Предел текучести. Глава 1. Двухсотая

«…общество, не способное похоронить свое прошлое и разобраться со своими преступлениями, обречено жить среди оживших трупов — как буквальных, так и метафорических.»


Грязно-лиловый рассвет с жёлтыми подтеками по краям огромным синяком взошел на востоке. Он неторопливо пополз по крышам еще спящих домов, заглядывая в тёмные окна, стыдливо прикрывшиеся выцветшим от стирок тюлем, скатился по покосившимся трубам промзоны, торчащих гнилыми зубами из зевающей пасти города, и вязко осел на дне дворов-колодцев. Колючий морозный ветер приветственно прокатился по металлическим рёбрам пустой карусели, покрытой язвами ржавчины и намертво вмерзшей в лед, и легонько толкнул качель с сорванным сиденьем, невпопад лязгнув цепями.

Где-то вдалеке, за забором из профнастила, сипло закашлял дизелем снегоуборочный самосвал. Эхо его кашля разбилось о глухие стены гаражного кооператива и спугнуло стаю дремлющих ворон, тотчас же сорвавшихся с веток пульсирующий чёрной тучей и разразившихся отрывистым криком, похожим на удар костяной палочки по черепу: «Крра! Крра! Крра!»

Деревянный медведь, некогда украшавший детскую площадку, а теперь медленно исчезающий под грудой битых бутылок и мусора, проводил птиц единственным глазом-пуговкой - второй выжгли сигаретными окурками вандалы, отчего медвежья морда приобрела идиотско-злобное выражение. Бледный фиолетовый рассвет растекся по его уставшей фигуре, и тени придали его чертам ещё больше неестественной живости. Утро вступило в свои права.

В этот момент в доме восемь дробь один у площади Рогожская Застава зазвонил телефон. Степан Степанович Каланча, уже проснувшийся и прибитый к влажной от пота постели ужасным похмельем, попытался задушить себя подушкой, чтобы оттянуть момент подъема, но назойливая трель «вертушки» все продолжала и продолжала вкручиваться ему в голову с упрямством сверла по металлу. Степан Степанович выругался и поднял трубку.

- Дежурный по отделению, сержант Мякишев, - взволнованно отрапортовали из аппарата. - Вставайте, Степан Степаныч. Вызов.

- Опять бомжи потравились? - прохрипел Каланча.

- Не-а. Девушка. За домом культуры. Дядя Витя с бригадой нашли.

Повисла пауза. Каланча подкурил сигарету. Затянулся.

- И чё?

- Так… труп же. Сообщают – «возможно, криминал».

Каланча раздраженно выдохнул дым через нос.

- За*бали вы меня. Скоро буду.


Труп девушки лежал в сугробе за домом культуры «Металлург». Четыре таджика в замызганных зелёных бушлатах во главе с тучным краснощеким бригадиром дядей Витей шатались вокруг, чесали щетинистые подбородки, смолили и басовито переговаривались, то комментируя сине-багровое лицо девушки, то планируя поскорее «залить за воротник» остатки вчерашней «Столичной» «не пьянства ради, а сугреву для».

Степан Степанович прибыл на место через час. Страдающий головной болью такой силы, словно его виски зажали станочными тисками, и пытающийся устоять на ногах в плывущем перед глазами мире, и оттого разозленный, как бешеная овчарка, он заработал локтями, протискиваясь между рослыми дворниками.

- Расступитесь, граждане, не толпитесь! – гаркнул он, едва успев подавить рвотный позыв.

Хоть Каланча и был на голову ниже всех присутствующих, а изо рта его пахло, как из перегоночного аппарата, толпа все же отступила под авторитетом погон. Степан Степанович подошёл к трупу. Чтобы разглядеть лицо, ему пришлось присесть на корточки, и это унизительное движение, будто он кланяется покойнице, вызвало у него новую волну тошноты. По-кроличьи красноватые глазки милиционера забегали, осматривая тело.

Девушка. Молодая. Обнятая со всех сторон серовато-белым снегом, она уставила застывший взгляд в сизое, безучастное небо. Тело ещё не пахло разложением, а лишь слегка отдавало сладковатым духом промёрзшего за ночь мяса.

- Ну, красавица, - хрипло пробормотал Каланча, - и кто тебя так уделал? Мороз? Мужик?

В этот момент он почувствовал резкий запах гнили, выбивший из лёгких дыхание точным ударом под дых. Степан Степанович инстинктивно зажал ладонью нос и рот, но это не помогло. Запах шёл не от трупа, а как будто от него самого, из его собственных пропитых внутренностей. Каланча закашлялся, отплёвываясь.

– Товарищ старший лейтенант, какие дальнейшие действия? – раздался голос над его головой. Погончик-новобранец Петров, вчерашний подросток, ещё по-юношески неловкий, худощавый и долговязый, топтался рядом с лицом потерявшего кобылицу жеребёнка. Каланче, чтобы посмотреть на него, пришлось закидывать голову, и мир тотчас же охотно завертелся каруселью сложного вращения «Грибок-32».

- А какие действия тут ещё можно сделать? Вызывай неотлож... Тьфу, бд*дь. Труповозку, естественно.

Петров засуетился, достал рацию. Каланча тем временем наклонился ближе, стараясь не дышать. На шее девушки он заметил след от удушения и несколько странных колотых ран поверх, сделанных через равные промежутки тонким острым предметом. Достаточно маленькие, чтобы не заметить их сразу на синюшной полосе.

И тут тело дёрнулось. Рука с хрустом вывернулась в суставе и мазнула по снегу, а глаза с заиндевевшими ресницами, медленно, со скрипом, повернулись и уставились на Каланчу.

- Бл*дь! - охнул побледневший Степан Степанович и грузно осел на зад.

- Товарищ старш... - озабоченно начал Петров, но Каланча перебил его.

- Ничего, ничего. Поскользнулся просто, - проблеял он и, поднимаясь, подумал: «И допился, бл*дь, до разноцветных мультиков.»

Но сам он в свою мысль не поверил, потому что покойница все ещё глядела прямо на него. На лбу и шее Каланчи выступила горячая липкая испарина. Степан Степанович крепко зажмурился и распахнул глаза снова, в надежде избавиться от наваждения, но вместо этого он увидел Ее. Рядом с телом, в морозном мареве, стоял полупрозрачный силуэт. Та же девушка, что лежала мертвой на снегу. И она так же смотрела на него, как и ее тело. Губы девушки шевельнулись.

«Помоги», – прошелестело у него в мозгу. Каланча отпрянул, с силой тряхнув головой.

- Ты чё копаешься? - рявкнул он Петрову. - Срочно эту… бл*дь… Машину для «двухсотых»!

Напуганный и удивленный Петров снова потянулся к рации, а Каланча схватился за голову и понесся прочь, загребая ботинками снег.