Рассказ Эти глаза напротив

Валерий Нехай

Тел. 8029 758 45 19
                Эти глаза напротив
                рассказ

В то летнее, дождливое утро Василий Андреевич Чадин проснулся не в семь, как обычно, а позже. Часы показывали девять. Наверстал за ночную маету без сна, решил он, ощущая бодрость в теле.  Подумал о жене. Вера, поди, уже встала, хлопочет на кухне. Прислушался. Легкий звон посуды подтвердил его предположение. Теперь можно и к делам приступить. А они сегодня ожидаются непростые.  Собрать поминальный стол, встретить близких, еще раз со всеми пережить скорбные минуты утраты.  И хотя они никогда не покидали чету Чадиных, в этот день боль о потере оживала с новой силой.
Ровно три года назад, в такой же день пятого июня нелепо погиб их сын Николай. В деревне у родителей жены полез на крышу менять дырявый шифер и сорвался вниз. Мужчине было сорок два года. Лопнула главная нить, которая Cjctlсвязывала Василия Андреевича и Нину Сергеевну с семьей сына. С его женой Клавдией у них с самого начала не образовалось той духовной связи, которая не просто сближает людей, а делает их одним целым. Слишком гордой, даже надменной оказалась эта красивая брюнетка, всем своим поведением заявляя о том, что в своей семье она главная и ей решать, какая дистанция будет между родственниками.  Общались сдержанно, редко и чаще по телефону. Но разве провод передаст всю гамму чувств, которые бывают при встрече? После гибели сына Чадиным стало понятно, что недалек тот час, когда и эта связь может оборваться. У стариков оставалось одно утешение, которое обитало в соседнем районе города – их внук Олег. Весной ему исполнилось двенадцать. Парнишка рос тихим, улыбчивым, обожал деда с бабушкой и часто бегал к ним просто так, посидеть на диване, поговорить, отведать вкусного борща. И тогда у Василия Андреевича и Нины Сергеевны душа раскрепощалась, оживала и дом наполнялся таким теплом, что старики забывали о своих болячках и бессонницах.
В год гибели сына за поминальным столом в доме Чадиных собралось восемь человек. Коллега Николая по работе – дружили еще с института;  невестка с внуком; брат Василия Тимофей с сыном Геннадием; сосед по подъездной площадке – знал Николая еще с детства, и они двое, едва живые от горя родители. На второй год скорбная компания поредела до шестерых человек. Позвонили в дверь Чадиным самые близкие, люди одной фамилии. Сосед по подъезду умер, теперь там живет другая семья. А друг Николая уехал в другой город.
 И вот третья годовщина подоспела, на которой соберутся только трое: родители и Тимофей. Геннадию на работе выделили путевку в санаторий, как тут откажешься. Клавдия заранее предупредила, что в этот день ей придется подменит подругу на дежурстве. Невестка работала медсестрой в больнице. Тогда же Клавдия сообщила, что Олег уехал в лагерь на две смены. Выдержала паузу и закончила категорично: незачем и в будущем травмировать психику ребенка такими встречами. Он и без них знает, что отца больше нет. 
 Василий Андреевич, сидя на кровати глянул в окно. Дождь, начавшийся еще двое суток назад все также противно шуршал по подоконнику – будто голубь скреб лапкой. Бодрость пробуждения сменилась досадой. Кому хочется шлепать по лужам, таскать над собой зонт, злиться на погоду. Плохой признак, решил он. Как начнешь день без настроения, так его и закончишь. Но выходить из дома придется. Сначала за продуктами собрать стол, потом в аптеку. У Василия Андреевича ночью шалило сердце, не давало уснуть, а прежние капельки закончились. Да мало ли еще куда придется отправиться. Оделся, позвонил Тимофею.
-- Я напомнить о встрече у меня сегодня. Все в силе? Хорошо. Как там Генка отдыхает? Звонит? Ну, слава Богу.
