Письмо. Часть первая

Так говорит Имеющий семь духов Божиих и семь звезд: знаю дела твои; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв.
Откровение святого Иоанна Богослова, гл.3, ст.1.

*****

Мне на электронку пришло странное письмо. В нем говорилось следующее:

«Уважаемый Владимир Викторович!

Написать Вам это письмо меня заставило беспокойство о Вашем будущем.

Вероятно, Вам это покажется странным, поскольку любой человек, который сейчас видит Вас со стороны, с большой долей вероятности посчитает, что в жизни Вашей все очень даже неплохо. Более того: почти каждый, кто сможет признаться себе в том, что у кого-то дела могут быть лучше, чем у него самого, скажет Вам: у Вас все очень и очень хорошо. Вы весьма обеспечены, Вы при хорошей должности, у Вас почти идеальная семья (красивая, умная и преданная Вам жена, двое прекрасных детей), вокруг Вас много близких Вам и уважающих Вас людей – перечислять можно долго; думаю, нет смысла вдаваться в детали относительно наличия у Вас также должных атрибутов успеха: многозначных счетов в банках, некоторого количества «объектов недвижимости», дорогих и престижных автомобилей и т.д.

Чтобы Вы не бросили читать это письмо сразу, скажу, не откладывая: нет, это не спам, не шантаж и не мошенничество. Я не собираюсь требовать от Вас чего-то для себя; более того, Вы вряд ли когда-либо сможете выяснить и уж тем более достоверно установить, кто написал Вам это письмо. Возможно, у Вас будут догадки, но ни одна из них, уверяю Вас, не будет верной. Речь здесь пойдет только о Вас: Вы и станете единственным, если можно так выразиться, выгодоприобретателем. Если, конечно, захотите.

Итак, повторюсь, наверное, почти любой скажет сейчас про Вас: у этого парня все в жизни почти идеально. Однако никто из них и не подозревает, что сами-то Вы так не думаете; вернее, думаете, заставляете себя думать, но… нет, так Вы себя вовсе не чувствуете.

Никто из них не знает, например, того, что Ваш так называемый «статус», следствие удачной карьеры и недурного уровня достатка, Вас скорее тяготит, чем радует. Никто не знает, что Вы на самом деле не считаете себя достойным всех имеющихся у Вас благ. Никто не знает про то, что Вы готовы, что называется, оплатить счет почти каждому, кто осмелится предъявить на это хоть какие-то права – просто за то, что у него нет того, что есть у Вас.

Не знает никто и о том, что для Вас Ваша обеспечивающая столь широкие возможности по обогащению «служба», в отличие от большинства тех, кто завидует Вам, вовсе не является «идеальным миром». Никто не знает, что в своем большом, красивом, богато обставленном кабинете Вы чувствуете себя беспомощным, бессильным, униженным и жалким – ведь ничего из того, что Вам видится правильным, обоснованным, нужным, полезным, сделать Вам не удается; а каждый Ваш день – лишь бессмысленная, безрезультатная суета и безумное буйство бессвязных приказов, которые Вы, будучи привязанным к «своему месту» зарплатами, бонусами и откатами куда крепче, чем рекрут всеобщей повинностью, должны выполнять, ни минуты не раздумывая. Никто не знает, что каждый вечер по дороге домой Вы чувствуете себя загнанным в безвыходный тупик, чувствуете себя подопытной крысой, изнемогающей в гонке внутри колеса, чувствуете на себя досаду и злость за то, что не понимаете, как выбраться из этой золотой клетки, чувствуете отчаяние от осознания того, что завтрашний день будет совершенно таким же, как сегодняшний, а послезавтрашний – таким же, как завтрашний…

Никто не знает, что и Ваша семейная жизнь раздражает Вас не меньше, чем служебная. Вряд ли хоть кто-то может даже допустить мысль о том, что Ваша умная, добрая и верная Вам жена вовсе не кажется Вам таковой. Нет, Вам кажется, что ее ум – хитрость, доброта – притворство, а верность – лишь прагматичность, и только Ваш успех все еще держит ее вместе с Вами. Себя самого, без закрепившихся за Вами социальных атрибутов, Вы не считали и не считаете ее достойным.

Никто не знает и того, что ее идеальность и правильность – самый опасный враг Вашей страсти. И вы, спасаясь от собственного перед ней ничтожества, ищете утешения в связях с другими женщинами – с теми, что не столь правильны и идеальны и потому с ними все просто и ясно, с теми, которые, как Вам кажется, не смотрят на Вас с высокого постамента и потому… более способны на отсутствие корысти. Впрочем, в глубине души Вы давно уже не верите в бескорыстную искренность.

Никто не знает и того, как бесят Вас Ваши дети. Точнее даже не сами дети, а Ваши отношения с ними. Вам кажется, что и они видят в Вас только кошелек; а от иных Ваших проявлений их умело ограждает Ваша жена – и за это Вы злы на них каждый день, каждый час, каждую минуту.

Мало кто знает, как тяготят Вас все прочие Ваши «родные и близкие». Вам кажется (и небезосновательно), что и родители, и сестра, и остальные родственники злобно завидуют Вам; и никакие Ваши жертвы, никакие отказы от всех и всяческих прав: на их любовь, на семейное чувство локтя, даже на свои права члена семьи неспособны заставить их относиться к Вам иначе; а только наушничать и поддевать, подличать и злорадствовать, и всегда, всегда подставлять Вам ножку – стоит Вам лишь где-то самую малость оступиться самому. Вы бы и рады с ними не знаться – но семья… она не отпускает просто так. Ведь заодно с ними и против Вас Ваша жена, которой Вы боитесь признаться в своих грехах; а всегда готовым «прикрыть» Вас «близким» об этих грехах, понятное дело, очень хорошо известно.

Да-да, никто не знает и не хочет знать о причинах – но многие с удовольствием узнаю;т о последствиях.

Никто не знает, что Вы на самом деле давно не верите вообще никому. И своих близких друзей, и просто знакомых Вы, как и родственников, подозреваете в том, что они Вас просто используют; и не делая никаких между ними различий, Вы скрупулезно запоминаете все свои жертвы в их адрес; и Вы почти уверены, что большая часть из них, если Вы перестанете быть тем, кем Вы являетесь сейчас, не захочет даже подать Вам руки.

Никто не знает и то, что, чувствуя все именно так, Вы всеми силами стараетесь заставить себя не видеть, не слышать и не чувствовать ничего из этого; и Вы смотрите на себя со стороны чужими глазами и видите себя таким, каким видят Вас все: успешным, влиятельным, всем обеспеченным. Никто не знает, что Вы больше не читаете книг и даже не смотрите кино, предпочитая в свободное время приложиться к бокалу – да к тому же и сделать это в компании тех, кто именно такую жизнь, каковой Ваша собственная видится со стороны, полагают и правильной, и настоящей…

Никто не знает про Вас ничего, лишь я знаю; а как я узнал… того мне никак Вам не объяснить. Увы, я знаю намного больше: не только сегодняшняя, но и дальнейшая Ваша жизнь, если все останется в ней по-прежнему, – она у меня как на ладони; и всю ее вижу я так, будто все в ней уже произошло, а не только еще может случиться.

Ваше нынешнее Ваше состояние – его, вернее всего, сравнить с емкостью, наполняемой водой: если воду вовремя не остановить или потихоньку не давать ей выхода, она в конце концов хлынет наружу и затопит все вокруг. И это не самое худшее – подумайте о том, что будет, если емкость задраить, а воду нагреть: точно также обстоит дело и с критической массой Вашего недовольства, Вашего раздражения, Вашего отчаяния. Все это будет накапливаться, пока не переполнит Вас; а продолжая и дальше бояться своих чувств и потому убеждать себя в отсутствии причин для беспокойства, Вы неизбежно дождетесь самого худшего: затопит снаружи, разорвет, разметает изнутри…

Если чего-то очень сильно боишься и всеми силами пытаешься избежать – именно это и происходит с жестокой неотвратимостью. Страх материализуется в неверные решения или в вовремя не принятые верные; страх сковывает разум и не дает ему услышать чувства, подсказывающие нужный ход в нужное время. В конечном счете именно Ваш страх: быть покинутым, быть обиженным, быть обманутым, и становится тем строительным материалом, из которого отливаются все фигуры, все образы, все явления вокруг Вас; если Ваш внутренний мир не может достучаться до Вас, он неизбежно превращается для Вас во внешний. Именно поэтому Ваш конфликт с той действительностью, в которой Вы вроде бы существуете, толкает Вас к тому, что Вы, сами того в полной мере не понимая, начинаете совершать такие действия, следствием которых становится материализация Ваших ощущений. Не отдавая себе отчета, Вы ищете и, не находя, создаете собственными руками доказательства правомерности своих изгоняемых и прячущихся ощущений: например, не считая себя достойным имеющихся благ, Вы делаете все, чтобы их у Вас и не стало.

