Деревня дураков

Деревня дураков. Сценарий спектакля по произведениям В. Н. Фирсова.
Петрозаводск, 2021.

Карельская деревня Киндасово (киндас – рукавица) славится ежегодными праздниками юмора. Первые «взятые на карандаш» упоминания об этой деревне, вернее – о ее людях, над которыми потешаются соседи-кореляки, находим у известного литератора и этнографа Н. Ф. Лескова в его отчете для Русского Географического общества в 1892 году.
В 1973 году ученый-фольклорист А. С. Степанова собрала и издала 18 небылиц про киндасовцев, а затем появятся на свет сказки В. Н. Фирсова, в которых фольклорное наследие было осмысленно и досочинено автором сочным современным литературным языком.
Данный сценарий спектакля по произведения сказочника из цикла о людях деревни Киндасово предназначен для постановок самодеятельными театральными коллективами.
Автор сценария приветствует индивидуальный подход, чтобы режиссёры непрофессиональных театров могли по своему усмотрению использовать данный материал, учитывая, что не везде на местах есть возможность
отыграть весь спектакль в предлагаемом формате.               



К 70-летию со дня рождения
журналиста и писателя                Василия Николаевича Фирсова
(1951-2010)



Первое отделение
Оформление сцены: На заднике изображение поля и края леса.

Сценка 1.  ИЗБА БЕЗ КРЫШИ
Действующие лица: Будущие жители Киндасово.

Рассказчик:   Шли  мужики  по  берегу  реки Шуи.   Глядели, где  деревню почать строить. Смотрят, лежит рукавица.

Старшой:     Эй, братцы, рукавица  лежит, знать, недаром. Быть  на  этом     месте деревне, а прозваньем Киндас – Рукавица.

Рассказчик:   Взялись мужики ставить первый дом.  Кто брёвна таскает, кто доски пилит, кто топором стучит. Быстро дело идёт, растёт изба не по дням, а по часам.  Вот  уж и стены срубили, печку сложили, в окна рамы вставили,  всё  почти  готово,  только  и  осталось  дела – крышу  покрыть. Тут  как  раз дождь пошёл, заспешили мужики…

Старшой: Эй, братцы, да  кто  же  в  дождь  крышу кроет?! Никто в дождь крышу не кроет, бросайте работу.

Рассказчик:   Согласились мужики, бросили работу.

Старшой:   В дождь крышу не кроют, а в ясный день и так не течёт, верно говорю? А коли так, то зачем нам тогда крышу крыть? Проживём и так, без крыши.

Мужики:   Верно, братцы!

Старшой: Ни к чему нам крыша, бросай топоры  да  пилы, и  давай ново-селье справлять. Ничего, дождик  вымочит, а  солнышко высушит, – гуляй, ребята!

Рассказчик:   Справили  новоселье, стали жить  в  избе  без  крыши.  Дождь польёт – киндасовцы  мокнут, солнце засветит – киндасовцы сохнут.  Только высохнут, – глядь, уже опять туча набежала, дождь пошёл – мужиков мочит. Вымокли  киндасовцы, а  тут  и  солнце на небе, – сохните, мужики, тепла не жалко.  Пройдёт  иногда  путник,  удивится:  что за  изба  без  крыши, да  кто  в ней живёт?

Старшой:   Да мы тут живём. А что без крыши, так когда же крыть?                В дождь крышу не кроют, а в ясный день и так не течёт. Некогда, прохожий, крышу-то крыть.

Рассказчик:   Пройдёт  прохожий,  головой  качая,  а  киндасовцы  дальше живут:  дождик  льётся – они мокнут, солнце  светит  –  они  сохнут.  Только высохнут, опять дождь начинает поливать. Долго так жили, пока не пришёл ещё один насельник. Построил он избу с крышей, стал жить,  как положено, а  глядя  на  него  и  другие  стали  строиться,  крышей закрываться  да над первой избой смеяться…

КИНДАСОВСКАЯ НЕБЫЛИЦА
Монолог Рассказчика.

Перед закрытым занавесов (во время смены декораций) в центре сцены
 под светом софитов стоит Рассказчик в образе В. Фирсова (кепка, свитер под фуфайкой,  штаны, заправленные в сапоги).

Жила-была в Киндасове корова,
на рога здорова.
Снесла корова яйцо,
из яйца вылупилась овца:
захрюкала-запела,
на забор села,
стала лягаться, рогом ковыряться.
Забор упал, встал да побежал.
Бежит забор
а за ним изба поспешает,
за избой хозяин гонится,
верёвку кидает.
Кинул раз – трубу зацепил, – труба упала,
а изба дальше побежала.
Кинул другой, – зацепил за конёк,
резной горбунёк.
Крыша упала,
а изба дальше побежала.
Кинул в третий раз, –
зацепил за угол,
изба и развалилась, –
в дрова превратилась.
Стал мужик забор догонять:
догоняет, по колышку обрывает.
оторвёт да бросит, – остановиться просит.
Бегали, бегали, – домой прибежали.
Встал забор на место, – а избы-то нет.
Мужику бы горевать, а он смеётся:
«Ничего, – смеётся, – был бы забор, а изба-то будет».
Пошёл мужик в баню жить,
а баня-то моется, веником парится,
дверь не открывается, –
мужика не пускает.
Свернул мужик закрутку,
пошёл в собачью будку, –
собаку выгнал, сам стал жить.
Живёт, лает, – забор охраняет.
Кто бросит кость – тот желанный гость, –
гляди через забор,
что увидишь – всё твоё.
Поглядит гость да ни с чем и уходит,
а мужик свою песню заводит:
лает, воет, землю «копытом» роет.
Рыл, рыл, – горшок с золотом вырыл:
избу поставил, в избу собаку пустил,
сам в будке остался.
Живут себе, –
мужик в будке курит самокрутку,
а собака из избы воет, –
хозяина охраняет, никого не пускает, –
всем хорошо,
никто не пеняет, кто кого охраняет,
главное, что крыша есть,
забор на месте,
вот ещё коту
мужик построит избу,
тогда и заживут они припеваючи,
горя не знаючи…



Сценка 2. ПРО ТЕХ, ЧТО САМИ РОДЯТСЯ
Действующие лица: Мужик петрозаводский, Народ киндасовский.


Рассказчик:  Ехал один  мужик  из Петрозаводска в Киндасово. Подъезжает к  деревне, видит: ходит  по  полю народ, числом до десяти, в руках решёта, кидают по сторонам что-то.

Мужик:  Эй, крещёные. Чего делаете?

Народ:   Дураков сеем.

Мужик:   Что ж, у вас в Киндасове дураков, что ли, нет? Все умные?

Народ:   Все, брат, умные. Был один дурак, да о прошлом лете помер.        В писарях ходил, чернильная душа.

Мужик:  Помер, и Бог с ним. Худо, что ли без дураков?

Народ:  Не худо, братец, скучно. Уж такая скука, не приведи Господь. Вот и решили посеять. Осенью сожнём, – то-то весёлое  житьё пойдёт!

Рассказчик:    Поудивлялся  мужик,  не  поехал  и  в  деревню,  обратно повернул. Осенью  случилось  ему  снова  мимо  этого  поля  идти. Идёт, видит:  ходит  по  полю  киндасовский  народ,  числом больше, чем было весной, у всех лица невесёлые.

Мужик:  Эй, крещёные! Что бродите, отчего невеселы?

Народ:   Мало весёлого, братец. Посеяли весной дураков, а  ни один  не взошёл.

Мужик:   Что же так?

Народ:   Да, видно, Бог за что-то прогневался, за всё лето ни разу дождя  не послал. Откуда же дуракам быть?

Мужик:   Что ж тогда народу в поле много?

Народ:    Так  это все  умные.  Пришли  дураков   жать,  да  где  их  взять, дураков-то?  За  всё  лето  ни  разу  дождя  не  было, какие тут могут быть дураки?

Рассказчик:   Мужик,  услыхамши  такое,  крикнул,  уходя: – Есть урожай, есть! Хороший урожай, добрый, на всех хватит!  А народ по полю остался шататься.  Шатается,  приговаривает: – Прогневался  за  что-то  Господь, дождя не послал, дураков не дал. А какая жизнь без дураков?! Скучно без дураков-то, братцы, ей-ей, скучно…»

ПЕТРУХА-ЗАБЫВУХА
Монолог Рассказчика.

Жил в Киндасове мужик Петруха
по прозвищу Забывуха,
ничего не помнил, своё имя – и то забывал.
Спросят как звать – он стоит, вспоминает.
 – Да, кажись, Ванькой, – отвечает, – а может и Санькой.
– Да не Ванька, и не Санька, а Петруха ты!
 – Петруха? Гляди-ка! А я и забыл, что я – Петруха, спасибо, что напомнили.
Петрухе уже за двадцать, жениться пора, а он не женится.
 – Что, Петруха, не женишься?
 – Да я и забыл, что жениться надо.
Хорошо, что напомнили, – женюсь.
Женился Петруха, идут годы, а дети у Петрухи не заводятся.
 – Что, Петруха, детей не заводишь?
 – Детей-то? Да я как-то и забыл, что надо детей завести.
Спасибо, напомнили, – теперь заведу.
Завёл Петруха детей, дети выросли.
Петруха состарился, помирать пора, а он не помирает, с батогом бродит.
Скоро и дети состарились, и внуки взрослые – не помирает Петруха.
Пришло время – дети перемёрли, внуки состарились, –
Петруха всё бродит, на батог опирается.
 – Что же ты, Петруха не помираешь?
Уж, слава Богу, пожил своё, пора и честь знать.
 – Да ведь я и забыл, что помирать пора, – отвечает Петруха, –
Спасибо, что напомнили, – теперь помру.
Как напомнили, так сразу и помер Петруха-забывуха, слова не сказал.
А не напомнили бы – и сейчас жил бы,
по деревне бродил бы, на батог опирался бы,
уж такой он хитрый, Петруха-забывуха:
родиться не забыл, а как помирать – память откинуло.
Ну да ведь Петрухиных земляков, киндасовских мужиков
на кривой кобыле не объедешь, мигом смекнули, Петрухе намекнули:
не забыл родиться, и помирать не забывай.
Намекнули не со зла, даже вроде как бы в шутку,
А Петруха-забывуха взял, да и помер всерьёз,
Наделал землякам хлопот по самый рот:
ведь хоронить чтоб, надо смастерить гроб,
а гробы мастерят мужики из Пряжи,
а с ними столковаться – без штанов остаться:
заломят цену такую, что и сам забудешь, как Петруху звали,
рукой махнёшь, да в мешке не свезёшь.
Сами виноваты, напомнили Петрухе в шутку, а он всерьёз: прыг – и на погост…



Сценка 3. КАК КИНДАСОВЦЫ РУКАМИ МАХАЛИ
Действующие лица: Мужик-пахарь, киндасовцы.

У кулис на телеге сидит Рассказчик. Мужик в поле ходит за сохой. Подходят киндасовцы.

Рассказчик:  Шли киндасовцы по дороге, домой попадали. Идут, видят:
пряжинский мужик пашет, лошадь понукает, на лбу пот блестит.

Киндасовцы:   Эй, мужичок, не помочь ли тебе?

Мужик:   Что ж, помогите, коль охота. Вот я буду пахать, а вы руками машите, пока не кончу. А кончу – «спасибо» скажу, если заслужите.

Рассказчик:  Начал мужик пахать, а киндасовцы руками махать.

Звучит залихватская мелодия песни «Распрягайте хлопцы коней».
Мужик пашет, киндасовцы, подпрыгивая, машут руками. Рассказчик, подложив под голову клок сена, лёг в телегу, свесив ноги. Через некоторое время потянулся со сна и соскочил с телеги.

Рассказчик:  Эх, бедолаги, всё скачут, ручками машут…
Рассказчик уходит в кулису. Мужик бросил плуг на телегу и, понукнув лошадь, уехал.

1-й   киндасовец:    Да,  ребята,  руками  махать – не землю пахать – тяжёлая работа.

2-й   киндасовец:   Мужику-то что: лошадь плуг тянет, только за вожжи дёргай, да  покрикивай.  Придет  сейчас  домой,  поужинает да спать,  а утром опять за работу. А нам, помощникам, и за неделю теперь не отлежаться.

