Когда упало небо - 3

Алая заря.

Глубоко под Уральскими горами, в сердце гранитной толщи, царила вечная, искусственная ночь. Воздух в командном центре «Ковчег-1» был сух и тяжел, пропахший запахом от работающей круглые сутки аппаратуры и человеческими телами. На стенах, напоминающих стены склепа, мерцали десятки экранов. Спутники «Купол» и «Тундра» безмолвно зондировали космос, карты воздушной и космической обстановки испещряли тревожные метки, а статус боеготовности Ракетных войск стратегического назначения горел ровным зеленым светом. Светом последней надежды, который вот-вот мог смениться багровым заревом апокалипсиса.

Президент Российской Федерации Виктор Павлович Орлов медленно, с нехарактерной для него замедленностью, положил трубку защищенного спутникового телефона «Пересвет-М». Аппарат лег на стол с глухим стуком, прозвучавшим в гробовой тишине подобно выстрелу. Его лицо, обычно непроницаемое и холодное, как уральский гранит, сейчас было мертвенно-бледным. Казалось, вся кровь отлила от него, уступив место ледяному спокойствию. Но глаза… Глаза горели твердым, почти фанатичным огнем. Он не смотрел на стоящих за его спиной людей. Взгляд был устремлен в пустоту, где только что рухнула последняя преграда, отделявшая мир от пропасти.

Молчание затягивалось, становясь невыносимым. Его нарушал лишь ровный гул вентиляции и методичное, назойливое тиканье настенных часов, отсчитывающих последние секунды старого мира. Пять пар глаз были прикованы к спине президента. Это были те, кто остался. Кто не сломался, не предал, не побежал искать спасения за бугор.

— Джонс не отказался.

Голос Орлова прозвучал низко и хрипло. Он будто исходил из-под земли. Он все еще не поворачивался к ним.

— Он не отменил развертывание ударной группы в Польше. Не вывел эсминцы из Черного моря. Не остановил «Серый Рассвет». Он просто… Врал. Как будто мы уже мертвы. Как будто разговор с призраком ведет.

Первым нарушил гипнотическую паузу министр обороны Дмитрий Андреевич Соколов, человек с лицом старого, видавшего виды солдата. Собственно, каким и являлся. Чечня, Сирия… Он шагнул вперед. Массивная фигура отбросила тень на тактический экран.

— Виктор Павлович, «Орешник» активирован. Первоначальные цели, Польша, Румыния, Германия…

Голос мужчины был жестким, без эмоций, как будто он докладывал о плановых учениях.

— Все три эшелона, наземный, воздушный, подводный, также переведены в режим «Боевой старт». Спутники «Купол» в режиме реального времени подтвердили: американские ПЛАРБ «Огайо» вышли из баз и заняли боевые позиции. Их «Ночной дозор» с «Эндрюс» уже в воздухе. Они готовятся. Но…

Соколов сделал едва заметную паузу. В его глазах мелькнул стальной блеск.

— они не знают, что мы уже знаем все.

— Ублюдки, — тихо выругался Орлов.

Следом заговорила Елена Сергеевна Ковалева, директор Службы внешней разведки. Ее тонкое, аристократичное лицо было абсолютно спокойно, но в зелёных, холодных глазах стоял лед.

— За последние три недели мы вышли на семнадцать ключевых агентов влияния.

Голос женщины был тихим, но каждое слово падало с отчетливостью стального подшипника.

— В Госдуме, в Министерстве обороны, в ФСБ. Все, на финансировании через подставные фонды, связанные с «Опен сосаети фаундейшн». Сеть, которую они плели годами. Один из них, заместитель начальника управления по связям с общественностью в самой Администрации Президента. Мы взяли их всех прошлой ночью. Без шума. Документы уже в Следственном комитете. Это, Виктор Павлович, даже не шпионаж в классическом понимании. Это, хорошо спланированная попытка государственного переворота, маскирующаяся под «стихийные народные протесты». «Серый Рассвет» уже начался здесь, внутри.

«А толку уже от этого», — подумал с грустью президент.

Министр иностранных дел Александр Викторович Миронов, всегда выглядевший как человек из дипломатического глянца, сейчас казался постаревшим на десять лет. Он с горькой усмешкой покачал головой.

