О Демоне зависти

Я думаю, что тема зависти была и остается очень актуальной.

Это страсть, о которой человек никогда не признается с лёгким сердцем, — имя этой страсти - зависть. Можно покаяться в гневе, в алчности, даже в лености, в чревоугодии, но признаться в том, что чужой успех отравляет твой собственный покой, — на это нужна смелость. Зачастую к этому смелому поступку подталкивает алкоголь, либо беседа с профессионалом, опытным и грамотным психиатром.

И как же хитро она (зависть) рядится!
 - Зависть к богатству ещё может выставить себя радением о равенстве.
 - Зависть к власти — борьбой за справедливость.
 - Зависть к молодому таланту — самая ядовитая из всех. Когда у человека есть дар от Бога (будь то писательский, музыкальный, художественный или врачебный талант) и при этом он молод и умеет радоваться жизни, это вызывает особенно сильную зависть.

   Взгляните, как собирается толпа зевак вокруг того, кто посмел взлететь выше прочих. Сперва — любопытство. Затем — шёпот. «А так ли он хорош?», «Да ему просто повезло!», «Я бы и лучше смог, да обстоятельства не те...». И вот уже не гения видят завистники, а лишь мишень для своих мелких стрел. Каждый промах его празднуют как собственную победу, каждую его удачу — как личное оскорбление.

  Завистник — самый несчастный из смертных.
  Он добровольно заключает себя в темницу, где стены сложены из чужих достижений, а решётки выкованы из собственной желчи. Он не живёт своей жизнью, он лишь подглядывает за чужой, ища в ней изъяны, дабы утешить свою ничтожность.

Так спросите себя, русофобы, когда в следующий раз язык повернётся осудить того, кто сияет ярче: не тень ли это вашей собственной зависти говорит в вас? Не пытаетесь ли вы потушить чужую свечу лишь потому, что вам не хватает света? Ведь истинное величие не в том, чтобы принижать других, но в том, чтобы найти в себе силы радоваться чужому свету, как своему собственному.

 Некоторые примеры придадут рассуждениям плоть и кровь, сделают их зримыми и поучительными. Обратимся к истории, где много примеров, когда зеленоглазый демон зависти правил свой мрачный бал.

  1. Музыка: Моцарт и Сальери.
  Сальери не был бездарностью. Он был признанным мастером, первым музыкантом Вены, трудолюбивым и уважаемым. Но в лучах божественного, лёгкого, как дыхание ангела, гения Моцарта он увидел лишь собственную тень, свою приземлённую ремесленность.   
  Вся его жизнь, положенная на алтарь музыки, показалась ему насмешкой рядом с даром этого «гуляки праздного».
  И он, как гласит легенда, не смог вынести этого света. Зависть ремесленника к гению — вот истинная трагедия Сальери, а не предполагаемое им отравление.

  2. Литература: Тургенев и Достоевский.
  Казалось бы, два столпа русской словесности! Но какая пропасть лежала меж ними. Иван Сергеевич, барин, обласканный Европой, писал изящно, гармонично, его романы были зеркалом дворянской жизни.
  Фёдор Михайлович же, каторжник, игрок, вечно в долгах, выворачивал души.
 наизнанку, копался в безднах человеческого падения и духа. Тургенев видел в Достоевском лишь болезненного, неистового писаку, «прыщ на теле литературы».
  А Достоевский в Тургеневе — холодного, самодовольного западника, утратившего русскую душу. За этой враждой скрывалась зависть двух миров: зависть страдальца к безмятежности и зависть гармонии к пугающей глубине хаоса.

  3. Живопись: Микеланджело и Рафаэль.
Два титана Возрождения, работавшие бок о бок в Ватикане. Микеланджело — угрюмый, одинокий гений, ваятель, видевший в камне живые фигуры, его искусство — это мощь, страсть и трагедия. Рафаэль же — «божественный Санти», любимец пап и кардиналов, окружённый учениками, чьи мадонны дышали небесной гармонией и спокойствием. Микеланджело презирал Рафаэля за его лёгкость, за его умение нравиться, считая его искусство поверхностным. Он видел в успехе Рафаэля заговор и интриги. А Рафаэль, возможно, втайне завидовал той титанической, первобытной мощи, что была подвластна лишь его вечному сопернику. Это была зависть бури к ясному дню и ясного дня — к величию бури.

  4. Травматология-Ортопедия. "Кудесник из Кургана" и его хулители.
Это, с моей точки зрения, самый яркий пример в области медицины.
  Представьте себе глухую провинцию, Урал, где не столичный блеск, а суровая нужда правит жизнью. И там, вдали от столичных академий, появляется врач, который совершает то, что почиталось невозможным.
  Он не просто лечит переломы — он заставляет кости расти! Он удлиняет конечности, исправляет деформации, возвращает хромым возможность ходить, творит чудеса, которым позавидовал бы и сам Эскулап.

Имя ему — Гавриил Илизаров. Его орудие — не волшебная палочка, а хитроумное приспособление из спиц и колец, похожее скорее на орудие пытки, чем на инструмент исцеления. Но оно работает!
  И вот со всей страны, а затем и со всего мира, к нему, в его Курган, тянутся страждущие, потерявшие всякую надежду.

  А что же столичное учёное братство? Что же именитые профессора, чьи имена украшают фолианты? Они смотрели на курганского чудотворца сперва со снисходительной усмешкой. "Шарлатан", "кустарь", "слесарь-ортопед" — говорили они в своих уютных кабинетах и форумах устраивали разносы: "Как смеет этот провинциал без громких званий посягать на устои, на их диссертации, на их незыблемый авторитет"?

Их зависть была изощрённой. Она рядилась в тогу "научной строгости".
  Они требовали от него теоретических обоснований, публикаций в журналах, которых он, практик, спасавший людей денно и нощно, не имел времени писать. Они не замечали главного — исцелённых пациентов, живых доказательств его гения. Им было невыносимо признать, что врач, без их одобрения, совершил переворот в оперативной ортопедии. Их зависть была завистью книжников к чудотворцу, завистью догмы к живому открытию.

Илизарову пришлось годами, десятилетиями пробиваться сквозь эту стену холодной зависти и косного неприятия. Он сражался не с болезнями костей и суставов — с ними он справлялся блестяще — он сражался с человеческой завистью, облачённой в профессорские мантии. И в этой битве, увы, он потерял немало сил и здоровья. Такова судьба многих гениев: их самый страшный враг — не сложность задачи, а зависть тех, кого они оставили далеко позади.
 Мне посчастливилось побывать в НИИ, созданным Г.А.Илизаровым в Кургане и даже сфотографироваться в музее Илизарова за его рабочим столом.
 Этот горский еврей, не большого роста, имел железный характер и несгибаемую волю к победе в борьбе с бюрократией и завистью. И как итог борьбы - мировое признание его таланта и нового метода лечения больных ортопедического профиля.

Это лишь несколько историй. Но сколько их было, сколько осталось скрыто в письмах, в дневниках, в недомолвках...
"Ничто так не ранит человека, как величие другого", которое он не в силах ни превзойти, ни постичь.