При нынешнем положении дел – нет никаких предпосылок к тому, чтобы что-то изменилось; напротив, со временем все будет только усугубляться. Незаметно для Вас Ваше поведение с начальством и коллегами будет меняться на все более провокационное, а Ваши все возрастающие прямолинейность и бескомпромиссность постепенно создадут вокруг Вас своего рода мертвую зону: будучи в большинстве конкретных проявлений правы по существу, Вы окажетесь в ситуации, когда эту Вашу правоту просто некому будет доказывать. Кому интересна истина? В реальности люди живут лишь отношениями друг с другом, а приоритет «интересов дела» лишь декларируют. Декларируют настойчиво, но только потому, что эти декларации носят сакральный характер: просто так принято, вот и все. Вы же, принимая это всерьез, не желая отдаться течению, планомерно и последовательно разрушаете связующие Вас с обществом нити. Вы портите отношения с людьми, каждый раз поступая, как Вам кажется, «в интересах дела»; однако в реальности нет никакого дела: есть только утверждение о его наличии. Хоть и произносится оно как заклинание, скрывается за ним вполне рационалистическое отношение к возможной причинно-следственной связи между камланием и урожаем. Это называют «прагматизмом», но на самом деле – речь исключительно о правилах игры. Не соблюдающих правила общество отторгает; вот и Ваше раздражение рутиной и бессмысленностью повседневности, то есть как раз необходимостью следовать скучным правилам, со временем ославит Вас как маргинала. За Вашей спиной начнутся пересуды и сплетни, подчиненные станут опасаться своей к Вам близости, Ваш тыл ослабнет, отношения с начальством испортятся… Ну а дальше… незаменимых ведь нет. Зато обязательно найдется тот, кто ради столь привлекательного местечка, убедительно обоснует перед начальством любую, в тому числе и Вашу, «нецелесообразность».

Потеря работы, а следовательно, доходов и привычного уровня жизни неизбежно спровоцирует обострение в Вашей семье. Речь прежде всего, конечно, об отношениях с женой – ведь, знаете, все мужчины когда-нибудь да попадаются. Иначе не бывает – ведь они сами этого хотят. Попадётесь и Вы, обязательно попадётесь – хотя бы потому, что тоже всеми силами будете создавать для этого необходимые условия, ведь истинной причиной Ваших измен является желание доказать «идеальной» в своей Вам верности жене, что и Вас могут любить, а не терпеть; потому Вы и создаете в своей жизни такой мир, который наиболее соответствует Вашим о самом себе ощущениям: мир, в котором Вы грешны, грязны и недостойны того, что имеете.

В общем, Вы точно попадетесь – и попадетесь, конечно же, в самый неподходящий для этого момент: тогда, когда и без того проблем у Вас будет достаточно. Но произойдет именно так, и произойдет это так не случайно: стечение обстоятельств не будет стечением, а будет Вашим и только Вашим выбором пути, ведь Вы на самом деле изо всех сил стремитесь к тому, чтобы как можно сильнее сотрясти основы своей жизни и сокрушить, сломать устоявшийся в ней порядок вещей. Вам кажется: то новое, что из этого выстроится, будет для вас светлее и интереснее.

Раз за разом Вы будете испытывать терпение жены, пока оно наконец не лопнет; раз за разом Вы будете лишать ее любых аргументов в пользу того, чтобы и дальше оставаться рядом с Вами. Ваша отчужденность, Ваши измены, крах Вашей карьеры, безденежье, долги, Ваша неспособность, и, главное, нежелание не то что выбраться из бездны, но даже признать то, что она уже разверзлась, – все это переполнит ее до края. Отчуждение и холод пролягут между Вами, но Вы не сумеете вовремя распознать опасности. В претензиях своей жены, в ее изменившемся поведении Вы увидите лишь мещанский прагматизм стервы, лишь то, что, перестав быть «социально успешным», Вы стали ей не нужны. Она же в свою очередь будет «наблюдать» человека черствого, эгоцентричного, полностью погруженного в себя, а ее не замечающего; нужно ли говорить, что две столь разные «картины мира» вряд ли позволят вам сохранить между собой остатки взаимопонимания?

Какое-то время еще Ваши дети удержат Вас вместе. Но дети не могут и не должны бесконечно нести на себе груз проблем, которые не хотят или не умеют решать их родители. Когда-то их жизнь должна будет стать их собственной жизнью, и этот момент неизбежно придет. А когда он настанет – Вы, одного за другим, потеряете их всех. И Вы ничего не сможете сделать: ведь Вы всегда считали, что нужны Вы – только как их кошелек; что ж удивительно в том, что все же наконец
согласятся с Вами? И это, конечно, тоже произойдет в момент самый неподходящий, ведь никому другому тоже, понятное дело, не нужен пустой кошелек…
С Вашими родителями, со всей родней, с большинством своих знакомых Вы также постепенно утратите любые точки соприкосновения. Ваши ожидании в их отношении вполне оправдаются: в нелегкий час Вы не получите ни от кого из них поддержки. Несмотря на то что Вы, как Вам кажется, не питаете ни на чей счет иллюзий, это все равно станет для Вас тяжелым откровением: ведь в глубине души Вы все же надеетесь, что Ваши многочисленные жертвы в их пользу не будут забыты. Вот только: кого винить тому, кто, жертвуя, считал жертвы?
Кому предъявишь такую калькуляцию?

А что же Вы? Чем ответите Вы не все эти вызовы? Увы, традиционно: растерянность, лень, алкоголь, женщины, бесшабашный экстрим разной степени тяжести… Нет-нет, не тешьте себя надеждами на яркие краски жизни: все будет буднично, се;ро, совершенно безвкусно. Ни с работой, ни с бизнесом не сложится: аукнется, увы, Ваша репутация. Да и вне корпорации, без ее моральной и материальной поддержки, без ощущения прочности ее бастионов, Вам окажется не так уж просто сориентироваться в бесконечном, разбегающемся во все стороны пространстве. Это сейчас, в хорошенько проложенной и удобно обустроенной общей колее, Вам так удачно и эффектно даются верные решения и результативные действия. Совсем иначе будет на ухабистом бездорожье одиночества: результативность – многократно меньше, цена любой ошибки – неизмеримо выше. Тяжелыми волнами начнут накатывать кризисы, а переждать их в надежном укрытии уже не получится. Определяющим, впрочем, опять же будет иное: Вы сами и будете настойчиво искать окончательного краха, потому что только крах и именно крах является для Вас достаточно привлекательной целью. Крах – это Ваша программа, Ваше истинное назначение, ведь только так, как подсказывает Вам что-то из глубоких-глубоких глубин, Вы сможете наконец вырваться из душащего Вас меркантильно-завистливого окружения, выдраться на волю и убежать от этой преследующей Вас по пятам, подстерегающей на каждом шагу толпы мертвецов. Только так – не правда ли?

И не стоит думать, нет-нет, что по этому пути двинетесь Вы с открытым забралом. Слишком красиво, слишком лестно; еще раз увы – все будет как раз наоборот. Скучно, мелочно, совсем не героически – Вы будете стремиться все запланировать, все предусмотреть; пусть и презирая себя за мещанскую осторожность, Вы все равно будете обходить любые препятствия и сторониться любого риска. Я знаю, Вам даже удастся убедить себя, что нерешительность есть то же самое, что дальновидность, что житейский прагматизм – это та же мудрость, а все это вместе – составляющие ответственности; и потому лишь неудачным стечением обстоятельств станет для Вас то, что Ваша очередная любовница, казавшаяся Вам такой понимающей, такой почти родной, вдруг обернется шантажирующей Вас и требующей отступных стервозной истеричкой; или что Ваш близкий и надежный, как Вам казалось, друг и деловой партнер вдруг откажется отдавать Вам занятую у Вас значительную сумму денег; или что крупный и солидный банк, надежный и с высоким рейтингом, вдруг зашатается и рухнет в несколько дней, и Вам не удастся спасти ни копейки из оставшихся там денег; или, наконец, что Ваши кредиторы, все в один момент, перестанут проявлять былое понимание и, не испытывая к Вам ни малейшего сочувствия, безжалостно оберут Вас до нитки…

Мне жаль, что я вынужден огорчать Вас, но нет выхода: никто другой не сможет и не захочет предупредить Вас о том, что Ваша жизнь, несмотря на нынешнее ее внешнее благолепие, имеет все шансы в весьма скором времени устремится строго по нисходящей. Никто не знает, а я знаю: часто и с ужасом думаете Вы о том, что до конца Ваших дней в жизни Вашей ничего не изменится; Вы жаждете перемен и боитесь их, а значит, они точно придут – вот только совсем не те, которых Вы так желаете.

И снова – нет: не тешьте себя дешевым самолюбованием. Не будет трагического финала, не будет вообще ничего, хоть как-то выходящего за рамки бесцветной обыденности. Наша жизнь вообще весьма прозаична – особенно если самому прилагать все усилия к тому, чтобы превратить ее в рутину.

Что же тогда будет? Знаете, на поверку-то – почти ничего. Сейчас Вам тридцать три, и Вам кажется, что впереди еще уйма времени. Накиньте всего двадцать. Да-да, всего; поверьте это немного. Годы промелькнут так, что Вы едва успеете проводить их глазами; как дым, рассеются они
позади Вас, и Вы обнаружите, что Вам уже за пятьдесят, и большая часть Вашей жизни уже пройдена, а впереди Вас почти наверняка ничего не ждет…

И кого же я вижу, когда представляю себе Вас – пятидесяти-с-лишним-летнего? Я вижу одинокого человека, потерявшего, по собственной только вине, всех и всё, что было ему дорого. Человека, у которого нет ни семьи, ни друзей, ни любимого дела; ни даже признаков того, что когда-то это было, нет, в общем-то, вообще ничего; человека, не слишком здорового, выпивающего, с трудом зарабатывающего даже себе на хлеб; человека, давно махнувшего рукой на какие-либо амбиции; впрочем, человека все еще не бесталанного и, вероятно, даже интересного; подозреваю: и не сломленного окончательно. Человека, которому, быть может, с большим запозданием открылась и настоящая механика того мира, который он видит вокруг себя, и его собственная роль в том, каким этот мир стал. Человека, упавшего в бездну. Прозревшего тогда, когда уже ничего нельзя изменить.