— Они думали, мы сломаемся, как Ливия. Или как Ирак.

В голосе звучала неподдельная горечь.

— Они рассчитывали, что наши элиты, наша так называемая «креативная интеллигенция», предаст страну за доллары и вид на жительство в Майами. Но они не поняли одного, самого главного…

Он взглянул на Орлова.

— мы больше не девяносто первый. Мы, не их колония, не «империя зла», которую можно безнаказанно добивать санкциями и разными там цветными революциями. Мы, Россия. И у нас есть черта, за которую нельзя переступать.

Орлов медленно повернулся. Взгляд скользнул по лицам собравшихся: генерал армии Волков, каменное лицо стратега. Соколов, готовый к бою солдат. Ковалева, ледяной сфинкс разведки. Миронов, уставший дипломат, и Марина Петровна Лебедева, глава Совбеза, чье молчание было красноречивее любых слов. Президент подошел к центральному, самому большому тактическому экрану. На нем, как корь, горели красные точки. Стратегические цели на территории Соединенных Штатов. Но и на карте России мигали тревожные сигналы, массовые кибератаки на энергосистемы Сибири, вбросы откровенной дезинформации в социальных сетях, попытки захвата зданий администраций в Казани и Екатеринбурге. Все это были симптомы одной болезни, части плана «Серый Рассвет», который попытался воплотить в жизнь на этой недели враг. Неудачно, к счастью. Хотя, стало неприятным сюрпризом предательство некоторых высоких лиц, которые считались патриотами.

— Волков, — коротко кивнул Орлов.

Начальник Генерального штаба Вооруженных Сил РФ Игорь Степанович Волков, человек с лицом, высеченным будто бы из камня, сделал шаг вперед. Его доклад был лаконичным и страшным в своей простоте.

— Виктор Павлович, мы получили окончательное подтверждение от наших источников. Тактический ядерный удар по иранскому объекту в Фордо был не «актом сдерживания», как они заявили ООН. Это была демонстрация силы. Четкий, расчетливый месседж. Они хотели показать всему миру, что могут наносить тактические ядерные удары без каких-либо стратегических последствий для себя. Показать нам. Но они не учли одну простую вещь…

Волков выдержал паузу, глядя прямо в глаза президенту.

— мы не Иран. Мы, ядерная держава с полной триадой и системой гарантированного ответного удара. «Периметр» не спит. Они ошиблись. Просчитались.

Орлов медленно провел рукой по лицу. В его глазах отражалась вся тяжесть мира, всей человеческой истории, подошедшей к своей самой страшной развилке. Он глубоко вдохнул спертый воздух бункера.

— Включите «Сирену-7», — прозвучала тихая, но не допускающая возражений команда.

Едва прозвучала команда, как по всему гигантскому комплексу «Ковчег-1» прошел почти физически ощутимый импульс. Где-то в глубине щелкнули реле, зажглись табло, и через секунду, по всей территории Российской Федерации, от Калининграда до Курил, прервав все теле- и радиовещание, прозвучал хорошо известный, но никогда не звучавший в реальной тревоге сигнал, протяжный, завывающий звук сирены, сопровождаемый сухими, прерывистыми гудками. Из всех динамиков, из всех экранов, из уличных громкоговорителей и мобильных устройств миллионов людей зазвучал голос диктора, холодный и бесстрастный:

«Внимание всем! Граждане Российской Федерации! Объявлена угроза массированного ядерного нападения. Немедленно следуйте инструкциям гражданской обороны. Направляйтесь в убежища. Сохраняйте спокойствие. Власть контролирует ситуацию. Внимание всем…»

В бункере это звучало как отдаленное эхо. Орлов стоял, смотря на главный экран, где теперь, поверх карты целей, бежали строки с данными о приведении в готовность системы ГО. Но его мозг, против его воли, дорисовывал картину там, наверху.

