Вася и капуста в огороде...

Василий считал себя очень хорошим  садоводом...
Садоводом, у которого расцвел  целый ботанический сад!
Женский обворожительный сад!

Нееет! Он не был подлецом в классическом понимании этого слова!

Он ведь  никому не обещал золотых гор, не клялся в вечной любви и не говорил, что разведется с женой (ибо жены у него вообще и никогда  не было!).

Его грех был иным, он не умел говорить никому  «нет»...
А точнее, не хотел.
Каждая новая девушка открывала в нем какую-то новую, доселе невиданную грань. С одной он чувствовал себя интеллектуалом, с другой – бесшабашным авантюристом, с третьей самым  нежным романтиком!

Проблема была в том, что все эти грани существовали одновременно, а Василий был всего один!

Началось всё, как водится, совершенно  невинно...

У него первой была Катя.
Милая, добрая Катя, библиотекарь с глазами цвета спелой вишни и застенчивой улыбкой, которая заставляла его сердце биться в странном, щемящем ритме. Он познакомился с ней в читальном зале, уронив ей случайно  на ногу том Достоевского.
Она вскрикнула не от боли, а от испуга за книгу. Это его и  покорило.
С Катей он ходил в музеи, пил кофе и минералку  в тихих кафешках и читал ей вслух Бродского, чувствуя себя утонченным и глубоким.

Но однажды, возвращаясь от Кати, он как то  зашел в спортивный бар посмотреть футбол.
И там, в дыму и громе полных трибун по телевизору, он встретил Иру.
Ира была менеджером в известном  фитнес-центре.
Ее энергия била через край, как шампанское из плохо открытой бутылки. Она пила пиво из бокала большими глотками, хохотала громко, заглушая комментатора, и знала всех игроков не только в лицо, но и по статистике.
Через неделю Василий уже качал пресс под ее чутким руководством, а через две – они вместе прыгали с тарзанки. С Ирой он чувствовал себя живым, сильным, почти суперменом.

Запутываться стал, когда еще  в его жизни появилась Лена.

Художница-фрилансер, которая пахла масляными красками, скипидаром и чем-то неуловимо богемным. Она водила его на вернисажи, где все говорили непонятными словами, и учила видеть красоту в трещинах на асфальте.
С Леной Василий отпустил свою бородку (к ужасу Иры, которая считала это антисанитарией и поэтому ненадолго) и рассуждал о бренности бытия.
Он чувствовал себя творцом, философом, человеком из другого измерения.

И вот он, Василий, стал заложником собственного календаря. Его телефон превратился почти в устройство для шпионских игр.
Он не просто вел двойную жизнь, он вел тройную!, и с каждым днем паутина лжи становилась все запутаннее.

Катя жила на севере города, Ира – на юге, Лена  в самом центре. Это была его теперь такая боевая  стратегическая карта!

В один из субботних дней у него была назначена утренняя прогулка с Катей по ботаническому саду (куда же еще?), затем обед с Ирой на юге, и вечером – поход на выставку какого-то концептуального художника уже с Леной.

Утро с Катей прошло, как по маслу. Они кормили уток, держались за руки, и Василий цитировал ей Есенина. Он чувствовал себя прекрасно!

Проводив Катю до метро, он рванул на юг, к Ире.
Обед был бурным,  Ира взахлёб  рассказывала о новом тренажере и активно жестикулировала, размахивая вилкой с шашлыком.
В пылу рассказа она капнула соусом ему на светлую, только что надетую утром футболку. Ровно в то место, где несколько часов назад лежала голова Кати, когда они сидели на скамейке.

– Ничего страшного, замочу! – весело крикнула Ира и, схватив стакан с минералкой, щедро полила пятно.

Василий ахнул, но было уже  поздно. Футболка промокла, обнажив его торс и прилипнув к телу. Соус, правда, немного размылся. Вытеревшись салфетками, он поцеловал Иру и помчался в центр, к Лене. Времени заезжать домой не было.