В семь лет Геннадий остался без матери. Страшная хворь вырвала молодую женщину из семьи. По прошествии времени Василий Андреевич на правах старшего брата стал подталкивать Тимофея к новому браку, приведя единственно правильный довод, как ему казалось: жизнь продолжается, а ты остановился. Смотри, не упусти время. Но у вдовца то ли не складывалось с новыми знакомствами, то ли потух он для полной семейной жизни, слушал брата, молча улыбался, пожимая плечами и старался перевести разговор на другую тему. Так и вековали двое мужчин, поддерживая друг друга, не заметили, как один вырос, другой перевалил за шестой десяток.
Василий Андреевич подошел к шкафу, достал коробочку, где хранились деньги, открыл. Она была пуста. Еще два дня назад он видел там двести рублей. Тогда же прикинул, сколько потратит, чтобы накрыть стол. Выходило так, что в сто рублей укладывался. А другая сотня поможет дотянуть до пенсии. Положил пустую коробочку назад. И колбаски купил, и водочки… Подумал Василий Андреевич с огорчением. Зашел на кухню.
-- Ну, Вася, ты сегодня дал храповицкого. – Засмеялась жена. –Хорошо спалось под дождичек?
--Просыпался дважды, старые болячки одолели. Под утро сморило. Надумал в магазин сходить, в аптеку… Сунулся к запасу, а денег нет.
-- В магазин? –Жена отвернулась. – Зачем? В холодильнике все есть.
-- Забыла? – Василий Андреевич глядел на жену с удивлением. – Сегодня пятое июня. Тимоха придет.
Нина Сергеевна ахнула.
-- Ой! Как же я…– Села на табурет.  Неделю так ломит поясницу…… Ни о чем другом думать не могу. Была вчера в поликлинике, врач, посмотрела анализы, сказала, что надо продолжить лечение. Сунулась в аптеку. А там… Упаковка стоила семьдесят рублей, а новая цена сто. Для курса надо две коробки. Можно было бы и одной пока обойтись. Но вдруг опять подорожает. Вот и потратила двести рублей. –Нина Сергеевна глядела на мужа с неловкой улыбкой.
-- Вот, дуреха!-- Василий Андреевич в сердцах стукнул кулаком по столу. Помолчал, охваченный возмущением.--Нехорошо, Нина. Будто я когда жалел денег. Даже обидно.
-- Да ведь дата какая, -- загорячилась женщина, -- а я забыла. Последние потратила. 
-- И Бог с ними, -- сказал Василий Андреевич, отходя душой. – Память у тебя не просто девичья, а дырявая. У нас же золотой запас не тронут, как раз на такой случай лежит. – Улыбнулся. – Сдам тридцать долларов, а там и пенсия подоспеет.
Нина Сергеевна повеселела.
-- Точно, забыла. Лежат они и лежат без движения. –Тяжело вздохнула  -- Спасибо Коленьке. Он подсказал идею создать такую коробочку. Он и пополнял ее. То десять положит, то двадцать… Интересно, сколько там скопилось?
-- Сколько есть – все наши.
-- Тимофею звонил?
-- Еще вчера. А сегодня утром напомнил.
-- С Генкой придет?
-- Племяш в отпуске, в санатории отдыхает. Да мы трое, по-- стариковски помянем.
-- Всего трое? – Жена задумалась. – В такой день?
-- День, как день.
-- Третья годовщина, как ушел Коленька. Бог любит троицу. Три – святое число. Хорошо, чтобы все наши собрались.
-- Кому святое, а кому… Третий день льет без продыху. Хоть бы раз громыхнуло для приличия., а то втихую, будто исподтишка точит капля за каплей. Просто какая то древняя пытка.
Женщина усмехнулась.
-- Это можно пережить. Дождик вымочит, солнышко высушит.
-- Где оно, это солнышко?
-- Придет его время. – И, как бы сама с собой тихо продолжала. – Помнишь, в первый год собралось восемь человек. 
-- Где ты их сейчас найдешь? – От отчаяния махнул рукой.--Поминки – не свадьба. И кому нужно чужое горе?  У каждого свое и оно больнее.
