ZOV. Глава 25. Братство по крови

Дождь начинался медленно, первые капли лениво шлепались о ржавую кровлю цеха. Ржавчина смешивалась с водой и текла по стенам рыжими слезами. Внутри пахло влажной землей, машинным маслом и тоской — привычный букет этой войны.

Руслан сидел на ящике из-под патронов и чинил примус. Его длинные смуглые пальцы двигались точно и уверенно, хотя сам он выглядел уставшим до предела. Родом он был из высокогорного аула в Дагестане, и эта равнинная осенняя слякоть была для него хуже любого боя.

— Эй, джигит, — окликнул его Семен, протирая затвор своего автомата. — Как дела с нашей печкой?

— Скоро будет готова, — кивнул Руслан. — К вечеру будет и тепло, и чай.

Он говорил с легким акцентом, растягивая гласные. Взгляд у него был спокойным, каким бывает у людей, которые с детства знают цену жизни и смерти.

Дверь в цех скрипнула. На пороге стоял мальчик лет десяти — Ваня, местный, из тех, кто остался в прифронтовой полосе. В руках он держал картонную коробку.

— Бабушка передала, — прошептал он. — Вам.

В коробке лежали банка соленых огурцов, краюха черного хлеба и несколько картофелин.

Семен взял хлеб. Руки его дрожали. Он вспомнил, как в детстве его бабушка встречала гостей хлебом-солью. Тот же жест — жест доверия и принятия в семью. Только теперь — среди войны и разрухи.

— Спасибо, — тихо сказал Семен. — Передай бабушке спасибо.

— Она говорит, что вы наши защитники, — Ваня посмотрел на них большими серьезными глазами. — А еще... а еще она просит помочь. У нас в подвале вода стоит. После вчерашних дождей.

Руслан первым поднялся.
—Покажи.

Подвал двухэтажного дома, где жили Ваня с бабушкой, действительно был затоплен. По колено ледяной воды. Старушка, баба Надя, пыталась ведром вычерпать воду.

— Отойди, мать, — мягко сказал Руслан. — Мы сами.

Он скинул бронежилет, закатал рукава и взял ведро. Семен и еще двое бойцов последовали его примеру. Работали молча, час, может больше. Вычерпали воду, прочистили засор в дренажной канаве.

Бабушка Надя смотрела на них и плакала. Тихо, беззвучно.
—Спасибо вам, сыночки, — прошептала она, когда работа была закончена.
— Мой сын... он тоже на фронте. С 2014 года. Сначала в ополчении был, потом... Письма приходили, а потом перестали.

Она не сказала «погиб». Она сказала «перестали». Как будто так было легче.

Руслан подошел к ней, положил свою темную, исчерченную шрамами руку на ее плечи.
—Аллах милостив, — сказал он тихо. — Может, жив. В плену, может. Война — она непредсказуемая.

— Ты откуда, сынок? — спросила баба Надя, всматриваясь в его лицо.
—Из Дагестана, мать.
—Далеко... — покачала она головой. — А приехал нас защищать.

Вечером они сидели в чистом подвале. Руслан починил печку-буржуйку, и стало тепло. Баба Надя накормила их картошкой с солеными огурцами. Простую крестьянскую еду они ели молча, и на душе у каждого было и горько, и светло.

— Вот скажи, — обратился Семен к Руслану, когда они возвращались к себе в цех. — Тебе не странно? Ты с Кавказа, я с Урала. А защищаем мы русское село.
—Какая разница? — пожал плечами Руслан. — Земля она одна. Люди одни. Долг один.

На следующее утро их подразделение подняли по тревоге. Нужно было отбивать высоту, которую занял противник. Бой был жестоким. Руслан, как всегда, был в самой гуще. Когда вражеская граната упала рядом с раненым Семеном, Руслан накрыл его собой.

Очнулся Семен уже в госпитале. Первым делом спросил:
—Руслан?
—Жив, — ответил санитар. — Тяжело ранен, но жив.

Через неделю, когда Семена выписали, он первым делом нашел палату Руслана. Тот лежал бледный, перевязанный, но улыбался.
—Ну что, командир, жив?
—Жив, — Семен сел на табурет рядом. — Спасибо, брат.

Они молча сидели, глядя в окно. За окном был разрушенный город, война, смерть. Но здесь, в больничной палате, было тихо. И было братство. То самое, что сильнее крови. Сильнее войны. Сильнее смерти.

Потому что есть вещи, которые важнее границ и национальностей. Есть долг. Есть честь. И есть простая человеческая доброта, которую ничто не может убить.