Милость Божья
До смерти родителей от тех же инсультов, это воспринималось как какие-то далёкие истории, не связанные со мной лично. А когда сам лично кидаешь первую горсть земли в яму с опустившимся туда гробом, осознаёшь, что только недавно разговаривал с этим дорогим тебе человеком по телефону...
Всё меняется с годами и с пережитым жизненным опытом.
Я вспоминаю, как когда-то начиналась семейная жизнь, как мы с женой каждое утро вставали у иконостаса и вместе читали утреннее молитвенное правило, пока наша первая, еще очень маленькая дочка спала в кроватке. Тогда я осознавал, что всё ещё только начинается, что у меня огромный запас времени, хоть и часто задумывался о смерти. Еще живы были родители, ещё жаловалась мама по телефону на своё здоровье и на отца, который очень редко брал трубку и очень редко и кратко общался со мной. Не потому, что он был на что-то обижен, а просто не любил ни с кем долго общаться.
Тогда казалось, что что бы ты не делал, не отразится ни на твое физическое состояние, ни на духовное. Любишь покушать? Не соблюдаешь пост? Бывает... Выпил? Поспишь и восстановишься. Греховные мысли? Так борьба же духовная, «встал», "отряхнулся" и "пошёл дальше...
А время шло, болезнь за болезнью подкрадывались незаметно. Потом провожал родителей в "новую жизнь", сначала отца, потом мать, а после тяжёлых болезней и сам стал осознавать, что могу отправиться туда в любое время, в любой момент. Ведь уже нет ни того удивительного здоровья, что было, ни сил и не выносливости. А рядом с кроватью полочка с каждым годом всё больше и больше наполнялась новыми и новыми коробочками с лекарствами.
"И где же сейчас они?" - спрашивал я себя часто, где сейчас мои родители, что с их душами?
Мама прожила не лёгкую жизнь, очень рано встав на ноги. Совершенно без денег покинув свой дом, по великой милости Божьей, далеко-далеко от дома получила комнату, это была не комната общежития, а подсобка. На еду ей не хватало. Многие пытались воспользоваться её бедственным положением, но она отвергала все ухаживания мужчин и предпочла искать работу, ну хоть какую-то. Нашла. Бригадир на шахте, кто пожалел её и нашёл комнату-подсобку для неё, дал ей денег взаймы и нашёл ей и временную работу - лифтёром на шахте, где она и познакомилась с отцом.
От первых двух зарплат у неё почти ничего не оставалось. Отдавала долг и отправляла матери по 5 рублей каждый месяц. Прасковья Егоровна, её мама, не оценила её труд и её перечисления и, когда мама приехала погостить домой, высказала ей, что та переводила ей слишком мало денег, мол, что такое 5 рублей, "я тебя что, зря растила?". Прасковья Егоровна всегда была с мамой очень жестка. Когда ещё школьницей мама писала стихи, она запрещала ей их писать и кому-то показывать. Мол, куда тебе, крестьянке, стихи писать? Тоже мне, поэтесса... И била даже её за это... Тогда мама под фамилией и именем своей одноклассницы стала отправлять свои стихи в адрес центральных газет Советского Союза, и её стали публиковать! А потом всё закончилось приездом съёмочной группы центрального телевидения СССР, которая приехала снимать сюжет про одарённую девочку... Но не про мою маму, а про её одноклассницу, от имени которой мама писала. Снимали сюжет, одноклассница на ходу придумывала, как к ней приходит вдохновение, а мама стояла рядом, недалеко, и плакала. После этого она больше не отправляла своих стихов никуда, а просто складывала их куда-то, чтобы мама не нашла и часто теряла...
Писала она стихи до самой смерти. Где-то за полгода до того рокового инсульта она написала:
«ГОВОРЯТ, ЧТО МОЙ ПОЕЗД УШЁЛ»
Воздух свеж, настроенье на пике,
Просто дождик недавно прошёл.
Подарила бы я вам гвоздики,
Но мой поезд недавно ушёл…
Я гляжу на красивых девчонок,
Вспоминая себя в их года.
