосердный отец, чего греха таить, боялся меня, потому что я выливал на него всю свою желчь, а он иногда указывал мне прямо или косвенно на мою бесполезность. Это приводило меня в ярость. Почему? Потому что он говорил правду, а мне было выгодно то, что я был его единственным ребенком, и он любил меня. Раз, два я разговаривал с двумя удивительными молодыми леди о жизни и смысле человеческого существования. Как они меня растоптали за мои пессимистические взгляды, я не могу передать. Они просто дали мне понять, что я притворяюсь пессимистом только для того, чтобы прикрыть свое ничтожество. Когда я ушел от них, мне показалось, что я вышел на улицу, словно на знакомой анатомической картине, с меня содрали кожу. Даже сейчас, когда я думаю об этом, мне хочется провалиться под землю от стыда. Теперь давай сравним меня и тебя. Что такое ты и что такое я?

Базенян с изучающим взглядом слушает Шахяна.

ШАХЯН
Ты огонь, я лед, ты потоп, я болото, а ты, забыв свой покой и личные удовольствия, двенадцать месяцев в году скитаешься из страны в страну, из края в край, ради бессмертного дела, и темная тюрьма, мучительные цепи перед твоими глазами каждую минуту, что делаю я, увы, прохлаждаюсь в этих четырех стенах? Разлучен, я сплю, когда хочу, я сплю, когда устаю бодрствовать, в полной безопасности от того, что нищий на улице даже не донимает меня своими жалкими мольбами. Что это за жизнь? Даже последний муравей не живет так я. Поверь мне, Базенян, если бы не моя мать, я бы давно покончил с собой, потому что ты не знаешь, боже мой, какую ужасную, какую невыносимую жизнь я веду. У меня есть совесть, может быть, больше, чем должно быть у таких жалких созданий, как я, но у меня нет ни воли, ни характера, короче говоря, я тряпка, стыдно сказать, тряпка, недостойная даже вытереть грязь...

БАЗЕНЯН
Что ты, Левон джан. Напрасно ты так клевещешь на себя. Такие молодые люди, как ты, с такими благородными душами и стремлениями, напротив, очень полезны для нации, и таких молодых людей не так уж и много. Сегодня в Тифлисе среди более или менее состоятельного общества ты единственный, кто сделал крупное пожертвование на «святое дело», за что славные сыны родины должны быть тебе благодарны. Да, у меня денег нет — я помогаю делом, у тебя есть деньги — и ты хочешь быть полезным деньгами, разве это не одно и то же, помощь есть помощь, деньгами или делом, одно больше другого и одно дополняет другое….

АВТОР
Здесь Базенян пустился в длинную и тонкую философию, объясняя взаимную силу и значимость денег и труда. Несмотря на то, что вино уже имело довольно ощутимое влияние на обоих, разговор вовсе не принял непринужденного характера. Напротив, они все глубже и глубже погружались в философию, особенно Шахян, для кого до болезненного доходили абстрактные рассуждения. Особенный, задушевный характер беседа приняла после ужина, когда они, сидя друг напротив друга в мягких креслах, спускали к потолку кольца дыма дорогих сигар. Шахян со всей искренностью рассказывал все, что было у него на сердце, и он был уверен, что все, что говорил Базенян, также было от всего сердца. У него не осталось и тени сомнения в том, что, когда он снова спросил, как случилось, что тот так изменился и посвятил себя «святому делу», Базенян со вздохом ответил, что причиной тому была главным образом эльзасская девушка, прекрасная, не имеющая себе равных девушка, почти помешанная на «мести»…

БАЗЕНЯН
Она могла бы стать второй Жанной д’Арк, если бы не была больна. Я познакомился с ней в Цюрихе. Она сказала, что сбежала из Страсбурга только для того, чтобы больше не видеть лица «вонючих пивных бочек». Так она называла немцев, которые были поистине вонючей нацией и ужасными тиранами. Она была дочкой обычных родителей, но довольно развитой. Её брат служил в немецкой армии, и, как водится, он был убежденным германофилом. Вот почему она ненавидела своего брата больше, чем его Железного Канцлера. Она даже не хотела слышать имени своего брата, а когда заходил разговор о нем, она просто называла его предателем и горько жаловалась, что на свете нет такой несчастной сестры, как она. Я не буду рассказывать, как я с ней познакомился, как мы сблизились — это заняло бы целый роман. Я просто скажу, что... я влюбился в нее по уши. Да, безумно, Левон... Кстати, ты когда-нибудь влюблялся?

АВТОР
При этом вопросе Шахян сразу же представил себе Еву, и его сердце наполнилось горькой тоской.