И я вижу также человека, вполне сознающего то, что вовсе не бытовые, не рутинные проявления его затяжного падения были главной проблемой ушедшей полусотни лет. Самой большой случившейся с ним бедой стало то, что за этой рутиной, опутавшей его когда-то давно, вероятно, еще на рубеже вступления во взрослую жизнь, он потерял самого себя. Именно это, а вовсе не конфликты на работе или в семье, и было причиной его недовольства, его раздражения, его подозрительности, его неуживчивости. Неумение понять это в мелькании повседневности приводило к тому, что от главной, ключевой проблемы он прятался как раз за бытом и рутиной; и не просто прятался – он сам придумывал ее для себя. Ведь даже «дурные привычки» - что это, как не искусственная рутина?

И видя Вас в пятьдесят с лишним, я думаю: зачем же ждать двадцать лет? Ведь многое, очень многое можно изменить уже сейчас. Изменить и избежать тем самым, быть может, последующей пустоты и боли, избежать бесконечной и безысходной пропасти одиночества.

Давать советы, как известно, занятие не слишком благодарное; к тому же я полностью отдаю себе отчет в том, что закономерное недоумение («Да кто он такой?!») неизбежно охватит Вас при прочтении этих строк. Это – вполне естественно, равно как и вполне предсказуемо: к сожалению, ответить на это мне просто нечего. Я не знаю достаточных авторитетов для Вас среди живых, а потому нет смысла что-то выдумывать; сказать же правду – Вы все равно в нее не поверите. Поэтому хотел бы сказать сразу вот еще что: я совершенно не рассчитываю, что написанное мною Вас обязательно к чему-то подвигнет. Наверное, я вообще пишу все это больше не для Вас, а для себя, да и то волею случайных обстоятельств.
Неожиданно, мистически необъяснимо появилась эта возможность: написать и отправить Вам это письмо; если я не сделаю этого – просто не смогу себе простить.

Проблема, конечно, еще и в том, что на вполне конкретные вопросы, которые и могут, и должны у Вас возникнуть при прочтении (с чего же начать? чем и как заняться в первую очередь? как выбраться из клейкой, засасывающей трясины?), не так-то просто будет дать четкий, можно сказать, резкий, а не расплывчатый, как силуэт в сумерках, ответ.
Человеческая жизнь, наверное, почти любая, со всеми человеческими проблемами, а точнее: лишь с видимой, результирующей, частью этих проблем, разливается во все стороны, как безбрежное море; берега не видно и потому непонятно, куда плыть; казалось бы, чтобы получить хотя бы один шанс – не избежать выбора направления. Увы, без компаса и карты – это будет слишком наугад; но какой же компас и какая карта могут быть для человеческой судьбы, которая каждая – слишком непохожа на другие? Вот и получается, что надо просто плыть; плыть – сразу во все стороны.

И все же я попробую сказать здесь кое-что; а Вы – не судите строго.

Ваша неуживчивость, Ваша железобетонная прямолинейность и Ваше, одновременно, желание быть хорошим, понятным и близким – откуда все это? Как я уже говорил, источник, мне видится, один: Вы не чувствуете себя в полной мере достойным своего места в жизни; причем данное Ваше ощущение собственной низменности не находится в какой-либо взаимосвязи с тем реальным местом, которое Вас «выбрало». Стало быть, чувство виновности за то, что у Вас есть, даже если это выстрадано и в полной мере заслужено, будет постоянно преследовать Вас в любом случае, оно не отпустит.

Откуда же оно взялось?

Не хочется быть банальным, но, увы, придется: мне кажется первое, над чем Вам стоило бы задуматься, это Ваши отношения с родителями. Вернее – отсутствие этих отношений. Не отрицайте, Вы давно уже, едва ли не сколько себя помните, их сторонитесь. Вам кажется: чем меньше их в Вашей жизни и в жизни Вашей семьи, тем лучше для вас всех, лучше и спокойнее. Вы объясняете себе это тем, что они сами никогда не желали брать на себя причитающейся им доли ответственности за Ваши отношения. Они требуют внимания к себе, но не хотят платить тем же. Никогда не хотели, говорите Вы себе, поминая детские обиды. Не хотят и сейчас, говорите Вы, констатируя отсутствие их участия теперь уже в жизни Ваших детей. И уже не захотят, убеждаете Вы себя, глядя на то, как они руками и ногами отбрыкиваются от любых функций старшего поколения; а если и делают они что-то такое, то словно бы из-под палки и каждый раз будто специально так, чтобы к ним подольше не обращались повторно.

Вы также, нет сомнений, глубоко убеждены, что к Вам лично ни отец, ни мать не испытывают должного уважения. Вернее сказать, уважения именно к Вам, а не к Вашему социальному статусу: как раз его они очень даже уважают – как элемент собственного престижа. Вне же Вашей карьерной составляющей, полагаете Вы, они по-прежнему относятся к Вам так же, как относились во времена Вашего детства: в лучшем случае просто свысока, как многие родители к своим детям; в худшем – с обидным пренебрежением. Так или иначе, ни Вас, ни Ваше мнение, ни Ваши интересы они ни во что не ставят, всегда предпочитая им чьи-либо другие (в конечном счете – свои собственные); тому Вы можете привести массу подтверждающих примеров.

Что ж, я вовсе не собираюсь доказывать Вам, что считать так – у Вас нет никаких оснований. Напротив, такие основания у Вас, безусловно, есть: да, действительно, Вас вполне последовательно – и даже, можно сказать, цинично – обходят во всех семейных делах. Не просто обходят – Вас еще и используют. Да-да, используют, а как же еще это назвать: у Вас двое маленьких детей, и куча связанных с этим забот, а из Вас при каждом удобном случае тянут деньги и не только деньги? Ладно бы только так, но ведь эти же самые люди систематически делают вид, что Вас нет (потому, конечно, что у Вас «и так всё есть»), когда решаются какие-либо, материального характера, семейные вопросы. В этой «большой» семье у Вас нет прав ни на что, нет даже права голоса; Вас не просто игнорируют, не просто используют: не только Ваши родители и Ваша сестра, но и вся Ваша прочая родня, все эти дяди и тети, кузены и кузины, и даже родители родителей, пока были живы, все они – активно дружили и дружат против Вас; по непонятным Вам причинам, они вставляют Вам при каждом удобном случае, стоит чуть осечься, палки в колеса, выталкивают, как гадкого утенка, за обозримые пределы. Чего стоят одни лишь их коллективные «романы» с Вашими женщинами? Каждый раз у Вас за спиной и, понятное дело, за спиной у Вашей жены они сводят дружбу с очередной Вашей любовницей – из-за чего даже разбежаться с ними не получается у Вас по-человечески: так и продолжается до бесконечности эта несносная канитель…

Вы недоумеваете: зачем им это все? Неужели не хватает своих проблем, зачем лезть в Вашу жизнь? И почему тогда, если таковое желание все же имеется, не присутствовать в ней должным образом? Почему Вам – только мешать, навязываться, вечно тянуть жилы и пытаться выставить себя за Ваш счет в лучшем свете; при этом носиться, бравируя мнимой жертвенностью, с какими-то посторонними людьми? Почему вообще все нужно изгадить, извратить, превратить в бессмысленное посмешище, в какое-то чавкающее, вонючее болото пошлости и глупых интриг? Зачем это все? Зачем? Ведь Господу Богу пыль в глаза не пустишь…

И ваша реакция – она, кажется, вполне естественна: не лучше ли всего этого просто не видеть? Отгородиться высокой стеной и не замечать ничего из того, что за ней происходит.

Однако же, как бы ни тяжела была для Вас любая лишняя мысль об этом, подумайте о том, является ли «умерщвление» Ваших отношений с родителями достойной реакцией на происходящее? Поведение родителей невыносимо для Вас в своей как бы необъяснимости, в своей парадоксальности и, как Вам кажется, несовместимости с тем, как должны себя вести родители по отношению к собственным детям – и Вы просто отворачиваетесь в сторону, как отворачивается постовой на перекресте от несущегося в нарушение правил кричаще дорогого автомобиля. Только вот проблема не перестает существовать, она лишь усугубляется. Усугубляется потому… а не задумывались ли Вы о том, что, быть может, весь этот паноптикум и затевается для того только, чтобы привлечь Ваше ускользающее внимание, чтобы доказать собственную ценность, значимость именно Вам – упрямо ставящему ее, эту ценность, под сомнение?

И дальше: поскольку родители – это модель, точно также «отворачиваетесь» Вы и ото всей прочей своей жизни, точно также приводите к омертвению и все прочие отношения. Не замечали: вслед за детско-родительской любовью «в нежном возрасте» отношений приходит их охлаждение по достижении ими «зрелости»? Новизна проходит, откровенность ощущений притупляется, и Вы находите другой объект своего внимания, а прежний обдаете холодом; если же он предпринимает попытки за Ваше внимание побороться, Вы отворачиваетесь от него еще больше, всеми силами пытаетесь отгородиться и не подпускать к себе. Разве не так всегда происходит?

