он

Он знал немного больше, чем хотел.
Не потому, что был умным, а потому что был внимательным.
В детстве, на озере с отцом, он однажды подумал: «Вот, наверное, так и должно быть». Вода была теплая, как голос, а небо дышало медленно. Тогда он впервые почувствовал спокойствие - не радость, не восторг, а именно спокойствие, редкую тишину внутри.
А потом все закоптилось. Родители рассыпались, как крошки угля, и дом на какое-то время стал пещерой. Внутри - мрак, снаружи - тишина, но уже чужая, как из погреба. В этот период он начал разговаривать сам с собой, иногда шепотом, иногда в голове: «Как-нибудь разберусь».
Это было похоже на мантру электрика, который чинит проводку в доме без света.
С людьми ему везло. Особенно с однокурсниками. Они были… хорошими. Настоящими.
Он их даже не идеализировал, просто был рад, что они есть. На фоне них он выглядел чуть сумасшедшим - как будто из другого жанра. Может, из той самой черной комедии, где у героя в шкафу прячется сам он, но в другой одежде и с глазами, полными молчаливой грубости.
Отец - не просто человек, а корень. Его тень до сих пор падала на любое решение, любое слово. Это не было плохим или хорошим - просто давлением. И если бы он был деревом, как чувствовал, то отец был бы его землей.
Да - он всегда ассоциировал себя с деревом. Не с птицей, не с рекой. Дерево: стоять, молчать, наблюдать. Иногда цвести. Иногда просто держаться.
В доме ему было спокойно. В гостях у мамы - чуждо. Люди - иногда гулкие, пустые, как старые стаканы.
Он их любил, но как в музее: не трогать руками.
Он не был героем. Он был собой. Не тем, кто вещает будущее, а тем, кто видит настоящее слишком четко.
Это была его сила.
И его наказание.