Commentaires sur или Мои мемуары. 5

Предыдущая глава: http://proza.ru/2025/09/27/2011


С приездом отца жизнь немножко изменилась – начались приглашения в гости.
Я пока тут не писал, что пили в Тридубах. Меня это не касалось из-за возраста, а мамы – как беременной и кормящей, но вопрос стоял остро. Беспросветных пьяниц не было, однако пили все. Когда мама отстранялась от чарки, такого попросту не понимали. Вечерком выпить – это же как дышать!
А пили на селе конечно… самогон! Да и какой самогон, буряковый! Самое доступное и хорошо забраживаемое сырьё с отменным «выходом» - это сахарная свекла! Наверное, при должной очистке и из буряка можно сделать реально хороший напиток, но кто этим заморачивался? Горит – и отлично! Пахла же эта самогонка просто отвратительно.
Забегая вперёд, скажу: из перепробованных за жизнь разных самогонов противнее пахнет только сверхредкая «анцлис акаки», то есть бузиновый самогон. Правда, надо отдать должное, пьётся «бузиновка» легко, но назавтра зайти в комнату, где её пили – это подвиг.
:-)
 
Так вот, папа у меня был практически непьющий, пара-тройка рюмок в праздники – не в счёт. А тут пришлось туго. Как он ни отбрыкивался, сколько рюмок ни выливал под стол (столы в основном накрывались на воздухе), всё равно было непросто. Помню, как мы со старшим сыном его брата Гришей шли в темноте к нашей «базе» у бабушки. Расстояние не бог весть какое, но папе по дороге всё хотелось присесть. Попалась «раскладка» глины под будущий лампач, так Гриша еле уговорил не садиться, поскольку там хозяин злой, ругаться будет. К счастью, это был единичный случай.

Раз уж я вспомнил о сахарной свекле, надо сказать, что она была самым любимым лакомством коней. Ваня Побережец, о котором я уже упоминал, был «водителем» пары коней, запряжённых в телегу, и я не раз видел, как те с явным наслаждением хрустя откусывали половину свеклы, каждый плод которой весил не меньше двух килограммов.
Иногда такой свеклы перепадало и бабушкиному поросёнку. Обычно она ему готовила варево из кабака (тыквы), запас которых хранился в хате в кладовке, и мелкой картошки. Изредка кто-нибудь приносил несколько кочанов кукурузы из силоса. Дружку, сидевшему рядом с загоном для поросёнка, доставалась та же еда.
Я никогда не боялся собак, хотя бывало, что они меня и кусали.
Дружок был глупым псом. Может, жизнь собачья повлияла, но когда во время еды я его оттянул за цепь, он мгновенно отреагировал и прилично меня искусал. Особо больно не было – у меня низкий болевой порог, но грязной пастью…
Пришлось принять в живот полный курс прививок от бешенства. В больничку я ходил сам. В ту самую, где родилась моя сестра. Дорога перед больничкой была покрыта толстым слоем мягкой, пушистой и текучей пыли. Такой в селе не было больше нигде. Мои сандалии утопали в ней полностью. Надо думать, во время дождя там образовывалась самая классная жидкая грязь.
 
Как кололи свиней в селе – это отдельная история. Приговор обычно исполнял мастер своего дела, который умел всего одним ударом заколоть свинью, попав прямо ей в сердце. Потом тушу обкладывали сеном, поджигали и очищали от щетины. При необходимости этот процесс повторяли. Разделывали тушу тут же на месте. Первым отрезался хвост – это был трофей пацанов, наблюдавших за процессом. Как дико это сейчас ни звучит, полусырой хвост, поделенный на части, сгрызался сразу же, даже без соли.
 
Коровы в селе были. Правда, ими владели коллективно. Какое-то начальство решило, что одна корова на двор – будет слишком жирно, поэтому позволялось содержать одну корову на два или три хозяйства. Сегодня корова была у одних, завтра у других, послезавтра у третьих, и так по кругу. Естественно, кормил-доил корову «дежурный» хозяин. Вот только не знаю, чьим становился телёнок. Тут вспоминаются «Каникулы в Простоквашино», но как этот вопрос решался в реальности – понятия не имею. Коровы же телились, очень хорошо помню, как мы ходили к соседям смотреть на телка, родившегося ночью.
 
А ещё я узнал, как называются вездесущие красно-чёрные шустрые клопики. Это я потом услышал, что у нас они клопы-солдатики или пожарники, а на Украине они зовутся москаликами! Красивое слово, только я понятия не имел о его ёрнической интонации и значении. Собака зарыта много глубже, чем мы думали.
 