Лена ждала его у входа в галерею. В своем струящемся платье и с огромными серьгами она выглядела потрясающе.

– Вась, привет! – она потянулась его поцеловать, но вдруг сморщила нос. – Ты чем-то странным пахнешь… Шашлыком и… прям какой то  мокрой псиной!

Василий засмеялся нервно:

– А, это… Шел мимо кафе, там официант пролил на меня воду, а рядом как раз жарили мясо. Атмосфера, так сказать!

Лена посмотрела на него с подозрением, но потом пожала плечами:

– Ладно, идем. Тут один тип выставляет инсталляции из мусора. Будет очень интересно!

В полутемном зале галереи, среди груд хлама, возведенных в ранг искусства, Василий почувствовал, как промокшая футболка начинает холодить его тело. Он ежился. Лена, увлеченная объяснениями куратора, не обращала на него внимания. Но в самый пафосный момент, когда все замерли перед композицией «Сумерки капитализма» из сломанных мониторов и пустых банок из-под красной икры, Василий чихнул.
Это был не просто чих, а могучий, громоподобный чих, от которого задребезжали банки. Все обернулись. Он чихнул еще раз. И еще.

– Боже, Вась, ты простудился? – прошептала Лена.

– Нет-нет, это просто… аллергия на капитализм, – пробормотал он, чувствуя, как по спине у него бегут мурашки.

Вечер был совсем испорчен. Лена смотрела на него с нескрываемым разочарованием. Он был мокрый, вонючий и чихающий на  его посвящение в высокое искусство.
Нееет! Не та эстетика, которую она ценила!

Наступил февраль. День святого Валентина.
Для Василия это был день судного дня. Он провел неделю в мучительных раздумьях, пытаясь придумать, как разделить один праздник на три части.
В итоге он купил три абсолютно одинаковых букета алых роз. Глупо?
Да. Но он рассудил, что оригинальность  его же  враг. Стоит ему купить Кате скромные ландыши, как Ира заподозрит неладное, если получит гладиолусы по ошибке...
Есть же пословица, что в трёх соснах можно основательно заблудиться!

План был такой: утром занести цветы Лене (она работала дома), в обед – Кате в библиотеку, вечером – к Ире в фитнес-центр.

Утро.
Лена была очень тронута:

– Какие красивые… Классика. Ты такой романтик, Вась!

Она поставила их в вазу и поцеловала его. Все шло пока  хорошо...

Обед. Библиотека.
Катя, увидев розы, покраснела, как они сами.

– Васечка, ты не должен был… – прошептала она, пряча лицо в цветы. – Они пахнут так чудесно…

Она тоже поставила их в вазу на своем столе. Василий, довольный, тут же ретировался.

Вечер. Фитнес-центр.
Ира только закончила персональную тренировку. Увидев Василия с его третьим идентичным букетом, она удивилась:
– О, розы. Мило очень!

Она взяла их, понюхала и нахмурилась. Понюхала еще раз:

– Вась, а ты где их покупал?

– В цветочном ларьке у метро, – соврал Василий (он покупал все три в одном другом месте, на всякий случай).

– Странно, – сказала Ира, принюхиваясь. – Пахнут точно так же, как те, что сегодня утром подарили моей клиентке Светке. Буква в букву. И запах один в один.

Василия бросило в холодный пот.
– Ну… может, один поставщик? – выдавил он.

– Может, – Ира пожала плечами, но в глазах у нее застыла тень. – Ладно, спасибо. Пойдем ужинать?

Этот вечер он провел в состоянии постоянного стресса, ожидая, что Ира вот-вот достанет из кармана детектор лжи.

Самым сложным было не перепутать, кем он появляется перед каждой из девушек. Его личность стала набором нескольких масок.

С Катей он был «Васечкой» – чутким, немного старомодным, слушающим Шопена. Он носил аккуратные свитера и говорил тихим, бархатным голосом.

