Кое-что про убийство шофера Из романа

(Из романа "Троянский конь").

ЭДЖИН ВАЙФИЛД. Шофер Джеймса Биллингтона. 54 года. Этот полный усатый лысый увалень был убит в гараже, – в полуподвальном помещении особняка.  В семье его называли «старина Эджин» или «дядя Эджи». Это был давний и верный слуга Биллингтонов. Личным шофером Джеймса он вкалывал уже более двадцати лет, знал его первую, трагически погибшую жену Лори, а Раффи – еще ребенком и неизменно имел от хозяина высокие похвалы и солидное жалование. Он также возил младших Биллингтонов. Элеонора и Рафаэлла имели по собственному авто и сами их водили. Услугами Эджина не пользовались.

Раффи накануне трагедии укатила на своей тачке к друзьям на море…  Последние годы эта ветреная крошка, пожалуй, единственная из всего семейства имела к мистеру Вайфилду искренние добрые чувства и заботливо к нему относилась. Вот и в тот день своего отъезда она зашла к нему в каморку и так душевно заговорила...  Раффи тогда вдруг участливо положила ему руку на плечо... и он… не выдержал, расплакался! «Дядя Эджи, что с тобой?» – с тревогой в голосе спросила она. «Детка, я не знаю, что со мной, я так устал, я все время в таком напряжении, мне нужен отдых!» –  как сопливая девчонка, хныкал Вайфилд, утирая слезы. Рафаэлла обняла его, стала гладить, успокаивать как маленького… «Эджин, мой бедный Эджин, ну, хочешь я поговорю о тебе с папой? Я все вижу и понимаю. Они с Элли тебя совсем заездили! Как ты измучился за все эти годы! Пусть дадут, наконец, тебе отпуск, наймут пока кого-то другого!» «Раффи, девочка, ты просто ангел, сама доброта, но, прошу, не надо этого делать. Если мне будет совсем невмоготу, сам придумаю что-нибудь...» – отказался он от заступничества, хотя глаза девушки были полны нежности и сострадания. «Ну, как знаешь», –  вздохнув, горько сказала Раф. –  «Как знаешь… Мне просто больно смотреть, как тебе тяжело. А я так тебя люблю, и ты столько для меня значишь… Ты столько значил для мамы…» И на прощание крепко-крепко обняла, прижалась к груди… Шепнула: «Помни, я твой друг, что бы ни случилось в этом гребаном мире. Меня беспокоит твое состояние. Уезжаю с сокрушенным сердцем».

Такая привязанность к нему Рафаэллы была давней и объяснялась тем, что Эджин много знал о ее матери, – был, можно сказать, другом Лори. У Раф были смутные воспоминания о маме маленькой девочки, но она не раз говорила, что хранит ее светлый образ в  сердце. А вот Джеймс Биллингтон, сохраняя внешнюю любезность, давно тяготился обществом старого друга, хотя по-прежнему не мог обходиться без его услуг. Элеонора, похоже, была ко всем холодной и надменной мегерой. Она не только почти не разговаривала с Эджином, но старалась даже не смотреть в его сторону. Зато к нему от нечего делать забегала горничная Бриджит. Эта бойкая щебетунья любила поболтать обо всем и послушать разные истории из его жизни. И девушка своим юным задором скрашивала его горькие одинокие дни. Эджин давно подумывал о том, что пора бы ему уйти от Биллингтонов, но какой-то недостаток воли удерживал его от этого решительного шага. «А так хорошо было бы встретить старость без них в уединенном домике,  просиживать долгие часы, закутавшись в плед, в кресле у камина, ожидая в тиши и покое свой неизбежный конец...», –  предавался, бывало, мечтаниям Вайфилд. – «И забыть-забыть всё, что когда-либо связывало меня с этой проклятой семейкой! Но совсем одному так жить будет сложно... Дочь Руфь, она совсем не хочет меня знать... После того, что я сделал… После всего этого ужаса… Но…РАФАЭЛЛА! Раффи, девочка, радость души, вот свет в окошке, только она одна меня не забудет, непременно будет навещать, приходить...». Мысли путались. Да, пора ему на покой! 

В тот роковой понедельник старина Эджин, как обычно, готовился везти хозяина в офис компании и ждал его в комнате отдыха в гараже. Здесь он и встретил смерть.

По данным следствия, расправившись с горничной и охранниками, убийца спустился в гараж. Он знал, где найти Вайфилда, и направился прямо к нему. Эджин в это время, развалившись на стуле, смотрел телевизор. У него была привычка смотреть новости в ожидании хозяина. Вайфилд, вероятно, не слышал, как к нему подкрался посторонний. Этот человек и пробил ему череп тремя сильными ударами, разбрызгав кровь и мозги. Рядом на полу копы и нашли окровавленный ломик, – орудие убийства. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Вероятно, этой же штукой был взломан ящик Элеоноры, а также дверь в комнату Рафаэллы. По какой-то прихоти убийца решил не использовать то огнестрельное оружие, которым покончил ранее с другими. Или действовали разные киллеры, один из которых был с пистолетом, а другой обходился чем придется.       

