роман Красавчик трилогии Благодарю... Гл. 16

Глава 16
И на Солнце бывают пятна
               
                Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы
                показать другу наши недостатки, а в том,
                чтобы открыть ему глаза на его собственные

В один из дней мы предприняли поездку за город, чтобы иметь представление не только о Риге, но и о нём. В Москве одна показуха, а в Подмосковье хоть шаром покати. Зато в Прибалтике всё по-честному – в пригороде так же аккуратно и красиво устроены территории, здания универмагов современные и такие же красивые вещи на прилавках, как и в самой Риге. Конечно, не в таком количестве, но и это впечатляет.

В электричке случился казус. Напротив нас сидела молодая мамаша с малышом двух-трёх лет. До встречи с Мишей я на детей не обращала внимания, а после последнего письма поняла, что от свадьбы не отвертеться. Михаил воспринимал наши отношения чересчур серьёзно и планы у него были масштабные – сразу иметь детей. Я стала присматриваться к малышу – что это за существо, ведь у меня, судя по всему, через год-другой будет такой же карапуз.

Существо оказалось очень симпатичное. Это был парень с заросшей волосами головкой, одетый в модный комбинезон. Я тоже захотела, чтобы и мой был таким же лохматым. Представляю, как он будет выглядеть среди остриженных сверстников. Я не собиралась делать из него советского ребёнка, ни за что – этот концлагерный вид с короткой ровной чёлочкой и почти лысой головой. Дети – это цветы жизни, и мой сынок будет самым настоящим цветочком. В мои радужные мысли ворвался страшный реализм – сколько надо помучиться, чтобы всё это состоялось. Меня опять напугала перспектива родов, и я горько вздохнула, как будто уже была на седьмом месяце беременности.

Нет, малыш на самом деле забавный. Что за чудо мордашка! И такой вертушка! Мама при этом не реагирует, не то что наши мамаши – “не лезь! сиди спокойно! сейчас надаю!”. Я тоже буду современной мамой, и стану практиковать свободное воспитание. Но – видит Бог! – как ещё не хочется погружаться в семейные заботы. И ещё не следовало бы изменять своим принципам. Всё, уже поздно. Сильнее нашей с Мишей любви уже не будет, такая любовь не может не закончиться свадьбой... И по жизни всё к этому идёт, потому что мне попадаются хорошие ребята. Сразу предлагают замуж, хотят детей, и даже не одного. Миша как минимум согласен на двух и как максимум на четырёх. Кошмар! Вот и хотела учиться в институте и заниматься творчеством!..

Ирина заметила мой взгляд. Раз отвела глаза, другой. Молчала.
– Чудо, не правда ли? – решила я поделиться с ней радостью созерцания.
– Этот, что ли? – спросила она с презрением.
– А что, разве тебе не нравится? Посмотри, какая симпатичная мордашка.., – удивилась я неожиданной реакции подруги, ведь перед нами сидел сущий ангел.
И тут началось нечто необъяснимое. То, что подруга мужененавистница, я знала и до этого, но что она ещё и детоненавистница, открылось только сейчас.
– Какая гадость, маленькая мерзость,– проговорила она; я испугалась, но промолчала. – Взяла бы и собственными руками придушила.
– Ира, да ты что? – не выдержала я. – Ты же сама будущая мать…
– Ой, я тебя прошу, меня сейчас вырвет…

Её взгляд на мужчин понять трудно, но, по крайней мере, объяснимо. Когда мы стали дружить, я уже встречалась с Мишей и как-то сказала ей, что иду на свидание. Зная, что у Иры нет парня, я спросила – может, как-нибудь мы встретимся вчетвером, Михаил приведёт друга.

На что Ира ответила достаточно резко:
– Мне никто не нужен! Я вообще не понимаю, как можно на этих выродков тратить драгоценное время. И ты вроде производишь впечатление строгой девчонки, а поступаешь, как все…
– Понимаешь, Ира, если бы он был обычный парень, ты права, времени я зря тратить не стала. Но он необыкновенный, – я предвкушала её состояние восторга, когда она увидит какой у меня парень!
– Все они эгоисты, уроды и кобели, я их за людей не считаю. Я вообще не знаю, для чего они существуют, это лишняя часть человечества.
– Подожди, ну не все же они придурки, – пыталась я переубедить подругу.
– Все! – категорично заявила она. – Это сначала они кажутся хорошими, но намерения впоследствии выдают их.

