Вкусы пошлого... прошлого...

   Мир многолик, не только потому, что это в действительности так. Помимо свойственных каждому предмету, либо явлению, примет, имеются те, которыми наделяет их наше восприятие их. Мы невольно раскрашиваем всё вокруг в цвета собственных ощущений, и условий, им сопутствующих, - личных или навязанных окружающими, обстоятельствами, которые выбирают нас в свидетели своего существования...

- Ты только посмотри, какая красота!
- Ну... ничего так...
- Да как ты можешь, это же... Ты меня совсем не понимаешь!...

  А так как отсутствие понимания давно уже сделалось синонимом нелюбви, то после идёт пошлое «Ты меня совсем не любишь» и ссора, которая отдаляет людей друг от друга ещё больше.

 Примеры не таятся и незаметны от того, они до обидного обыденны, их ценность, покрывшаяся пылью простоты, пугает определённостью, как всё, что правдиво и безыскусно.

 Для одного разноцветная смесь перцев пахнет пельменями и борщом, для иного - цирком. Навозом и опилками, пОтом в пудре талька, внятным «Алле...» в омуте тишины перед тем самым кульбитом, ради которого случились все предыдущие не менее головокружительные, звенящие опасностью, бравадой куража и гордостью... за наш, уже канувший в небытие, Советский цирк.

 А касаемо пельменей...  Само по себе кушанье не виновато, аппетит нисколько не опошлил его, а полные мясного перчёного сока мешочки из тонкого теста в соусе из солёного сливочного масла и уксуса - более, чем достойный выбор, при условии чистоплотности хозяйки и добропорядочности мясника.

- Помнишь, были такие, ну - круглые, с детский кулак, шарики из теста?..

  Кому-то они - сказочный Колобок, другой вздыхает о выветрившемся давно запахе взбитого с молоком жира трёхкопеечных булочек, иному от них же веет началом шестидесятых. Точно такие, очень похожие и невозможно вкусные, продавали в ту пору по талонам больным язвой желудка. Немочные мамы делились с дочерьми в  «в положении». Кстати же, тогда и молока в продаже практически не было, а в очередях «по состоянию», молодым будущим мамашам толкаться проблематично. Ибо, для женской части очереди это было, по меркам вечности, будто вчера, и - «ничего с тобой не сделается, мы в поле рожали». Хотя те, которые говорили об этом, произвели на свет своих чад в советских родильных домах под присмотром акушерок и с поползновением на абсолютную стерильность, когда «всё домашнее запрещено».

  Вкусы прошлого солоноваты от непрошенных, всегда готовых дать знать об себе слёз. Это примета, но не слабости нервов, но созревшего понимания того, что всё случившееся, вкупе со сладостью печали об нём - в порядке вещей, и чем лучше нынче, тем глубже покажется грусть в том далёком и близком «потом», которое не стоит торопить. Даже из любопытства.