роман Красавчик трилогии Благодарю... Гл. 14

Глава 14
Праздник души
               
                Пока люди любят, они прощают.
               
                Разлука ослабляет лёгкое увлечение, но
                усиливает большую страсть, подобно
                тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар

Сижу я дома вся расслабленная, переживаю, что отсутствую в библиотеке, что не знаю, звонит ли Миша, попутно беспокоюсь за внешность после изнурительного труда в колхозе – будь он неладен! – и на фоне этих волнений  24 сентября вечером мама передаёт конверт, точно такой же, какой первый раз мне передавал Миша. Я очень удивилась. Что написал после летнего перерыва бросивший меня друг? А может, это пишет его мама и просит вернуть дорогую икону?.. Вынимаю двойной листок (ого!) и читаю понятный Мишин почерк:

“Здравствуй Кира.
Во-первых, прошу меня, пожалуйста, простить за мою бестактность. Мне, действительно, нужно было сначала позвонить тебе, прежде чем просить о встрече.
Ещё раз извини.
Теперь о главном.
Кира, мне необходимо с тобой встретиться, нужно многое сказать тебе. К сожалению, такой возможности у меня нет – ты болеешь.
Да ещё неизвестно, хочешь ли ты встречи со мной.
Но молчать дольше я не могу, приходится прибегать к помощи письма.
Кира, несмотря ни на что, я люблю тебя. С того дня как мы расстались мне очень тебя не хватает. Ты вошла мне в душу так глубоко, что я уже не смогу забыть тебя, наверное, никогда. Дни, проведённые с тобой – лучшие и самые светлые дни в моей жизни. Я тебе очень благодарен за них. Только не думай, что я тебя пытаюсь разжалобить. Я и не рассчитываю получить от тебя снисхождение или прощение.
Сегодня настал твой час; ты можешь и имеешь полное право отплатить мне за последний наш разговор тою же монетой. Я не сомневаюсь, что это будет так.
Не сомневаюсь на 99 %.
Один против девяноста девяти – это же нелогично.
Но я буду верить в эту часть моего счастья до конца.
За те три месяца, что лежат между нами, я о многом думал, многое переосмыслил. Теперь я знаю точно, почему мы расстались.
Мне это стало ясно только с течением времени. Не буду передавать все свои мысли на бумаге, скажу только, что здесь сказалась, скорее, наша житейская неопытность. Подробнее могу объяснить при встрече.
Кира, если у тебя остались ещё силы и желание, то мы можем начать всё сначала. Скоро у меня наступит тяжёлое время, и я очень хотел бы, чтобы ты была рядом со мной.
Ответь мне, пожалуйста, поскорей (любым способом).
Не думай, что я куда-то тороплюсь – торопиться мне уже некуда. И ещё одна просьба. Пусть моё послание останется между тобой и его автором.
До свидания.
Жму твои руки.
Выздоравливай.
Михаил.
23.09.79 г.
Р.S.
Если мне выпадут 99 %, тебе достаточно только вернуть мне это письмо, я всё пойму. В любом случае ответь сразу, как сделал это когда-то я”.

Моё существо окутало облако счастья. Я торжествовала!!!
Неужели такое бывает? Ведь я и не переставала любить Михаила. Значит, он осознал, что был неправ. После такого поворота возможна только женитьба. Этим признанием он доказал, что достоин быть моим мужем. Но я ещё помнила тот уничижительный взгляд в последние наши встречи. И поэтому сделала вид, что принимаю его условия со снисхождением. С его подачи я комплексовала из-за каких-то физических несовершенств, а сейчас выпрямилась, откуда-то взялось величие духа.

Позвонила Мише, и мы договорились о встрече. Когда увиделись, он целовал мои руки прямо на виду у прохожих, которые вереницей проходили мимо, потом сказал: “Прости меня, я был дураком, не понимал, что творю. Позже я понял, какое сокровище потерял”. Взгляд мой, в отличие от Мишиного, был холоден. Я не выражала никаких эмоций. Но это Михаила не смутило.
Он продолжал:
– Я готов встать на колени, только прости меня!
Нас с двух сторон обтекала толпа, моросил дождик, а он спрашивал разрешения плюхнуться в лужу.
– Оставь этот цирк. Пойдём, – сказала я тихо и строго.