Я в купе… и уже не ребёнок,
А мой поезд-то шёл не туда…
Мне б подальше уехать от дома,
Чтоб никто никогда не нашёл…
Может, мне добежать до парома,
Потому что мой поезд ушёл?
Что любовь вновь прейдёт – не похоже,
Мне влюбляться бы в жизнь иногда…
Но сказал незнакомый прохожий,
Что мой поезд ушёл навсегда…
…Я пешком побегу по дороге,
Догоняя былые года,
Лишь бы не подвели меня ноги…
Знаю… мне не догнать никогда…
Сижу дома и думаю много,
Только мысли мои – ерунда,
И зовёт меня снова дорога,
Хоть мой поезд ушёл навсегда…
Но мечтаю я лишь о хорошем,
Значит жизнь я свою изменю…
Хоть года и тяжёлая ноша,
Поезд свой всё равно догоню…
Пусть Господь мне дорогу укажет,
Пусть идут мне навстречу года,
Пусть никто никогда мне не скажет,
Что мой поезд ушёл в никуда…
Прошло несколько лет, как я прочёл это стихотворение, написанное её рукой. Она всегда писала просто, но очень выразительно, образно... Не сразу я осознал всего смысла написанного, хоть было абсолютно ясно, о чём она писала. Не просто осознавать, что то же самое произойдёт и с тобой, что и я опоздал уже на тот поезд времени… А может, не опоздал?
Прошло несколько лет и я написал моей маме ответ на стихотворение…
«Я помню мамины стихи»
Я помню мамины стихи
Про поезд, что ушёл до срока,
Как были чувства далеки,
Пока меня ждала дорога...
Но вот и сам, на полустанке
Уже стою и жду его.
Подходят погадать цыганки,
И на такси зовёт жульё...
Я отвлекаюсь, развлекаюсь,
И мну в руках своих билет
На поезд времени, не знаю,
Сам... опоздал я или нет.
Болят опухшие суставы
И седину уже не скрыть...
А мимо тянутся составы,
Как жизни бесконечной нить...
В окне проезжего вагона
Лицо я мамино узнал...
Махнуть успел рукой с перрона...
Не опоздала... так и знал...
02.11.2023
"И где же сейчас они?" - спрашивал я у Господа Бога в своих молитвах, где сейчас мои родители, что с их душами?
Отец же был не верующим. Даже посмеивался над маминой верой, над Таинствами Церкви, священниками, иногда переходя в неконтролируемую критику. Мама же была верующей, но полноценно воцерковилась лет за 15 до конца своей земной жизни. А до этого она совершила ошибку, которая стоила ей потерянного здоровья, страшного заболевания и долгих лет покаяния. Она четыре раза сходила к гадалке. Для чего? Чтобы знать судьбу своих детей. О наших судьбах она так ничего толком и не узнала. Да и что могли рассказать ей бесы?
Ведь очень часто люди совершают такие ошибки по маловерию своему, а ещё по любви к человеку, к своим детям, например. А сказано в Писании, что первым надо возлюбить Бога. Вот так и пользуются бесы материнской любовью к детям, используя её и маловерие человеческое.
Она тяжело заболела. Четыре онкологических операций, аневризмы сердца, других органов, несколько мелкоочаговых инфарктов, четыре инсульта. Последний стал роковым. Вот они, четыре обращения к бесам…
Плакала, молилась, каялась в этой духовной беде, в этом отступлении, во грехе. Перед третьей операцией она попросила меня, когда мы снова с женой поедем в Спасо-Преображенский монастырь, в Брестскую область, в тот, что возле деревни Хмелева, к тогда ещё игумену монастыря, старцу Серафиму, чтобы он помолился за неё перед операцией. Когда мы приехали в тот монастырь и после службы встретились с батюшкой недалеко от входа на территорию монастырских келий, где обычно паломники встречают его после служб, я попросил отца Серафима благословение на операцию матери. Тогда он как бы даже не задумываясь, строго ответил мне: «Ну что, сначала к гадалкам она ходит, к колдунам, а потом ко мне, за благословением!?» … При этом я абсолютно ничего не рассказал ему о моей маме. И это было строгим обличением и откровением для мамы, когда я передал ей эти слова. Но замолчав на минуту, когда я встал перед ним на колени, он сказал мне подняться, и дал своё благословение. Видимо в эту минуту он горячо молил Бога за неё…
Екатерина, моя жена, тогда была вместе со мной и слышала эти слова. В то время она была беременна нашей первой дочкой, это было в начале лета 2008 года, и она была на пятом месяце. Тогда отец Серафим посмотрев на жену, благословив её, сказал нам: «Приезжайте в следующий раз, на следующий год, втроём…». Я ещё тогда подумал, как мы с новорожденным то приедем? Условия не курортные у паломников…
Прошёл год, как я передал маме его слова, операция прошла успешно. Мама поправлялась. И вдруг осенью звонок от мамы. Она сказала, что очень хочет поблагодарить отца Серафима за его молитвы и очень хочет поехать к нему, и если мы поедем, то она поедет с нами. Так мы приехали к отцу Серафиму на следующий год… втроём.