Помолчали. Дождь все также шуршал по подоконнику. Серая мякина неба над городом была неподвижна и бесконечна.
--Олежек в лагере, а Клавдия почему не придет? – Спросила жена. – Неужели забыла? 
-- Вчера позвонила, что придется подменить подругу на работе. Забыл тебе сказать.
-- Подменила? – Забеспокоилась Женщина. – В такой день не смогла отказать? Знаю я эту подмену. Небось на свидание лыжи навострила. – Нина Сергеевна опустила голову. – Как она до сих пор нашему Олежке нового папку не привела.
В эти три года в тайне друг от друга они оба думали об этом, с тревогой ожидая сообщения Клавдии о новом замужестве. И хотя родительский эгоизм и обида не допускали того, что место их сына займет другой мужчина, понимали, что по житейским законам это может произойти в любой момент.
-- Ладно, ладно… Не заводись. В таком деле не нам решать, -- неуклюже обнимая жену за плечи и отведя взгляд в сторону произнес Василий Андреевич -- Забыла, как научала меня снова женить Тимоху? Жизнь продолжается. Если не для любви, так для жизни надо жениться. Не упусти время. Твои слова? – Нина Сергеевна не ответила. –  У Клавдии та же история. Тут главное, чтобы Олег не пострадал.
-- Так и я об этом! – вскрикнула жена. Поди угадай, как сложится. – И после паузы продолжала уже спокойно. –Сегодня ночью во сне Коленьку видела. 
Василий Андреевич нахмурился.
-- Снова за старое. Видела и молчи. Ты со своими снами… И сама чокнешься, и меня за собой…
А Нину Сергеевну будто током ударило, еще больней зацепили ее слова мужа.  Лицо ее побледнело.
-- Какого черта он помчался в эту деревню! Когда бы эта… не приказала, все бросает. Несется туда, как на пожар.
Снова, во второй раз за утро Василий Андреевич обнял жену и долго не отпускал, чувствуя телом, ее рыдания.
-- Случилось. Не вернешь. Только себе…
-- Отпусти. Задушишь.
Василий Андреевич разжал руки, глянул на жену, улыбнулся.
-- Смешно?
-- Сколько живу с тобой, не перестаю удивляться. Даже когда злишься, глаза у тебя какие-- то… светлые, добрые. Как тебе удается?
--  Секрет фирмы.
Потом они сидели на табуретках, молчали, погруженные в свои думы. Наконец, Василий Андреевич встал, вышел их кухни. Постоял в раздумье в прихожей, не понимая зачем, зашел в ванну. Долго глядел на себя в зеркало, разглядывал с любопытством, будто не понимал, кто там. В ванну заглянула жена.
--Что ты тут застрял?
-- Любуюсь, каким старым стал.
-- Только сейчас заметил? Слава Богу за семьдесят перевалил и на своих ногах.
-- Я о другом подумал. Привыкать к дряхлости надо постепенно, чтобы однажды не ужаснуться от увиденного в зеркале.
-- И дальше не смотри. –Жена улыбнулась. – Ты мне и такой мил.
-- Спасибо. Давай к делам вернемся. Где наша палочка-- выручалочка? Пора ей поработать.
-- Доллары? Кажется, в коробке из--под леденцов, в шкафу. Поменяй сорок. Нам еще три дня до пенсии жить. Я прикинула, посчитала…
-- Посчитала? Слушай, счетовод. Ты давно не у себя в бухгалтерии.
-- Ну, и что? Деньги всегда счет любят. Не то, что у тебя в издательстве. Только и делали, что читали. Надо же, и за это зарплату людям платили. – Задумалась – Читать у тебя, но считать у меня--Усмехнулась. –Как я придумала?
-- Не ты, а русский язык. Не хватит тридцати, еще схожу. Банк рядом.