– Среди них всё же есть исключения, есть порядочные, – протягивала я ей соломинку, чтобы она не погружалась в свою философию отрицания мужчин как таковых ещё глубже, имея в виду только похотливых кобелей.
– Их практически не существует, – продолжала упорствовать подруга, – и конец всё равно пошлый. Их интересует только одно – этот процесс, этот мерзкий процесс, о котором я не могу думать без содрогания. Мне становится страшно, когда я представлю, сколько людей на земле по инициативе этой поганой части человечества занимаются такой гадостью.

– По-моему, ты не права. Говорят, это прекрасно.
– Ну-ну, верь! И пробуй!
– Да не буду я пробовать, всему своё время. Выйду замуж, тогда и попробую.
– Ну и скоро ты собираешься выходить замуж? – спросила она таким тоном, как будто спрашивала, когда я полечу на Луну.
– Да я не тороплюсь вообще-то, – осторожно сказала я полуправду-полуложь.
– Слава Богу, хоть не торопишься! А то я подумала, что ты такая же, как все эти дуры, которые уже повыскакивали замуж, – ехидно заметила она.
– Так ты и замуж не собираешься?
– А зачем? Объясни – зачем это делать? – стала горячиться Ирина. – Это надо тем, кому больше нечем заняться, а у меня и так времени не хватает. Слава Богу, в жизни есть более важные дела!
– Ну, всё равно хочется иногда ласки – поцеловаться, обняться…
– Не говори мне этих пакостей, какой-то чужой мужик будет ко мне прикасаться. Всё, хватит, меня тошнит…

В этом вопросе Ирина оказалась непоколебима. Странности поведения подруги наверняка продиктованы её увлечением музыкой, она живёт в мире серенад, арий, фуг и увертюр, сосредоточена на них и ей действительно никто не нужен. Музыка заменяет любимого и является смыслом жизни. Но в отношении детей Ира оказалась не по-женски жестока, здесь пахло натуральным сдвигом. И хотя она довольно спокойная девчонка, неразговорчивая и сдержанная, но тут её как будто прорвало…
Пытаясь напугать, она вытаращила глаза на малыша. Ребёнок ничего не понял. И слава Богу! Но Ирина продолжала его гипнотизировать. Сквозь зубы она шипела: “Ах ты, маленькая тварь… С каким удовольствием… выдрала бы живьём руки и ноги… такая гадость…”. Она сощурила глаза, направив свой взгляд на малыша, и я слышала в её голосе какую-то магическую страшную силу. Этот зловещий шёпот напугал меня. Боялась, что услышит мать, боялась, что услышат люди, сидевшие сзади. А поскольку мы говорили на русском, за такие речи нас могли и убить… Я оторопело поглядела на Иру и сказала: “Пойдём пересядем”.

Мы пересели на другую скамейку, и ребёнок оказался скрыт высоким сиденьем. Но, видимо, мы привлекли внимание мальчика – я любящим взглядом, а Ирина ненавидящим, который он в силу возраста ещё не мог оценить как устрашающий. Пацанчик, перевернувшись на 90 градусов, вскоре выглянул из-за сиденья. Увидев знакомые лица, забрался на скамью с ногами, и снова был с нами. Опять его премиленькая рожица невинно улыбалась.

Ирина продолжала говорить гадости и сверлить глазами бедного ребёнка, и хотя я тоже к детям равнодушна, а если бы не Миша, внимания на них и вовсе не обращала бы, но, тем не менее, моя душа не выдержала. Во-первых, я очень сильно огорчилась за Ирину! Поняла, что у девушки не всё в порядке с головой. Про мужчин – ладно, года два назад я тоже с брезгливостью думала об этом деле, в котором нам отводилась позорная пассивная роль, и меня это унижало. Я рассудила, что Ирина хоть и старше меня на год, но находится сейчас на более ранней ступени своего физического развития. Ничего, это болезнь роста. Просто она ещё не встретила настоящего парня. Кстати, так я ей и сказала. Ирина ответила, что такого не будет никогда, у неё одна жизнь, и она не собирается размениваться на мелочи. “Время покажет, – сказала я, – посмотрим, что ты запоёшь через год”.