Открою еще один секрет: я знаю, что Вам не чужды мечты о себе в какой-нибудь героической роли. Этим грешат многие, и Вы тоже; кому-то из тех многих, что сидят внутри Вас, нравятся такие мысли, нравятся своей «красотой кадра» - кадра, в центре которого, конечно же, Вы. Известно мне, однако, и то, что там же, внутри Вас, сидит и «другой» – тот, кто уничижительно смеется над этим «жалким самолюбованием», тот самый «другой», который не устает указывать Вам на Ваше место в далеком, темном углу, место, которого Вы – даже такого – все равно недостойны.

И зная об этом, я хочу спросить: не смущает ли Вас то, что многие из Ваших «внешних объектов», Ваших, что называется, «бывших» (друзей, любовниц, просто знакомых) почему-то, после того как они становятся бывшими, именно с Вашими родителями находят удивительным образом высочайшую степень взаимопонимания? Вас не удивляет, что все эти лица, обращающиеся вокруг Вас, сливаются словно бы в одно лицо, а потом и это лицо расплывается, как оплавленный воск, превращаясь во все увеличивающееся бесформенное нечто, заполняющее пространство вокруг Вас – заполняющее его полностью, заполняющее так, что Вам буквально некуда двинуться? Вам никогда не казалось, что в десятый, сотый раз с Вами повторяется то, что уже когда-то было, – вот только когда, где и как это было, Вам ни за что не удается вспомнить?

Наверняка – кажется. Не может не казаться. Ведь мир и вправду вращается вокруг Вас – равно как и вокруг любого другого человека. Мир создается нашим нами самими, а потому для каждого из нас он настолько же разный, насколько не бывает двух совершенно одинаковых отпечатков пальцев, или двух совершенно одинаковых снежинок, или даже двух совершенно одинаковых звуков. Людям удалось договориться о массе единых критериев; это, однако, не делает прилагаемые к критериям объекты одинаковыми; различий все равно больше, чем совпадений. Ваш мир – он только Ваш, и все, что возникает в нем, и все, что в нем происходит, и все, что в нем уже случилось, - все это только Ваше и только для Вас.

Сказанное, возможно, звучит неплохо, однако именно это, к сожалению, означает и то, что формирование Вашего мира – тоже целиком и полностью на Вас. Ни ли;ца, ни тела;, ни ду;ши, ни вещи сами не плавают вокруг Вас и не плетут одним своим наличием интриги; это Вы и только Вы задаете их траекторию, запускаете их по определенной орбите. Стало быть, и Ваши отчужденные, совсем, конечно, не родственные, не близкие отношения с Вашими родителями – это та траектория, которую задали этим отношениям Вы сами. Более того, это как раз та траектория, по которой Вы двигаетесь и во всех прочих своих проявлениях. Ваш внутренний самоуничижитель сделал Вас вечной жертвой: не ощущая должной уверенности в собственной непререкаемой ценности, Вы не можете отвести себе достойное место в том мире, где присутствуют Ваши родители. Это, увы, нормально, ведь они Ваши отец и мать – и они Вам, даже и тридцатитрехлетнему, где-то в глубине души все еще кажутся большими и сильными, кажутся – знающими как надо. Если они смотрят сквозь Вас, если они Вас не замечают, если они не признают за Вами никаких прав на собственную жизнь, если они, в конце концов, не принимают Вас таким, какой Вы есть, – значит, и Вы в отношении себя будете ощущать нечто сходное. Вы не понимаете, кто Вы, не знаете, чего хотите от жизни, и в итоге Ваш выбор они делают за Вас. Они и все остальные. Ваша индивидуальность бунтует, но она не знает, как должным образом оформить это протест – оформить его так, чтобы и он перестал быть прозрачным, призрачным, перестал быть бессмысленным. И Вы не находите ничего иного, как умерщвлять своим протестом все вокруг себя, умерщвлять – и самого себя тоже. И Ваша принимающая порой почти маниакальные формы неспособность к компромиссам – это, как ни странно, прямое следствие самоуничижения; это – форма вырывающегося наружу протеста в ответ на бесконечный зуд уничижителя, это – накопившееся раздражение: неуверенностью в собственных силах и вызванной этой неуверенностью боязнью высказать собственное мнение. Это – Ваша отчаянная попытка заявить о себе.

Впрочем, Ваших «родных и близких», оправдывать я, конечно, не собираюсь. Более того: если начать, что называется, отматывать пленку, мы, вполне вероятно, выясним, почему и для кого из них – для отца, для матери или для обоих сразу – было важно сделать Вас «пустым местом». Собственно, скорее всего, не пустым – но наполненным не Вашей, а собственной вроде бы индивидуальностью… но собственной ли? Попробуйте вспомнить: как часто случается такое, что про своего ребенка Вы говорите «мы»? Если не замечали за собой – почти уверен, Вы неоднократно слышали нечто подобное. Скажите тем, кто делает так, что это неправильно, и Вас никто не поймет, потому что и с ними когда-то было такое же: все мы, вместе и по отдельности, тоже «мы-дети». Тысячелетние традиции довлеют над нами – народом, у которого индивидуальность не в почете: а как бы иначе удалось ему выжить в суровых северных лесах и болотах? Только презрев «я» ради «мы»; потому не только Вам, но и любому «мы-ребенку» просто не на что больше рассчитывать, кроме как на в большинстве своем безнадежно протухшие «коллективные представления». Если Вашим родителям удалось окрасить их хоть чем-то собственным (а видимо, удалось – иначе написать такое письмо было бы некому) – уже за это стоит, вероятно, простить им многое…

Давайте, что называется, по чести: Ваши родители… они ведь вовсе не монстры. Как бы ни справедливы были Ваши претензии к ним, думается мне, они поступают так, а не иначе вовсе не потому, что целенаправленно и продуманно стремятся испортить или даже просто усложнить Вам жизнь. Проблема скорее в том, что Ваши родители – это такие же «мы-дети», которым, в свою очередь, их родители навесили на плечи неподъемный груз традиционных установок. Навесили, не пытаясь даже выяснить: а нет ли у ребенка собственных идей? С этим грузом Ваши родители (равно как, кстати, и многие другие, до боли напоминающие их Ваши знакомые), рискуя быть им раздавленными, одиноко тащатся по своей довольно беспросветной и унылой, как и у большинства людей, жизни, под весом этого груза – не могут они не то что взлететь, но даже и распрямиться; вместо того чтобы вырасти и взять на себя ответственность за собственную жизнь, они, оставаясь несчастными «мы-детьми», свой груз пытаются перевесить на Вас; ну а Вам предлагается этим же самым осчастливить собственных детей. Это – замкнутый круг, из которого я и предлагаю Вам вырваться; ведь прошлое, как бы глубоко ни ранило оно, уже застыло, ушло, а будущее – оно еще не случилось, а значит, в любой миг нашей жизни мы все еще властны над ним…

Итак, Ваше отчужденное отсутствие в мире – это в основе своей форма Вашей мести ему. Ваша месть за то, что, как Вам кажется, Ваши родители не любили Вас, не считались с Вами, повсеместно навязывали Вам свое понимание, игнорировали Вас и при этом Вас же всячески использовали. Но месть – это именно тот результат, который и хотят от Вас получить; хотят, сами того, как ни парадоксально, не желая, и родители, и все те, кто, как Вам кажется, также Вас использует; а среди них ведь и Ваша жена, и Ваши дети – о, не кошмар ли это? Ваша месть и замыкает тот самый круг – замыкает, поскольку формирует Ваш мир: мир мрачный, ожесточенный, циничный, враждебный; мир, в котором Вы злы и злопамятны, а стало быть, низменны и недостойны; мир, в котором отношение извне к Вам, вот такому, закономерно и справедливо.

Попробуйте избавить себя от мести – и если это у Вас получится, весь Ваш мир наверняка необратимо изменится…

Для начала просто задумайтесь: кому и за что Вы мстите? Вовсе не монстрам – но несчастливым, раздавленным жизнью людям, которые к седьмому десятку радости быть близкими, любимыми, любящими, искренности и непосредственности внуков, то есть, что важно, соприкосновению с прямым своим продолжением, предпочитают глупые интриги на работе, пошлые сплетни в семье, убогие сериалы по телевизору или дачную пьянку в кругу таких же, как они, обывателей. Уверен: отбросив детские страхи, Вы и сами увидите это именно так. А также увидите и то, что они просто боятся: настоящих чувств, настоящей жизни. Боятся быть взрослыми, боятся услышать свой внутренний голос – тот самый, что настаивает не соглашаться; тот самый, что заставляет жить.

И это увидев, Вы определенно спросите себя: не потому ли они исправно назначают Вас за все ответственным и во всем виноватым, что это – единственный доступный их пониманию способ общения с Вами? Назначить виноватым, а после позволить откупиться от собственной виновности – как дети назначают за все виновными всесильных и всемогущих взрослых, а после «прощают» их за подарок или иной знак внимания…

Не означает ли это в таком случае, что Вы давно уже не тот гадкий утенок, который чувствует себя везде чужим, «другим» по совершенно непонятным ему причинам? Быть может, Вы давно превратились в лебедя или, по крайней мере, «во дворе» Вас видят уже именно так? Попробуйте же и Вы увидеть себя таким: раскинув широ;ко белые крылья, поднимитесь и в самом деле над «двором» – и тогда, сверху, маленькой, едва приметной точкой Вам покажется то, что когда-то казалось целым миром. Вряд ли те, что остались внизу, властны над тем бо;льшим миром, который Вам откроется, вряд ли есть смысл дальше смотреть на них снизу вверх и ждать, что они что-то поменяют в Вашей жизни или изменятся сами… Что-то поменять – теперь это лишь в Ваших силах.