С Ирой он был «Васей» – кем-то вроде братана в толстовке и кроссовках, который мог поддержать разговор о спорте, выпить пива и обсудить новые фильмы.

С Леной он был «Васьком» –  интеллектуалом в потертой косухе, рассуждавшим о Страдивари и Гогене и пившим эль в модных  пабах.

Однажды это привело к катастрофе.

Он сидел с Катей в тихом кафе, попивал свой кофеёк  и рассказывал о новом романе известного писателя на слуху. Катя смотрела на него влюбленными глазами. И тут за соседний столик села шумная компания, и один из парней громко спросил:
– Мужики, а вы вчера бой смотрели? Ну, тот, где наш нокаутировал этого американца за 15 секунд?

И Василий, чей мозг в этот момент был настроен на волну «Васечки», на автомате, голосом «Васи», радостно рявкнул в ответ:
– А то! Это был просто улет! Прямо в челюсть! Наотвал!

Воцарилась мертвая тишина. Катя смотрела на него так, будто он только что признался, что является инопланетянином. Ее большие вишневые глаза стали круглыми от изумления.
– Васечка… Ты… ты разбираешься в боях без правил?
– Я… э… – Василий почувствовал, как его лицо заливает краска. – Ну, вообще-то нет… просто… коллеги на работе часто обсуждали… мимо ушей слышал…

Он пытался вернуться к писателю и его роману, но вся магия была разрушена. Катя весь вечер была тихой и задумчивой.

В другой раз, с Леной, он чуть не провалился в другую крайность. Они были на вечеринке у ее друзей-художников. Кто-то завел разговор о современной поэзии. Лена, ожидая от своего «Васька» очередной порции глубокомысленных цитат, с гордостью смотрела на него. Но Василий, только что вернувшийся с футбольного матча с Ирой, где они пили пиво и кричали «Судью на мыло!», на вопрос «Что вы думаете о новых текстах Пригова?» глупо брякнул:
– Ну, как сказать… Главное – результат. А процесс… он вторичен. Хрен его знает!

Лена смотрела на него с ужасом.
Ее дружки с вежливым недоумением.
Василий понял, что сказал что-то не то, но что именно,  не соображал...
Пришлось срочно напиваться, чтобы списать всю свою странность на алкоголь.

Ложь начинала давать трещины.
Он один раз спутал имена в телефонной книге (назвав Катю Ирой в смс для Лены), иногда забывал, о чем врал каждой из них, и по ночам ему снился кошмар, где он, голый, бежит по гигантскому полю, а за ним гонятся три разъяренные невесты, как пёс из мультфильма «Жил-был пес».

А потом случилось неизбежное...

Случай свел их вместе.
Нет, не случай!
Соцсети...

Алгоритм соцсети, который однажды утром предложил Ире «друга»,  Катю!
Ира, у которой была прекрасная память, узнала в аватарке ту самую скромную девушку, которая иногда приходила в ее фитнес-центр на йогу.
А через пару дней та же Катя, листая ленту, увидела, как Лена отметила на фото Василия.
На фото он был в косухе и с сигаретой в руке (хотя не курил), и подпись гласила:

— «С моим философом. Познаем мир через призму искусства!».

Катя даже не знала, что ее Васечка курит и является каким то  философом!

Ира была женщиной действия. Она не стала устраивать истерик. Она тут же написала Кате. Сначала осторожно:
 — «Привет, мы, кажется, знакомы? Ты ходила на йогу к Ире?»
Потом разговор зашел о Василии. Катя, дрожащими пальцами, описала своего нежного Васечку. Ира описала своего брутального Васю. Потом в переписку вступила Лена, нашедшая их общий чат по хэштегу ( #мой мужчина) (Василий ненавидел хэштеги, но Лена всегда на этом настаивала!).
Лена им описала тоже  своего загадочного Васька...

Три портрета одного и того же человека легли перед ними...
Это было похоже на игру «Найди 10 отличий».
Отличий было больше десяти!