3-й  киндасовец:  Правда, правда! Руками махать – не землю пахать, работа – нелёгкий труд, а как куда идут, уж на помощь не напрашиваются, а кому надо – сами пускай просят, а  киндасовцы  уж  их не бросят, помогут и пахать, и дрова рубить и стога намётывать…


ДЫРЫ  И  ЗАТЫЧКИ
Монолог Рассказчика.

Жили когда-то киндасовцы бедно,
как поглядеть с утра, плюнуть некуда, охнуть некогда,
успевай затыкать да судьбу ругать.
И на одежде дыры, и в хозяйстве – дыры,
и еда – беда: хлеб да вода.
А за окном – весна, кого-то радует,
а киндасовцев в тоску вгоняет, сердце защемляет.
Надо сеять, а сеять нечего – как дальше жить, что поделывать?
Стали киндасовцы думу думать.
Думали недолго, придумали неплохо:
собрали все дыры в мешок, пришли в поле и давай их сеять.
Дыры посеяли, горе развеяли, домой идут.
Лето пережили, жатва настаёт, киндасовский народ в поле идёт.
Пришли, поглядели, так и присели:
посеяли-то дыры, а выросли затычки,
да так густо – руки не просунуть, до верха не достать.
Что ж – урожай хорош, убирать надо.
Взялись киндасовцы за дело, собрали все затычки, весело стало.
Все дыры заткнули, глубоко вздохнули,
плечи расправили: дело сделали, – можно дальше жить.
Да и что не жить: все дыры заткнуты,
и в амбаре затычек – лет на десять про запас, дуй себе квас,
да не дуй себе в ус, а в окно поглядывай, головой покачивай:
что за головы у людей, у тех же пряжинцев, –
ведь посеешь рожь, – рожь и вырастет, репу кинешь – репа и взойдёт.
То ли дело киндасовцы: посеяли дыры – выросли затычки;
дыры заткнули, что осталось – в амбары замкнули
и живут себе, посмеиваются, попивают квасок через каждый часок,
а как дождь пойдёт, в печь залезают, из печи удочки закидывают,
что мимо проплывает – всё ловят, под боком сушат.
под голову кладут, да так и заснут.
Утром проснутся – все пожитки сухие, дверь открывают,
воду из шубы выпускают, да и дальше живут, песенки попевают,
а как надо затычку – в амбар идут, затычку возьмут да дыру и заткнут.
Заткнут, вздохнут, да опять запоют.
Да и что ещё делать?
Дыры все заткнут, пой да пой,
а как зимой кончится, – потряси бородой да опять в поле:
дыры сеять, затычки жать, те же дыры затыкать,
а что остаётся, в амбаре держать про запас,
не дуть в ус, а дуть квас.
Квас кончится – дыра появится, да беда ли это?
Амбар отомкнул, дыру затычкой заткнул –
и живи себе дальше, посмеивайся над мужиками из Пряжи,
что веники вяжут, по гривне продают, а по копейке получают.


Сценка 4. КАК КИНДАСОВЦЫ В КУЛАКИ ТРУБИЛИ
Декорация: задник с зимним лесом.
Действующие лица: Мужик пряжинский и семеро киндасовцев.
               
Рассказчик:     Шли  зимой  по  лесной  дороге  семь  киндасовских  мужиков,
домой попадали. Идут, видят: пряжинский мужик обочь дрова рубит, топором
хрястает, только щепки летят.

Киндасовцы:  Эй, крещёный, не надо ли помочь?

Мужик:   Что  ж, помогите, коли есть охота. Я  буду  рубить,  а  вы – в кулаки трубить. Мне веселее, а вам не в тяготу.

Рассказчик:    Согласились  киндасовцы,  началась  работа:  один  рубит,  а семеро  в  кулаки  трубят.  И  час  работа  идёт, и два, а мороз всё крепче да крепче жалит, мужику  пряжинскому  всё  жарче да жарче делается: и шапку уже сбросил, и армяк скинул, – в одной рубахе рубит, щепки на дорогу летят.   А киндасовцы  чем  дальше,  тем  больше  мёрзнут, трясутся  от  холода,  да ничего  не  поделаешь, – коли взялись, надо работать, дровосеку помогать в кулаки  трубить.  Целый  день  мужик  дрова  рубил,  а  киндасовцы  в кулаки трубили, – мужику  помогали, уж  такой  они  народ  трудолюбивый. Наконец, кончил  мужик  рубить,  нагрузил  дрова  на  сани,  домой  повёз.  Кончили  и киндасовцы  свою  работу, едва  с места сдвинулись – ноги как  деревянные, губы  синие.  Сначала  шли, а  потом  побежали, согрелись  немного, – языки зашевелились.

1-й киндасовец:  Да, братцы, – в кулаки трубить – не дрова рубить: тяжёлая работа.  Мужику-то  что: он  пока  дрова  рубил  –  до рубахи разделся, а нам теперь и за неделю не отогреться.

2-й киндасовец:   Правда твоя, – в кулаки трубить – не дрова рубить: тяжёлая работа.  В  другой  раз,  коль  случится  помогать,  будем  дрова  рубить,  а его заставим в кулаки трубить, пусть-ка попробует, а дров-то уж ему нарубим, – на ползимушки хватит…


И ОДНА КОРОВА, ДА ТРИ
Монолог Рассказчика.

Живал в Киндасове мужик, держал небольшое хозяйство.
 – Сколько у тебя коров? – спрашивают его.
 – Три.
 – Как три?! Говорят, что у тебя одна корова.
 – Нет, братцы, три коровы.
 – Как же их зовут?
 – Стерва, Пеструха, Красавушка.
 – Да неужели?! Пойдём-ка посмотрим.
Зашли к мужику во хлев, а там одна корова стоит.
– Где же три, – говорят, – одна корова-то у тебя.
 – И одна да три, – отвечает хозяин.
 – Как же три, ежели одна?!
 – А по настроению, – говорит хозяин.
 – Когда я злой, сердитый – корову Стервой зову,
когда спокойный – Пеструхой,
а когда добрый, да ещё выпивши, корова у меня – Красавушка.
Это для вас корова одна, а для меня – три.
 – Три-то три, да ведь молоко-то от одной доишь.
 – Нет, не от одной.
От Стервы я полведра беру, от Пеструхи – ведро, от Красавушки – полтора.
Понятно теперь?
 – Да, – отвечают мужики, – теперь понятно, что ты, брат, верно сказал.
 – Что ж, – выходит и у меня корова одна да три, – догадался один.
 – И у меня по настроению корова-то зовётся.
 – И у меня, – заговорили другие.
 – И у меня. Что ж это, братцы, – выходит мы богачи?
У всех по три, а у кого и по шесть коров?
– Богачи, пожалуй что верно.
Так и стали киндасовцы себя богатыми называть:
коров-то по одной, а спроси, – ответят: три, а у кого и шесть,
а по коровам и честь, по надоям – и слава.



Сценка 5. БЫЛО-НЕ-БЫЛО
Действующие лица: Иван и Степан.

Рассказчик:   Как-то собирались трое киндасовцев – Иван, Степан да Яков – до  своей  деревни.  Шли  не голые – с покупками. Иван лошадь вёл, в городе купил,  долго  деньги  копил. Степан  в  рукавицах  щеголял, тоже на ярмарке приторговал, а  у  Якова на голове новая шапка. Дорога не близкая, притоми-лись  путники,  решили  отдохнуть.  Иван  лошадь  свою  к  дереву  привязал, Степан  да  Яков  рукавицы  с  шапкой  на  сучок повесили. Развели костерок, цигарки скрутили.

Иван:   Что ж, братцы, пока  чаёк  греется, давайте  беседы вести, побываль-щины плести.

Степан:   Побывальщины так побывальщины. Вот ты, Иван и начинай побы-вальщину.

Иван:   Был, братцы, со  мной  такой случай о  прошлом годе. Приключилось  мне  за  деревней  лошадь  искать, не эту, другую, цыган-то  которую опосля  увёл, помните?

Степан:   Помним, как не помнить. Этот цыган у меня рукавицы на мельнице своровал. Он, он, больше некому!

Яков:   А у меня шапку!

Иван: Ну вот, кинулся я, значит, братцы, влево – нету лошади, кинулся вправо – не  видать.  Я  вперёд, я  назад – никого. Ищу, бегаю, а  сам уж заподумывал: «А была ли лошадь-то? Может, и не было никакой лошади?» Тут как гляну под себя,  а  лошадь-то подо мной,  а  я-то на лошади!  Было, было, братцы, верно говорю!

Степан:   Что лошадь. Я вот однова рукавицы тоже искал. Ну, всё  тебе  пере-рыл,  всё  тебе  переискал,  даже  в  гнездо воронье, что над избой, заглянул – нету. Нету  и  нету!  Ищу, сам  думаю: «А были  ли  рукавицы-то?  Может, и  не было, а?»  Потом  как  рукой-то  хлопну – а оне за поясом. Было такое, братцы, верно говорю.

Яков:   Что лошадь, что рукавицы. Я  вот,  помню, взялся  было  шапку  искать.    В лес по дрова надо, а  шапка  как  провалилась. Избу вверх дном поднял, все лавки опрокинул, даже в квашне пошарил – нету шапки, пропала. Что делать? Я  с  горя-то  хвать  себя  за  волосья – ан  шапка-то  на голове. Верно говорю, братцы, было такое.

Рассказчик:   Тут чай поспел, попили мужики, прилегли на травку,  задремали. Всяк  знает, как дремлют  карельские мужики – травушка-муравушка  от  храпа приколыбается.

Мимо Цыган идёт. Видит он: лошадь стоит, рядом на сучке шапка да рукавицы висят  – он их за пояс, шапку на голову, лошадь под себя – и поминай как звали. Проснулись мужики.

 Иван:   Диво дивное. А лошадь-то где, мужики?

Степан:   Что лошадь. Лошадь свою под собой поищи, коль нигде  нету, а вот куда рукавицы делись, интересное дело?

Степан:   Что рукавицы. Рукавицы ты за поясом поищи, коль на сучке нету, а вот где шапка моя, это вопрос. Уж не на голове ли?

Иван:    А была ли лошадь-то, поселяне?

Степан:   А были ль рукавицы-то?

Яков:   Да и шапка была ли?

Иван:    Что  тут  скажешь, братцы: коль под собой  лошади  нету, значит, и  не было, а?

Степан:   А,  пожалуй,  и  так. Уж  ежели  нет  рукавиц  за  поясом,  значит,  не было их.

Яков:   Правда ваша, земляки: нету шапки на голове, значит, и не было её.


Рассказчик:   Пошли мужики  в  деревню, идут, себя убеждают: коль нету, зна-чит и не было. Пока шли, окончательно убедились, весёлые  домой  заявились, бабам своим рассказали, а потом все трое в копнах ночевали, да и сейчас ещё свои  избы  обходят, у  родни  скрываются,  на  баб  обижаются: как  им, дурам, докажешь, что если чего нету, значит, и не было.
А  если  не  было,  значит,  и  нету, подождём  до  следующего  лету,  снова  на ярмарку  пойдём,  лошадь  новую  заведём,  рукавицы  с  шапкой  купим,  а  в придачу, на остатнюю сдачу купим ситца кусок да орехов мешок, пускай бабы тешатся, пускай не ругаются да горшками в спину не кидаются…


БЫЛО ЭТО ДАВНО
Монолог Рассказчика.