Ну а если Вы больше ничего не ждете от них, зачем же им мстить, за что? Мстить отсутствием отношений – но разве не есть это разновидность своего рода зацикленности на них?
Оставьте уже родителям только их, не свои, проблемы, и пусть они живут своей жизнью… И это то, что нужно, в первую очередь, Вам, а не им, ведь истинная независимость явно не в том, чтобы делать ее искусственно. Истинной она становится только там, где зависимость преодолевается естественным путем или, что называется, перерастается – хотя бы потому, что зависимость от родителей сама по себе тоже естественна – она проистекает из природы любого живого существа. Естественна – до определенного момента: так, животные, вырастая, забывают своих родителей, а родители – забывают их; это, кажется нам, жестоко, но это обязательное условие обретения самостоятельности, без которой в дикой природе просто не выжить. Человек, в силу «разумности», не может забыть; он и не должен этого делать – ведь любовь и чувство близости способны дать нам дополнительные силы; но этот путь: к обретению собственного и при этом уважающего других «я», человек обречен и проходить «разумно» (то есть разумом). Выжить в напичканном многообразными социальными перилами человеческом обществе без этого можно, но вот обрести стабильный успех и настоящую содержательность собственной жизни – это вряд ли.

Логичным образом, двигаясь к обретению независимости естественно, а не рисуя себе ее, нет никакого резона разрушать весь мир вокруг себя – даже если это и позволяет на время одолеть навязчивое ощущение бессмысленности и бесцельности течения жизни. Вы скажете, что никогда и не поступали так, но увы… Обиженно надувшись, подобно маленькому ребенку, на родителей, отвернувшись от них, точно также Вы отворачиваетесь и ото всего остального мира. Борясь, как Вам кажется, за благое дело, на работе ли, где-либо еще, Вы постоянно ищете с ним конфронтации и тем самым, конечно, оборачиваете мир против себя; обесценивая всех вокруг, Вы пытаетесь на руинах выстроить свой мир, другой, кардинально отличный от существующего, тот мир, где Вас будут ценить и понимать по-настоящему, тот мир, который будет достоин Вас и которого будете достойны Вы.

Но это иллюзия: мир существующий, мир реальный – не поддастся, тем более не изменится. Этот мир вроде бы разрушив, Вы не получите взамен мир своих идеализированных грез. А то, что получите… о, поверьте, это разочарует Вас гораздо сильнее, чем Вы можете сейчас себе представить. Вот только вернуть ничего уже не получится: все связующие нити Вы порвете сами, и Вам останется лишь горько сожалеть о том, что Вы утратили, вовремя не оценив. И больше даже не что, а кого…

Что на самом деле беспокоит Вас в отношениях с женой? Вряд ли Вы сможете с ходу ответить на этот вопрос; возможно, не сможете вовсе. Масса мелочных претензий, анекдотичных в своей приземленности, наверняка захлестнет Вас; но как оформить их во что-то дельное, аргументированное? Как и в случае с родителями, здесь Вас постоянно преследует разочарование: Вам кажется, что Ваши ожидания не оправдываются, что с женой у Вас с ней не случилось и уже не случится настоящей, душевной, а не только телесной близости и что во всем, абсолютно во всем недостает Вам с ней взаимопонимания; но что же именно пошло между вами не так?

Ожидания, опять ожидания. Несбывшиеся надежды – надежды на что-то большее, чем то, что у Вас уже есть. И снова, как следствие, досада и боль, ведь Вам кажется, что со своей стороны Вы даете Вашим близким все, что можете; кажется, что Вы, собственно, и живете – ради них; это они платят Вам за все черной неблагодарностью…
Но вот, например, о Вашей жене: Вы ведь полагаете, что заботитесь о ней, обеспечиваете ее и даете ей, таким образом, возможность жить, ни в чем не нуждаясь, ну а она… не правда ли? Заметьте, однако, что «а она…» основано на Ваших представлениях о том, что требуется от Вас Вашей жене; то есть о том, что думает на этот счет она, Вы на самом деле не знаете, не хотите знать…

Стоит, однако, всего-то чуть-чуть отступить в сторону, и оценки сразу меняются: сразу все становится не таким уж очевидным. Есть ли на самом деле у Вас хоть какие-то веские причины быть в ней разочарованным? Есть ли у Вас реальные основания подозревать ее… в потребительском отношении к Вам? Даже если допустить подобное – не Вы ли сами давно перестали быть, в полном смысле этого слова, с ней; не Вы ли последовательно формализуете, умерщвляете любые признаки настоящей близости между вами? Как давно, например, Вы с женой ходили куда-то вдвоем, кроме магазинов; как давно Вы делали вместе что-нибудь такое, что оба считали бы важным и нужным? Как давно беседовали с ней о чем-то по-настоящему для нее сокровенном? Как давно говорили ей, что любите ее? Как давно – и вправду ее любили?

Не кажется ли Вам, что и здесь, вместо любви и близости, давно уже украдкой вползают между вами ненависть и месть; не кажется ли. что именно Вы ищете для этого подходящие причины? Потому что если взглянуть не Вашими, а ее глазами… как будет выглядеть все тогда? Уважали Вы ее когда-нибудь по-настоящему? Ее и ее жизнь, собственную, не функцию от Вашей? Даете ли Вы ей достаточно пространства? Допускаете ли ее право распоряжаться собственной судьбой? Определяли Вы когда-нибудь – хотя бы просто для себя, без конкретных выводов, - границу между ее жизнью и своей? Или, осыпая материальными благами, Вы пытаетесь и ее превратить для себя в такое же материальное благо, в такую же вещь, за право собственности на которую сполна заплачено? А еще: были Вы для нее настоящей опорой тогда, когда ей было действительно тяжело? Не отворачивались ли именно в такие моменты?

Скажу сразу: забудьте про те стандартные банальности, которыми мужчины обычно прикрываются, когда женщины заводят речь о чем-нибудь подобном. Забудьте раз и навсегда про деньги и про то, что можно за деньги купить, и более не поминайте о об этом. Деньги – это всего-то деньги, и нет ничего неуместнее, когда речь заходит о том, что действительно важно. Почему? Да вот как раз поэтому: Ваше настойчивое желание видеть в близких Вам людях корысть – быть может, таким образом Вы льстите себе, пытаетесь убедить себя: то, что
Вы не умеете дать своим близким: тепло, внимание, поддержку – им на самом деле и не нужно, а нужен лишь примитивный материальный эрзац, который Вы имеете сейчас возможность воспроизводить для них в изрядных количествах? Получается, лучше – вовсе не иметь такой возможности…

Ну а ваши бесконечные измены? Столь глупо, столь мерзко, что не хочется об этом начинать; да ведь Вы и сами постфактум всегда ощущаете это именно так, не правда ли? Достаточно и того, что это вообще происходит с завидным постоянством; а если еще и проследить, когда именно это происходило… и происходит: ведь именно тогда, когда Вашей жене и недоставало Вас всего более, и деваться было от Ваших художеств некуда… Вы говорите себе, что это все не так страшно, что это мимолетно; Вы оправдываете себя тем, что семья для Вас все равно священна и нерушима; и Вы, конечно, старательно убеждаете себя, что о Ваших любовницах жена ничего не знает, даже не догадывается. Вы это – всерьез? Вы же не так наивны… Вы даже научили себя быть весьма и весьма циничным – и Вы себе верите? Неопровержимых доказательств у нее, вероятно, нет, да и откуда им взяться, ведь Вы знаете, что она не станет читать сообщения в Вашем телефоне, или искать подозрительные письма в Вашей электронной почте, или еще как-нибудь следить за Вами. Возможно, ей и хотелось бы ничего не знать, но заставить себя не чувствовать ту огромную дыру, в которую проваливается, в которой исчезает все, что было и есть между вами, она не сумеет при всем желании… Поэтому не обольщайтесь тем, как ловко Вы выкручиваетесь из очередной сомнительной ситуации, как лихо придумываете себе алиби, чтобы в очередной раз, исчезнув на несколько часов или несколько дней, провести время с другой женщиной – той, с которой Вас не связывает ничего и потому с ней Вам просто и комфортно. Такая мина замедленного действия обязательно однажды сработает – хотя бы потому, что невозможно все предусмотреть и все проконтролировать. Неудачная встреча на улице, неосторожный телефонный звонок, или попадется на глаза СМС, или постарается какой-нибудь «друг семьи»; не говоря уже об иных «случайностях», вроде чрезмерно устойчивого запаха чужих духов или случайно забытой в Вашей машине помады, пудреницы, карандаша для ресниц… Что-то такое – абсолютно неизбежно; что-то произойдет – и тогда смутные и туманные ощущения Вашей жены вдруг и в одно мгновенье обретут для нее столь четкие очертания, что при всем желании не сможет она от них дальше прятаться; и тогда эмоции хлынут через край раскаленной, испепеляющей все лавой, и в один миг в пыль превратится все, что до этого казалось Вам надежным и незыблемым…

И поймите меня правильно: речь сейчас вовсе не о том, чтобы обсуждать Ваш моральный облик или взвешивать на чашах весов, кто из вас двоих: Вы или ваша жена, более грешен или, наоборот, безгрешен. Я даже скажу по секрету: быть может, именно за то, чтобы в будущем получить возможность по-настоящему, в том числе и не с самой лучшей стороны, узнать друг друга, именно Вам и именно с самим собой так нужно сейчас побороться…

Или вот еще… теперь уже о Ваших детях. Что Вы на самом деле к ним испытываете? Понятно: Вы их любите; понятно: ради них готовы на все… но что скажете Вы о том раздражении, том почти что бешенстве от всякого рода беспокойств, которые они регулярно Вам доставляют? Вообще-то дети имеют такую особенность, причем зачастую с их взрослением ситуация лишь усугубляется; однако же почему конкретные проявления подобного, как то, например, невыученные уроки, или выраженное пренебрежение «источником знаний», или по-детски непосредственная страсть к потреблению, из-за которой созданное Вашими финансами и заботами «евроотремонтированное» пространство давно превратилось в свалку сломанных игрушек и прочих ненужных вещей, так сильно выводят Вас из себя?

