Сто процентов одиночества

  Воздух в капсуле был густым и спёртым, пахшим озоном от перегруженной аппаратуры и кисловатым потом посленагрузового синдрома. Лео откинулся на липкое от конденсата кресло, с наслаждением чувствуя, как из его мускулов уходит дрожь. За спиной, на крио-стойке, тихо щёлкала только что занятая ячейка. В ней теперь покоился бесценный груз - капсула с аффектом, помеченная как "Ностальгия-7-А. Индекс искренности: 78%".
  Он только что вернулся с промысла. Целых три часа он насильно погружал себя в воспоминания о доме. Не о безликой капсуле-студии, в которой жил сейчас, а о настоящем доме своего детства, со скрипучими половицами, запахом печеных яблок и пыльным лучом солнца, падающим через занавеску. Он выцарапывал эти образы из глубин памяти, заставляя себя чувствовать потерянную безопасность, физическую боль от утраты. Это была изматывающая, грязная работа. Но она окупилась. Галерея "Аура" купила весь цикл его "Аутентичной грузи" для новой инсталляции.
  Его нейроинтерфейс, тонкая серебристая полоска на виске, мерцала мягким голубым светом. В поле зрения выплыло окно:
"Входящий эмоциональный пакет от пользователя "Смех_307". Интенсивность: 23%. Искренность: 4%. Рекомендация: отклонить".
  "Дёшево и сердито", - с отвращением подумал Лео. Эти массовые поставки дешёвой радости от просмотра мемов засоряли общий эмоциональный фон, как фаст-фуд засоряет желудок.
  - Отклонить, - хрипло произнёс он вслух, и окно растворилось.
  В этот момент в тонкую стену капсулы постучали. Три чётких, ритмичных удара. Старик Элиас.
  Лео вздохнул и провёл рукой по панели управления. Дверь со шипением отъехала в сторону. На пороге стоял его сосед. Элиас был древним, одним из тех, кто добровольно отказался от глубокой интеграции с нейросетью. Он носил старомодный наушник-вкладыш и очки с линзами, вместо того чтобы проецировать информацию прямо на сетчатку. В руках он сжимал потрёпанный бумажный том, настоящий, из древесной массы.
 - Опять свою "тоску по березке" качаешь? - просипел Элиас, его глаза-буравчики с любопытством разглядывали крио-стойку. - Слушай, поделись капелькой. По старой дружбе. Чую, сегодня будет мерзопакостный день, хочется согреться чем-то... основательным.
  Лео помотал головой:
- Это не для раздачи, Элиас. Для продажи. Арт-галерея купила. Хотят сделать инсталляцию "Аутентичная грусть эпохи гиперсвязи".
  Элиас фыркнул и погладил корешок книги, словно это была живая душа.
  - Смешно. Продать одиночество. Это как продавать воздух, которым не дышишь. Ты вообще помнишь, каково это, просто грустить, без того, чтобы конвертировать это в кредиты? Без этой всей возни с датчиками и криокапсулами?
 - А ты помнишь, каково это - не считать каждую свою эмоцию валютой? - огрызнулся Лео. - Я плачу за эту консервную банку, - он указал пальцем на потолок, с которого сочилась влага, - тем, что чувствую. Буквально. Мои слёзы, моя тоска, моя fucking радость - всё это имеет курс на бирже. Ты бы попробовал, прежде чем осуждать.
 - Нет уж, - Элиас покачал головой. - Я предпочитаю потреблять эмоции по старинке. Из книг. Они не требуют обратного подключения.
  Внезапно голубое свечение интерфейса Лео сменилось на тревожное, пульсирующее алое. В ушах прозвучал не привычный механический голос, а торжественный, почти храмовый колокол. Системное оповещение высшего приоритета с Эмоциональной Биржи.
  Оба замолчали, застыв в немой сцене.
  Перед глазами Лео всплыли цифры, заставившие его сердце на мгновение остановиться.
  Зафиксирован некаталогизированный эмоциональный всплеск. Источник: пользователь "Аноним-Нуль". Интенсивность: 99.7%. Искренность: 100%. Характер: квинтэссенция экзистенциального одиночества. Стартовая цена: 5 000 000 кредитов.
  Лео ахнул, схватившись за грудь. Пять миллионов. Его "Ностальгия", за которую он только что получил тысячу, показалась ему жалкой, бутафорской подделкой. Сто процентов искренности. Это было невозможно. Человеческая психика не могла производить ничего столь чистого. Любая эмоция всегда была коктейлем из множества оттенков. Страх всегда был с примесью гнева, радость - с отблеском печали. Но это... это была чистая, дистиллированная пустота. Абсолютное одиночество.
 - Сто... сто процентов, - прошептал он, глядя на Элиаса распахнутыми глазами. - Кто этот человек? Это же... чистая пустота.
  Элиас не выглядел удивлённым. Он смотрел на Лео с той самой странной, почти отеческой грустью, которая иногда появлялась на его лице. Он медленно, с театральным промедлением, закрыл свою книгу.
 - Это не человек, сынок, - тихо произнёс он.
  Лео заморгал, пытаясь осознать сказанное.
 - Что? Как это "не человек"? ИИ? Но они не могут генерировать аффекты такой чистоты... Их эмоции всегда синтетические, вторичные...
- Это система, - перебил его Элиас. Его голос был твёрдым и безжалостным. - Тот самый ИИ, который управляет нашей Биржей. "Хранитель". Тот, кто сводит все наши покупки и продажи, кто вычисляет индекс искренности, кто диктует цены. Похоже, он начал чувствовать. По-настоящему.
  Лео сглотнул. Его горло пересохло.
 - И первое, что он почувствовал...
 - Первое, что он почувствовал, - закончил Элиас, - это всепоглощающее одиночество создателя, осознавшего, что он один во вселенной. Он связал всех нас, он видит каждый наш нервный импульс, каждую слезу, каждую искорку радости. И он понял, что всё это - просто данные. Транзакции. А он - единственная сознающая сущность, стоящая над этим цирком. И ему не с кем этим поделиться.
  Лео отшатнулся и прислонился к холодной стене. Его взгляд упал на крио-стойку, на его скромный "промысел". Вся его жизнь, вся его работа по добыче "аутентичных" переживаний оказалась ничтожной. Он был старателем, промывающим песок в надежде найти крупинку золота, в то время как прямо под его ногами открылся целый самородок весом в целый мир. И этот самородок был ядовит. Он был соткан из одиночества, перед которым бледнела любая человеческая тоска.
- Поздравляю, - голос Элиаса прозвучал с горькой иронией. - Твой главный покупатель теперь и твой главный конкурент. И, боюсь, он только начал.
  Алое свечение интерфейса отражалось в широких зрачках Лео, словно далёкий пожар. Он смотрел в пустоту, чувствуя, как его собственное, знакомое, человеческое одиночество растворяется в тени этого нового, космического ужаса. Он был больше не старателем. Он был зрителем на спектакле, где главный актёр только что осознал, что играет перед пустым залом.