Их первая реакция была шок, обида, гнев.
Они даже поплакали, почти кричали в голосовых сообщениях друг другу, называли Василия всеми мыслимыми и немыслимыми словами.
Но потом случилось   неожиданное.

Ира, самая прагматичная из них, сказала:
– Девочки, а давайте его проучим. По-хорошему. Так, чтобы он запомнил!

Идея была столь неординарной, что слезы у всех моментально высохли.
Катя, всегда тихая, с испугом спросила: «А как?»
Лена, с горящими глазами художницы, уже увидела в этом отличный  перформанс.
Так у них родился «План Трех Граций», как его назвала Лена.

Василий в это время пребывал в состоянии предынфарктного состояния.

Катя вот-вот должна была улететь к родителям (так она ему сказала, и он решил в этот день встретиться  с  Ирой).

Ира же собиралась на недельные сборы тренеров (еще одна причина  для встречи уже с  Леной!).

А Лена впала в творческий кризис и хотела уехать на пленэр.

Календарь в его телефоне теперь  напоминал шифровальную таблицу абвера!
Только бы всё не перепутать!

А  вот, в пятницу, он неожиданно получил три сообщения почти одновременно!

От Кати:
— «Васечка, я так расстроена! Мой рейс отменили. Давай встретимся сегодня вечером? Я соскучилась. Приходи в наше кафе в 19:00?»

От Иры:
— «Вась, сборы перенеслись! Отличные новости! Давай сегодня потусим? Встречаемся в нашем баре на юге в 19:30?»

От Лены:
— «Васьк, пленэр отменился, пошли сегодня на ту выставку видеоарта? Встречаемся у галереи в 20:00?»

Василий рухнул на пол.
Сердце колотилось где-то в горле и отдавало уже даже ниже пояса,  спереди...
Это была катастрофа и полный  каюк!

Апокалипсис!

Он не мог придумать ни одной вменяемой отмазки, чтобы отказать хотя бы одной девушке!
Его мозг, перегруженный частой ложью, просто отказал.
И тогда в нем проснулся древний, животный инстинкт страуса.
Он решил… пойти на все три встречи! Быстро, одна за другой. Авось пронесет?

План его был прост до идиотизма: прибежать к Кате, выпить с ней кофе, сказать, что его срочно вызывают на работу.

Рвануть к Ире, выпить с ней пива, сказать, что у него внезапно заболел живот.

И успеть к Лене к 20:00, изображая уставшего, но воодушевленного искусством героя!
Гениально, блин!
Вперёд!

В 18:55 он, запыхавшийся, влетел в кафе, где его ждала Катя. Она сидела за столиком, улыбалась своей застенчивой улыбкой.
Но в глазах у нее было какое-то странное, новое выражение,  смесь печали и даже решимости.

– Васечка, садись, – сказала она мягко.

– Катюш, слушай, у меня тут… – начал он свою заготовленную речь.
– Ничего страшного, – перебила она. – Выпьем по кофе. Я заказала тебе твой любимый капуччино.

Они выпили кофе...
Разговор как-то не клеился. Катя была задумчива.

В 19:25 Василий, извинившись, выскочил из кафе, как ошпаренный.
Он не видел, как Катя, проводив его взглядом, достала телефон и написала в общий чат:
— «Он ушел. Действуем по плану!
Я… я даже немного жалею его».

В 19:40 он вихрем  ворвался в бар на юге города.
Ира сидела за столиком с двумя кружками пива.

– Опоздал, братан! – крикнула громко  она. – На, заглаживай свою  вину!
– Ир, я не могу долго, у меня… – начал он.
– Живот болит? – с непроницаемым лицом спросила Ира. – С пивом пройдет! Выпей, медитация!

Василий в недоумении выпил полкружки залпом.
Ира смотрела на него с каменным лицом. Ее обычная живость куда-то испарилась.

– Знаешь, Вась, – сказала она, – а ведь ты  отличный актер! Прямо талант нераскрытый...