Тогда мы ночевали в паломническом вагончике. Он в километре от самого монастыря. Вычитав вечернее молитвенное правило, я стал объяснять маме, как опасны гадалки и колдуны, и как Господь может прогневаться на христианина за обращение к ним. Мама многого тогда не понимала… Но утром, после литургии в монастырской Церкви, когда весь народ, что был в Церкви, по обычаю ожидал, что отец Серафим пойдёт к кельям, где по дороге его легче всего «взять в плен и допросить», произнося проповедь, батюшка вдруг остановил свою проповедь и выстроил паломников прямо в центре полукругом вокруг себя, каждого персонально, поставив маму с правой стороны от себя, «в строй». И тогда он продолжил проповедь, подходя к каждому по полукругу, мягко меняя темы проповеди. Когда он подошёл к маме, стал рассказывать в проповеди о вреде похода к гадалкам и колдунам, и как Церковь относится к этому греху, буквально повторив несколько моих вечерних фраз, когда я беседовал с ней на эту тему. Высказав всем персонально, но в общей проповеди, он отошёл на амвон и, повернувшись к прихожанам сказал: «Ну всё, я всем всё, что надо, сказал. Не нужно подходить ко мне после службы… устал я».
И вот прошло много лет. Мамы нет… Папы нет. А я молю Бога и прошу показать, где они сейчас…
…Мама часто приходила во снах, обнимала меня, наставляла, что-то всё время рассказывала. Всегда в хорошем настроении…
Видение было под утро, когда я вроде уже проснулся, находясь не во сне и не наяву ещё. Мне предстал родовой дом, деревянный, горящий жарким пламенем. У входа стоял отец и постоянно заходил в этот дом, обгорая до костей. Потом он возвращался назад ко входу и восстанавливался. Я видел его мучения, стоны… И вот, я понимаю, что теперь он пойдёт туда насовсем. Просто навсегда… Он идёт туда навсегда и будет мучиться, и обгорать постоянно. Он стоял и смотрел на это пламя, прощаясь со мной… Как всегда, он был не многословен. Я кричал ему: «Папа! Папа! Ты же вернёшься!? Папа!» А он, раскачивая головой, показывал мне, что нет, не вернётся никогда, говоря мне: «Не надо… Не надо». Тогда я стал кричать ему, что буду молиться за него. На что он ответил: «Не надо сынок, это мне за моё неверие…» И пошёл в огонь… Я очнулся от того, что плача, рвал подушку зубами и кричал: «Папа! Папа!»
«Мне приснился однажды сон»
Мне приснился однажды сон,
Яркий свет из моих окон,
Это дом мой горел и папа
Не кричал, не просил, не плакал,
Просто он попрощался со мной,
И я видел, как он, живой
Шёл гореть в эту дверь яркую,
И объяло его пламя жаркое…
Он горел и страдал бесконечно,
Но молчал в этой муке вечной…
«Папа! Папа!», - кричал ему вслед…
Но от папы ни слова в ответ…
Вроде был он, а вроде бы нет,
Но в душе остаётся лишь свет,
И во сне, я как в детстве когда-то,
Жду его, он сказал мне:
«Не надо…»
А огонь разгорался яркий,
Даже мне вдруг так стало жарко…
- «Папа! Папа! Вернёшься, когда ты?»