ШАХЯН (после долгой паузы)
Нет.

БАЗЕНЯН
Значит, ты счастливый человек. Да, ты счастлив, Левон, потому что горечь любви сильнее её сладости. По крайней мере, моя любовь причинила мне большие страдания. Она умерла, Левон, она умерла, как свободолюбивая птица умирает в клетке, она умерла, как цветок, оторванный от родины, умирает на чужбине... Нужно ли говорить тебе, какое впечатление произвела на меня ее смерть? Достаточно сказать, что однажды я даже пытался покончить жизнь самоубийством, но снова меня спасла память о ней. Однажды, в одну чудесную ночь — ах, эти ночи любви, когда не знаешь, терзает ли тебя смеющийся свет луны или ласкает, — в одну из таких ночей мы вышли погулять. Она сказала, что никогда состояние ее родины не мучило ее так сильно, как в такие чудесные ночи, и вдруг спросила о моей родине. Мне показалось, что меня вдруг охватила та же печаль, что и её. Я начал рассказывать о бедственном положении нашей родины и признался ей, что мы оба находимся в одинаковом положении.

Шахян смотрит на Базеняна не моргая, весь во внимании.

БАЗЕНЯН
«Ах, ты счастливее меня, потому что ты мужчина», сказала она тихо. Эти слова произвели на меня, Левон, такое сильное впечатление, что позже, когда мне вдруг пришла в голову мысль о самоубийстве, мне стало стыдно за себя. «В самом деле, разве не стыдно совершать самоубийство?» — подумал я про себя. Прилично ли мужчине совершать самоубийство?

Шахян напрягается при упоминании о самоубийстве.

БАЗЕНЯН
Ведь она считала меня счастливым именно потому, что я был мужчиной, то есть силой, имеющей больше возможности, чем женщина, быть полезным родине Смерть есть смерть, человеку суждено умереть однажды, но не лучше ли умереть достойно, разумно, с пользой, смертью, которой можно дать жизнь другим — как-то зерно евангельской пшеницы, которое «если умрет, то принесет много плода»?
И вот, с того дня я дал обет и отдался всецело святому делу, то есть делу, за которое, хотя и напрасно, она умерла, терзаясь в себе самом. Прошло почти пять лет со дня её смерти, и я... эх, зачем же надо было бередить старые раны.
Базенян властно смахивает рукой, встаёт и задумчиво с грустью начинает ходить по мягкому ковру гостиной.

АВТОР
Его история глубоко тронула Шахяна. Шахяну показалось, что горе Базеняна так велико, что грешно долго расспрашивать о его несчастной любви. Любимая девушка Базеняна, сам того не зная, почему-то, он сравнивал ее с Евой, и ему казалось, что эта эльзасская девушка должна быть точно такого же роста и красоты, как Ева, и должна быть такой же яркой девушкой, как Ева. И образ Евы, казалось бы, забытый, вновь ожил в его взволнованном воображении, вызывая мучительную тоску и печаль…. Шахян искренне полюбил Базеняна, который, как он убедился, сильно изменился.
С первого же дня между ними установилась такая тесная связь, что для Шахяна видеть Базеняна в своём доме каждый день стало абсолютной необходимостью. Он давно искал такого близкого друга, с которым он мог бы с уверенностью излить всю горечь своего сердца, честно судить себя, свою жизнь и не бояться, что это его унизит. И делал он это без опаски с Базеняном. А Базенян за короткое время уже изучил его характер, нашел его слабое место и с большим мастерством постоянно тешил его самолюбие.
Каждый раз, провожая Базеняна, Шахян искренне благодарил его за то, что он согрел его замерзшую жизнь, и просил приходить к нему каждый день. Он даже попросил переселиться его из отеля к себе домой. Базенян решительно отказывался от назойливого гостеприимства, но каждый день приходил к Шахяну, наслаждался в его доме изысканной трапезой, глаголил своим искусным языком, курил дорогие сигары и, наконец, получив за все это благодарность, уходил, чтобы вернуться на следующий день, чтобы исполнить ту же роль.
Однажды Базенян не появлялся два дня. Эти два дня были очень тоскливыми для Шахяна. На третье утро он собрался было идти к Базеняну, когда получил от него визитную карточку, на которой карандашом очень некрасивыми буквами было написано…

ГОЛОС БАЗЕНЯНА
Дорогой Левон, ты, наверное, не знаешь, что на днях со мной случилось маленькое несчастье, из-за которого я теперь не могу выйти из своей комнаты. Зайди, а то сердце разрывается от одиночества. Я все там же — «Лондон». Пишу левой рукой.
Шахян немедленно собирается.