Спросите себя: чего Вы ждете от своих детей? Истинного благородства, врожденного аристократизма? С какой стати? Это же дети: слово «должен» они усилиями родителей узнают быстро, но вот его значение… Вряд ли оно значит для них хоть что-то, кроме необходимости отреагировать на родительский крик. Вы точно хотите именно этого? Или все же чего-то другого? Не анекдотично ли: предпочитая родительские свои обязанности отправлять лишь потаканием многочисленным материализованным капризам своих детей, сами для себя Вы обвиняете их в том, что они и ждут от Вас теперь единственно этого, и вовсе не желают соответствовать Вашим представлениям о долге? Да и вообще: может ли хоть что-то быть достаточно веской причиной для того, чтобы Ваши дети так Вас раздражали? Похоже, только Ваша потребность чувствовать себя одновременно и разочарованным, и не обманувшимся в самых пессимистических ожиданиях; только тогда и Вам не столь гнетуще больно будет осознавать свою далеко не идеальность в роли отца.

Стоит ли говорить о том, что стремление к идеалу – удел людей незрелых, застрявших в подростковом перфекционизме, ожидании красивой, безупречно поставленной пьесы вместо реальной, полной сложностей и ошибок, жизни? Думать так применительно к себе – обидно и почти невыносимо, однако – лишь до тех пор, пока не допустишь наконец, что и сам ты не идеален, ведь тогда и мысль о собственной незрелости перестанет ранить так больно, так пронзительно. Ну а признание незрелости – уже, быть может, первый шаг к тому, чтобы вырасти…

Почему, собственно, почему – именно Вы должны быть единственным идеальным отцом в мире? Оглянитесь вокруг: видите ли Вы хоть одного такого? Их просто нет и не может быть: вполне естественно, особенно в молодом возрасте, быть не слишком сосредоточенным, не слишком ответственным, быть далеко не все умеющим – особенно, если умение не от кого было и перенять. Все это совершенно нормально – но только при одном условии: если не прятаться от себя и не искать для себя разного рода смехотворных оправданий. Если честно признаться себе в том, что Вы не помогаете детям с уроками вовсе не потому, что у Вас нет на это времени, и не потому, что в былые годы «справлялись сами, без посторонней помощи», а просто Вам этого не хочется, Вам лень, Вы не помните школьной программы и не хотите ее вспоминать… уже это одно существенно приблизит Вас к тому, чтобы все же сесть как-нибудь с сыном за письменный стол и помочь ему сделать одинаково ненавистную и Вам, и ему математику. А поскольку наш внешний мир неизбежно изменяется вслед за внутренним, признание ответственности и есть самый прямой путь к ее реальному обретению. Тем более если речь идет об ответственности за тех, кто действительно еще не может и не должен брать ее на себя: ведь снимая надуманными оправданиями ответственность с себя, Вы как раз и перекладываете ее на ребенка. Да-да, Вы делаете именно то, что делали с Вами Ваши родители, изводя занудными нотациями «за самостоятельность»; а теперь это Ваши дети, и для них также невыносимо тяжел груз ответственности, который их родители и на четвертном-то десятке лет пытаются стряхнуть со своих плеч. Представляете, каково им, припомнили? Достойный, что и говорить, пример для подражания: если «сами справлялись», то почему тогда из поколения в поколение вновь и вновь скрипит одна и та же заезженная шарманка? Быть может, стоит попробовать подать совсем другой пример? Перестать бесконечно генерировать для них материальные удовольствия и одновременно обвинять их в склонности к таковым, а стать им вместо этого просто отцом, который любит их, заботится о них, возится с ними, помогает им, учит их тому, что умеет сам; а еще учиться сам вместе с ним и всегда остается рядом, вне зависимости от того, как они проявляют себя. И при этом он ошибается, раздражается, временами повышает голос, бывает несправедлив и вообще делает много чего такого, в чем потом приходится раскаиваться; но важно то, что признаться в этом, попросить прощения и исправиться – он этого не боится. Как не боится и того, что его дети будут высказывать ему свое недовольство: им и всем прочим миром вокруг, и предъявлять свои претензии, и претендовать на иные, отличные от его собственных, взгляды на жизнь – потому что именно это и есть признак того, что эти отношения – содержательные, переливающиеся разноцветными красками, живые, а не формальные, выспренные, мертвые, хоть и соответствующие, наверное, идеализированным представлениям о том, «как должно быть».

Что ж, ладно, про семью я написал Вам уже много; и я даже знаю: Вам кажется, что слишком много. Вам скучно это читать, тем более не хочется Вам сейчас всерьез об этом задумываться. И больше: Вам хочется просто махнуть на все это рукой – ведь Вы полагаете, что настоящая Ваша жизнь – она вовсе не здесь… По-настоящему – так, повторимся, чувствуете Вы – Вы живете в своем рабочем кабинете в роскошном корпоративном офисе; именно там и только там есть те, кто Вас слышит и слушает, там – Вы действительно «имеете вес»; в отличие от дома, где, несмотря на все Ваши профессиональные сопутствующие им финансовые успехи, Ваш авторитет признается далеко не так безоговорочно. Потому Вам и кажется, что жизнь – она в том, параллельном семье, мире, тогда как дом – это место, где Вас держат из побуждений исключительно меркантильных, а чуть что – спускают с небес на землю.

И знаете, в тридцать с небольшим – не так уж это все и оригинально. Это было бы вовсе нормально и вполне допустимо, если бы только, пусть и ощущая все так, как описано, Вы бы умели (вернее, у Вас получалось бы) сберегать, а не разрушать то, что у Вас есть. Лучше – все вместе, совершенно необходимо – хотя бы что-то одно. Фронт без тыла или тыл без фронта – это, конечно, не лучший вариант; увы, Ваш вариант, похоже, ни фронта, ни тыла. Прячась в своем кабинете от семейных демонов, Вы лишь меняете актеров; а пьесу-то Вы ставите все ту же; по этой причине нет никакой необходимости разглядывать под микроскопом Ваши служебные перипетии: уж о них-то Вы точно знаете лучше меня, ведь мелкое быстрее забывается…

Итак, в этом мире, кажется Вам, Вы по-настоящему в праве и в силе: о том, кто с Вами и кто против Вас, у Вас имеется четкое и выстраданное представление; и хотя чьи-то самонадеянность, чванство, глупость бесят Вас куда более, чем чрезмерно, в голове Вашей также полная ясность относительно того, как дальше вести с ними свою героическую борьбу и что именно нужно предпринимать, чтобы события разворачивались в прокладываемом Вами для них русле; и все это, конечно, ради высшей цели, ради, не побоюсь этого слова, светлого будущего…

И здесь я скажу Вам: Ваша борьба за совершенство мира лишена смысла ровной в той же степени, в какой не имеют достаточных оснований и Ваши претензии к нему – хотя бы потому, что на место одного негодяя или глупца обязательно придет другой. Неизбежно – если такое место в Вашем мире уже уготовано ему Вами же. И потому я думаю: что Вам действительно сейчас нужно – так это попытаться взглянуть на происходящее, немного от него отстранившись, со стороны или, если хотите, с высоты птичьего полета; но я вместе с тем и понимаю, как трудно это сделать, утопая в вязкой трясине бесконечной рутины. Не просто трудно, почти невозможно; поэтому – попробую я.