В Москве, на заполненных утренними машинами Садовом кольце, сигнал пробился сквозь шум моторов. Сначала люди в пробках не понимали происходящего, задирая головы к небу. Потом, осознав опасность, они принялись выскакивать из автомобилей, бросать их прямо на проезжей части. Толпа хлынула к вестибюлям метро, но турникеты уже были заблокированы, поезда встали между станциями, следуя протоколу. На улицах Петербурга, где туман с Невы смешивался с первыми проблесками рассвета, сирены завыли, как призраки блокадной зимы. Люди в панике бежали, натыкаясь друг на друга, ища спасительные знаки «Убежище». В Новосибирске, Екатеринбурге, Владивостоке, везде была одна и та же картина: человеческий муравейник, потревоженный огнем. Миллионы людей, объятых одним животным ужасом, и один голос, призывающий их к спокойствию, которое было невозможно соблюдать.

— Протокол «Родина» активирован.

Слегка хриплый голос Марины Петровны Лебедевой, главы Совбеза, прозвучал тихо, но четко в помещении. Она мельком взглянула на свои слегка дрожащие руки, пряча их за спину, смыкая в замок.

— Региональные штабы берут на себя управление на местах. Хаоса пока… Меньше, чем прогнозировали.

Орлов лишь кивнул, не отрывая взгляда от экрана. Он видел не линии и точки, он видел лица. Лица тех, кто бежал сейчас по московским улицам. Лица своих детей и внуков, которых он отправил в спецбункер под горами Урала, в районе Святого Носа еще три дня назад. Успели ли они?

— Виктор Павлович, — протянул ему бронированный планшет Соколов.

На нем горел упрощенный интерфейс с несколькими строчками. Кодовые фразы. Последний рубеж.

— Все РС-28 «Сарматы» на позициях. «Авангарды» выведены на траекторию. «Буревестник»… Готов к старту. И… система «Орешник» полностью активирована. Это не просто ответный удар. Это… конец их гегемонии. То, чего они боялись все эти годы.

Орлов взял планшет. Он казался невероятно тяжелым. Весом целой планеты. Весом ответственности за каждую жизнь, что будет отнята в следующие минуты. Он посмотрел на своих соратников. Волков глядел на него с железной решимостью солдата, готового выполнить любой приказ. Ковалева, с холодной ясностью, будто это была лишь еще одна шахматная партия, пусть и с кровавым финалом. В глазах Миронова читалась боль. Боль дипломата, чье жизненное дело рухнуло в одночасье. Лебедева была сосредоточена, как бухгалтер, сверяющий итоговый баланс.

Не было триумфа. Не было злорадства. Была лишь тяжелая, неизбежная необходимость.

Орлов глубоко вдохнул. Палец повис над виртуальной кнопкой на планшете. Казалось, время остановилось.

Но в следующий миг указательный палец опустился. Возврата больше не было.

04:58 по московскому времени. Первый удар.

Команда, зашифрованная и умноженная на десятки каналов связи, ушла в эфир. Она побежала по подземным оптоволоконным кабелям, унеслась в небо через защищенные спутниковые каналы, была продублирована через систему низкочастотной связи для подводных лодок. И мир изменился навсегда.

С самых глубин Баренцева моря, из-под вечных льдов, где не проникал солнечный свет, с подводных крейсеров проекта 955А «Борей-А» один за другим стартовали межконтинентальные баллистические ракеты Р-30 «Булава». Створки шахт открылись, выбросив в ледяную воду облака пузырей. С работающими двигателями стальные сигары понеслись к поверхности, чтобы вырваться в ночной воздух и уйти в космос.

С замаскированных шахтных установок в Плесецке и Домбаровском, с позиций в Сибири, с оглушительным ревом, от которого содрогнулась земля, поднялись гиганты РС-28 «Сармат». Огненные столбы, пронзившие предрассветную тьму, уносили в себе по десять и более боевых блоков индивидуального наведения, каждый на свою цель.

С аэродромов дальней авиации в Энгельсе и Тейково в небо поднялись туполевские «Белые лебеди». С наземных позиций в Оренбургской области и Красноярском крае стартовали МБР с гиперзвуковыми боеголовками «Авангард»,невидимые для любой существующей ПРО.

Из засекреченного полигона в Архангельской области стартовала самая загадочная и пугающая система, крылатая ракета с ядерной энергетической установкой 9 М730 «Буревестник». Аппарат с неограниченной дальностью полета, способный неделями курсировать в заданном районе, неуязвимый и неумолимый.