Но то, что она так говорит о детях, выходит за рамки обычного восприятия… Ну ладно, у тебя гадливость к процессу, но дети-то тут при чём? Это ведь всё равно чудо, а твой собственный ребёнок – чудо в энной степени… А она готова детей посадить на кол, чтобы эти таракашки не путались под ногами. Набравшись смелости, я стала ей противоречить. Сказала, что её родила мать и что ей тоже, может быть, когда-нибудь придётся стать матерью, как она может такое говорить? Это ненормально, в конце концов, даже с физиологической точки зрения!
C тех пор я стала бояться Ирину. Ночью никак не могла заснуть. Спали мы вместе, можно было обняться, чтобы стало теплее, но мы стеснялись. После случившегося, поняла – хорошо, что не обнялись. Теперь я даже отодвинулась от неё подальше к стене, хотя она была холодная. После эпизода в электричке Ирина внушала мне ужас…

Проанализировав ситуацию, пришла к выводу, что все талантливые люди со сдвигом. Чем сильнее увлечённость, тем больше сдвиг. Она занималась музыкой, всем своим существом была в ней. Позже Ирина всё больше и больше передо мной раскрывалась и призналась, что заниматься приходится очень много (она всё-таки поступила в училище им. Ипполитова–Иванова), иногда некоторые музыкальные партии пропевает в транспорте по дороге в училище. Однажды, рассказывала как-то подруга, она стояла в автобусе и по обыкновению пела партию, домашнее задание; шум двигателя заглушал её пение. Вдруг автобус неожиданно остановился, мотор заглох, и Ирина пропела на весь салон. Она так увлеклась и погрузилась в музыку, что ничего на свете не замечала. Хорошо, что вовремя спохватилась.

Я вспомнила учителя по культуре речи Марка Рубинштейна. Одно время литературу замещал тоже еврей – Гинзбург. Оба замечательные личности, остроумны, полиглоты – редчайшие экземпляры! Они преподносили такие неординарные уроки, что у нас от выходок преподавателей глаза на лоб лезли. Марк – юморист, а Рубинштейн, наоборот, честил почём зря правительство, не стесняясь в выражениях в нашей девчачьей среде и не боясь за крамольные речи загреметь куда следует…
Марк давал такие задания – положить в рот камушки (чистые, разумеется) и произносить скороговоркой:

Ехал Грека через реку.
Видит Грека в реке рак.
Сунул в реку руку Грека.
Рак за руку Грека – цап!

Самый, говорит, отличный способ учить – в метро. Выбираете жертву, встаёте напротив и начинаете с камнями во рту учить урок. Свободное место обеспечено. Тогда до конечной (мы учились на Щёлковской) можете поспать. Действует, говорит, безотказно и во все времена, во времена его молодости – тоже. Такие проговоры нужны для хорошей дикции.
Или другой урок – предложение “Белый пароход показался вдали” произнести с 18 оттенками чувств: радостно, испуганно, с надеждой, подозрительно, с сожалением, шёпотом, с гордостью, презрительно, с любовью, печально, с ненавистью и т. д. Можно встать перед человеком, и тихонько проговаривать. Результат тот же, положительный – вам обязательно уступят место.

Так и Ирина. Представляю, как смотрели на неё попутчики… Но я уважаю подругу за отрешённость от мира. Она занимается в жизни большим делом. Я призналась ей, что тоже отрубаюсь от внешнего мира, когда слышу хорошую песню. Меня как будто уносит потоком в другую реальность. Я люблю современную музыку, Ира же была такого мнения, что это хаотичное нагромождение звуков – уродство, одним словом, какофония. А настоящая гармония присутствует только в классической музыке. Подруга несколько приблизила меня к пониманию классики. Как она прислушивалась к моим советам относительно шмоток, так и я внимала ей в плане музыки.

Под влиянием нашей дружбы мне опять захотелось пойти учиться в музыкальную школу, чтобы после неё поступить в музыкальное училище, – так заворожили рассказы Ирины об этом удивительном мире. Но больше всего нравилось то, что после окончания училища совсем не обязательно дирижировать хором, а можно петь. Кстати, Пугачёва тоже закончила дирижёрское отделение училища им. Ипполитова–Иванова. О ней там ходят легенды. Оказывается, Алла была хулиганкой, её даже выгоняли из училища.

Петь я очень люблю. Я радовалась за Иру, что она пела на эстраде. Правда, смущало то, что из-за хороших денег приходилось выступать в ресторане, а там люди жуют. Может быть, это обстоятельство унижало бы моё человеческое достоинство. И это единственный минус. Ещё один аспект моего музыкального восприятия – это глубина погружения. Наверно, именно это свойство моего организма и позволяло так объёмно ощущать звуки.

*    *     *

Каждый день я готовилась продемонстрировать рижанам свою доброжелательность, сжимая в кулачке записку с приветствиями и утром перед выходом из квартиры проговаривала заученную фразу “Лабас ритас”, когда возвращались днём, твердила “лаба дена”, а ежели нам хотелось сегодня припоздниться, зубрила на подходе к дому – “лабас вакарас”. Пребывание в Прибалтике оказалось не столь продолжительным, сколько насыщенным. Мы упивались свободой. Вечерами продолжали сидеть дома, дабы не нарваться на какие-нибудь неприятности.