Василий Андреевич вышел из подъезда, раскрыл зонт и, старательно обходя лужи пошел. Улица в мокрой полудреме удивляла безлюдностью, и  только редкая машина, разбрасывая веером лужи,  нарушала тишину. В банке Василий Андреевич взял талон и стал ждать. Скоро женский голос из динамика позвал его к пятому окошку. Подошел, положил три купюры по десять долларов в черный лоток и толкнул вперед.
-- Все тридцать.
Кассир, молодой мужчина в белой сорочке пустил банкноты по приборам. На первом все три прошли тест, а на втором произошла заминка. Кассир дважды вставлял купюры, вынимал, снова вставлял.
-- Такие не принимаем. – Кассир положил деньги в черный лоток и двинул его к мужчине. – То ли намокли, то ли хранили неправильно… Не проходят.
В глазах Василия Андреевича мелькнула растерянность. Он молча глядел на парня, не зная, что сказать.
-- Их не с рук покупали, а в банке, -- наконец произнес он.
-- Я же вам объяснил, что такие купюры не принимаем. – Парень встал и быстро вышел из кабинки. Василий Андреевич понял – ушел, чтобы дальше не объясняться. Уход парня смутил еще больше. Василий Андреевич отошел от кассы. Его охватила паника – на что он купит продукты?
До этого случая ни он, ни его жена не имели никаких операций с валютой. Старики жили скромно, укладывались в обе пенсии и о долларах не вспоминали месяцами. Сын молча пополнял коробочку, но никогда не предупреждал родителей о том, что могут возникнуть такие осложнения. Наверное, сам не подозревал. Теперь ему не позвонишь, чтобы посоветоваться. Вера тоже не советчик в таких делах. Этот парень мог ошибиться, решил Василий Андреевич. Молодой, неопытный. Надо поговорить с заведующей. Подошел к кабинету, который был отделен от зала стеклянной перегородкой, постоял, собираясь с духом и с отчаянной решимостью зашел.
-- Почему у меня не приняли доллары? – Громко спросил он..--Их купили не с рук, а в банке. В другом банке. Таком же государственном, как ваш. У меня и квитанция сохранилась. С собой нету, она дома. Я могу принести.--Закончил он с надеждой в голосе. – Заведующая мельком глянула на посетителя и снова погрузилась в свои бумаги на столе.
-- Причем тут кассир? – Тихо прозвучал ее голос. – Приборы не пропустили. Такое бывает со старыми купюрами.
-- Что значить старые? – Василий Андреевич чувствовал, что еще больше запутывается в этом деле. – Испортились, как колбаса?
-- Заведующая откинулась на спинку кресла, молча глядела на посетителя.
-- Забавное сравнение,-- произнесла она, улыбаясь. – Такого я еще не слышала.
Почему она так спокойна?» -- Думал Василий Андреевич. –Привыкла к таким объяснениям? Я не первый?
-- У нас единые правила оценки банкнот, -- сказала женщина. – И если валюта не отвечает этим требованиям, она не принимается.
 Василий Андреевич кашлянул.
-- Что мне делать?
-- Несите в тот банк, где купили валюту. Там и разбирайтесь. Сами сказали, что у вас чек сохранился. Хотя… --Она подумала. – Чек не поможет. В нем не указаны номера купюр. Но попробовать можно.
В кабинет заглянула старушка.
-- Простите. Дочь уехала на работу, попросила срочно оплатить за телефон. Пыталась сама, но не получилось.
-- Я помогу. – Заведующая встала.
-- Мужчина, я вам все объяснила. Не мешайте работать – И быстро вышла. Василий Андреевич последовал за ней. Остановился у двери, наблюдал, как заведующая ловко нажимала на кнопки, а старушка что – то ей говорила.
Странные правила,-- думал Василий Андреевич.--Одни банки продают валюту, как настоящую. Другие, как этот их не принимает. Легко сказать, езжай в банк, где купил. Но куда? Николай никогда не говорил, где покупал валюту. Василия Андреевича охватило отчаяние, он не знал, что предпринять дальше. Вернулась заведующая.
-- Вы еще здесь? Взрослый человек, а не понимаете простых слов. Я не могу приказать приборам, чтобы они изменили показания. Приносите другую валюту.