Что же с Вами на самом деле там происходит? Почему каждый день, едва войдя в офисное здание, Вы словно бы погружаетесь в бушующий океан – океан, в котором каждая волна стремится Вас утопить, похоронить, а Ваша борьба с этой стихией остается и безуспешной, и, кажется, бесперспективной? За каждый буквально свой шаг Вам приходится сражаться – и сражаться с людьми, моральный и интеллектуальный облик которых, на Ваш взгляд, не выдерживает никакой критики. Тем не менее Ваше начальство с необъяснимой настойчивостью окружает себя именно такими людьми – людьми, на фоне которых Вы ощущаете себя белой вороной. Вы чувствуете себя чужим среди тех, кто примитивно, незатейливо и не особенно даже таясь превращает свою должность исключительно в собственную кормушку, среди тех, кто, как Вам представляется, цинично плюет на должностные обязанности (или на «общее дело» - как угодно) и, беззастенчиво заискивая перед начальством, довольно успешно изображает для него бурную деятельность,
естественно не приносящую в реальности никаких плодов. Такие люди – а их подавляющее большинство – Вам, конечно, глубоко противны; и Вы готовы стереть их в порошок, чтобы они не мешали Вам заботиться об «общем деле»; и Вы отчаянно, день за днем, сражаетесь с ними, боретесь за свою правду – но ничего, ровным счетом ничего не меняется…

Не кажется ли Вам, что, подобно Дон Кихоту, сражаетесь-то Вы – с ветряными мельницами? Вы придумали себе эту свою правду – ту правду, которой почти ни для кого больше не существует; и Вы пытаетесь заставить весь мир вокруг ей соответствовать; но мир не подчиняется, не подается, и Вы, обидевшись на него за это, ему мстите – еще более отчаянным с ним противостоянием…

Вам это ничего не напоминает? Точно так же Вы обижены на родителей, на родственников, на жену, на детей, на всех – за то, что они Вас неизменно разочаровывают; точно так же Вы мстите всем им… Получается, Вы противостоите целому враждебному миру, всему миру, он преследует Вас повсюду; не Вы ли создаете этот мир? Такой мир Вам просто необходим – ведь иначе, вне мира, который полнится несовершенством, Ваше существование лишается всякого смысла. Только в этой борьбе Вы обретаете цель, обретаете ценность, обретаете хоть какую-то обоснованность претензий на занимаемое Вами место в жизни.

Однако реальной, всамделишной связи между результатами Вашей борьбы и обретением истинной содержательности Вашего «здесь-бытия»(1) вообще-то никакой нет. Одолеете Вы или нет очередного глупца в душном, закрытом мирке отдельно взятой корпорации – видимые результаты этого точно ограничатся только ее пределами, да и то – на едва заметный миг. Все ведь канет в толще веков, не так ли? Ну а если «без метафор»(2): Вы пускаете под откос свою жизнь ради совершенно призрачных иллюзий. Кому, интересно, Вы пытаетесь доказать, что не зря едите свой хлеб? По-прежнему своим родителям, которые все так же смотрят сквозь Вас? Конечно, нет; Вам кажется: только самому себе…

Как бы то ни было, всегда найдется тот, кто будет считать себя более достойным Вашего места (любого из Ваших мест) – вне зависимости от обоснованности подобных претензий. Как ни странно, именно это означает: своего места Вы заслуживаете никак не меньше, чем кто-либо другой, - и тоже одним лишь только фактом своего существования на этом свете. Вы появились на свет, Вы здесь присутствуете – и это не зависит ни от чьих желаний. Быть может, кому-то было бы так удобнее: чтобы Вас не было; быть может, кому-то удобнее в своих интересах делать вид, что Вас нет. Пусть даже – Вашим родителям, в их жизни; но Ваша жизнь все равно – она только Ваша, со всеми ее успехами и провалами, верными шагами и ошибками. Вам, а не им, выносить свою жизнь на суд Божий. Вам – никому другому.

В общем, знаете: в том, что касается Вашей «службы», Вам, полагаю, стоило бы просто положиться на естественный ход событий. Хотя бы потому, что то мизерное и никому на самом деле не заметное изменение вектора этих событий, которого Вы, быть может, и добьетесь посредством бескомпромиссных попыток прошибить лбом стену, все равно не стоит того, чтобы ради этого жертвовать собой, тем, что у Вас есть, своей жизнью. Да ведь, положа руку на сердце: разве уверены Вы всерьез в том, что «корпоративные финансы», и конкретные, с определенным артиклем, и обобщенно, с неопределенным, – это в принципе именно то дело, ради которого дарована Вам единственная и мимолетная возможность отметиться на этом свете? Полагаете, Вас раздражает только лишь рутина?

Знаю: давно, очень давно Вы не вспоминали о том, кем мечтали стать в детстве. Вспоминать об этом Вам не хочется, и Вы смеетесь над теми «детскими фантазиями» (знаю даже, о чем они были: ну конечно, о ракетах и космосе). А когда не смеетесь (а такое бывает), Вы говорите себе, что не о чем сожалеть: все равно уже поздно что-то менять.

Что ж, менять – это и впрямь кажется безумием, из Вашей-то, так обстоятельно обставленной атрибутами успешности, жизни. И потому Вы покорно следуете совсем в другом направлении – ведь на этом направлении у Вас есть все… все, кроме, собственно, самого направления. И все, что снаружи, указывает вроде бы на то, что все делается правильно; вот только внутри тяжело, пусто, страшно – но свою тревогу Вы списываете на рутину, на быт, на тех, кто Вас окружает, на то, что из-за массы окружающих Вас несовершенств далеко не все Вам удается.

И все же, несмотря на то что от слишком болезненных переживаний Вы довольно успешно прячетесь, особо глубинным чутьем правду Вы все равно чувствуете. И правда эта такова: и Ваша непримиримость, и Ваше почти маниакальное стремление к совершенству (ценою войны со всем
или почти всем миром – хотя бы и на ограниченной Вашими полномочиями территории) не есть заслуживающие превосходных эпитетов составляющие истинного служебное рвения. Нет, это – своего рода эрзац: отчаянные усилия по созданию развернутой иллюзии. Как алкоголик убеждает себя, что в любой момент он может легко завязать, а падшая женщина тешится мечтами о принце и о будущей счастливой семейной жизни, так и Вы в своих же собственных глазах создаете себе имидж увлеченного любимым делом профессионала – и вот-вот у Вас все наладится, осталось только преодолеть самое последнее препятствие, убрав с дороги очередного корыстолюбца или бездельника.

Все тщетно: не желая заглянуть внутрь себя, страшась застать там бездну, Вы опустошаете мир вокруг себя. Пустота внутри – это и есть настоящая причина Вашего раздражения всем тем, что вовне. Вас же раздражает буквально все – вопреки Вашим упорным попыткам убедить себя в наличии здесь содержательности. Бесконечная рутина, бессмысленность одинаковых механистических движений, повторяющихся с ритуальной регулярностью, омертвевшие, приевшиеся лица – что это как ни олицетворение Вашего внутреннего запустения, Вашей усталости от бессодержательного потребления, Вашей, осмелюсь предположить, тоски по чему-то противоположному всему перечисленному: возможно, по созиданию, по творчеству, или, если без лишнего пафоса, хотя бы по чему-нибудь такому, что оставляет след, а не растворяется в следующий миг, как призрачная, невесомая пыль? И тогда получается: Ваш внешний мир пустеет потому… не потому ли, что так он пытается изменить Вас?

И я знаю: прочитав эти строки, Вы обязательно подумаете, что это совсем не про Вас; сначала так – а потом Вы все же позволите себе допустить, что что-такое есть… Но только на минуту – ведь перебрав варианты, как можно все изменить, Вы из них не найдете ни одного достойного. Не скит же, не монастырь… вот так, прикрывшись такой или подобной гротескной дилеммой, Вы снова надежно спрячетесь от назойливо-неудобных мыслей.

Но я все еще здесь – и я этого так не оставлю.

Знаете, головную боль вовсе не обязательно лечить гильотиной. Применительно к Вам это означает: осознав, что выбранный Вами путь вовсе не Ваш, осознав, что вовсе не Ваши амбиции требуют наличия примитивных почестей и социально признанных атрибутов Успеха (да-да, с большой буквы – ведь именно так пишутся имена идолов), совершенно не обязательно тут же освобождать свое материально выгодное местечко для кого-то, кто и в самом деле жаждет только почестей и атрибутов и даже не помышляет о том, что отведенные органическому телу несколько десятков лет можно использовать как-то иначе. Вот еще… увольняться, оставлять себя и свою семью без средств к существованию – к чему подобные крайности? Напротив: именно так определившись, можно честно признаться себе и в том, что хорошее место работы (и даже успешная карьера) – это просто удачно найденный Вами способ решения множества бытовых проблем, или, вернее, способ свести их к минимуму.

И уже тогда – стоит ли дальше биться насмерть за то, как именно прозвучит одна из тысяч строк какого-нибудь финансового отчета? Быть может, разумнее поблагодарить судьбу за предоставленные Вам возможности; поблагодарить и, оберегая эти возможности, как ниспосланный свыше Божий дар, использовать их для того, чтобы приступить к самому себе, приступить, а не отступаться дальше. Сейчас, возводя работу («карьеру») в абсолют, Вы взваливаете на себя огромный груз совершенно не нужной Вам ответственности за чуждые, малоинтересные, просто скучные Вам вещи – но разве Вам это нужно? Ваши подчиненные, Ваши коллеги, Ваше начальство – это они рады взвалить все на Вас. Впрягают того, кто готов везти; не просто готов – кто сам этого хочет. Нет, конечно, Вам и дальше придется принимать на себя массу обязательств, от которых Вам, говоря по чести, хотелось бы отбрехаться; но одно дело, когда Вы принимаете не свое просто как неизбежную, не затрагивающую Вас изнутри необходимость, и, что называется, плывете по течению; совсем другое – если Вы превращаете «обязанности» в основное содержание собственной жизни, отдаете этому всего себя без остатка, отдаете и уже не видите себя в отрыве от всех этих ставок, показателей и бесконечных процентов. Признайтесь себе наконец, в том, что это лишь ремесло, – и почти наверняка Вам сразу станет намного легче. Как минимум у Вас останется куда меньше причин переживать, что что-то получилось не вполне идеально – и уже тогда весь мир вокруг станет куда менее враждебным…

Ложка дегтя: ничего, понятное дело, не изменится в одно мгновение. Может даже показаться: и внутри, и снаружи – стало еще более пусто; в этот момент – важно не испугаться. Не бросить все, не броситься бежать. Здесь – как с ремонтом квартиры: когда из нее выбрасывается старая мебель, когда снимаются лампы и светильники, обдираются стены и потолок, сбивается плитка, поднимается пол, выкорчевываются из стен провода и розетки… Выглядит квартира после такой подготовки жутковато, но, приняв твердое решение привести жилище в надлежащий вид, пройти через это неизбежно придется. С человеком происходит примерно то же: перед тем, как заполнить внутреннее пространство собственным, а не изрядно обветшалым унаследованным содержанием, придется вычистить весь тот мусор, что накопился за предшествующие годы. И точно так же, как избавление от старых обоев, паркета и плитки не подразумевает отказа от квартиры, признание не своих императивов подменой настоящих Ваших чаяний, не обязывает Вас отказаться от того материального, что по праву является Вашим.