Почему он оставил карьеру манекенщика – артистизма в нём предостаточно, умеет ориентироваться на ходу. Я шла вдоль дороги и молчала. Он даже не смел прикоснуться ко мне. Сейчас я уже не та Кира, которую он знал раньше. Я специально решила ошеломить Мишу своим внешним видом. Новый облик изменил меня до неузнаваемости. На мне чёрное из модного мелкого вельвета широкое длинное пальто-трапеция, которое мы с Витей сшили накануне того, как ребят забрали в армию. В выпускном классе друг проходил практику в швейном цеху и набил себе руку на шитье. Из такого же вельвета оригинальные чёрные брюки с завязками на щиколотках, которое я сшила сама для комплекта с пальто. И завершали образ чёрные лаковые туфли на шпильке. За лето волосы выгорели, посветлели, отросли, и пышная копна раскидана по плечам и спине. Налитые щёчки, ставшие не такими большими глаза (перестала красить) и лишь контуром обведены губы. Ни о каких ногтях после картошки не могло быть и речи. Я стала полненькая и вся с головы до ног естественная. Он привыкал к моему новому поведению так же, как и к новой внешности. Решила – если не понравится то или другое – плевать. Теперь настал мой час – как выразился он сам – что хочу, то и делаю!

На вторую встречу он утащил меня к себе домой. Я снизошла до его реверансов и изволила согласиться. Царскую осанку не меняла. И всё время молчала. Взгляд мой говорил: “Ну-ну, чем ты будешь завоёвывать моё доверие теперь? Споткнувшемуся коню не верят”.
– Мамочка, к нам Кирочка пришла!
Подумать только, какие восторги!
Михаил пригласил в комнату, где я увидела новый ковёр. Очень красивый ковёр лежал почему-то на полу. Пока Миша находился на кухне, я опустилась на колени в центр роскоши, в средоточие сказочного узора и гладила ладонями замысловатые изгибы, повторяя рисунок пальцем. Передо мной стоял телевизор. Я увидела в нём своё отражение – как будто Дюймовочка сидела в центре цветка. Вид первозданный и чистый – свободно ниспадающие прямые пряди волос обрамляли плечи и грудь и нежное крестьянской свежести без грамма вульгарной краски лицо. Сама невинность!

Зайдя в комнату, Михаил замер как вкопанный. Затем прошествовал вглубь и поставил на стол бокалы с соломинками.
– Прошу Вас, Ваше величество!
Я снизу вверх посмотрела на него так, как смотрят сверху вниз, и он не выдержал:
– Не хотел говорить, но скажу. Когда я зашёл в комнату и увидел твою гордую осанку, отображение силуэта в телевизоре, то подумал: “Настоящая богиня”.
Его попытки меня разжалобить абсолютно напрасны. Хотя не буду кривить душой, говоря, что они не возымели на меня никакого действия, нет – то были капельки целебного бальзама на израненное сердце. А потом он говорил, что я Дюймовочка и сижу в цветке. Всё повторяется до мелочей – мы и раньше судили о вещах идентичными понятиями, вплоть до одинаково построенной фразы. Сколько раз после этого хватались за чёрное и загадывали желание, но чёрное под рукой находилось не всегда. Миша так и не ответил на вопрос, на который обещал ответить при встрече. Я вымолвила слов пять, в том числе спросила о ковре, почему он не на стене. “Не модно”, – объяснил он. Вот и всё общение.