-- Они тоже куплены давно. Понимаете, мы с женой обходились пенсиями, а доллары лежали дома. А сегодня день особенный.
-- У вас, пенсионеров каждый день особенный. То одно подорожало, то другое… Одна тема для разговора.
-- При чем тут… Понимаете, рубли закончились, а у нас поминки, гости придут. Сын погиб три года назад. Вот и решили немного поменять. Может, ради исключения…
-- Что вы говорите? Какие исключения?-- На лице заведующей изобразился испуг.--У нас единые правила оценки банкнот, без всяких исключений. Мы работаем по инструкции. Хотя я вам не обязана этого говорить. Вы мешаете работать не просто государственному учреждению, а банку, который находится под постоянной охраной видеокамер--Женщина, полагая, что последний аргумент – камеры – подействует на упрямца, зашла к себе в кабинет. Василий Андреевич оглядел потолок, стены. Несколько камер, натыканных по углам молча глядели прямо на него. 
Противный холодок пробежал по спине. Глянул на заведующую. Та куда--то звонила. Василий Андреевич усмехнулся. Неужели вызывает милицию по его душу? Страха не было. Николай не мог подсунуть родителям фальшивку. Присел на диван. Вернуться домой с пустыми руками он не мог. Глянул на часы. Тимофей придет к четырем. а часы уже показывали одиннадцать. Он не знал, как бы поступил, случись такая история в другой день. Возможно, ушел бы и от этих камер, и от строгих глаз заведующей. Но сегодня нельзя отступать – без денег и хлебной корочки не добудешь.  А сидеть просто так какой смысл? Надо возвращаться домой, посоветоваться с женой. Что-- то придумается. Еще раз глянул на объективы камер. Казалось, круглые стекляшки нацелились только на него. Сколько прошло времени, он не знал. Встал, собираясь уходить. В банк, громко ударяя берцами в бетонный пол зашли трое, в черных одеждах, в масках. У каждого слева висела дубинка, на правом плече автомат.  Омон! -- Мелькнуло в голове у Василия Андреевича. У этих ребят разговор короткий.
По телевизору он часто видел, как такие бравые хлопцы разгоняли митинги, демонстрации на разных континентах планеты. Дикая сила везде одинаковая, решил он и замер, ожидая своей участи. Было понятно, что их вызвала строгая женщина за стеклянной перегородкой.  Шум в зале стих. Посетители  расступились, освобождая центр зала. Самый первый из омоновцев, приземистый крепыш – наверное. он главный, -- решил Василий Андреевич – обвел строгим взглядом толпу. Из своего кабинета вышла заведующая.
-- Я вас вызвала. Вот, гражданин мешает работать. – Глянула на Василия Андреевича с чувством победителя. – Требует обменять доллары, но мы такие не принимаем.
-- У моей дочери вчера тоже здесь не приняли валюту,-- Выскочило из толпы.
Крепыш обернулся, его быстрые глазки сквозь прорези маски обшарили толпу. В зале повисло тревожное ожидание. Василий Андреевич не мог оторвать взгляда от омоновцев. Вглядываясь в эти глаза напротив, пытался понять, что они выражают, что задумали эти люди в черном. Не шевелясь, широко расставив ноги, придерживая локтями автоматы, они безучастно, не моргая, глядели перед собой.  Ожидают команды старшего, подумал Василий Андреевич. И она последовала. Крепыш сделал движение рукой и один из омоновцев шагнул к мужчине и быстрым, заученным движением похлопал по телу сверху вниз. Обыск! Мелькнуло в сознании Василия Андреевича. Он замер, боясь шевельнуться. Вдруг любое движение тела не понравится человеку в черном. А у него дубинка, автомат на плече.
-- Хватит! – Последовал приказ.  Омоновец резко отшагнул назад. –Валюта у него фальшивая? -- Крепыш глянул на заведующую. Та, поправив прическу, поджала губы.