Было это давно, посадил киндасовец бревно,
выросла изба в тридцать три угла,
окошки на крыше, печка на трубе, двери, как для мыши, не пролезет и рука.
А крыльцо как яйцо, квадратное, для всех любопытных занятное,
и к тому же вот выходит в огород,
а в избу заходи как сумеется.
Походил мужик, поприкидывал, как в избу зайти, как проход найти.
Он и так, он и сяк – ничего не выходит, мужик невесёлый бродит.
Разбежался – да в стену. Упала стена,
мужик в избу зашёл – в избе чудо нашёл:
по углам изба медных денег полна,
а больше ничего не видно, стало мужику обидно,
взял он лопату, стал медяки выкидывать.
Три дня выкидывал, никто не видывал;
кое-чего унесли, оставили по двору рваных рубах гору.
Рад мужик: пригодятся рубахи мешки пошить да что надо положить.
Пошил мешок, в избу заходит, снова чудо находит:
тридцать три угла полны серебра,
а больше ничего не видно, стало мужику обидно,
взял он ложку, стал серебро выкидывать.
Три дня выкидывал, никто не видывал,
а как увидели, – всё серебро разнесли,
оставили по двору рваных рубах гору.
Рад мужик: пригодятся рубахи мешки пошить да что надо положить.
Пошил мешки, в избу заходит, снова чудо находит:
по углам изба золота полна, а больше ничего не видно.
Стало мужику обидно, взял он лопату, стал золото выкидывать.
Три дня выкидывал, никто не видывал,
а как увидели, вмиг помогли, всё золото разнесли,
с шумом да с дракой, оставили мужику рваные рубахи,
ему и ладно, нашли мешков, в избу заходят, – чудо из чудес находят:
по углам изба добрым хлебушком полна,
а больше ничего не видно.
Только мужику не обидно.
В мешки зерно насыпает, песенки напевает.
Пел мужик, пел, блинов захотел, кругом поглядел: а где же печь-то?
А печь-то на избе, на берестяной трубе.
Полез мужик на крышу, печь затопил, тесто растворил,
стал блины выпекать, стал народу кидать.
Народ ловит блины, давится, мужиком-чудаком не похвалится.
Всех мужик накормил, себе один блин оставил.
Ел, ел, не доел, спать повалился, блином понакрылся.
Спит мужик, борода ходит, а деревня вокруг избы хороводы водит,
песни поёт, мужика-чудака славит…

 
Сценка 6. КАК КИНДАСОВЦЫ ДУРАКА ВАЛЯЛИ
Действующие лица: Шесть Киндасовцев  и пряжинец.

Рассказчик:  Проходил как-то пряжинец через Киндасово. Идёт, видит: мужик другого мужика по траве валяет, ногой подпинывает, кулаком суёт.

Пряжинец:  Чего делаешь, мужик?

1-й мужик:  Дурака валяю, ума добавляю.

Пряжинец:   А за что?

1-й мужик:   За дело, прохожий, за дело. Утром затопил я печку, стал в неё  я сено  кидать,  чтоб  скорее  просохло, а он взял и загасил печь-то. Ну разве не дурак?

Удивился Пряжинец, ничего не сказал, дальше идёт, видит: валяет мужик другого мужика по траве, ногой подпинывает, кулаком суёт.

Пряжинец:   А ты чего делаешь?

3-й мужик:   Дурака валяю, ума добавляю.

Пряжинец:   За что валяешь?

3-й мужик:   За дело, за  что  же  ещё?! Недавно  поднялся  ветер,  открылось окно  у  меня, ветер загулял  по  избе. Я ведро хвать – и давай ветер на улицу вычерпывать. Половину,  наверное,  вычерпал,  а  этот  подошёл  да  и закрыл окно. И вычерпывать не дал. Ну, не дурак разве?

Пряжинец  дальше идёт, видит:
валяет мужик другого мужика по траве, ногой подпинывает, кулаком суёт.

Пряжинец:   Эй, мужик, и ты дурака валяешь?

5-й мужик:   Дурака,  да  ещё  какого!  Таких  надо валять, ума добавлять, чтоб наперёд знали.

Пряжинец:   Что же он натворил?

5-й мужик:   То и натворил, что комара  у себя  на лбу убил. Я  хотел  из  ружья кокнуть,  уже  прицелился, только  бы  стрельнуть,  а  он – хлоп! – рукой и убил.     А ведь убей я комара из ружья, другие забоялись бы, не стали бы тут шуговать, враз бы дорогу сюда забыли, а этот взял и прихлопнул рукой. Ну, не дурак ли?! Скажи, прохожий человек.

Пряжинец:   Чего сказать? Нечего мне сказать, и так всё ясно.


КАК ПИСАРЬ МЫСЛЬ УКЛАДЫВАЛ
Монолог Рассказчика.

Живал когда-то в Киндасове писарь,
жил весело, одну заботу знал –
вино пить, одеждой щеголять да на лошадях кататься.
Вот допился писарь, дощеголялся –
в доме куска хлеба не стало,
собаку, и ту выманить нечем.
Проходит однажды через деревню пряжинский мужик Иван,
завернул к писарю по надобности, видит:
по дому тощие кошки бродят, а писарь стоит, –
одет парадно, щёголь щёголем –
и головой в стенку колотит.
 – Что, брат, головой в стену колотишь? – спрашивает Иван.
 – Да вот, мужичок, мысля одна в голове не укладывается.
 – Мысля, что ли?
– Мысля, мысля. Не укладывается никак.
Три часа головой в стену бью – никаких результатов.
 – А что за мысля-то?
 – Да мысля-то такая:
пришёл утром какой-то старичок,
Походил по дому, заглянул на кухню и говорит:
 – Винцо ты, братец, любишь, и штаны красивые надел,
 – не пора ли и суму через плечо надеть?
Сказал да и пропал, а я вот головой в стену колочу,
слова укладываю да никак не могу уложить.
Усмехнулся пряжинец, говорит:
 – Может, и правду тебе старик сказал, да не так.
Надо было по-другому сказать.
 – А как же? – спрашивает писарь.
– Одолело щёгольство и пьянство –
некогда и по миру сходить.
Как услышал писарь, стукнул раз головой о стену,
пристукнул второй, добавил третий – и сразу весёлый стал:
хорошо слова в голове уложились, как тут и были.
 – Ну, спасибо тебе, мужичок, – говорит писарь, – выручил.
Без тебя я бы пропал, всю бы голову расколотил.
Побегу в кабак штаны закладывать, –
надо по такому случаю выпить да на лошадях покататься.
Побежал писарь в кабак, а пряжинец к себе пошёл.
Домой пришёл, головой о стену постучал,
хотел мыслю про писаря в голове уложить,
да не укладывается никак.
Махнул рукой, своими делами занялся.

Сценка 7. КАК КИНДАСОВЦЫ КАШУ ДЕЛИЛИ
У куста сидят киндасовцы-охотники Клим и Ефим, за кустом – Медведь.

Рассказчик:  Охотники Клим да Ефим делят шкуру неубитого медведя. Долго делили, шум подняли, спорят, кричат, руками машут.
Из-за куста выглядывает Медведь.
Медведь:   Эй, мужики, что за шум, а драки нет?! Что не поделили?
Не на шутку перепугались охотники.
Клим:   Кашу, Михаил Иванович, кашу. Делим вот.

Медведь:   Где же она? Давайте сюда, я живо поделю.

Ефим:   И рады бы дать, да она ещё не сварена.

Медведь:   Что ж это вы? Кашу не сварили, а уже делите?!

Клим:   Так, так, Михаил Иванович, не сварили, а делили.

Медведь:   Дураки право!

Ефим:  Точно, дураки и есть.

Медведь:  Ну, тогда нечего и разговаривать с вами, дураками. Пойду  с  Богом.

Клим:  Правда твоя, Михаил Иванович. Нечего разговаривать с нами,  дурака-ми. Поди с Богом.
Медведь уходит в кусты.
Клим:   Ну что, Ефим, будем дальше шкуру медведя делить, или что?

Ефим:   Да  и  мне  тоже  что-то  неохота стало шкуру  медведя делить. Может, кашу делить начнём?

Клим:   Да она ещё не сварена.

Ефим:   Ну и что?! Сварить недолго, главное – поделить, чтоб без обиды было.

Клим:    Что ж, делить так делить. Давай кашу делить.

Стали они кашу делить – до драки дело дошло. Шум великий подняли. Появляется Медведь.

Медведь:   Эй, мужики! Покиньте драться, чего опять не поделили?

Мужики прекратили драться и так посмотрели на него, что Медведь поневоле испугался. Мужики в запале закричали и бросились на Медведя так, что тот упал, перевернулся – да бежать, ломая кусты. Остановился отдышаться, сел на пенёк:

Медведь:   Что  с  мужиками  сделалось?!  Чистые  звери, ей-богу!  Неужто  ж из-за  каши,  да  ещё  не  сваренной? Вот оно как!  Смекай, Михаил Иванович: когда двое кашу делят, третий не лезь, а то полетит шерсть, и ног не унесёшь. Смекай, Михаил Иванович, наперёд, глядишь, и пригодится…


КАК ДРУЖИЛИ КИНДАСОВЕЦ С ПРЯЖИНЦЕМ
Монолог Рассказчика.

Шёл киндасовский Матти по дороге, а на встречу пряжинский мужик попадал.
 – Здорово, киндасовец! Как тебя звать?
 – Здорово и ты, пряжинец! Матти меня звать.
 – Слушай, Матти, – сказал пряжинец. – Давай дружить с тобой.
 – Давай.
 – Будем дружить, будем в гости ходить:
то я к тебе, то ты меня к себе.
 – Согласен, – сказал Матти, сам не подумал.
 – Смотри, уговор дороже денег. Завтра я к тебе приду. Готовь угощения.
 – Ладно, приготовлю.
Ушёл пряжинец, а Матти в деревню побежал –
угощения готовить, друга встречать.
Всего наготовил, наутро гость из Пряжи приходит,
поглядел на стол, похвалил Матти.
 – Молодец, Матти, видно, что постарался.
Сел за стол и вмиг подмял всё, что было,
чаю напился, лёг на кровать вздремнуть. Лёг и говорит:
 – Не в службу, а в дружбу, Матти:
почеши-ка мне пятки, я страсть как люблю это дело.
Матти в дружбу и почесал пряжинцу пятки,
уснул тот, вечером проснулся, уходя сказал:
 – Не забудь: завтра ты меня к себе. До свидания, дружок!
Ушёл пряжинец, а Матти уж с вечера за угощенья взялся, всего приготовил,
а утром побежал в Пряжу друга в гости звать.
Прикатил пряжинец, поглядел на угощения, засмеялся:
 – Ай да Матти! Ай да молодец!
Сел за стол, в один миг всё подмёл, а чаю напившись, на кровать лёг.
 – Будь другом, Матти, почеши пятки.
Делать нечего, почесал Матти другу пятки,
тот и уснул, проспал до вечера, а уходя, напомнил:
 – Не забудь, Матти, завтра я к тебе.
И укатил в свою Пряжу довольнёхонький.
И опять Матти бегал, угощенье готовил,
а пряжинский друг уж в крыльцо поднимается.
Вошёл, посмотрел, чуть не подпрыгнул от радости, да скорее за стол.
Наелся-напился, на кровать завалился.
 – Почеши пятки, парень!
Вздохнул Матти, почесал другу пятки, тот и уснул, проспал до вечера.
Вечером встал, собрался уходить:
 – Смотри, завтра ты меня к себе, понял? И укатил.
Так и дружили Матти с пряжинцем. Дружили, в гости ходили:
то пряжинец к Матти, то Матти пряжинца к себе.
Долго дружили, дружили бы и до сих пор,
да как-то уронил Матти на ногу друга топор,
друг взвыл, да и таков был,
больше не появляется, из Пряжи ругается,
а Матти удивляется: чего друг не едет, чего обижается?
Ведь такая дружба была, не разлей вода:
то пряжинец к Матти, то Матти его к себе,
теперь хоть брось: и дружба врозь, и угощать некого…


Сценка 8. КАК ЛУЧШЕ
Действующие лица: Три Разбойника и киндасовский Мужик.
Из кулис навстречу друг другу выходят Мужик и три Разбойника.

1-й Разбойник:   Зарежем.
2-й Разбойник:   Утопим.
3-й Разбойник:   Повесим.
Мужик:    Делайте, люди добрые как лучше…
1-й Разбойник:   Да ты откудова будешь?
Мужик:   Я то? Из Киндасова.
Рассмеялись Разбойники:
1-й Разбойник:    Пускай живёт.
2-й Разбойник:    Пускай народ смешит.
3-й Разбойник:    Пускай потешает.
Разбойники ушли. Мужик перекрестился, шапку надел, бормочет:

Мужик:    Вот думал, как лучше, а получилось как всегда. Даже разбойники,      и те смеются, над нами, киндасовцами, гогочут, понять не хочут.  А ведь мы пряжинских не хуже, разве что улицы у нас поуже, дома пониже,  ну, а грязь, она везде одинаковая…

ДЕСЯТЬ АНДРОНОВ
Монолог Рассказчика.