Бекки, почитав в газетах об убитом водителе, вспомнила об одном известном ей представителе этой профессии… «Джонни, Джонни, бедный мальчик Джонни… Когда это было… Ка-а-акие времена…», нежно промурлыкала дама. Она встала, зевнула, потянулась, пошарила в одном из тайников, достала и раскрыла уже пыльный, пятилетней давности альбом с той давней вырезкой о загадочном убийстве на пустыре. Это было еще в то казавшееся теперь далеким время, когда мисс Гилланд упорно готовила себя к киллерскому ремеслу, уйдя из банды грабителей. Именно там, в банде, она совершила первые убийства и поняла, что убивать ей нравится, а также и то, что из этого занятия можно извлекать потом, после соответствующей подготовки, серьезную материальную выгоду. До эпохи киллерства на этапах «большого пути» ее постоянно ищущей приключений натуры уже были бандитские налеты, кражи и проституция. «Тренировочный период» был особым, не лишенным своеобразной романтики, временем жизни. Около года она скиталась по городам и весям, убивая незнакомых людей и тренируя различные способы убийств (а заодно и грабила, если у жертв находились деньги и ценности). Этот шофер и стал одним из таких ее «тренировочных жмуриков».

И тот случай так живо воскрес в памяти, будто случился вчера! Она тогда, украшенная пышным рыжим париком, двадцатичетырехлетняя высокая стильная дама на высоких каблуках, изнывающая от жажды приключений, убийства и денег, поймала такси ночью на улице Лос-Анджелеса и попросила отвезти в пригород. Шофер Джон Уорбик (так значилось в его удостоверении), совсем молодой парень лет двадцати с небольшим, так и не заподозрил худого. Бекки представилась ему официанткой из придорожного кафе. Мол, загостилась допоздна у друзей на вечеринке. От нее и в самом деле несло виски. Дама изрядно приложилась к бутылке перед тем, как поймать это такси. Мило и весело болтая, молодые люди проехали так больше часа и остановились по требованию мисс Гилланд у какого-то глухого пустыря. Там красотка и «рассчиталась» с водителем. Его на мгновение обдало смешанным запахом алкоголя, табака и дорогих духов, голову что-то схватило, и бедняга почувствовал такую жуткую пронзительную боль, какую раньше никогда не испытывал. Где-то в отдалении еще послышался хрипловатый голос: «извини, дружок…» Потом все провалилось во тьму. А произошло следующее, чудовищное и непоправимое. Неожиданным, быстрым и точным движением злодейка вонзила парню специально приготовленную отвертку в шею. Сидевшая на заднем сидении Бекки тогда резко наклонилась вперед, левой рукой крепко обхватила голову жертвы, наклонив набок, а правой со всей силой пробила сбоку сонную артерию, глубоко вогнав отвертку, почти по самую ручку. Так, что у самой рука заболела. Парень задергался, фонтанируя кровью, а улыбающаяся красотка довольно наблюдала за его агонией.

Накануне дама тренировала этот способ убийства на подушке  в гостиничном номере. И с Джонни все прошло как по маслу. «Главное здесь – быстрый захват и сильный удар сбоку. Несколько секунд – и человек покойник.  Бац! Хрясь! И трупак вместо прежнего человека! Только лучше больше никогда не пить перед «делом». Это может повредить, ослабить сноровку. Вот зря я хлебнула тогда вискаря», – записала мисс Гилланд потом в дневнике. – «Не пить! Не пить перед тем, как кого-то мочить! Не пить даже если очень хочется! Затвердить как важный урок. Все убийства только на трезвую голову! Пьяной или хотя бы просто поддатой никого не стрелять, не душить, не резать и т.д. А вот ПОСЛЕ уже можно, так сказать, «оттянуться», помянуть «свежего покойничка», ха! Дело моих преступных рук!».

Бекки еще немного посидела с мертвым парнем в машине, курила, игриво стряхивая пепел трупу на голову, и размышляла о некоторых вещах. Какая перемена декораций! Только что этот парень был здоров и весел, и они так дружески болтали, и, казалось, впереди у него – долгая жизнь. А теперь от него – ничего, кроме этой мертвой тишины. Какой контраст между тем, что было, и тем, что стало! Точнее, тем, что ОНА своими руками сделала! А ведь могла ЭТОГО и не делать. Могла вполне. И заветная отверточка уже дожидалась бы шеи… ну, какого-нибудь пьяного бродяги… Это был ЕЕ свободный выбор – даровать парню жизнь или нет. Это была ее прямая ВЛАСТЬ над его жизнью и смертью. Была ли здесь предопределенность судьбы Джона Уорбика, а мисс Гилланд – всего лишь ее орудием? Тогда можно ли считать ее злом? «Да и без еще одного таксиста этот гребаный мир точно не станет хуже», – рассудила кровавая дама. – «И так везде проблемы с переизбытком населения… А таксистов этих дикое количество вообще расплодилось! Одним больше – одним меньше… По словам парня, у него была девушка. Что ж, теперь ей придется сменить кавалера. … О, Бекки-чертовка! Я изменила также ее судьбу! И надо запомнить и записать потом, что киллерство меняет судьбы окружающих людей. И вовсе необязательно к худшему. Киллер вообще не просто убивает, он как-то интересно – и неожиданно! – меняет окружающий мир! То есть он модератор этого мира».

Забрызганную кровью кофту дама смерти поменяла на пустыре и там же ее сожгла, как и испачканные перчатки. Она тогда училась быстро избавляться от улик.  Отвертка осталась в ране жертвы, отпечатков на ручке не было. Деньги, весьма приличную дневную выручку таксиста, забрала себе. Еще почистила бумажник. Дама была довольна: и получила удовольствие от убийства («что ни говори, а это адреналин!», «взять и кого-то пришить – о, это кайф!»), и кое-чем поживилась. Убийство потом так и списали на ограбление. Отчасти так и было, но только отчасти.               

Вдоволь натренировавшись и использовав наработанные за годы лихой жизни криминальные связи, в двадцать пять лет Ребекка открыла свою киллерскую «контору». Тогда посыпались заказы на убийства, вместе с ними пришли потоки денег. И полились новые реки крови.