-- Нет. Но инструкция…
-- Если не фальшивая, значит ложный вызов. В следующий раз на защиту своей инструкции вызывайте участкового. -- Повернулся к своим бойцам.--Уходим.
Омоновцы развернулись и следуя друг за другом застучали берцами к выходу. Толпа, которая за это время выросла, расступилась. В этот миг в окно выстрелил солнечный луч. В зале посветлело.
--Мама, солнышко!-- Радостно прозвучал детский голос.  – Ты меня пустишь погулять? Вопрос остался без ответа. Толпа рассеялась. Василий Андреевич услышал за спиной голос заведующей.
-- Все жалуются, что пенсии не хватает. А на валюту хватает?
Обернулся. Женщина заходила в свой кабинет. Ожил четкий, громкий голос из усилителя и клиенты потянулись к кассам. Только сейчас Василий Андреевич понял, что все это время крепко сжимал в руке купюры, будто кто – то хотел их отобрать. Разжал пальцы, вытащил руку из кармана и направился к выходу. Едва он вышел, его догнала незнакомка, посетительница банка.
-- Как вы себя чувствуете? – Неожиданно спросила она. – Вам помочь?
-- Нет.-- Василий Андреевич пошел.
-- У них такая работа. – Не отступала женщина, обгоняя то слева, то справа.-- Вы далеко живете? Я помогу вам дойти. Я наблюдала за вами, вы были напуганы. И это нормально. Теперь надо успокоиться.
-- Что вам надо? – С раздражением спросил Василий Андреевич, не останавливаясь. – Черные люди ушли, все обошлось.
-- И слава Богу.
-- Я сам дойду.
Ускорил шаг. Незнакомка отстала. Пройдя несколько метров, оглянулся и долго, с удивлением глядел на банк, будто вчера его еще не было. Василий Андреевич, не разбирая дороги шел вперед. Увидел скамью, сел. Огляделся. Понял, что шел не к дому, а в другом направлении. Перед ним глухой стеной стоял омытый дождями лес. Среди мохнатых елей белели стволы берез, корабельными мачтами тянулись к небу сосны. Почти к озеру до топал, подумал Василий Андреевич. Далековато забрел. Хотел встать, чтобы повернуть к дому, но не смог. Тело, отяжелевшее от беспокойства, уже не слушалось его. Какая –то липкая то ли тоска, то ли грусть охватила его. Не заметил, как странная незнакомка села рядом.
-- Тут мокро, -- сказал Василий Андреевич, проводя рукой по скамье.
-- Вы же сидите.
 -- Я? – Мужчина впервые взглянул на прилипчивую незнакомку. Худощавая, лет сорока пяти, с зонтом и сумкой в руках, она молча глядела на Василия Андреевича так. будто хотела сообщить что – то важное. 
-- Что вам надо?
-- Я все вижу, все у вас в глазах стоит. И злоба, и растерянность, и обида… --Женщина виновата глядела на Василия Андреевича. – Только ничего уже не исправишь.
Опять глаза! – Подумал он. – Теперь до моих добрались. Ну, и денек!
-- Вам то чего до моих глаз? – Вяло отмахнулся Василий Андреевич.
-- Я должна перед вами извиниться. – Вдруг сказала женщина.
-- За что?
-- За сына. Тот парень, что вас обыскивал – мой сын Сережа.
-- Как вы его узнали? Эти трое такие одинаковые… Как матрешки в магазине на полке. Только …-- Мужчина на мгновение задумался. –Глаза у них…
-- Разные! – Перебила его женщина и улыбнулась. --Как хорошо, что вы это заметили.  У Сережи они добрые. Правда?
  Единственное, что запомнил Василий Андреевич из этого эпизода в банке, как глаза Сережи ожили, холодно скользнули по нему сверху вниз, стремительно приблизились… И вот уже быстрые, ловкие руки шарят по телу.
-- По глазам и узнала сына, -- продолжала женщина. – Я же мать. Увидела его в банке случайно. Мы живем в этом районе. Зашла в банк по делу. – Помолчала. – Вы не обижаетесь, правда? Если вы не мошенник и доллары у вас настоящие, чего вам бояться. Ну, похлопал по пиджаку.