Цели были предопределены далеко заранее. Вашингтон, округ Колумбия. Нью-Йорк. Чикаго. Лос-Анджелес. Хьюстон, Атланта, Денвер, Сиэтл… Военные базы «Эндрюс», НОРАД в Шайенн-Маунтин, Стратегическое командование в Омахе… Десятки мегаполисов и стратегических точек на карте Соединенных Штатов были отмечены алыми иконками.

В бункере «Ковчег-1» стояла почти абсолютная тишина, нарушаемая лишь щелчками клавиш и тихими голосами операторов, докладывающих о стартах. На большом экране от изначальных позиций потянулись тонкие, почти изящные линии траекторий, устремляющиеся через Северный полюс к другому континенту. Это выглядело как абстрактная цифровая картина, лишенная всякого ужаса. Но каждый в этой комнате понимал, на конце каждой из этих линий, сотни тысяч, миллионы жизней. Конец целой цивилизации.

Орлов отвернулся от экрана. Он подошел к стене, уперся в нее ладонями и опустил голову. Спина его была напряжена. Он больше не мог смотреть. Он дал приказ ответа. Теперь он мог только ждать. Ждать доклада о конце света, который они сами и сотворили.

05:22 по московскому времени. Бункер «Ковчег-1».

Тишина в зале управления стала физически давящей, густой, как смола. Казалось, даже вентиляция замерла в ожидании. Виктор Павлович Орлов стоял спиной к главному экрану, уперевшись кулаками в холодную поверхность консоли. Он не видел летящих к Америке огненных стрел, но чувствовал их всеми фибрами души. Его сознание, против воли, рвалось наверх, через сотни метров гранита, и рисовало картины, от которых стыла кровь.

Мужчина представлял, как первые боеголовки «Авангардов», отделившись от носителей, вошли в плотные слои атмосферы где-то над Аляской. Не ракеты, а продолговатые, идеально гладкие снаряды, невидимые для радаров, оставляющие за собой лишь слабый инверсионный след. Он видел их мысленным взором: как они, не подчиняясь баллистике, маневрируют, уворачиваясь от перехватчиков, как падают на Вашингтон.

Вашингтон. Воздушный подрыв. Восемьсот килотонн. Не ослепительная вспышка, а сначала шар, раскаленный, пожирающий все в радиусе километра. Пентагон, Капитолий, Белый дом, не руины, а испарение. Затем ударная волна, сметающая бетон и сталь, как карточные домики. Огненный смерч, выжигающий душу города. И тишина. Радиоактивная, мертвая тишина, наступающая после рева.

— Виктор Павлович…

Орлов вздрогнул. Голос генерала Волкова прозвучал хрипло, но с той же железной четкостью, что и всегда. Президент медленно повернулся. На лице Волкова не было ни торжества, ни ужаса. Лицо полководца, констатировавшего факт.

— Первая волна завершена. Все запланированные цели поражены. Американские системы ПРО… не сработали. «Авангарды» и «Сарматы» преодолели все рубежи на подлете. Процент перехвата… близок к нулю.

Орлов кивнул, не в силах издать ни звука. Взгляд упал на Елену Ковалеву. Директор СВР смотрела на монитор с данными радиоперехвата. Тонкие пальцы с идеальным маникюром лежали на столе неподвижно.

— Мы перехватили коммуникации с борта E-4B «Найтвотч», — произнесла она тем же ледяным, безэмоциональным тоном. — Их воздушный командный пункт. Президент Соединенных Штатов… в панике. Он отдал приказ на экстренную эвакуацию своей семьи из Лос-Анджелеса. По нашим данным, самолет «Марин-1» взлетел с авиабазы «Эль-Торо»…

Женщина сделала микроскопическую паузу, сверяясь с поступающей информацией.

— но не успел. Удар по Лос-Анджелесу, наземный, 1.2 мегатонны, произошел в 05:17 по нашему времени. Они были в воздухе. Сигнал пропал. Нет выживших.

Словно в ответ на ее слова, на большом экране одна за другой стали гаснуть красные иконки целей. Вашингтон. Нью-Йорк. Чикаго. Лос-Анджелес. База «Эндрюс». НОРАД… Они не просто «поражены». Они стерты. С лица земли исчезли целые мегаполисы, центры финансов, культуры, власти. На их месте теперь, радиоактивные пятна, дымящиеся кратеры, море стекла и пепла.