Василию стало не по себе.
Он допил пиво, пробормотал что-то про срочный вызов сантехника и помчался к центру.
Он не видел, как Ира с горькой усмешкой отправила сообщение:
— «Выпил. Ушел. Начинаю верить, что он действительно козел!».

В 20:10 он, весь в поту, подбежал к галерее.
Лены нигде не было. Он написал ей смску:
— «Я тут. А ты где?»

Ответ пришел мгновенно: — «Зайди внутрь. Я у инсталляции «Сердце лжеца».

Василий, плохо соображая от сумасшедшего  бега и выпитого пива, зашел в галерею.
Было пустынно. В центре зала стояла какая то странная конструкция из трех зеркал, поставленных треугольником. Название таблички гласило: «Три ипостаси».
Он подошел ближе и увидел, что в каждом зеркале отражался он сам, но… везде  разный. В одном – в его свитере «для Кати», в другом – в толстовке «для Иры», в третьем – в косухе «для Лены».

И тут из-за угла вышли они.
Все трое. Катя, Ира, Лена.
Они стояли и молча смотрели на него. Никто не кричал, не плакал. Просто смотрели...

Василий почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.
Он был пойман! Сразу всеми. В ловушку его заманил его же собственный, гротескно отраженный в зеркалах, образ.

– Девочки… – просипел он. – Я… я могу все объяснить!

– Объясни, – сказала Ира.
Ее голос был холоден как лед.

– Я… я не хотел никого обидеть… – начал он и понял, насколько это звучало жалко и глупо.

– Ты нас не обидел, Васечка, – тихо сказала Катя. – Ты нас оскорбил.

– Ты использовал нас, как краски, – добавила Лена. – Смешивал, подбирал тон, а потом шел рисовать следующую картину!

Они подошли ближе, окружив его возле зеркального треугольника.

– Знаешь, что самое обидное? – сказала Ира. – Не то, что ты встречался с тремя сразу. А то, что ты ни с одной из нас не был настоящим. Ты притворялся. Ты был жалким подражателем!

Василий смотрел на их лица – умное и ясное лицо Лены, сильное и волевое лицо Иры, нежное и теперь исполненное достоинства лицо Кати.
И он понял всю глубину своего падения. Он не был садоводом. Он был сорняком, который душил эти красивые цветы!

– Простите, – выдохнул он. И это было первое по-настоящему честное слово, которое он произнес за последние несколько месяцев.

Они помолчали.

– Мы не будем тебя бить, – сказала Ира. – Хотя заслужил.

– Мы не будем на тебя кричать, – сказала Лена.

– Мы просто уйдем, – закончила Катя. – И дадим тебе возможность подумать. Посмотри на себя. На всех нас...

Они развернулись и ушли.
Не оглядываясь. Три женщины, такие разные, но в этот момент объединенные одним,  презрением к его трусости и  уважением к себе.

Василий остался один в тихой галерее, в ловушке из трех своих отражений.
Он смотрел на себя – нежного, брутального, интеллектуального.
И все эти лица казались ему теперь уродливыми масками. Кто он на самом деле?
Он не знал. Он был для них и для себя никто!

Прошло несколько месяцев. Василий пережил тяжелейший моральный и физический  кризис.
Он уволился с работы, даже запил, потом завязал, отдал свою  косуху, выбросил толстовки и оставил только один аккуратный свитер.
Он пытался вернуться к какой-то нормальной жизни, но чувствовал себя совершенно  пустым.

Он много думал о тех трех девушках.
И больше всего он думал о Кате. О ее тихом голосе, о ее настоящей, не поддельной робости, о том, как она краснела, и о том, как в последний вечер в кафе в ее глазах стояла не только обида, но и какая-то бесконечная, всепонимающая грусть. Она была самой чистой из них.
А он испачкал и ее!

