Сага о Гуннлауге Змеином языке

Был у меня такой момент в жизни, когда я находилась во власти сразу двух увлечений: бредила историей «скандинавских Ромео и Джульетты» (как об этом говорят иной раз, используя расхожие штампы, но попадая в точку, поскольку тут  ЛЮБОВЬ), а также пробовала рисовать в технике ГРАТТАЖ, в ее классическом черно-белом варианте. Произошло совпадение, и в результате получилась иллюстрация к Саге, посвященная важному эпизоду и предваряющая эту заметку:  ГУННЛАУГ  ДАРИТ  ХЕЛЬГЕ   ПЛАЩ. 

Граттаж – воскография. Нужно натереть лист воском или парафином, затем покрыть его черной тушью и далее процарапать рисунок (я использовала сухое перо). При этом нет права на ошибку – сложно будет устранить неверную линию. Между тем черно-белая графика может быть выигрышным приемом. И тут на память приходит Обри Бёрдслей, который воском листы не натирал, но работал черной тушью «по ночам, при свечах, в комнате с чёрными обоями», создавая графические шедевры. Я по ночам предпочитала спать, и комнаты с черными обоями у меня, упаси боже, не было, но своим перышком скрипела исправно.

И вот  РИСУНОК  снова попался мне на глаза, и я вспомнила всю эту историю, включая и Сагу, и тогдашнюю себя. И теперь веду об этом речь, правда, с учетом нового взгляда. Прежде меня просто захлестнула  СТИХИЯ  ЧУВСТВ,  а нынче в большей степени интересуют исторические подробности. Например, могла ли Хельга заявить о своем желании-нежелании при вступлении в брак? Меня удивило, что она сидела на полу возле колен мужа. Каково было положение женщины в то время в тех местах?

Мир в старину был мужской, это отражали и саги, рассказывающие о конунгах, битвах и героях. Скальды порой слагали любовные висы–мансёнги (яркий пример – знаменитая виса Гаральда Сурового о его любви к киевской княжне Елизавете Ярославне), – но это не общее правило. Даже высказывалось предположение, что Сага о Гуннлауге поначалу в большей степени была традиционна тогдашним тенденциям, романтический акцент в нее привнесли позднее, в основном же она о распре двух воинов-скальдов, Гуннлауга Иллугасона и Хравна Энундсона. Они ведь и поссорились сначала не из-за Хельги Красавицы, а на поэтической почве. (И тут невольно подумаешь о том, что самолюбие творческих людей – тема взрывоопасная во все времена.)

САГИ – произведения строго документальные, о художественном вымысле тогда не слышали, а вымысел как таковой - ложь, со всеми вытекающими. Так что все действующие лица некогда жили на свете, на рубеже X-XI веков, и с ними произошло именно то, что произошло, о чем поведали сказители. При этом в рассказ включены жемчужины скандинавской поэзии, приписываемые персонажам, – ДРАПЫ (хвалебные песни – сочинялись за гонорар) и  ВИСЫ  (бесплатная авторская поэзия для души). 

Были еще  НИДЫ (это драпы наоборот, не хвала - хула), но в Саге их примеров нет, видимо, потому, что за них могли и голову снести. Хотя Гуннлауг получил свое прозвище «Змеиный язык» именно за ниды. Отец Хельги был по-своему прав, не выражая особого желания отдавать дочь за этого нарывающего на неприятности острослова. Хотя Гуннлауг утверждал, что тут еще и денежки были замешаны. Кроме того, молодым людям не исполнилось и двадцати лет, ранние браки тогда не поощрялись.   

Судили долго два отца
В беседе меж собой –
Что делать с просьбой молодца
И девичьей судьбой.
Пусть едет счастья он искать
За синий океан,
Три года Хельга будет ждать
Его из дальних стран.

Гуннлауг с самого детства мечтал мир посмотреть и себя показать, но также еще в детстве выбрал Хельгу себе в жены. Одну свою мечту он исполнил, вот только по воле случая с возвращением к невесте припозднился, так что Хельге пришлось выйти за другого. Здесь бы и сказочке конец, но вот беда – она любила только его одного, также, как и он ее. Встречи же было не миновать.

На свадьбе, только на чужой,
Вновь встретились они.

И вот тут он подарил ей дорогой плащ, добытый в скитаниях.

- «Не плач, красавица, не плач,
Себе возьми на память плащ,
Он желтым золотом расшит,
Камнями чище слез,
Их долго бархат сохранит,
Его тебе я вез.
Мне зря отец не верил твой,
В корысти скор своей».
И был подарок дорогой
Всего дороже ей.

Случилось и еще одно свидание, когда Хельгу и Гуннлауга разделяет речной поток – они на разных берегах, символично. Для нашего времени это избитая метафора разлученных влюбленных, но в те времена многое было свежо и внове. 

А потом они все умерли. Не сразу, конечно. Сначала они все были несчастны, включая Хравна, первого мужа Хельги, от которого она отстранилась после возвращения Гуннлауга и который в своей ненависти к врагу скатился до низости. Но зато она запомнилась на века, эта единственная среди всех саг  ЛЮБОВНАЯ  САГА. 

Здесь я должна УТОЧНИТЬ, что сама Сага – вещь в целом  ПРОЗАИЧЕСКАЯ. Рифмованные вставки в данном тексте – мое личное творчество, когда я попробовала переложить сюжет в стихи, как просила моя душа. Попытка не была успешной, так что я привожу только фрагменты. Кроме того, я тогда не знала, что полет фантазии по отношению к Сагам не уместен. Что же касается вис и драп, то на их переложение я даже не замахивалась.