Вот вы не поверите, а живало когда-то в Киндасове десять братьев.
Жили они дружно, держались всегда вместе,
друг от друга ни на шаг не отходили.
У каждого брата было своё имя,
да никто их по именам не помнил,
всех звали по старшему брату «десять Андронов»
Как увидят братьев, так и говорят:
«Вон десять Андронов идут…
А вон десять Андронов маслом огурцы поливают…
Гляди-ка, десять Андронов на бане горох сеют…»
Как-то подрядились десять Андронов в Пряже забор ставить.
Нарубили кольев, наготовили жердей,
а столбов напилить поленились.
 – Живёт и так, без столбов, – сказал старший брат.
 – Постоит, ничего с ним не сделается, – сказал второй брат.
– Подержится, нешто, – сказал третий брат.
 – Никуда не денется, ясное дело, – сказал четвёртый брат.
 – Не упадёт, чего там говорить, – сказал пятый брат.
 – А упадёт – подымем, – сказал шестой брат.
 – И поднимать не надо – не упадёт, – сказал седьмой брат.
 – Десять лет простоит, – сказал восьмой брат.
 – Постоит и двадцать, я вам говорю, – сказал девятый брат.
 – Где двадцать, там и тридцать, – сказал десятый брат, самый младший.
 Взялись братья за дело, сколотили прясла, стали вокруг избы ставить.
Поставили, отошли в сторону, смотрят, –
а забор лежит, будто ветром повалило.
Удивились братья, стали поднимать забор.
Подняли, отошли, смотрят, – а забор  – хлоп! – опять упал.
Снова поднимать пришлось.
Подняли, отошли, смотрят, – лежит забор, не хочет стоять.
Подняли ещё раз, стоят, держат, отойти боятся.
Чуть шагнут, – забор падает.
 – Ну, ребята, – сказал старший брат, –
видно, держать придётся, так стоять не будет.
 – И подержим, ничего с нами не сделается, – сказал второй брат.
– Нешто не подержим, подержим, – сказал третий брат.
 – Никуда не денемся, ясное дело, – сказал четвёртый брат.
 – Конечно, чтоб не упал, надо подержать, – сказал пятый брат.
 – А упадёт, поднимем, да опять держать, – сказал шестой брат.
 – Не упадёт, коли держать хорошенько, – сказал седьмой брат.
 – Подержим хорошенько, это можно, – сказал восьмой брат, –
хоть десять лет подержим, коли на то пошло.
– Подержим и двадцать, я вам говорю, – сказал девятый брат.
– Где двадцать, там и тридцать, – сказал десятый брат, самый младший.
Взялись братья за дело, стоят каждый у своего прясла, забор держат.
Стоит забор, не падает.
И год стоит, и два стоит, и больше стоит,
а люди уж знают: стоит забор, – значит, столбы на месте;
лежит забор – столбы обедать пошли;
ну, а если вдруг закачался забор, –
значит, кто-то из столбов сегодня именинник.


Сценка 9.  ШЛИ ТРИ МУЖИКА
Действующие лица: Царь Пётр, три Мужика.

Рассказчик:   Шли по дороге в деревню три киндасовских мужика.                И повстречался им царь Пётр Алексеевич. Отбили мужики поклоны, царь и бросил им рубль.

1-й Мужик:   Мой рубль. Мне царь-батюшка бросил!

2-й Мужик:   Нет, мне!

3-й Мужик:   Не вам, а мне!

Рассказчик:  Долго дрались мужики из-за рубля, никто не уступает. Наконец, перестали драться, царю в ноги бросились: – Рассуди, царь-батюшка, скажи, кому ты рубль бросил?

Царь:   Я бросил самому умному из вас.

1-й Мужик:   Я самый умный!

2-й Мужик:   Не ты, а я!

З-й Мужик:   Не вы, а я! Я самый умный, и голова у меня толстая, поглядите-ка хорошенько.

Царь вынимает из кармана второй рубль, Мужикам кидает.

Царь:    Ловите. Этот рубль я бросаю самому глупому.

Кинулись Мужики на рубль, рвут друг у друга.

1-й Мужик:   Я самый глупый!

2-й Мужик:   Не ты, а я!

3-й Мужик:   Не вы, а я! Я самый глупый, у меня голова толстая, поглядите-      А хорошенько.

Спорят Мужики, никто не уступает. Тут Царь третий рубль достаёт.



Царь:    А  этот  рубль  я бросаю сразу трём дуракам, чтоб никто  не обижался.

Рассказчик:    Бросил  царь  рубль,  дальше  поехал, – некогда ему. А  мужики стоят, головы чешут: как  тут спорить, как драться, коли один рубль сразу трём дуракам брошен?  Потом поглядели, – а у каждого в руке по рублю.  Мужики  и пошли дальше весёлые, – никого не обидел царь-батюшка: и дураками назвал, и по рублю дал.


ДВА БРАТА, ДВА ГОСТЯ
Монолог Рассказчика.

Было один раз: два брата-пряжинца пригласили двух киндасовцев,
тоже братьев, в гости, каждый по гостю.
Пряжинцы любили пошутить:
положили на стол две ложки – одну старую, другую новую.
Сели братья-киндасовцы за стол, первый пряжинец и говорит:
 – Моему гостю новую ложку!
– Нет, моему, – сказал второй пряжинец.
 – А вот я твоему гостю! –
сказал первый и бух!  – киндасовцу в ухо.
 – А вот я – твоему! – сказал второй и залепил второму киндасовцу.
Выскочили братья на улицу, говорят:
 – Вот чудаки! О чём дерутся! Мы бы и старой ложкой поели.
Пошли братья обратно в свою деревню. Идут, рассуждают:
 – Ладно, ничего. Пригласим и мы их в гости,
ты одного, я другого, а ложку положим одну.
Поглядим, что будет, то-то посмеёмся.
Через неделю пригласили братья пряжинцев, каждый по гостю.
Пришли гости – на столе две чашки, а ложка одна.
Переглянулись братья-пряжинцы, один и говорит:
 – Моя ложка, мне мой хозяин положил.
 – Нет, моя, – сказал второй, – мне мой хозяин положил.
 – А вот я твоего хозяина, – сказал первый, и бум! – хозяину в ухо.
– А вот я твоего! – сказал второй, и залепил хозяину – уже другому – в ухо.
Выскочили братья-киндасовцы на улицу, заприговаривали:
– Эх! Одну ложку положили, по уху снова получили!
Надо было две положить,
чтобы они ели бы да нахваливали, а мы бы ещё наваливали.
Такая, братцы, штука, нам, простакам наука!
Ну, да ничего, в следующий раз,
как в гости пойдём, свои ложки возьмём,
набьём брюхо, не получивши в ухо,
да над ними же и посмеёмся:
Клим да Афанас, не хитрее вы нас, не обманнее..





Второе отделение
Оформление сцены: Часть фасада избы с окном. На скамейке сидит Рассказчик.

Сценка 1. КАК МАТТИ СВАТАТЬСЯ ХОДИЛ
 В конце картины эта декорация трансформируется в комнату избы.
Действующие лица: Матти, Солдат, Девка, Мать и Отец.

Рассказчик:    Шёл  как-то  киндасовский  мужик  Матти   через Пряжу.   Идёт, видит:  в одной избе  Девка  у окна сидит, рукой взмахивает (вышивает что-то).

Матти:   Чего это она? Вроде как зовёт. Может зайти, спросить?
Проходит мимо Солдат.
Солдат:   Что, парень, стоишь, думу думаешь?

Матти:   Да вот, на Девку любуюсь. Сидит у окна, рукой взмахивает, вроде как зовёт меня. Вот я и думаю: может, зайти, спросить, чего надобно?

Солдат: Эх ты, простота. Да ведь она влюбилась в тебя, к себе зазывает. Мол, заходи, сватайся скорей, пока не передумала.

Матти:    А  что, я  парень  хоть  куда,  немудрено влюбиться.  Да и мне Девка нравится, пойду свататься.
                Солдат:    Погоди, братец.  Посвататься  можно,  только  осторожно,  может  и передумает. К тому же в деревне этой обычай есть.

Матти:     Какой такой обычай?

Солдат:    Свататься здесь всегда ходят с оглоблей.

Матти:     Да ну?!

Солдат:    Точно!

Матти:     Для чего же оглобля нужна?

Солдат:    Для виду, братец.  Увидит  девка  оглоблю,  вмиг  смекнёт:  хоть и любит  парень  да  спуску  не  даст,  держать  в  строгости  будет:  родителям девкиным это по нраву: муж строг будет, так и надобно.

Матти:     Что ж,  оглоблю так оглоблю. Возьмём  оглоблю, дело не трудное.

Матти заходит во двор и выдирает из телеги оглоблю. Гаснет свет. Новая декорация: комната в избе, Девка бросает шитьё, родители её сидят за столом; Отец библию читает, Мать сметану вертела. Матти встал перед ними, в руках оглоблю вертит. Родители от страху в ноги Матти бросились.


Мать:    Бери,  родимый,  бери дочь нашу, только не убивай нас!  Ведь  у  нас ещё куча ребят, да и жить охота!  Пожалей, родименький, смилуйся над нами!

От такого дела Матти  уронил оглоблю.

Матти:   Да что вы, крещёные! Да с чего вы взяли, что я вас убивать буду?!
М а т ь:   Как с чего?! Оглобля в руке, разве не убийство задумал?
М а т т и:   Какое там убийство, я жениться хочу!
Мать:   Зачем же тогда оглоблю припёр?
Матти:   Да ведь у вас обычай такой: с оглоблей свататься.
Мать:    Кто тебе сказал, что у нас с оглоблей сватаются?
Матти:    А солдат, что проходил сейчас.
Отец Девки аж подскочил, услышав такое: в глазах его сразу пропал страх, глаза засверкали, на ноги подпрыгнул.

Отец:   Солдат сказал!  А ты, дурак, поверил. Вот я тебя сейчас просватаю, сразу  дорогу  ко  мне забудешь, стервец! Сколько страху нагнал, жених  ли-повый!

Схватил Отец оглоблю, да Матти в шею, да по спине,
выскочил тот из избы и бежит, а за ним Отец, лупя нещадно Матти.

Рассказчик:   Матти, прибежав  в  Киндасово,  всем поведал про своё  сватов-ство  в  Пряже.  «Что  ж, – сказали киндасовцы, – коль солдат говорил, значит, правда. Солдат, брат, зря не скажет. Только зачем  тебе пряжинская  Девка, в своей  деревне  найдём.  Да и оглобли у нас есть, бери любую,  иди свататься.
А  оглоблю свадебную  в  красный угол поставь,  молодую жену наставь,  чтоб хвостом не вертела,  почаще в угол глядела, где оглобля стоит, мужа слушать велит». Послушался  Матти  мужиков, не пошёл  в  Пряжу свататься, по своей деревне ходит,  в окна смотрит, какая девка рукой взмахнёт, в избу пригласит,  а оглобля у него давно уже припасена.


С ЛОДКИ В ВОДУ
Монолог Рассказчика.