Тем не менее, случился ещё один кошмарный эпизод.
На одной площадке с нами жила бабушка, которая раза два открывала свою дверь, когда мы входили или выходили из квартиры. И мало того, она не просто смотрела, а ворчала. Она могла быть недовольна тем, что здесь живёт русская Шура, а теперь к ней ещё приехали в гости русские девушки. Но всё оказалось гораздо сложнее. Старушка приняла нас не за тех и на третий раз, прислушавшись, мы услышали, как она обзывается: “Шляются тут всякие пр-ки!”.

Мы с Иркой даже слишком пуританки, но первый раз промолчали. Второй раз Ирина хорошо поставленным голосом пригрозила:
– Ты у меня договоришься!!
“Ты”! Месть!.. Я ужаснулась.
Третий раз Ирина сказала:
– Ну, старая карга, пеняй на себя!!!
Ира зашла в квартиру, взяла пустую банку и поставила у выхода. Когда в очередной раз мы выходили из квартиры, дверь старушки по обыкновению открылась и Ирина запустила в неё банкой. Раздался сильный грохот и визг! Стеклянная банка раскололась и мелкие осколки разлетелись по всей площадке. Я перепугалась – вдруг бабка или соседи вызовут полицию? “Ира, – говорю, – ты что, на 15 суток хочешь загреметь?” – “Пусть не лезет” – “Да она уже старая, из ума выжила” – “Не выжила! Я ей ещё покажу!” – “Ира, я тебя умоляю”.

Ира упорствовала – теперь она собиралась позвонить в дверь соседке по лестничной клетке и толкнуть её.
– Ну ты даёшь! Не ожидала от тебя этого. Она такая древняя, что трахнется головой об угол и всё.
– Вообще-то да, силы у меня много, ещё убью. Ей одного раза хватит, чтобы откинуть копыта.
Еле уговорила Ирину оставить старуху в покое, а тварь из квартиры напротив продолжала открывать дверь и что-то шипеть. Я быстро увлекала подругу за собой вниз по лестнице от греха подальше, чтобы она ничего не успела услышать. И зорко следила, чтобы Ира не подготовила очередную банку для повторного запуска.

В один из дней мы поехали в гости к знакомым Ириной мамы, которые жили на окраине города. Подруга мамы давным-давно вместе с мужем переселились в Прибалтику. По мере удаления от старого города, Рига всё больше и больше приобретала черты современного квартала любого советского города. Семья знакомых проживала в обычной типовой блочной пятиэтажке. Дворы, в отличие от московских, обустроены красочными детскими площадками. У подъездов нет вездесущих бабушек и не видно забивающих в козла мужчин. Подъезд также порадовал – стены не изрисованы местной шпаной, подоконники не покарябаны ножичками с признаниями в любви, окна сияли чистотой и нет мусора. В довершение ко всему благолепию – аккуратно покрашенные стены, стильные коврики перед дверьми и необыкновенная тишина.

Дверь нам открыла красивая женщина и провела в зал. Мы как раз подоспели к обеду. Квартира у хозяев 2-х комнатная со смежной маленькой комнатой, в которой обитал сын. Трапезничали в зале. Из большой фарфоровой супницы, какие я видела только в кино, хозяйка разливала всем в тарелки щи. В России принято кушать на кухне, буржуйские замашки есть за большим столом отсутствуют, а вместо супницы – кастрюля. Хозяйка по мере надобности вставала и добавляла что-то из яств на стол. Открыв встроенный в стену шкафчик, в котором обычно хозяйки хранят постельные принадлежности, а у нашей новой знакомой он приспособлен под шкаф для хранения банок, она достала одну из них.
– А вот это с дачи! С летнего сезона по 100 банок закручиваем, на всю зиму мы обеспечены своими помидорчиками и огурчиками, компотами и вареньем.

Несметное количество баночек в шкафу выстроены в идеальном порядке. Такой же порядок везде – всё строго и чётко расставлено по местам. За несколько последних дней мы с Ириной наконец-то нормально поели. Отведав в культурной обстановке угощение, мы беседовали на разные темы. Муж хозяйки тоже произвёл хорошее впечатление – спокойный обстоятельный мужчина. В семье царил покой и уют. Ухоженная квартира и интеллигентные собеседники подействовали на меня опьяняюще. Вот ещё один вариант счастливой семьи и мне захотелось остаться с этими замечательными людьми навсегда! Моя затаённая мечта – иметь маму, спокойную и уравновешенную.