СКАНДИНАВСКАЯ  ПОЭЗИЯ  очень древняя, суть ее – МАГИЯ,  волшба. Отсюда ее приемы: обязательные иносказания, когда предмет называется опосредовано, и постоянные внутренние созвучия. Сплошные синонимы, омонимы, аллитерации и прочие хейти и кеннинги, причем в строгих рамках установленного метра. Драпы, висы, ниды имеют признаки  ЗАКЛИНАНИЙ (а мансёнги – это вообще любовный  ПРИВОРОТ),  тем более, что все это УСТНАЯ  ТРАДИЦИЯ, записывать их стали лишь позднее. Переводить подобные произведения близко к тексту – тот еще квест, читать неудобно, понять еще сложнее, ибо смысл не проявлен.

Например, вот такой поэтический выверт: «Рдяный одр дракона», - здесь и созвучие, и замена слова, означает же золото.

Еще более интересен подбор слов в строфе, которые переводятся как «свет Гунн, черно в глазах, мало нужно смотреть».

Гунн – означает «битва», так зовут одну из валькирий. Имя Гуннлауга образовано от того же корня. Отсюда  «СВЕТ  ГУНН»  - это его свет, это  ХЕЛЬГА,  красота которой ослепляет его, и которую он любит. И также это его битва, поскольку без  ПОЕДИНКА  между соперниками обойтись не могло.

Где стонут чайки от тоски,
И стены скал вокруг,
Скрестили острые клинки
Там Хравн и Гуннлауг.
Своей ведомые враждой,
Вдали от всех, одни,
За женщину смертельный бой
Затеяли они.   

В ночи холодный месяц встал,
И даль одел туман.
Смертельно раненым упал
На поле сечи Хравн.
- «Дай мне испить от светлых вод,
Ведь смерть не за горой».
И сжалился ответно тот,
Свой шлем поднес с водой. 
Но кто повержен – меч сжимал,
Не дрогнула рука.
Он свой предательский металл
Обрушил на врага.
- «Сравнялись мы с тобой теперь
И разочлись сполна.
И пусть тебя обнимет смерть,
А не моя жена».

От крови ал, но в смерти бел,
Лишась последних сил,
Хравн смолк и весь похолодел,
И дух свой испустил.
Упав с ним рядом, Гуннлауг,
С тоской подняв глаза
На сине-звездный неба луг,
Запел в последний раз.
И ветер тихо прозвенел,
Под шум листвы и волн,
О том, как скальд, прощаясь, пел,
О том, как умер он.

И они оба явились во сне своим отцам, и сказали свои последние висы. Сны там играют не последнюю роль, причем в те времена люди верили в вещие сны безоговорочно, так что говорить о художественном приеме даже здесь, вероятно, не приходится. Хотя это он и есть, мертвецы висы не сочиняют. Или взять, к примеру, сбывшийся сон отца Хельги, увиденный им перед рождением дочери:

На крыше на резьбе конька
Лебедушка спала,
К ней принеслись издалека
Два гордые орла.
Но поделить между собой
Невесту не смогли,
И ринулись в последний бой,
И оба полегли.
Лебедка грустная сидит
И песен не поет,
На трупы возле ног глядит
И горьки слезы льет.

Соперники-орлы погибли, однако это еще был не конец, ведь жизнь Хельги, которой снова пришлось выйти замуж, продолжалась некоторое время, а потому заключительный аккорд отдан ей.

Бежало время, как вода,
Зима, весна, зима.
Случилась в той стране беда,
Пришла в тот край чума.
Торкеля добрая жена
Чумой занемогла…

В Саге сказано так: «Занемогла тогда и Хельга, но не легла в постель. Однажды в субботу вечером Хельга сидела у очага. Она положила голову на колени Торкеля, своего мужа, и велела принести плащ, подарок Гуннлауга».

Смотрела долго на него
Она в последний раз,
Не говорила ничего,
Не отрывала глаз.
Как слезы перлы, и красна
Кроваво ткань была.
Вздохнула горестно она
И умерла.

Кстати, как я выяснила, почитав соответствующую литературу,  ХЕЛЬГА,  подозревавшая отца и Хравна в обмане, вероятно, могла потребовать  РАЗВОДА,  при этом ее приданое осталось бы в ее собственности. Арабские путешественники, эти Синдбады-мореходы первого тысячелетия нашей эры, побывавшие в Дании и Норвегии, отмечали в своих записях, что женщины здесь «имеют право сами выбирать мужей и разводиться с ними». Хотя они уже тогда были христианами… Во всяком случае, Хравн не мог заставить жену быть с ним против ее воли. Не даром вскоре после свадьбы ему приснилось, что он лежит раненый, а она и не думает оказать ему помощь. Даже избавившись от ее первого жениха, он бы ее не вернул. Оставалась только месть. 

Хельга отошла в мир иной на руках своего второго мужа (но я представляла себе, что она легла на памятный плащ и умерла на нем). Торкель горевал о ней и сложил вису на ее кончину. Он ведь тоже был скальдом.

Да… Вот так найдешь однажды среди своих бумаг рисунок, процарапанный сухим пером по черно-восковому листу, тут и нахлынет все, что с ним связано, - и старые стихи, и самая Сага, и странные, но затягивающие в их расшифровку висы. И даже «Смерть Артура» в исполнении Бёрдслея вспомнится… Дело давнее, а все бередит.  МАГИЯ,  не иначе.
(07.10.2025)