-- Стыдно. –Василий Андреевич отвернулся, замер, будто снова ощутил похлопывание по своему телу.
-- Зато не ударил, не оскорбил. Поймите. У них так принято. С вами недоразумение вышло. А в другом случае… Знаете, сколько мошенников, бандитов развелось. Простая милиция тут не справится.
-- Которая без дубинок и без масок?
-- С той стороны тоже бывают не ангелы. Я так и не поняла, почему у вас доллары не приняли?
-- Инструкция в банке новая.
-- У них всегда причина найдется. Хотя…В жизни всякое бывает. У меня валюты никогда не было. Если не хватало зарплаты, сын всегда помогал. Он…
-- Добрый мальчик. Я помню. Почему они в масках? – Вдруг спросил Василий Андреевич, глядя на женщину – У них дубинки, оружие, сила… И в масках. Вам сын не рассказывал?
-- Им страшно.
-- Что их узнают?
-- А как вы думаете? Какой – нибудь ненормальный запомнит в лицо, мстить начнет. Конфликты между людьми не всегда заканчиваются по-- божески. А эти ребята  всегда на острие конфликта. Вы телевизор смотрите? Такая милиция во всем мире в масках.
-- Специфика работы.
-- Вот именно! И опасная. Мне самой не нравится. Просила сына поменять работу, но отец был против. Он сам всю жизнь участковым прослужил, обычную форму носил, не прятался. Его все в районе знали, уважали. Справедливый был. – В сумочке женщины зазвонил телефон. Послушала и отключилась. – Мне пора. – Встала. Оглянулась на мужчину. – Говорите, стыдно было? А где нам в этой жизни не стыдно? – Поправила куртку и быстро пошла в сторону леса.
Нина Сергеевна встретила мужа в прихожей
-- Почему так долго? Где продукты? --Василий Андреевич молча вытащил руку из кармана, разжал пальцы. Банкноты упали на пол. – Что это?
-- Доллары. Не приняли. Их инструкция… -- Схватился за грудь, качнулся. – Нехорошо мне, Нина. – Уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Жена подхватила мужа, и они медленно пошли в спальню.
-- Лежи. Потом расскажешь
Едва женщина вышла, Василий Андреевич закрыл глаза и провалился в сон. Проснулся он от того, что кто--то тряс его за плечо. Открыл глаза и едва не закричал. Над ним склонился человек в маске. Снова маска, снова эти глаза напротив... Мелькнуло в его сознании.  Он схватил край одеяла и быстро натянул его на голову.
-- Вася, ты что? Это доктор. Я скорую вызвала.
… Скорая уехала, оставив после себя запах лекарства. Когда Василий Андреевич проснулся после укола, в комнате гуляло солнышко. Улыбнулся. Сел на кровати, пригладил на голове волосы. В комнату зашла жена.
-- Как ты?
-- Живой, как видишь. Надо же, так облажался перед врачом.
-- Чего ты испугался?
Василий Андреевич помолчал.
-- Ужастик приснился.
.  Ничего. У них не такие казусы случаются. -- Вставай. Будить не хотела, но пора.
-- Тимоха пришел?
-- Пришел.
-- Извинилась перед ним?
-- За что?
-- Позвали, а стол не готов.
-- Готов. Тимоха постарался.  Обычно такой не поворотливый, а тут, как узнал про тебя… Шустро все устроил. Вставай, трое одного не ждут.
-- Трое? Клавдия пришла? – Жена молчала. – Не томи.
-- Юра приехал.  Институтский друг Коленьки. Помнишь его? На первом году был. Собрался в командировку в Минск, так подгадал, чтобы сегодня к нам зайти
-- Значит, вчетвером будем. Не получилось со святым числом.
-- Ничего. Бог простит.
А лето буйствовало в своей непредсказуемости, то дождливое и сырое, то нагретое и высушенное солнцем и не было ему дела до страстей человеческих. Жизнь продолжалась.