Понадобилось киндасовским мужикам реку переплыть.
Сели они в большую лодку целой артелью,
числом в тридевять человек, вёслами о воду грянули.
Плывут, пошучивают. Весело всем.
Уж и середину переплыли, берег скоро, деревья близко.
Тут Пекка-старшой пить захотел, над водой бороду склонил,
увидел своё отражение, диву дался, глаза пучит.
 – Братцы! – закричал, – мужик за бортом, спасать, кажись, надо!
Нагнулся другой киндасовец, Матти, пуще старшого подивился.
 – Да не один, – кричит, – не один мужик, а два.
Глаза пучат, бородами трясут. Двоих тянуть надо.
Тут уже и остальные вёсла бросили, за борт глядят, лодка крен даёт.
– Не три, – шумят, – не три мужика, и даже не девять,
а все тридевять тонут, артель целая! Артель спасать надо!
Сгрудились киндасовцы вдоль борта:
мнутся, толкутся, спасать утопающих рвутся.
Сбросили портки, сняли рубахи, осталось только плечи размять –
тут лодка возьми и перевернись.
Перевернулась лодка, посыпались мужики в воду гурьбой, брызги столбом.
 – Ну, братцы, – закричал старшой, Пекка, – бурухтайся, кто как может,
дуй до берега, Бога поминай!
Забурухтались мужики, к берегу правятся. Бога поминают, помощи просят.
Помог Бог, выбрались киндасовцы на берег, глазами ворочают.
– Все тут?  – спрашивает Пека-старшой.
 – Кажись, все!
 – Тридевять?
 – Кажись, тридевять.
 – Ну и, слава Богу. Подштанники отожмём, да и в деревню пойдём,
что ж делать.
Тут поглядел Пека на Матти, вздивовался:  – Матти, – говорит, – ты ли это?!
 – Вроде бы я, – отвечает Матти, – а чего?
 – Да, ведь, я тебя с лодки видел.
Пригляделся и Матти к старшому.
 – Диво дивное!  – говорит,  – я ведь и тебя видел.
Ещё, помню, подумал: «Вроде Пека в лодке сидит, а глаза из воды пучит».
– И я так про тебя подумал: «Матти-то, подумал, в лодке рядом сидит,
а глаза из воды пучит, бородой трясёт».
Тут и другие мужики заудивлялись, стали друг друга припоминать.
 – Верно, верно! – заговорили: – Так, так! Только с чего бы это?
Уж не водяной ли соблазнил, а потом лодку кувырнул?!
– А, пожалуй, так, братцы, – сказал, подумавши, старшой,
 – водяной соблазнил, раздеться заставил, а потом лодку кувырнул.
Радуйтесь, мужики! Бог нам помог, беду отвёл.
Возрадовались киндасовцы, подштанники обжали, гуськом побежали,
у деревни в траве до ночи полежали, а как ночи дождались, так по избам разбежались.


Сценка 2. ПРО МАЛАНЬЮ ИЗ КИНДАСОВО
Действующие лица: Яков, его Отец.
Рассказчик:    Жил в деревне Киндасово парень по имени Яков.  Как-то поехал он в извоз, отцу новость привёз: «Полюбил, говорит, девчонку, живёт, за речон-кой  в  деревне  Коч, мне жениться невмочь.  Собирайся, отец, сватать езжай – пока не перехватили, мою любовь не отбили».

Отец:    А как хоть зовут-то, да чьих родителей?

Яков:     Зовут  Маланья,  как  пироги печь – все ворота в тесте,  я  рад  такой невесте.  И найти нетрудно: как пройдёшь большак, крайняя изба без  одного угла, крыша провалилась, во дворе одноногий петух.

Отец:    А хороша ли девка-то?

Яков:      Ой, хороша! Слегка кривовата, немного зобата, спина  как  лопата, а ноги колесом.

Отец:    А богата ли?

Яков:      Ой, как  богата!  Полна  мышей  хата, тараканы стадами  бегают  под столами, помоев в лохани всегда через край, а в углу сору целые горы.

Отец:    И всё?

Яков:      Нет, батя, не всё.  Одежды  у  них гора целая – вся  на  один  гвоздь вмещается, аж гвоздь прогибается; обуви на всех – одни сапоги, зато такие большие и у царя не найдёшь.

Отец:    А много ли скотины?

Яков:      И скотины  много:  одних  кошек одиннадцать штук, за иконой – живой  паук, в подпечье – сверчок; в ларю на просторе гуляет жучок, а  по полу бродит курица,  да  такая  умница – есть  не  просит,  сучки в  половицах  выклёвывает, через левое плечо выплёвывает.

Отец:    А каковы родители?

Яков:      И  родители хороши:  отец уже три года с печи не слезает, а мать три года влезть не может, сама без сил, а помочь некому.

Отец:    Куда же дочь смотрит?

Яков:      Дочь смотрит на мать, а глядит в рукавицу. Рукавица та не простая, в  ней деньга лежит налитая, а тряхнул незаметно – на донышке денег много. Так что, отец, спеши, нам  не лишни гроши, а  и девка славная: мать хорошо приня-ла, до печёнок проняла, а как стала помоями полы мыть, да подолом вытирать, тут  уж  я совсем влюбился, в любви объяснился, к тебе побежал,  в  ноги упал: поезжай, батюшка, за  речонку – просватай  девчонку  из  деревни Коч, мне же-ниться невмочь. Зовут её Маланья, как пироги печь – все ворота в тесте, я рад такой невесте, мне другую не надо.

Отец:    Что же, коли так, запрягай лошадь.

Рассказчик:   Пошёл Яков во двор, смастерил сани,  нашёл  верёвку  для  вож-жей, у соседа сена занял, в сани кинул. Сел отец, поехал сватать.  Мигом дело сладили,  свадьбу  громкую  справили  и  живут  теперь  в  Киндасове  Яков  да Маланья  – люди  хорошие,  правда,  проезжие  порой  говорят,  надсмехаются: «У их, кореляков, что ни мерин – то Яков, что ни баба – то Маланья: как  запря-гать, так  сани  делают,  как пироги печь – так  все  ворота  в тесте». Надсмеха-ются, да только им никто не верит, знают, что  в  Киндасово народ издавна тол-ковый, рассудительный.



ЗА КОМПАНИЮ
   Монолог Рассказчика.

Живал когда-то в Киндасово мужик Созон.
Жил в достатке, человек был нежадный
и пуще всего не любил обедать в одиночку.
Сядет за стол и обязательно выкликает кого-нибудь через окошко.
– Заходи, сосед, – крикнет, – составь компанию, удружи.
Зайдёт сосед, начешется дармовой каши, а Созон и рад.
– Ну, спасибо тебе, сосед, удружил. Одному-то ведь и у каши неспоро,
а в компании – оно и хорошо, до;бро.
Уйдёт сосед, а на другой день Созон двоих уже приглашает, потчует.
Начешутся гости каши, пойдут, а Созон им чуть не в пояс кланяется:
спасибо, что зашли, компанию составили.
Вот опять обед настал, у Созона за кашей уже трое сидят, наворачивают.
Ест и Созон с ними, ест да радуется, благодарит соседей.
День за днём идут, у Созона уже не двое-трое обедают,
уж артель целая стол облепила. И бабы с ребятишками толкутся.
А Созон и радёшенек, никому не отказывает:
всех кормит, всех благодарит, чуть не в пояс кланяется.
Идёт время, копится народ, лезет на дармовщинку,
да оно и веселее обедать в большой-то компании.
Долго ли, коротко ли, –
уже вся деревня у Созона стала кормиться,
бабы и варить перестали, мужики и сеять бросили, и жать не жнут.
«А зачем? – говорят:  – Зачем нам спину ломать? Созон прокормит».
Никто ничего не делает, лежат по лавкам, обеда ждут.
Настал обед, – народ к Созону валит,
а Созон встречает, в пояс кланяется, приговаривает:
– Спасибо, спасибо, что пришли. Одному-то и у каши неспоро,
а вместе-то оно и хорошо, до;бро.
От всего отбились мужики да бабы:
скотину порешили, поля забросили, ничего не надо.
Да и зачем? Созон прокормит, Созону это – в радость, а народу – польза.
Так и жила деревня тридцать лет и три года:
ничего не делала, всё хотенье да уменье растеряла, Созоном только и жила.
Хорошо жила, да вот беда – собрался Созон помирать.
Прибежала деревня, завыла в голос, а Созон лежит, помирает,
сам рукой машет, зазывает:
– Заходите, братцы, будем вместе отходить. Одному-то и помирать неспоро, а в компании-то оно и хорошо, и до;бро.
Подумал народ, уже было согласился с Созоном,
да тут выступил старшой, Пека, сказал:
– Кормиться за компанию – тут всяк по желанию, а помирать за компанию – Богу не угодно, тут грех ляжет на всех,
пойдёмте-ка, люди добрые, пора за ум взяться, дальше жить.
Согласился народ киндасовский со своим старшим.
Помер Созон, похоронили его, стали дальше жить.
Хоть и хватили тогда лиха, да ничего –
помаленьку разжились, хозяйством обзавелись,
а за компанию только в город ходили на заработки.




Сценка 3. СОЛДАТ И БАБКА
Действующие лица: Солдат,  Бабка.

Рассказчик:   Шёл солдат со службы, проголодался.  Идёт  через  Киндасово, думает, где бы еды перехватить. Заходит в одну избу, там бабка жила, только что печь протопила.

Солдат:    Здорово, бабка!

Бабка:    Здравствуй, служивый. Откуда попадаешь?

Солдат:    С войны, бабка, с войны.

Бабка:    Долго воевал-то?

Солдат:    Долго, бабка, долго. И ещё бы воевал, да ружьё потерял.

Бабка:     Что ж теперь делать?

Солдат:    Да что? Вон ухват у тебя стоит. Коли дашь, с ухватом пойду.

Бабка:    Жалко, да уж ладно, бери.

Взял Солдат ухват, повертел им.

Солдат:    А патроны, бабка, где?

Бабка:     Какие патроны-то?

Солдат:   Что ж ты патронов не знаешь?! Вон у тебя в печи целый чугун стоит.


Солдат выдернул ухватом из печи чугун с картошкой и поставил на стол.

Солдат:     Патроны  есть, теперь  смазать  надо  ружьецо-то!  Нет ли, бабка, масла у тебя?

Бабка:    Нету никакого масла!

Солдат:    Ну, нет и не надо. Кашей смажем.

Солдат выдернул ухватом из печи чугун с кашей и поставил на стол рядом с картошкой.

Патроны есть, смазка есть, а про пыжи-то забыли! Неси, бабка,  хлеба с солью, пыжей наделаем.

Принесла Бабка ковригу хлеба, солонку подала, Солдат за стол полез.

Солдат:     Ну, бабка, теперь  я  в  засаду  сяду, а  ты  в  дозор  иди.  Да не на крыльцо, на крышу заберись.  Как  увидишь  неприятеля, кричи в трубу.  Да не «Караул!» кричи. Кричи: «Хороша ли, солдатик, каша? – чтоб не поняли. А как подойдут поближе, ты опять кричи.  Да не «Спасите!» кричи, а  «Какова карто-шечка, солдатик?»  Я  и  смекну,  что  неприятель  близко. Ну, а  когда  к  избе подойдут, тут уж во всё горло кричи, да не  «Погибаю!»  кричи , а  «Захаживай, солдатик, захаживай!» Поняла меня?

Бабка:    Поняла, поняла. Страсти-то какие!

Полезла Бабка  на крышу, а Солдат за стол уселся, ложку достал. Сидит Бабка на крыше, смотрит из-под руки: где там неприятель? Тут вдали стадо коров показалось.                Перепугалась Бабка, кричит в трубу:

      – Хороша ли каша, солдатик?

Солдат:    Ой, хороша! Давненько такой каши не едал.

Рассказчик:   Умял  солдат  кашу, на картошку навалился.  А  коровы  ближе подошли, бабка и видит, что коровы, да кто их знает?!

Бабка:    Какова картошечка, солдатик?

Солдат:    И картошка хороша. Спасибо, бабка.

Рассказчик:   Умял и картошку, и хлеб прибрал, пошёл на улицу, а коровы уж возле избы проходят. Бабка едва живая от страху, да надо кричать:

Бабка:    Захаживай, солдатик, захаживай родной!

Солдат:   Ладно, бабка. Будет случай, зайду, как не зайти.

Рассказчик:   Ушёл солдат, обедать в одиночку. Прошли коровы, а бабка всё на крыше сидит, трубу обнявши. До вечера просидела, пока соседи не сняли.



НУЖДА
Монолог Рассказчика.