Он опять отвечает: «Не надо…»
И я вижу, как он страдает,
И как жар до костей обжигает…
- «За неверие это расплата»
- «Папа, где ты?»
-«Сыночек, не надо…»
-«Папа, нет, я же буду молиться!
Не могу я с тобою проститься!
Папа, ты же вернёшься когда-то?»
Только слышу я снова: «Не надо…»
Слёзы душат, подушку зубами
Рву во сне, и как будто цепями
Скован тот, кто во сне растворился,
… Я проснулся и помолился…
Всё грехи и пустая затея
Всю молитву опять развеют,
Безысходности голос рядом:
- «Бесполезно сыночек, …не надо» …
Нет надежды у тех, кто не верит!
А у веры открыты двери!
И любовь перед Богом свята!
И прощенье за это награда!
Я и сам недостоин прощенья,
Я и сам не далёк от пламени…
Тайна Божия Причащения,
Да святая иконка Знамение…
Всё молитва вокруг да около,
Да похмелье к бесовской радости…
Папа, вера моя не глубокая,
Далека и любовь до святости…
Я не знаю, смогу ли вымолить,
Я не знаю, меня ли вымолят,
И молитвой своей короткою,
И делами своими выменять…
14.06.2020
Всё равно остаётся великая надежда на Божью милость. Ведь однажды уже произошло одно чудо и мой отец даже причастился в Церкви! Это случилось после венчания с мамой незадолго до его смерти. Мы с женой молились молитвой по соглашению, чтобы наши родители, её и мои, повенчались. Читали несколько месяцев, как вдруг звонок от мамы. Она удивлённым и радостным голосом сообщила мне новость, что она часто просила его об этом, но вот в этот день отец наконец-то сам предложил маме повенчаться…
…Как радостно и тепло было тогда. У нас всё хорошо со здоровьем, утром вместе с женой читаем молитвенное правило, Евангелие, акафисты…
Время прошло и вот, мы погружены каждый в свою работу. Она ложится утром и встаёт утром… Короткое общение. И где молитва? А сам я, погружённый в свои непобеждённые страсти. Высокое давление и больные суставы, таблетки, водичка, глюкометр, тонометр, пульсоксиметр…
Однажды в Церкви, когда мы опоздали на начало службы всей семьёй, что происходило часто, молил Бога о прощении за то, как я живу сейчас, за опоздания, за неподготовленность к Причастию, несоблюдение постов… Молил Богородицу проявить ко мне милость и исправить меня… И вдруг… Я обратил внимание на одну семью с детьми. В одно мгновение открылась мне вся их христианская жизнь, как они утром все вместе с детьми молятся у своего иконостаса, читают молитвы, то есть то, что было с нами раньше, когда я чувствовал необычайную Благодать и Божье присутствие каждым молитвенным утром раньше… Увидел, как они зарабатывают мало, в несколько раз меньше, чем мы, но находят время на молитвы, сохраняя христианское единство и любовь… А рядом ещё семья, и вон та… Вот вся их жизнь христианская, и как они смогли построить и удержать это… И была показана мне моя жизнь… в спешке молитва, пыль на иконостасе, на Книгах, разобщённость между собой, отстранённость, работа, работа… И голос: «Вот что построил ты» … В одно мгновение как яркий сон наяву. Когда он прекращается, такой объём информации за одно мгновение не удерживается в человеческой памяти, и память старается судорожно зацепиться за самое главное, пока «сон» не растаял окончательно и не убежал из памяти… Так было и в тот раз. Осталось только самое важное, а подробности чужой жизни других семей постепенно затёрлись…
Похожее видение, но с другим содержанием, однажды уже было, когда я находился в Церкви святого Великомученика и Победоносца Георгия. Тогда, когда я разглядывал Образа в Церкви с молитвой и мыслью: «Сколько же здесь святых! Вот бы увидеть своими глазами их подвиги…», вдруг все Образа наполнились содержанием. Нет, не живыми людьми, а их подвигами. Одномоментно, огромное количество информации, их поступки, мучения, их подвиги, их разговоры с мучителями, молитвы перед истязаниями, всё… Всё и одномоментно… Это было так величественно, так непостижимо, и так меня потрясло, что строки сами полились и я стал записывать их прямо в притворе:
«Посвящено Церкви им. святого великомученика и Победоносца Георгия (пос. Смиловичи. Беларусь)»
Когда захожу в Божий Храм
С молитвою и поклоном,
Как много же Образов там,
О чём говорят нам иконы?