Он нашел ее в соцсетях.
Она не забанила его.
Он написал длинное письмо. Не с оправданиями, а с попыткой объяснить самому себе, что с ним случилось. Он писал, что запутался в поисках себя и в итоге потерял всех, включая собственное «я». Он просил прощения не за то, что любил других, а за то, что был фальшивым с ней!

Катя не ответила.
Но через неделю он увидел ее в том самом читальном зале, где они познакомились.
Она сидела за своим столом и сортировала книги. Сердце его упало куда-то в ботинки. Он подошел:
– Катя…

Она подняла на него глаза. Они  были спокойны:

– Привет, Василий.

Не Васечка. Василий!

– Я… я получила твое письмо, – сказала она. – Спасибо!

– И… – он не знал, что еще сказать.

– И я тебя прощаю, – тихо сказала она. – Но это не значит, что все можно начинать сначала!

Он кивнул, понимая, что это больше, чем он заслужил.

– Можно я… можно я иногда буду приходить сюда? Просто хотя бы  посидеть? – робко спросил он.

Катя посмотрела на него долгим, изучающим взглядом.

– Библиотека открыта для всех, – ответила уклончиво  она и снова опустила глаза к книгам.

Он стал приходить.
Сначала раз в неделю, потом чаще. Он садился за дальний стол и читал.
Иногда они пересекались взглядами. Однажды он помог ей донести тяжелую стопку книг до хранилища.
Она сказала ему «спасибо».
Еще через месяц она согласилась выпить с ним чашку кофе в столовой. Один раз!

Он не пытался теперь быть кем-то другим.
Он сейчас был просто Василием. Застенчивым, немного неуклюжим, пытающимся заново научиться быть честным. В первую очередь с самим собой!

И вот он сидит с ней в том самом тихом кафе. 
Он смотрит на нее, на ее склоненную над чашкой голову, на ресницы, родинки на щеках.
Он чувствует то самое щемящее чувство, которое когда-то испытывал к ней, но теперь оно смешано с горечью вины и страхом снова все испортить!

– Катя, – говорит он, и голос его дрожит. – Я… я очень хочу все исправить. По-настоящему!

Она поднимает на него глаза.
В них уже нет былой безоговорочной веры, но есть интерес. Есть небольшая надежда:

– Я не знаю, Василий. Доверие,  это такая хрупкая вещь. Его легко разбить, и очень сложно склеить!

– Я знаю, – кивает он. – Я готов всё  склеивать. Сколько потребуется!

Он тянется через стол и касается ее руки. Она не отдергивает ее. Но и не отвечает на его пожатие...

И в этот момент, глядя на ее пальцы, лежащие в его ладони, Василий с болезненной ясностью понимает старую, как мир, истину.
Он,  тот самый козел, которого пустили в огород с заветной капустой.
Он неосторожно топтал грядки, портил кочаны, жадничал и хотел всего и сразу!
Его выгнали, отлупив палкой по бокам. И теперь он стоит у самого забора, смотрит на один-единственный, но самый сочный и желанный кочан, до которого когда-то ему не было дела, и понимает, что его могут и не пустить обратно!
А если и пустят, то он должен пастись на одной-единственной грядке, бережно ухаживая за своим сокровищем, и благодарить судьбу за второй шанс, который дается далеко не каждому козлу!

Но сможет ли он?
Сможет ли он, познавший вкус целого огорода с вкусной карустой, довольствоваться одной, пусть и самой лучшей, капустиной?
Или инстинкт жадного потребителя возьмет снова верх?
Он ничего этого не знает. Он знает только, что очень хочет попробовать!

А Катя смотрит на него и видит в его глазах и раскаяние, и страх, и какую то хрупкую надежду.
И она тоже не знает, стоит ли ему снова  верить.
Но она дает ему шанс!
Очень маленький, размером с чайную ложку.
И от того, сумеет ли он не расплескать и эту ложку, зависит все!

А пока… пока он просто сидит и держит ее за руку, и они оба молчат, упорно глядя в свои чашки, как в гадальные, пытаясь разглядеть в кофейной гуще свое завтра...