Собрались как-то киндасовские мужики посередь деревни, стали толковать.
 – Вот, говорят: нужда, нужда, – толкует один.
А что это за штука, братцы? Кто знает?
Никто не знал, что за штука – нужда, как бы на неё, нужду, посмотреть.
Подумали киндасовцы, решили нарядить человека в Пряжу,
там разузнать про нужду.
Нарядили того, кто побойчее, тот и пошёл в Пряжу,
Зашёл в крайнюю избу, там у хозяина спрашивает, что за штука – нужда
и нельзя ли на неё посмотреть, общество просит.
 – Что ж, – говорит пряжинец, – помогу узнать вам, что такое нужда.
Сходил хозяин во двор, там набил мешок соломой, киндасовцу принёс.
 – Бери, брат, нужду, неси её в свою деревню.
Только мешок не развязывай, а то убежит нужда-то.
 – А что с ней нам делать?
– Да ничего не делайте. Стойте, смотрите, она сама всё сделает.
Принёс киндасовец мешок с нуждой в деревню,
собрались люди, смотрят на мешок, ждут, что нужда начнет делать.
День стояли – мешок и не шевельнулся,
Неделю смотрели – мешок как стоял, так и стоит.
Уж и месяц отскочил – ничего с мешком не делается,
стоит себе, не шелохнётся.
Забрал киндасовцев интерес, охота им нужду увидеть.
Стоят, смотрят – на хозяйство рукой махнули, ничего не делают.
Пряжинцы на сенокос – киндасовцы стоят,
пряжинцы хлеб убирают – киндасовцы ни с места.
Уж и осень наступила, – стоят мужики, за мешком наблюдают.
А тут и зима нагрянула, надо скотину кормить,
и семьям кормиться, да ничего нету, ничего не заготовлено,
в сараях – ни былинки, в гумнах – ни былинки, в ларях – ни мучинки.
Подохла скотина у киндасовцев, бабы да дети по миру пошли,
мужикам всё нипочём, сидят, на мешок глядят, только ничего не видят.
Той порой в мешке мышь завелась,–
всё кругом съедено, так хоть соломы погрызть.
Стоят мужики, видят: что-то мешок худеть стал.
Худел, худел, а потом и вовсе опал, лежит на земле, не шевелится.
 – Надо, пожалуй посмотреть, – толкуют киндасовцы, –
уж не убежала ли нужда в Пряжу?
Развязали мешок, а там ничего, пусто.
– Эге, братцы, – говорят, – обманули нас пряжинцы: в мешке-то ничего нет.
Нарядили опять кого побойчее в Пряжу с мешком,
пришёл тот, пряжинцу мешок показывает.
Пряжинец осмотрел мешок, и говорит:
 – Видишь, дырка в мешке. Нужда-то в дырку ушла, надо поискать.
 – Где же её искать?
 – А вы походите по деревне, по избам – увидите.
Вернулся киндасовец домой,
 стали мужики по деревне, по избам ходить – нужду искать.
Заглянут во хлев – там скотина дохлая,
сунутся на гумно – там ветер гуляет,
пройдут по двору – там ни полена нету, ни щепочки.
В избах тоже – шаром покати.
А нужды нигде нету, пропала куда-то.
– Обманул нас, братцы, пряжинский мужик, – ходят, толкуют, сами едва на ногах держатся: – Как есть обманул!
Хлебнули лиха в тот год киндасовцы, а нужды так и не повидали.



Сценка 4.   КАК МАТТИ С НОЧЛЕГА УБЕЖАЛ
Действующие лица: Матти, Хозяин избы.

Рассказчик:   Шёл Матти  в Киндасово из города, там заработал денег – в шапку зашил, идёт весёлый.  В Пряже застала его ночь, постучался Матти в крайнюю избу.  В ней хозяин жил, сам скупой, на язык непростой.  Матти шапкой тряхнул, звякнул деньгами.

Матти:   Пусти, хозяин, переночевать. Я заплачу.

Хозяин:    Что  ж,  ночуй. Утром  поужинаем  –  корова  отелится,  молочка                похлебаем.

Хозяин на лавку зипун бросил, сам на печь забрался, заснул без разговоров.
Лёг Матти на лавку, да не засыпается ему. Не выдержал, Хозяина будит.

Матти:    Эй, хозяин! Прости, что разбудил, сон твой нарушил.

Хозяин:     Чего тебе, парень?

Матти:    Не могу понять, хозяин, как это мы утром поужинаем, если я         утром уйду?

Хозяин:    Вот-вот, уйдёшь и поужинаем. Что тут непонятного? Спи!    
Мается парень на лавке, рука шапку проверяет – на месте ли? Снова будит Хозяина.

Матти:   Прости, хозяин, опять бужу тебя.

Хозяин:    Чего надо, парень, чего пристаёшь?

Матти:   Будь добр, хозяин, скажи, когда у тебя корова отелится?

Хозяин:    А мне откуда знать?! Она ещё и не гуляла.

Матти:    Как же я тогда молоко похлебаю. Ведь мне утром идти надо.

Хозяин:   Вот-вот,  как  уйдёшь,  так  и  похлебаем.  Спи, парень,  не  зли        хозяина.

Матти: (в сторону)   Что-то тут неладно, что-то тут не так. Говорит загадка-ми,  сразу  спать  лёг. Неспроста  всё  это,  ох,  не  спроста  он  такие речи повёл, видно,  недоброе  задумал. Ночуй, говорит, завтра  утром,  говорит, поужинаем, корова  отелится,  молока похлебаем. Говорит, а  сам, кажись, на шапку поглядел.  А  я-то, дурак, ещё шапкой тряхнул, вроде как похвас-тался. Нахвастался  на  свою  голову, хозяин-то  точно  недоброе задумал. Уж не убийство ли?  Убить хочет,  шапкой  заветной завладеть. Если  б  не хотел, так  не  говорил  бы, а  дал  бы поужинать, молока бы горшок поста-вил. Ну, Матти, выбирай – либо голова с плеч, либо домой побечь.

Поднялся Матти с лавки, лапти накрутил, шапку – подмышку, да скорей на улицу.

     – Пряжинцы,  они такие,  – уж коли утром ужинают, так молочка от них не увидишь. Вот у нас народ толковый: ужинаем в обед, а молока совсем нет. Да и зачем нам  молоко, река  рядом, воды  много, черпай  с  порога, кашу запивай да похваливай, – и себя, и воду – всему честному народу…


ОДНИМ СЛОВОМ
Монолог Рассказчика.

Как-то два киндасовца – Матти да Пека – нашли сало и мясо,
ну и заспорили, кому чего. Долго спорили.
Тут цыган подвернулся, узнал, в чём дело, говорит:
 – Давайте так, братцы: кто скажет одним словом «сало» и «мясо» –
тому всё и достанется.
Думали мужики, думали, говорят:  – А что, так и будет: сало и мясо.
– Э, нет, – сказал цыган, – будет ветчина. Забрал всё и ушёл.
А мужики руками развели:
вот тебе на – сало и мясо будет ветчина, кто бы мог подумать?
Идут по дороге, головами качают.
 – Слышь-ка, земляк, – говорит один, –
сало и мясо одним словом будет «ветчина»,
а кто же тогда мы – Матти и Пека – будем?
 – Одним словом?
 – Одним словом.
 – Дурачьё.
 – Дурачьё, верно.
Согласились мужики друг с другом, пошли в свою деревню-деревушечку, одним словом – в Киндасово.

Сценка 5.  ХИТРЫЙ СТАРИК
Действующие лица: Старик, его сын Федька, Смерть.

Рассказчик:    Живал  в  Киндасово старик-отец и три сына. Старшие сыновья были работящие, а младший Федька – ленивый.  Вот пришло время, стал отец помирать.  Вот уже и Смерть в дверь ломится, а Старику неохота  на тот  свет.

Старик:    Уж ты подожди, дай пожить хоть с  годок, а потом я за тобой сына с подарками пришлю.

Смерть:   Ладно, поживи, Бог с тобой. Да смотри, пришлёшь сына, на подарки не скупись. Поскупишься, – тяжело помирать заставлю.

Рассказчик:    Прошёл  год,  хочешь,  не  хочешь, надо  за  смертью  посылать. Старшего  сына пошли, тот всё исполнит, за день обернётся, да что за радость от этого старику.  Среднего пошли – за два дня дело сделает, но и это старику не в радость. «Пошлю-ка младшего, – думает, – лентяй  из  лентяев – в самый раз за смертью посылать. Пока ходит – наживусь вдоволь, верное дело».

Старик:   Эй, Федька! Хватит на печи лежать, кирпичи давить. Работа есть.

Федька:    Какая ещё работа?

Старик:   За смертью сходить.

Федька:    За чьей?

Старик:   За моей, не бойся.  Срок подошёл, пора приспела, надо обещанье выполнять.

Федька:    Какое ещё обещанье?

Старик:   Я Смерти обещанье дал, что об эту пору за ней сына пришлю. Так что собери себе котомочку, да и ступай с Богом, а  я  на лавку лягу, приготов-люсь, молитву заведу.

Лёг Старик на лавку, молитву для виду завёл,
а Федька стал на печи лягаться, на всю избу блажить.

Федька:   Ой, грыжа мучит, ой брюхо пучит, встать не могу, здоровье берегу!

Старик:  Я тебе дам грыжа! Отец сказал, – чтоб сделано было. Ступай, кому говорю!

Федька ещё сильней лягается, ещё громче блажит.

Федька:   Ой, грыжа мучит, ой брюхо пучит, встать не могу, здоровье берегу!

Блажит, лягается, кирпич в трубе расшатался. Лягнул Федька ещё раз, – кирпич-то и вылетел, да прямо Старику в лоб. Старик как лежал, так и помер, только успел прошептать:


Старик:    Эх, кажись, прогадал я: послал ленивого за смертью, а ленивый-то в один миг обернулся, смерть привёл, молитвы сотворить не дал…

Рассказчик:  Давно этот случай произошёл, уже не только старик-отец помер, дак и Федька давно на кладбище лежит, а киндасовцы нет-нет, да и вспомнят. Один  говорит:  «Не было такого», – не  верят, другие верят, начинается спор, потом драка. Подерутся, бороды друг другу укоротят, да и на смех  поворотят. Посмеются, попляшут,  да  и  по  избам  спать.  А  как  в Пряжу кого посылать, посылают Федота-тихохода. Федот-тихоход никогда не подведёт, в одночасье весть принесёт, чего в Пряже делают, чего вытворяют.      



ПЕКАРНЯ В КИНДАСОВО
Монолог Рассказчика.

Живал в Киндасове Филя – мужик, ещё не старик,
уже не молодой, с рыжей бородой, с плешью на затылке.
Был он кузнецом, да что-то не получилось,
всё мимо наковальни билось,
по ноге попало ни много ни мало.
Плюнул Филя на кузнечное дело,
за другое взялся смело:
в кузне пекарню открыл:
в чане растворяет,
на наковальню тесто бросает,
кувалдой форму нагоняет,
да в огонь швыряет.
Пирожок за пирожком – выхватывает из огня
да в воду суёт, чтоб скорее остыли.
Суёт в воду, пузырьки считает.
Сорок пузырьков – пирожок готов.
Кидает в горшок и пошёл на торжок.
И пирожки хороши, все как один черны.
Люди за уголья принимают, ничего не покупают,
а Филе всё нипочём:
«Было бы, – говорит, – предложено, за шиворот положено,
а отмываться – не моя забота».
Так Филя и торговал: за шиворот людям пирожки клал.
За шиворот положит, а потом ещё предложит.
Раз Филю побили, второй – отколотили,
а третий Филя ждать не стал, в деревню побежал, пекарню разломал,
наковальню в реку забросил.
Теперь Филя у нас ни кузнец, ни пекарь, а зубной подлекарь:
зубы щипцами рвёт, за печку кидает, да тем и на жизнь зарабатывает.



Сценка 6.  ХОЗЯЕВА
Действующие лица: Яков – муж, Маланья – жена.

Рассказчик:   Однажды решила Маланья к родителям съездить.

Маланья:    Запряги-ка, Яков, лошадку. В гости съездим.

Яков:    Ладно, сейчас.

Берёт топор, пилу и идёт во двор. Маланья одевается во что получше.
Села посередь избы и сидит, ждёт. Со двора слышен стук топора да пилы вжиканье.

Рассказчик:   Час прошёл, не зовёт муж. Второй прошёл – тоже ничего. Уж и третий проходит, а всё ничего…

Баба не вытерпела, в окошко глянула.

Маланья:   Скоро ли, Яков?

Яков:    Сейчас, сейчас. Полоз догибаю, потерпи.

Села баба, долго сидит, потеет в одеждах. Опять глянула в окошко.

Маланья:   Скоро ли, Яков?!

Яков:   Сейчас, сейчас. Оглоблю дотёсываю, потерпи.

Ждёт баба, жарко ей стало, опять выглянула в окошко.