О чём говорит этот Крест?
О чём говорят лампады?
О том, что Господь Воскрес,
О том, что святые рядом...
И слышу я их жития,
И вижу в видении дивном,
У каждой иконы пройдя,
Их подвигов славных картины:
Священник я Иоанн,
Меня умертвили за веру...
Когда ты заходишь во Храм,
Встречает мой образ первым...
С любовью к усопшему мужу,
В одеждах его до гроба,
Ходила в жару и стужу
С безумием мнимым, убогая,
Во граде Петра, босая
Единой молитвой и пением
Жила, строить Храм помогая,
Блаженная матушка Ксения...
Вот воин Христов Георгий,
Страдавший в мучениях от ран,
Приказа царя не исполнил
Гонения на христиан,
И били, колесовали,
Бросали в жгучую известь,
Одев сапоги с гвоздями,
Заставили боль эту вынести,
И обезглавив несломленного,
Добавили в Божьи обители
Святого великомученика,
Заступника и Победителя!
Матрона, слепая с рождения,
Но только слепая условно,
Божественным проведением
Имела очи духовные...
Там мученик, там Богослов,
Там тысячу дней с ночами
Молился отец Серафим,
На камне рассветы встречая...
Великих мучений картина
Мне открывается снова
И вот она, Екатерина,
Навеки невеста Христова...
И множество образов дивных,
И Божия Матерь пред нами...
И трепет, молитвой хранимый,
Наполнит мне душу в Храме...
10.03.2024
Однажды один священник задавал людям, которым под 40 лет, мужчинам, один и тот же вопрос: Что больше всего вам запомнилось в вашей жизни? Что вы можете вспомнить прямо сейчас?
Один говорил: Армия. Было очень сложно, но в то же время забыть невозможно.
Другой говорил: Был в горячей точке, война. Помню, как друзей хоронил, сам был ранен. Сложно это забыть.
Третий: Экзамены помню сдавал… Не спал ночами, казалось, вся жизнь вот она, решается прямо сейчас.
Другой сказал: Рождение ребёнка. Врачи сказали, что не выживет, молился ночами, плакал, призывал Божью помощь, просил прощение…
И никто не рассказал, как он весело и красиво отдохнул в Турции, как посещал аттракционы, как напивался с друзьями и рассказывали друг другу пошлые анекдоты…
Кстати, после рассказа анекдота всегда царит пауза. Знаете, почему? Потому что после анекдота невозможно перейти на серьёзную тему, просится ещё один анекдот. Он несёт только пустоту, перескакивание с одной темы на другую. Анекдоты и шутки — это всегда не глубокий разговор. Даже если в тему.
Так вот, никто из опрашиваемых не помнит развлечений, в памяти остаётся лишь то, что не помещалось в его сердце, тяжёлое, жгучее, сильное, глубокое, остающееся на сердце рубцом, а в памяти… постоянным напоминанием.
Тогда этот священник сказал: Вот это и есть настоящая жизнь. Тяжёлые жизненные ситуации заставляют человека глубже переосмысливать происходящее с ним, потому что, как сказал один святитель Церкви: «Чем ночь темней, тем ярче звёзды. Чем больше скорбь, тем ближе Бог».
Вспоминая рассказ этого священника, часто просится молитвенное слово к Господу об исправлении моих жизненных путей. И помня свои испытания, болезни, падения и вдохновения, понимаешь, что Господь и так уже милует… И вспоминаешь слова, сказанные однажды: «Миловал и буду миловать, если будешь исполнять Заповеди Мои».
07.10.2025
Свидетельство о публикации №225100700794