Уверен, Вы спросите себя (или меня): что ж, если я действительно вынесу мусор, чем заполню я свою квартиру? Чем заполню – исходя не из прекраснодушного идеализма: как правильно и как должно, а из реалий моего сегодня – того сегодня, в котором мне тридцать три года и потому, кажется, уже и поздновато, и не слишком это рационально – так круто изменять вектор движения? Да и как изменить – ведь для этого, получается, не избежать вернуться в отправную точку? Если в пространстве, пусть и через отчаянное сопротивление собственной гордости, это хоть как-то возможно, то во времени – точно никак…

Увы, боюсь, на этот вопрос я не смогу Вам дать ответ. Признаюсь: я бы этого хотел, иначе не взялся бы за это послание вовсе. Надеялся: хоть что-то придет по ходу, хоть что-то, за что после не будет стыдно…

Между мною и Вами двадцать лет; не много, не вечность, но все же за этот период кое-что успело произойти. Например, наша Земля двадцать раз обежала вокруг нашего Солнца; а сколько раз за это время она повернулась к нему и от него же отвернулась? То есть даже в масштабах космоса кое-что все-таки произошло; любая же мысль – она гораздо, многократно скоротечнее; вот и представьте теперь себе, сколько раз обернулась за это же время в моей голове, наяву или во сне, оформленная в относительно стройный, можно сказать, рациональный ряд или совсем бесформенная, сродни мистическому ужасу дикаря, эта однообразная нематериальная вспышка – душевных метаний о наличии или о отсутствии смысла недолговременного превращения куска материи в живое человеческое тело. Слишком много, чтобы утверждать, что незачем было и начинать, слишком мало, по-видимому, чтобы о самом главном написать здесь хоть что-нибудь вразумительное. Все одно: сколько бы раз и во что бы ни трансформировались мои ощущения, мои оценки, мои пусть даже и «убеждения», мне все равно кажется, что они остаются в русле какой-нибудь банальности, и нет никаких способов изменить это…

В общем, если что-то и удалось мне ухватить из бесконечного, тяжелого, а временами и страшного потока неухватного, того самого потока, который, несмотря на отсутствие законченной мысли, принято называть «размышлениями» (конечно, «о вечном»), так это только то, что жизнь наша (то есть «настоящая жизнь») происходит каждый день, каждый час и каждую минуту – и именно то, что происходит с нами сейчас, и является единственно возможным ее содержанием. Будущее существует лишь постольку, поскольку человеку по природе его свойственен поиск большей содержательности, чем просто механистическое отправление физиологических потребностей; но этот поиск, по сути, есть в большей степени ожидание будущего, чем его конструирование; ну а кроме того, столкновение с подобным же поиском со стороны других людей, а также с силами куда более могущественными, нашему разуму не то что неподвластными, но даже и непостижимыми для него (иначе говоря, с «обстоятельствами), как правило, все равно не позволяет «слепить» будущее в изначально намеченном виде. Вот и получается так, что содержание наших действий в любом случае важнее их результата; и это по-своему неплохо, поскольку опять же означает: даже будучи зажатым «обстоятельствами» в весьма узкие рамки, человек не теряет возможности поддерживать живую связь со своей, требующей определенной содержательности, индивидуальностью. И если настоящее содержание собственного «я» в предлагаемых обстоятельствах оказывается невозможно реализовать профессионально – вполне допустимо заняться этим «любительски»; в любом случае это лучше, чем искать и находить массу аргументов в пользу того, что задвинутое, задавленное, забытое, оно, в общем-то, уже и не нужно, уже не уместно.
Как тогда определить, что же есть именно Ваше (или – для Вас – свое) в том мире, где все, казалось, бы специально настроено так, чтобы не дать этого понять, но чтобы навязать чуждое? Есть лишь один способ: прислушиваясь к самому себе. Или, вернее, вслушиваясь, вглядываясь…(3)

Привлекает ли Вас по-настоящему хоть что-то в корпоративном мире? Если да, то что? Действительно привлекает или Вы убеждаете себя в этом? Работа – основное содержание Вашей жизни, и она же Вас безумно раздражает – не странно ли это? Что же все-таки бесит Вас: отдельные проявления или основное содержание? Помпезные корпоративные мероприятия, «солидные» совещания, командировки с проживанием в люксах и торжественные приемы – это Ваша жизнь? Производные статуса и достатка: квартира, дом, дорогие машины, дорогие курорты, дорогие рестораны, дорогая одежда, все-все-все – очень дорогое… Вам и впрямь это все интересно? Или кто-то другой, не Вы, определил, что все должно быть именно так?
Кому-то интересно, а Вам куда ближе совсем иное: вырубить назойливую, вездесущую связь и снова, как когда-то давно, «нырнуть в классику»? Сколько уже лет Вы с ней «в разводе» - и не потому ли, что боитесь снова этим увлечься, боитесь, стало быть, самого себя? Оно и понятно: после Достоевского и Вольтера – получится ли объяснить себе, что швейцарские часы, купленные за сумму с несколькими нулями, – это действительно Ваш выбор?

Много, очень много вопросов… И даже на такие вопросы Вам будет, наверное, не так уж просто ответить. Глубоко увязший в повседневной бытовой рутине современный городской житель ежедневно проделывает один и тот же путь, совершает одни и те же действия, говорит одни и те же слова и даже в пищу употребляет практически одно и то же. Его кругозор в результате неизбежно сужается – ровно до ширины этой однообразной колеи; соответствующий характер приобретают и критерии оценки: «два измерения» обывательской повседневности просто не дают возможности увидеть третьего.

Потому, чтобы дать собственной индивидуальности хоть какой-то шанс проявиться, чтобы пробудить в себе загнанные в тесноту и духоту узкого коридорчика творческие силы, Вам сначала придется заставить себя хотя бы ненадолго выскочить из засасывающей рутины повседневности. Замедлить тем самым непрекращающееся мелькание калейдоскопа однообразных событий – технически это вроде бы не очень сложно: например, свободное время провести не в торговых центрах, а дома за книгой, за уроками с детьми или даже в каком-нибудь малолюдном месте наедине с самим собой; но нужно на это решиться…

Трудно будет начать – еще труднее продолжить, потому что весь Ваш мир начнет отчаянно сопротивляться подобным попыткам. Абсолютно все и всеми доступными способами потянут Вас обратно: в пределы наезженной колеи. Но больше всего будете сопротивляться Вы сами, ведь это вовсе не будет легко и весело: обнаруживать и обнаруживать бесчисленные признаки собственного несовершенства. Если сможете устоять – наверное, это окупится; но я, увы, опять же не могу Вам ничего обещать. Впрочем, могу: это как минимум будет небезынтересно – собирать по крупицам себя настоящего, обретая по ходу непритязательное, но крепкое самоуважение и стойкое, созерцательное равновесие – как то, благодаря которому опытному серферу удается поймать и приручить огромную волну, а не быть ею погребенным. И это определенно долгий и далекий путь; так, например, ясной ночью кажутся удивительно близкими звезды, но, чтобы добраться до них… никто не знает, удастся ли это когда-нибудь.

С уважением и надеждой, Ваш…».

Ни числа, ни подписи не было.

1.От нем. Dasein (бытие, существование, дословно – «здесь-бытие») – термин, употреблявшийся рядом немецких философов, наиболее глубоко разработанный М.Хайдеггером. В общих чертах появление данного термина является следствием попыток осмыслить суть субъектности (хотя Хайдеггер полагает, что понятие Dasein не следует смешивать с понятием «субъект») как отличительной особенности человеческого бытия, неотъемлемой чертой которого является определенное к нему (к бытию) отношение.

2.Вероятно, имеется в виду диалог главных героев из польского фильма «Ва-банк» (обсуждают ограбление банка): - Что у тебя за идея? – Ва-банк. – А без метафор? – Помнишь дело Швандорского, в Кракове, в 24-м? – Ну конечно! Прекрасно было задумано. Только не вышло… - У меня выйдет. – И какая моя роль? – Войти туда. - …Я, значит, должен пройти с мячом через все поле и отпасовать тебе, а ты только подставишь ногу, да? – А без метафор? – Надо быть тяжело больным, чтобы пойти на этот номер… Но, знаешь, в последнее время я что-то плохо себя чувствую.

3.«…вглядывание…входит… в модус самостоятельного пребывания при внутримирном сущем». Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997. C. 61.