Маланья:   Яков, скоро ль ты?!

Яков:   Сейчас, сейчас. Дугу гну, ты уж посиди.

Сидит баба, пот от жары в три ручья. Снова баба в окно.

Маланья:   Ну что там, Яков?!

Яков:   Сейчас, сейчас. Дугу гну.

Маланья:   Да ты ведь гнул уже!

Яков:    Гнул, да не догнул. Потерпи малость.

Упала баба на стул, сидит, охает. Через час она опять выглядывает в окно.

Маланья:     – Скоро ли, Яков?

Яков:            – Сейчас, сейчас. Дугу гну.

Маланья:     – Всё ещё не согнул?!

Яков:   Согнул да лишка, сломалась. Другую гну.

Баба сидит, охает. Уж и день кончается. Она опять в окно выглядывается.

Маланья:  Готово ли, Яков?

Яков:   Готово.

Маланья:   Ну, запрягай да поехали.

Пошёл Яков в хлев, а там никого нет, пусто. Пришёл к бабе.

Яков:    Баба, у нас ведь и лошади нет.

Маланья:    Как нет?! Была ведь!

Яков:    Когда была?

Маланья:   А мне почём знать? Ты ведь хозяин!

Яков:    А у тебя корова была? Не знаешь? Так и я. Оба мы с тобой – хозяева.




ПРО КОЛБАСУ И КАК ЕЕ ЕДЯТ
Монолог Рассказчика.

Один киндасовец приехал в Петрозаводск, увидел в Гостином дворе колбасу, удивился: что за палка такая?
– Да это колбаса, – говорит продавец.
 – А как её едят?
Долго объяснял продавец, устал, написал на бумаге «енструкция», 
как надо колбасу есть, сказал:
 – Дашь попу, тот прочитает, всем растолкует.
Купил киндасовец палку колбасы, взял бумагу, домой подался.
Вдруг выскочила собака, схватила колбасу и была такова.
Мужику бы заплакать, а он смеётся, головой кивает.
 – Тащи, тащи! – кричит, – всё равно ведь не знаешь,
как её едят, – бумага-то у меня!
Пришёл мужик в Киндасово, всем рассказал, бумагу показал.
Долго киндасовцы смеялись, над собакой потешались,
А бумагу ту принесли попу.
Поп прочитал, брови кверху поднял.
 – Что там про колбасу написано? – спрашивают его.
 – Про колбасу ничего, – отвечает, – а всё про каких-то дураков,
дремучих мужиков,
которым толковать – что холодное железо ковать.
Хоть неделю куй, хоть две толкуй – ни поковки тебе, ни понятья.
– Знаем, знаем! – закричали киндасовцы, – это ведь,
прямо скажем, про мужиков из Пряжи,
про нас такое не напишут, да и как написать, – ведь нам ума не занимать,
а кто у нас займёт, – тот не прогадает,
будет жить-поживать, горя не знать…


Отделение третье
Декорации: Деревенская улица.
Сценка 1.  ВСЕМ ПО ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Улица Киндасово. Народ высыпал Царя Петра встречать.

Рассказчик:     Ехал царь Петр через Пряжу – заглянул в Киндасово, посмотреть, что за люди тут живут.

Подошёл Царь к одному парню, тот стоит, высокий, кудрявый, косая сажень в плечах. Толкнул Царь парня в грудь.

Царь:     Сколько лет?

Парень:     Девятнадцать, государь!

Царь:      Молодец! (Подаёт ему рубль).

Подошёл Царь к первому мужику лет сорока с залысинами на голове.

Царь:      Сколько лет?

Мужик:   Девятнадцать!

Удивился Царь, бровь поднял, ничего не сказал,
подошёл к другому мужику лет шестидесяти.

Царь:     Сколько лет?

Мужик:   Девятнадцать, государь, как есть девятнадцать!

Царь:      Ой ли?!

Мужик:   Точно, государь! С места не сойти, девятнадцать.

Царь:      А давно ли женат?

Мужик:   Давно, государь, ребята уж взрослые.

Царь:      Так всё-таки сколько же тебе лет?

Мужик:    Девятнадцать.

Рассказчик:    Махнул царь рукой, дальше пошёл, спрашивает  остальных  му-жиков про возраст. Все мужики хором: «Девятнадцать, государь! Уж ты поверь, девятнадцать».  Царь, обращаясь  к  старухам, тоже  спросил  о  возрасте. Те хором в ответ: «Девятнадцать, государь, девятнадцать!». Подошёл к древнему старику.

Царь:   Ну, старик, уж тебе-то точно девятнадцать годков, тут к бабкам не ходи.

Старик:    Правда, батюшка, правда: девятнадцать годков.

Махнул Царь  рукой и полез в карету.

Старик:    Девятнадцать, батюшка, девятнадцать годков до ста не хватает.

Вздохнул  Царь  с облегчением.

Царь:    Слава Богу, хоть один умный человек нашёлся. На тебе, дедко,    рубль.




ПОШЕЛ ПАРЕНЬ БУРЫБА ПО РЫБУ
Монолог Рассказчика.

Пошёл один раз киндасовский парень Бурыба по рыбу:
принёс корзинку грибов, стал пилой пилить,
целый стог накосил,
 молотить начал,
да тут принесло отца,
не начать ли нам с конца,
не кончить ли началом,
да опять начать про то,
как парень Бурыба пошёл по рыбу,
принёс грибов, стал пилой пилить,
целый стог накосил,
только бы молотить начать,
да тут пришла мать,
не пора ли снова начать
про то, как парень Бурыба
пошёл как-то по рыбу,
принёс корзинку грибов, стал пилить,
целый стог накосил, начал молотить поутру,
да тут принесло сестру,
снова надо начинать про то же самое,
как парень Бурыба пошёл по рыбу,
принёс грибов, стал пилой пилить,
целый стог накосил,
молотить собрался,
да народ засмеялся,
сначала отец с матушкой, потом сестра,
потом брат, – парень и сам не рад,
что пошёл по рыбу,
принёс грибов, стал пилить, целый стог накосил,
молотить начал, да немного опоздал, –
сказка-то кончилась, все в избу пошли,
а парень Бурыба опять пошёл по рыбу,
рыбы и принёс, ухи наварил, да всех и угостил.
Я там бывал, уху хлебал,
уха хороша в полтора ерша,
парень похваливал, а я помалкивал,
выпил с краю, да скорее к вам –
про уху рассказать, да другую сказку начать,
а та сказка про парня Бурыбу,
который пошёл по рыбу,
принёс грибов, пилой пилил,
целый стог накосил, потом цепом молотил, –
та сказка и вправду кончилась…



Сценка 2. ДЕЛО НЕ ДЕЛО
Действующие лица: Царь Пётр, Мужики киндасовские, Хозяева изб.

Рассказчик:   Не раз  и не два царь Пётр Алексеевич бывал в «Кореле дикой и суровой». Построил тут и завод, и курорт, и работал и лечился, на станке кубки дивные вытачивал, голенища к каблукам притачивал (правда, никому  не  гово-рил). Вот раз оделся он в простое платье, взял сапожницкий струмент и, с утра поране, пошёл  по  деревням  посмотреть, как его подданные живут, чего поде-лывают.  Легла  на  его пути деревня  Киндасово, идёт, видит:  сидит мужик  на обочине, в пень колотит.

Царь:    Мужик, эй! Что делаешь-то?

1-й Мужик:   В пень колочу.

Царь:   А почто?

1-й Мужик:   Такой характер: не могу без дела сидеть.

Царь:    Дело ли это – в пень колотить?

1-й Мужик:   Дело не дело, а против характера не попрёшь: минуты так не            просижу.

Рассказчик:   Крякнул царь с удивлением, идёт дальше ещё видит: стоит мужик в луже, по воде веслом брякает.

Царь:   А ты, чудак, что делаешь?

2-й Мужик:   По воде веслом брякаю.

Царь:    А почто?

2-й Мужик: Характер такой: не могу без дела сидеть.

Царь:     Дело ли это – по воде веслом брякать?

2-й Мужик:    Дело не дело, а уж такой уродился: давай дело – и всё тут.

Рассказчик:    Фыркнул царь, гневом сверкнул, да опомнился: ведь он сапож-ник,  ходит  по  деревням,  работы  ищет. Идёт дальше, видит: мужик топором машет, тень от дерева рубит.

Царь:    Почто тень рубишь? Мешает она тебе?

3-й Мужик: Мешает не мешает, а характер такой: без дела душа тоскует.

Царь:     Это ли дело – тень от дерева рубить?

3-й Мужик: Всё дело, лишь бы без дела не сидеть.

На сцене появляется интерьер избы.

Рассказчик:    Махнул царь  рукой,  пошёл  в  ближайшую избу – работы себе просить.  Заходит,  там  хозяин  портки  перевешивает  с  гвоздя  на  вешалку,  с вешалки на гвоздь. Тут и баба сидит, в ступе воду толкёт.

Царь:    Здорово живём, хозяева!

Хозяин:   Здорово, коль не шутишь. Чего бродишь, дела не делаешь?

Царь:    Дело-то ещё надо найти. А вы чего делаете?  Портки перевешиваете да воду толкёте? Дело ли это?

Хозяин:    Дело не дело, а уж такие мы, киндасовцы: минуты не посидим         впустую.

Рассказчик:    Сел царь  на  лавку, хотел работы просить, да  не понравилось хозяину, что человек без дела сидит да ещё и цигарку сворачивает.

Хозяин:    Чем без дела сидеть, возьми-ка  лучше  портки да перевешивай, по твоему росту как раз работа подходящая, а я пойду решетом ветер ловить.

Царь:    Разве дело это – решетом ветер ловить?

Хозяин:    Лодырям  всё  не  дело.  А мы такие, нам сидеть некогда. И тебе не
                советуем.

Рассказчик:    Не стал спорить царь с хозяином, пошёл в другую избу, там вся семья  в  сборе, ползают по полу, солнечных зайчиков соскребают.  – Хорошее дело: зайчиков с полу соскребать? – спросил их царь.  Ответили ему:  – А что? Было бы дело, а уж мы не откажемся, нам только подавай.  Видит царь: нечего ему тут делать, вышел на улицу, хотел в третью избу зайти, да  и  расхотелось, не стал заходить, заглянул  в  окно.  Там тоже работа кипит,  – бегает  народ  с топором, муху убивает, да никак убить  не  могут: хрястнут  по столу топором, а муха  по  стеклу гуляет.  Бухнули в окно, вылетела рама, за  рамой  муха,  а  за мухой и все остальные.  Видят: муха сапожнику на лоб села, подбежали, топор вскинули, вот-вот муху убьют. Царь прихлопнул муху поскорее, закричал:

Царь:    Что делаете-то, мужики?!

Хозяин:    Дело делаем. Муху хотели убить, да ты опередил, взял да убил.

Царь:     А дело ли это: муху убивать вчетвером, да ещё и топором?

Хозяин:    Дело  не  дело,  а  уж  такие  мы, киндасовцы: без дела и минуты не проживём. Жалко, ты нас опередил, муху убил, без дела оставил. Ну да ладно, бросайте ребята, топор, давайте шатать забор.

Занавес закрывается, остаётся Рассказчик.