Под конец поинтересовался, когда мы сможем увидеться вновь? Ответила, что не знаю, потому что на днях уезжаю в Ригу, вернусь неизвестно когда, и вообще, не знаю, продолжать нам встречаться или нет. Сегодня решила ещё раз на него посмотреть, и – может – это будет последний раз. Почувствовала, что Михаил внутренне как-то сломался, как будто соломинка, за которую он ухватился, оказалась непрочной. Как умоляюще посмотрел мне в глаза, и вдруг стал что-то теребить в руках (чего с ним раньше никогда не случалось, он всегда держит себя с достоинством, с манерами и спокойно). Разумеется, я мстила за тот плевок в душу перед нашим расставанием.

– Кира, прошу тебя, не бросай меня! Мне скоро предстоит лечь в больницу, – стал давить он на жалость, – я бы очень хотел, чтобы ты была рядом. Я не знаю, что ты сделала со мной, но как всё лето ни пытался тебя забыть, так у меня ничего и не получалось. Раз-два встречусь с какой-нибудь девчонкой и больше не могу, все пустые и неинтересные, – стал он давить на меня уже лестью, – у всех такие низменные интересы. Почти все меня пытались совращать, с первого же раза тянули в постель… Я бежал от них, как от заразы, и тогда понял, как оскорбил тебя, помнишь, после пляжа. И я понял, какая ты чистая, какая ты святая...
– Прекрати, Миша. Ты всё преувеличиваешь, никакая я не святая…
– Нет, ты святая, ты просто сама этого не знаешь! И не ценишь это.

Знал бы он, как я ценю свою душевную чистоту!
– … а я ценю и буду ценить, – продолжал он. – Если позволишь, – всю жизнь. Мне жена-б… не нужна. А они все однодневные бабочки. На такой женишься, а она через неделю с другом твоим переспит. Нет, я выбрал тебя…
Я вспомнила о Максиме и подумала, что друг служит ему лакмусовой бумажкой – если соблазняемая девушка отвечает Максиму “да”, то он докладывает Мише. Причём, в этом случае совсем необязательно, что за согласием девушки следует какое-то действие. Просто сам по себе положительный ответ служит доказательством доступности новой знакомой... Неужели, и Лида с ними заодно?

– Мне не нравится этот разговор, – сказала я строго, как учительница. – Ты много говорил мне о женитьбе, а потом выкинул, как ненужную вещь.
Михаил, здоровенный великан, резко подошёл, бухнулся на колени к моим ногам и закричал с надрывом:
– Не говори так! Не говори так! Мне невыносимо это слышать! Я казню себя до сих пор.
Я всполошилась, что на крик прибежит мама, а он – на коленях.
– Да ты что! Вставай быстрее.
– Не встану.
– Так, я кому сказала, – говорю, а сама смотрю на дверь. В какое идиотское положение он меня ставит!
– Не встану, пока не простишь…

Он обхватил мои ноги руками, и головой упёрся в пах… Какой накал! Трудно поверить в то, что всё это происходит наяву. Настоящие шекспировские страсти!.. Он уже не говорил о том, что все пустые, а я содержательная, что все доступные, а я целомудренная, что у всех души закрытые, а моя открытая и красивая. Он стоял на коленях и канючил, как школьник… Под конец, когда он вымолил ещё хотя бы одну встречу после Риги, Михаил признался, что для него эта разлука покажется вечностью. Он так долго ждал встречи, cтолько звонил, а ему отвечали, что я то в отпуске, то в колхозе, то на больничном. Теперь, думал, что не расстанемся, а я опять оставляю его один на один со своими мыслями.

Перед тобою я склоняюсь ниц,
Моя святая, идол моих мыслей,
Пусть ты горда без меры, сверх границ,
Тебе ни в чём не брошу укоризны.
Создатель, видно, руку приложил,
Чтоб ты была хранима небесами,
И чтобы каждый ангел наделил
Тебя благословенными дарами.
Свет радости моей, …но мне ли ждать,
Что сердцем ты поймёшь мои стремленья?
Божественной, тебе ль не презирать
Земные страсти, низкие влеченья?
Когда достойны лишь небесные созданья
Любить тебя – смешны мои желанья…

                Эдмунд Спенсер