Я смотрела на эту приятную во всех отношениях женщину и не могла понять – за что её так наказал Господь? В этой паре, в которой всё гармонично сочеталось, каким-то непостижимым образом родился больной ребёнок. Мальчик, наш сверстник, страдал церебральным параличом. Диагноз сказался не только на физическом, но и на умственном развитии. Несмотря на это, мы с Ирой всё-таки поговорили с ним. Я начала с ним разговаривать и постаралась вести беседу на равных, чтобы он не испытывал дискомфорта в общении, по-доброму смотрела на него и улыбалась. Ира же сначала как будто не замечала мальчика. Подруга где-то даже с удивлением наблюдала за моими попытками наладить контакт с юношей-инвалидом – зачем мне это надо и почему я с ним любезничаю, недоумевала она. Я полагала, что музыканты тонкие чувствительные натуры, способные сопереживать. Но это оказалось не так.
Знакомая передала гостинец для московской подруги – банку с вареньем. Ира вела себя очень сдержанно, подарок приняла как должное. Всё-таки она весьма и весьма закрытый человек, каким-то фантастическим образом лишь к некоторым людям, включая и меня, она проявляла лояльность.

Уезжая из Риги, я оставила Александре Фёдоровне и Эрнесту записку со словами признательности и положила в подарок эстамп. Ирина ничего не приготовила в благодарность за жильё. Если бы у меня оставалась хоть какая-то мелочь, я бы доложила ещё деньгами. Но, увы, деньги потрачены. Ключ по договорённости с Эрнестом, мы положили под коврик... Попутчики на этот раз попались плохие. В Москве случилась ещё одна неприятность – на вокзале почему-то не встретил отец. Родителям не понравилась моя затея поехать в Ригу, они от меня демонстративно дистанцировались и решили наказать за непослушание? В результате я надорвалась с напольной вазой, пока дотащила её домой.

В Москву ехала без настроения. Как представишь, что опять надо впрягаться в работу на целый год – становится дурно. По Мише тоже не скучала. Если раньше по отношению к нему были чувства восторженности, то после унижения, пережитого при разрыве, я ставила из себя, по меньшей мере, королеву и давала понять, что так уж и быть – снизойду до общения. И эта видимость, внешняя маска, переходила и на моё внутреннее состояние. Теперь я была абсолютно уверена в Мише, я оказалась выше всей этой серой массы пустышек и накрепко привязала его к себе чистотой и неординарностью. Теперь мне не о чем беспокоиться – он с головы до ног мой.

Вернувшись в Москву, я ещё поманежила его, намекая, что окончательно не решила наш вопрос. Он умолял о встрече, но теперь парадом руководила я. Наконец, смилостивилась, и мы встретились. В гуще народа он опять готов был пасть на колени, снова кипели страсти. Как мне удалось разжечь в парне море любви и огня? Удивляясь самой себе, даже гордилась. Смеялась над комплексами, которые существовали раньше. Вспомнила, как терзала себя в деревне, ругая за то, что позволила ему переступить позволительную грань. Под нажимом позволила, а он бросил. Подлец! Какая умница, что нашла в себе силы сдержаться и не довести дело до логического конца, мучилась бы во сто крат больше…

Михаил не дождался ответного порыва даже через месяц! Я по-прежнему носила всё чёрное, была строга, неприступна и холодна. Ему пришлось привыкать к моему новому образу. Теперь, даже если он и сделал бы официальное предложение, я бы повыпендривалась – выходить за него или нет. Давала понять, что увлечение им на первом этапе знакомства затмило для меня весь мир, и тогда Миша был непререкаемым авторитетом. Сейчас ситуация кардинальным образом поменялась. Я сделала выводы, и теперь буду поступать по-умному и жить, как все: встречаться не только с ним, но и с подружками; ходить в театры; и вообще, заниматься всем, чем заблагорассудится. В удобное для меня время. Верность он не оценил, и за мою преданность – мордой об стол, фигурально выражаясь. Теперь я вела себя с достоинством, сама определяла сроки наших свиданий – раз в неделю или даже один раз в две недели.

Ко всему прочему, череда неприятностей на всех фронтах привели к осложнению со здоровьем, встал вопрос об операции. Я трепетала, потому что очень её боялась. Сказался каторжный труд в колхозе и последовавшее за ним воспаление лёгких; нервозная обстановка в библиотеке; зима с выматывающим графиком работы и учёбы, когда для отдыха не оставалось ни минутки; волнение при поступлении в институт; физическая нагрузка ежедневных пеших прогулок; напряжённые отношения с родителями, постоянно диктовавших свою волю; и, в конце концов неожиданный разрыв отношений с любимым человеком и нравственные страдания.
Меня стала душить щитовидка.