– Бросили топор, стали шатать забор,
а царь в другой деревне работу нашёл –
голенища притачивать да каблуки приколачивать.
Горяч царь-батюшка – поначалу киндасовсами возмущался,
а как раскинул умом-то своим государственным – засмеялся,
в Питербух прибывши, сразу за стол сел,
указ написал: «Корабли да заводы строить – сие от учения,
а людей-человеков смешить – сие от рождения.
А посему – жить киндасовцам како ране жили,
смешить добрых людей како ране смешили,
а ежели кто им, киндасовцам, обиду учинит,
сих обидчиков свозить в Петровскую слободу
и тамо на площади пущай они принародно
в пень колотят, веслом по воде брякают,
тень от дерева изрубливают,
алибо заставить их перевешивать портки
с вешалок на гвоздки,
в ступе воду толочь,
солнечных зайчиков соскребать,
самые же просмешливые пущай за мухой с топором бегают –
таково моё царское слово.
А что до киндасовцев, то живут пущай, како сподобятся,
молву про них творити по всей Кореле,
дале же сама побежит».
Царь указ написал, с гонцом послал,
да вот незадача:
гонец в дороге загулял, бумагу потерял.
Только в молве и царь не волен, – сама пошла гулять:
с угла на угол, с руки на руку,
снизу наверхо, с мокра на сухо,
от деревни да до села,
от порога да до стола,
от Онега, вишь, до Поморья,
от Миколы, слышь, до Егорья,
от соседа Ипата до Федулова свата,
от Маланьи, что слободская,
до конторы, что заводская,
бежит молва про киндасовцев,
бежит, зараза, без царского указа,
никого не спрашивает,
никому не подчиняется,
по лесам по весям разбегается.
Вот и до нас дошла, никого не спросила,
а чего ей спрашивать,
не молва ведь по нам, а мы по молве;
не так ступили, на свадьбе сглупили,
на похоронах сплясали, снизу вверх упали –
вот и пошла молва гулять по домам,
по дворам, по задворочкам,
с уха на ухо, с языка на язык,
как, бывало, надрал мужик с берёзы осиновых лык,
пошёл продавать да никто не берёт,
да и нечего брать, пора сказку кончать,
время делом заняться – с косой за осой гоняться,
из озера месяц тащить, на заборе сушить,
всей деревней на небо закидывать…




Сценка 3.  ЦАРСКАЯ ЗАГАДКА
Действующие лица: Царь Пётр, Народ киндасовский.

Рассказчик:   Как-то проезжал через Киндасово царь Пётр Алексеевич: вышел   из кареты, взглядом народ окинул.

Царь:    Каково живёте, всё ли хорошо?

Народ:    Всё хорошо, царь-батюшка. Всем довольны, всего хватает.

Царь:    Всего хватает? А ума хватает?

Рассказчик:    Трясётся киндасовский народ, боится, как бы не осердить царя,   как бы не сказать чего-нибудь этакое-такое.



Царь:   Ума, хватает, спрашиваю?

Народ:    Как скажешь, царь-батюшка. Как скажешь, так и будет.

Царь:    Что будет?

Народ:   А что скажешь, то и будет, государь ты наш. То и будет, что скажешь.

Хмыкнул царь, слугу с корзиной подозвал. В корзине свежие яйца были, –
пряжинцы поднесли.   Взял царь одно яйцо в свою ручищу.

Царь:    Коли так, отгадайте загадку: сверху белое, внутри желтое, ежели разбить, на сковородке поджарить, получится яишница. Что такое?

Ошалел народ от такой загадки, пуще прежнего затрясся.

Народ:    Ох, царь-батюшка, ох, родной ты наш! Что скажешь, то и будет. То и бу-дет, что скажешь, уж ты поверь нам!

Рассказчик:   Не верит государь, в руке яйцо держит, загадку повторяет.

Царь:    Сверху белое,  внутри желтое. Разбить, поджарить – получится яишница. Ну, что у меня в руке?  Отгадаете – по рублю дам, не  отгадаете – прикажу  выпо-роть.

Совсем ошалели киндасовцы, лбами в землю колотят.

Народ:   Отец ты наш, родной ты наш!  Что скажешь, то и будет. То  и  будет, что скажешь, уж поверь нам, киндасовцам.

Царь:    Сказываю еще раз: сверху белое, внутрях желтое, разбить, поджарить - получится яишница. Отгадаете – по рублю дам, не отгадаете – выпорю.

Совсем помутился народишко: лбами землю роют, на коленях подползают.

Народ:    Царь-батюшка! Не мучай ты нас, осчастливь ты нас: прикажи выпороть, только не загадывай загадку про яйцо, всё равно нам не отгадать.  Выпори царь-батюшка, век помнить будем!

Царь:    Быть по сему. Выпорите их, коль просят, а потом по рублю дайте.

Рассказчик:   С той поры каждый год в Киндасове шумный праздник празднуют – Поротов день. Старики вспоминают, а молодежь слушает, на ус наматывает…




ЧЕМ УШИБСЯ, ТЕМ И ЛЕЧИСЬ
Монолог Рассказчика.

Живали в Киндасове отец да три сына.
Однажды старший сын ушибся об оглоблю,
заплакал, к отцу приходит.
 – Батюшка, я об оглоблю ушибся.
 – Чем ушибся, тем и лечись, –
сказал отец, – так деды наши говорили.
Пошёл старший  сын обратно,
вывернул оглоблю из телеги и давай себя лечить, –
по спине охаживать, по голове брякать.
До того долечился, света не взвидел,
бросил оглоблю, сел, сидит, плачет.
Отплакался – с тех пор стал себе под ноги глядеть, – вылечился.
На другой день и среднему сыну не повезло,
запнулся о верёвку, упал, расшиб себе нос.
Заплакал, к отцу приходит.
 – Батюшка, я о верёвку запнулся, себе нос расшиб.
 – Чем расшибся, тем и лечись, – говорит отец.
Пошёл средний сын обратно,
взял верёвку и давай себя лечить, –
по спине охаживать, по ногам хлестать.
До того дохлестал – спина горит, ноги все в рубцах.
Отплакался – здоровым себя почувствовал –
как ступить куда, поглядит, а потом уже ступит.
Тут и младшему сыну Петрухе очередь подошла ушибиться.
Ушибся он о печь, заплакать не заплакал, а отцу сказал:
 – Батя, я о печь ушибся, вон шишка на лбу вскочила.
 – Чем ушибся, тем и лечись, – сказал отец, –
так деды наши говаривали.
Взял Петруха колун и давай обухом хрястать, – кирпичи выламывать.
Что делаешь-то, эй?! – закричал отец.
 – Лечусь, батя, – отвечает Петруха, –
печь ломаю, чтоб в другой раз шишку не наставить.
– Так печь-то можно обойти!
 – Можно, да ведь не обошёл.
Сам же говорил, да и деды наши так говаривали:
чем ушибся, тем и лечись. Вот и лечусь.
Крякнул тут отец, руками развёл: что тут скажешь?
Сам подсказал, да и деды так говаривали.
Вылечился Петруха, разломал печь, –
теперь уж шишки на лбу не будет,
а отец долго не забудет, как сыну совет давал, – без печи остался.



Сценка 4. ЦАРСКИЙ СЧЕТ
Действующие лица: Царь Пётр, Народ киндасовский.

Рассказчик:     Проезжал царь Пётр через Киндасово, соизволил отдохнуть: рас-положился  на  берегу Шуи,  лежит, отдыхает, в уме задачи государственные ре-шает.  «Что же, – думает, – пушечный завод  я  открыл  на  реке Лососинке,  а не открыть ли мне на реке Шуе  школу арихметики?  В  этой,  к  примеру,  деревне? Нужны, ой как нужны моему государству ученые люди!» Думает государь думу, а рядом вся деревня сгрудилась: стоят киндасовцы, помалкивают, шапки теребят, сказать чего боятся – ну, как царь-батюшка осердится, страху нагонит.

Царь:     Что, всё ли у вас хорошо?

Старик:    Всё, отец, хорошо. Только одно не в толк.

Царь:     Что такое?

Старик:     По  сказкам,  батюшка,  по  записям  в  деревне – сорок  одна  душа.
А как начну я считать-пересчитывать, одного нету и нету. Все тут, а одного нету!

Царь:     Как так нету?! Собрать всю деревню, навести счёт!

Старик:     А и собирать не надо, батюшка-царь, все тут. Все до одного.

Царь:     Тогда считай.

Старик пересчитал всех, никого не пропустил. Насчитал сорок душ, одного нету.

Царь:     Считай ещё раз! Считай со тщанием, я погляжу.

Старик опять пересчитал всех – результат тот же. Рассердился царь, повдоль заходил.

Царь:     Может беглый кто?

Старик:   Нет, батюшка, отец родной, из нашей деревни не бегают, народ друж-            ный

Царь:    Тогда считай ещё раз!

Старик опят считает с тем же результатом. Царь же уже что-то смекнул, усмехается.

Царь:    Ну?

Старик:    Нету, царь-государь, одного нету.

Царь:     Нету, говоришь?  Ложись тогда  на  брюхо. Эй, задерите  ему  рубаху, я считать буду, а вы, поселяне, каждый себя называй.

Лёг старшой на траву, рубаху ему задрали, Царь плёточку взял.


Царь:      Давай с краю!

Шагнул первый Мужик, глаза пучит. Царь плёточкой поигрывает.

Мужик:    Семёнов я, царь-батюшка, Семёнов Тарас!

Царь:      Ты – Тарас, а ему – раз!

Мужик:    Матюха я, сын Петра!

Царь:       Сын Петра – два!

Мужик:    Яковлев сын, Макар!

Царь:       Макар – третий удар!

Мужик:    Дед Филарет я, только с печи…

Царь:       Только с печи – четвёртый раз получи!

Мужик:     А я Кузьма, по прозвищу Беспятый…

Царь:        Беспятый – вот ему пятый…

Рассказчик:   Охаживает царь старшого, свой царский счёт ведёт, быстро работа идёт. Недолго-коротко, а уж и на четвёртый десяток перевалили.  Охает старшой, трясутся киндасовцы, себя выкрикивают:

Мужик:     Климов Зуёк, заходи, царь-батюшка, на чаёк, милости просим!

Царь:        Милости просим – тридцать восемь…

Мужик:      А я Федотка.

Царь:        Федотка – тридцать девятая плётка…

Мужик:      Ну, а я… того-этого… – Афанас.

Царь:         Ты Афанас, а ему – сорок раз. Верно сосчитано?

Мужик:       Верно, отец, верно!

Царь:          А одного нету?

Мужик:       А одного нету, правда твоя, царь-батюшка.

Царь:          А как вашего старшого звать?

Мужик:       Пека, батюшка, Пека звать, а по прозвищу Овин, потому как          толстоголовый.

Царь:         По прозвищу Овин – сорок один? Сходится счёт?

Упал Народ на колени, носом в траву окунулся.

Старик:    Сходится, государь.  Дай тебе Бог здоровья  да долгого царствия над нами, неразумными. Каб не ты, каб не твой царский счёт, так бы и жили о сорока душ, так бы и искали сорок-то первого до светопреставления!
 
Рассказчик:   Усмехнулся царь, в карету сел – в Петровские заводы поскакал, на прощанье кулаком помахал, про школу арихметики и не вспомнил. А киндасовцы чуть не до Пряжи бежали, царя провожали,  да  разве за царём угонишься?  Вер-нулись киндасовцы  в  деревню – старшой вдругорядь за счёт взялся, не верится ему. Три раза пересчитал, плачьмя заплакал: душ как было сорок, так и осталось, одного как бы  и  не  было, так  и нет, где найти ответ? Аль царя подождать, всем портки поснимать, пусть государь похлещет,  царский  счёт  наведёт,  уму-разуму научит?  Долго  толковали киндасовцы, да  на том и порешили: царя до будущего года  подождать,  всем  портки  поснимать,  пускай похлещет, свой счёт наведёт,  уму-разуму научит, а пока жить без одного, подати платить за него, по копейке со двора, по рублю с деревни…

 
Занавес закрывается – остаётся Рассказчик с заключительным словом.


НАДОЕДНАЯ СКАЗКА
Монолог Рассказчика.

Пошли два киндасовских брата, Прошка да Ерошка, в лес по дрова.
Дров нарубили, а что дальше – забыли.
Думали, думали – стали метать.
Сметали стожок дровец, тут бы и делу конец,
да пришла коза, стожок слупила, всех удивила –
и Прошку с Ерошкой, и Ерошку с Прошкой.
Пошли они домой, стали рассказывать, как нарубили они дров,
а что делать с ними – забыли.
Взяли, сметали стожок дровец,
тут бы и делу конец,
да пришла коза, стожок слупила, всех удивила,
особенно Прошку с Ерошкой,
двух молодцов, что сметали стожок дровцов,
по-другому – дровец, где же тут сказке конец?
Конца нету, стожка нету, коза убежала,
она-то бы нам рассказала,
как стожок слупила, всех удивила, –
особенно Прошку с Ерошкой, да Ерошку с Прошкой,
да и нас немножко,
чуть-чуть, слегка, с воробьиный носок, с мышиный глазок,
да ещё, пожалуй, – с лося, вот и сказка вся.