Книга 8. Глава 8. Дьявольская ловушка
Снова тупик, думала Джулия… Этот странный сон. Ее все еще била мелкая дрожь, и на губах все еще ощущалась какая-то приторная липкая сладость, от которой никак не удавалось отмыться. Поцелуй Василиса так же явственно горел на её губах, вдруг и он ей приснился, и на самом деле его нет. Тогда почему она его помнит, в отличие от всего остального, застрявшего где-то между сном и явью. А если это всё не сон? Если наоборот, то была реальность, а теперь я сплю? Так недолго и с ума сойти. Надо отвлечься.
Как раз сегодня она обнаружила в почтовом ящике новый сценарий. Такого еще не бывало, может, он попал к ней по ошибке. Но делать все равно нечего, и принялась читать, сначала с неохотой, но потом так увлеклась, что не заметила, как добралась до последней страницы. Джулию так взволновала судьба героини, так… как будто она читала о себе.
У нее была прекрасная семья, любящий муж, сын, казалось бы, что еще нужно для счастья. Но по мере развития сюжетной линии на фоне исторических событий и политических перипетий вскрывалась ее личная драма. Оставленный в другой стране сын, всего через несколько месяцев после рождения, не подозревающий о ее существовании, называющий мамой другую женщину. Она не видела его первых шагов, не знала, каким было его первое слово, не видела, как он пошел в школу, как влюбился, как женился, как радовался своему первенцу, никогда не видела своих внуков.
Она пожертвовала им ради служения стране. Сделав сына несчастным, она спасла его и многих других от тирании и уничтожения. Такой была расплата за предательство, пусть даже и ради высоких целей. Этот грех навсегда останется на ее совести и незаживающей раной будет болеть и мучить до самой смерти. Она так и не смогла примериться с богом и простить себя. Оттого, видно, лишилась и второго сына, и внука, и самой жизни, чтобы навсегда остаться во тьме. И грех ее был вдвойне тяжелее, когда она поняла, что пусть и невольно сгубила еще одну жизнь.
Слезы капали на зажатый в ее руках листок сценария, бегущие перед глазами строчки медленно уплывали, обнажая скорбь и неотвратимость содеянного, состарив ее раньше времени, застывая скорбными складками на ее все еще красивом лице. Сердце сжимала щемящая боль и тоска.
Она уже не отделяла себя от героини, она была ею. Она неслась по лестнице на чердак, уже предчувствуя беду. «Где мое тело, паршивцы?!!» — оглушительно ревело оттуда. Она не помнила, как все случилось, когда погрузилась во тьму и могильная тишина накрыла ее с головой, похоронив вместе с ней и зарождающуюся у нее под сердцем жизнь.
Она просила прощения у еще одного без вины виноватого, которому уже не вырваться из-под тяжелого пресса и никогда не увидеть свет. И вдруг почувствовала где-то внизу живота пульсацию и тепло, сквозь нее будто что-то просвечивало, робко, но настойчиво тянулось к свету и просилось на волю. Теряя силы, на последнем издыхании она молилась, взывая к богу, умоляя спасти ни в чем не повинную крохотную жизнь. И на последних секундах вдруг почувствовала, как маленький островок света покидает ее тело, сквозь забвение пробивая себе дорогу в будущее.
Тут яркая вспышка где-то внутри головы на мгновение ослепила Джулию. Она стояла в свете софитов и пыталась вспомнить, что это за роль, но в голове было совершенно пусто. Вокруг нее под звуки клавесина кружились в танце пары, но когда она внимательнее присмотрелась, оказалось, что вращается сцена, а танцоры застыли в различных танцевальных па. Это были не люди… Это были… манекены, куклы.
С ужасом она осознала, что и сама не может двинуть ни ногой, ни рукой и даже открыть рот, она словно приросла к полу, только ее глаза метались в поисках спасения, но вокруг маленького островка света зияла сплошная чернота. Она и сама становилась все меньше и меньше, когда увидела нависающую над ней крышку, медленно опускающуюся вниз под навязчивые звуки клавесина?.. И Джулия поняла, какая ей отведена роль. Скоро мышеловка захлопнется, и она окажется погребенной заживо в этой дьявольской ловушке.
*********
Он ловко расставил все фигуры, придумал и удачно срежиссировал все сцены с участием главной примы его подневольного кукольного театра. Она не сразу поняла свою роль, но когда до нее, наконец, дошло, было уже поздно. И все-таки что-то было не так с этой куклой, была в ней какая-то загадка, и он должен был ее непременно разгадать до того, как мышеловка захлопнется. И как бы ему не хотелось побыстрее сделать ее послушной игрушкой, ответы все еще находятся внутри нее, и если придется, он разберет ее до винтика, пока не извлечет то, что ему нужно.
Плохо, что он так и не нашел нужной кнопки, чтобы полностью подчинить эту упертую куклу. Без этого она не станет его марионеткой, а если по неосторожности сломать ее пусковой механизм, есть большая вероятность похоронить вместе с куклой и ее тайну. А он непременно должен до нее добраться, как бы глубоко не пришлось копать. И это очень нервировало его и не давало покоя.
Продолжение следует...
В следующей главе: Мэтт. Америка, 1976 год
Мэтт метался по торговому центру, и куда бы он ни шел, все время возвращался в одно и то же место — к прилавку с елочными игрушками. Именно там особенно чувствовалась концентрация пространства, окружающего его плотной невидимой стеной. Оказавшись отрезанным от людского потока, он пытался вырваться из застенка, от чего невидимая преграда становилась еще плотнее.
Тогда он сменил тактику, перейдя от резких импульсивных движений к очень осторожным и плавным, и через некоторое время смог просунуть не только руку или ногу, но и голову. Вероятно, со стороны выглядело это комично, как будто он завис в воздухе в неестественной позе, преодолевая невидимое препятствие, как в пантомиме.
Свидетельство о публикации №225100700992