Миронов, министр иностранных дел, стоял, опустив голову. Он смотрел на пол, словно вглядываясь в какую-то невидимую точку.

— Они думали, что мы будем молчать, — прошептал он, и в его голосе не было торжества, лишь бесконечная, всепоглощающая усталость. — Что мы позволим им ломать суверенные государства, как игрушки. Что мы примем их «демократию», которую они несут с ядерной бомбой в руках. Они не оставили нам выбора. Никакого выбора.

Эти слова звучали, как оправдания содеянному.

— Не оставили выбора.

Тишину нарушила Лебедева. Голос дрогнул, впервые за все эти часы.

— Виктор Павлович… а у нас?

Она указала на отдельный экран с картой России. На нем тоже мигали тревожные сигналы, но другого цвета.

— синие, отметки ударов по нашей территории. Москва, Петербург, Новосибирск… все укрытия заполнены по максимуму. Система ПВО и ПРО сработала… но не идеально. Мы потеряли…

Она сглотнула.

— Рязань. Удар по позициям РВСН. Воронеж. Самару. Омск… Они первыми нажали на кнопку. Ответный удар последовал.

Орлов закрыл глаза. Перед ним вставали образы русских городов. Не стратегические объекты, а просто города. Дома, парки, дети на площадках. Рязань с ее древним кремлем. Воронеж, колыбель русского флота. Самара на великой Волге. Омск… Все это теперь, такие же руины, как и американские мегаполисы. Цена. Страшная, невообразимая цена.

— Мы знали на что идем, — тихо сказал он, открывая глаза.

В них не было ничего, кроме скорби.

— Но лучше погибнуть стоя, чем вечно жить на коленях.

Громкие фальшивые слова, которыми, как он считал, можно оправдать миллионы жертв. Лозунгами говорить легко, а вот принять правду…

Он подошел к защищенному терминалу, ввел свой персональный код. На экране загорелась надпись: «КВ СВЯЗЬ. ПЛАРБ».

— Передайте командирам подводных ракетоносцев, — проговорил мужчина. — Операция «Алая Заря» завершена. Переход в режим «Страж Ворон». Повторных ударов не наносить. Сохранять арсенал для… Восстановления. Наша цель теперь, выживание. А не месть.

— Но, Виктор Павлович… — начал Соколов, — если у них остались силы для контрудара? Если какие-то подлодки, бомбардировщики…

— Пусть попробуют, — холодно, почти отрешенно ответил Орлов. — Но у них больше нет единого командования. Нет спутниковой связи. Нет тыла. Нет… страны. А у нас…

Он обвел взглядом прочный, глухой бункер.

— есть «Ковчег». Есть «Посейдоны», несущие свою стражу в океане.

Ему не нужно было договаривать.

— И есть память.

Орлов повернулся к глухой бетонной стене, будто пытаясь разглядеть сквозь нее то, что осталось от мира.

— Мы не хотели этой войны. Но когда волк врывается в дом, его не уговаривают уйти. Его убивают. Таков закон тайги. Таков закон жизни.

В этот момент где-то в глубине комплекса зазвучал новый, иной сигнал. Не тревожный, а констатирующий. Длинный, ровный гудок. На центральном экране появилась лаконичная, страшная в своей простоте надпись:

«ОПЕРАЦИЯ „АЛАЯ ЗАРЯ“, УСПЕХ.

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ СДЕРЖИВАНИЕ ВОССТАНОВЛЕНО».

Орлов медленно провел рукой по лицу. Он смахнул капли пота с висков. В его глазах не было и намека на триумф. Лишь бездонная, вселенская скорбь и тяжесть, которую он понесет с собой до конца своих дней.

— Пусть помнят, — сказал он уже почти шепотом, глядя в никуда. — Мы не нападали первыми. Но мы… Мы ответили последними.

За его спиной, в гробовой тишине бункера, среди мигающих экранов и теней былых империй, началась новая эпоха. Не эпоха побед. Эпоха выживания. Долгая, холодная и безжалостная ночь, в которой предстояло дожить до утра, которого, возможно, уже никто никогда не увидит.