Колхозные дворы были в северо-восточном и юго-восточном углах села. В юго-восточном базировалась техника, а вот где находилась колхозная конюшня – понятия не имею, никогда её не видел. Ваню я видел с телегой, только когда кони были уже запряжены. Когда он управлял лошадьми, вcегда обращался к одной из них: «Ат-тя, Булана!» Видно, именно она была ведущей из двух в упряжке, и что делала она – вторая повторяла.
Поездить на Ваниной телеге мне довелось очень мало, – работа, она и в Тридубах работа.
Зато Ваня много повозил меня на раме своего велосипеда по деревне. Помню, как однажды мы набрали семечек подсолнечника прямо въехав передним колесом в гору семечек, предназначенных на отжим масла. В другой раз я умудрился влезть сандалией в переднее колесо. Кажется, мы оба полетели с велосипеда, но удачно, обошлись без травм. Спицы тоже выдержали, чего нельзя сказать об оторванном каблуке сандалии, но мы его нашли, и дедушка, отличный сапожник, всё исправил.
Раньше, ещё в Тбилиси, я любил смотреть, как дед чинил обувь. Нужные куски кожи сперва вымачивал, потом долго отбивал сапожным молотком с круглым бойком. Как он сучил и вощил дратву, нарезал деревянные гвозди…
А ещё он брился опасной бритвой. Это всегда было отдельным представлением. Первое, что он делал – правил свою бритву на специальном кожаном ремне. Затем густо намыливался, взбивая пену из кусочка простого мыла, а потом аккуратно всё сбривал, очищая бритву с пеной и сбритой щетиной о кусочек газеты, после того умывался и обтирал лицо тройным одеколоном.

Вспомнился один эпизод, когда дедушка соорудил деревянный самолётик с пропеллером, и мы его повесили на верёвке недалеко от хаты. Однажды ночью он напугал маму странным шумом – так от ветра вращался его пропеллер!
 
Тётя Нина с мужем и дочкой погостили недолго, очевидно, отпуск у них был короткий. Поехали домой они через Киев, а наше пребывание в селе продолжалось. Тогда же состоялось главное событие – поход в лес, в урочище Тридубы, что примыкает к северо-западному углу села. Сейчас оно какой-то неправильной формы, а ещё недавно на гугл-картах это был прямоугольник размером с само село. Буквально на опушке, недалеко друг от друга стоят те самые дубы, которые дали название селу. Думается, уже в пору наименования села дубы были приличных размеров, когда же мы их видели – они выросли в несколько обхватов каждый. Мы в тот день хорошо побродили по лесу и усталые, голодные и довольные вернулись домой.
 
В середине августа пришло время нам уезжать. У папы заканчивался отпуск, а маме пора было выходить на работу в новой школе, в которой когда-то и папа учился. Правда, в то время мальчики и девочки ходили в разные школы. Очень скоро в ту же школу пошел учиться и я. Отучился все десять лет, а мама, в конечном счёте, отработала там до пенсии – три десятка лет.
 
Ехать мы решили через Одессу, и как-то утром отправились к трассе. Уже не помню, как мы до неё добирались. Возможно, нас подвезли на подводе, но главное, что мы добрались до трассы Одесса – Киев. Тогда это было бетонное шоссе стратегического значения, по одной полосе в каждую сторону. Желающие ехать выставляли чемодан, на котором писали мелом место назначения. Долго ждать не пришлось, вскоре нас подхватил новенький ЛАЗ «Львов», тогда их только-только стали выпускать массово. До Одессы доехали нормально, даже устать не успели. В первую очередь мы отправились в порт – папа решил возвращаться домой на теплоходе. Я чуток затемпературил. Маме с двумя детьми удалось найти место в комнате матери и ребёнка, а папа где-то снял койку.
Пассажирский порт был совсем другим и неинтересным. Не зря его позже снесли и построили теперешний мол, уходящий в море чуть ли не на километр. Позже я его видел совсем новеньким, до того, как на нём построили гостиницу.
Билеты мы достали на теплоход «Львов» (второй Львов по дороге из села домой). Через три года его списали и утилизировали.
В ожидании рейса гуляли по Дерибасовской, заходили в знаменитый пассаж. Папа ходил с задранной головой и фотоаппаратом, щёлкал всё подряд, но фотографий не сохранилось.
 
Наконец мы погрузились и отошли от причала, направляясь в Батуми.
Хорошо помню, как мы заходили в Ялту. Это был первый и последний раз, когда я прошёлся по Крымской земле. Сколько бы теплоход ни стоял, время ограниченно. Мы сходили в знаменитую ялтинскую пельменную, недалеко от порта, где я впервые отведал пельменей.
По пути встретили оба, на тот момент, флагмана черноморского пароходства: теплоходы «Россия» и «Адмирал Нахимов». Со вторым много позже произошла катастрофа в Новороссийске, и он затонул.
 
Потом опять было море, море, море… Не помню, чтоб мы ещё сходили на берег. Наконец надолго встали на рейде в Сухуми.
Я читал об этом небольшом теплоходе, что благодаря глубокой посадке пассажирам на нём морская болезнь не грозила. Не знаю, что имелось в виду, но так называемая «мёртвая зыбь» достала!
В конце концов решили не плыть до Батуми, а высадиться тут же.
На небольшом боте всех желающих доставили на берег, где мы в сопровождении какого-то весёлого местного деда с удовольствием пешком дошли до вокзала и утром уже были дома, на день раньше запланированного.
 
Начались городские Тбилисские будни.
 
 
*Фотографии:
Меж высоких хлебов.
Один из трёх дубов.
ЛАЗ 965
Одесса, оперный театр.
 
Продолжение следует.