Новогодний роман. Глава 6. География памяти

Их «завтра» стало «послезавтра», а потом плавно перетекло в ритм встреч через день. Они не говорили об этом вслух, но оба чувствовали — чаще было бы слишком рискованно, реже — недостаточно, чтобы поддерживать едва разгоревшийся огонёк. Они встречались в разных местах, будто заново составляли карту своего общего города.

Однажды вечером Марк привёл её в крошечный сквер, затерянный между старыми домами.
—Помнишь? — спросил он, останавливаясь у ржавой, но всё ещё действующей карусели.
Алиса рассмеялась.
—Боже, мы же тут чуть не подрались! Ты утверждал, что на карусели нужно кататься, стоя на ногах.
—А ты доказывала, что это против всех правил безопасности. В итоге мы так и не прокатились.

На этот раз они сели рядом, на холодные сиденья-лошадки. Карусель скрипнула, но сдвинулась с места под их общим весом.
—Жаль, что мы тогда не сели вот так, — тихо сказала Алиса. — Может, и не ссорились бы по пустякам.
—Может, и не ценили бы то, что имеем, — добавил Марк. — Иногда нужно потерять, чтобы понять ценность.

В другой раз она позвала его на крышу её дома, куда можно было попасть через чёрный ход. Оттуда открывался вид на огни города, на тёмную ленту реки, на купола соборов.
—Я часто прихожу сюда, — призналась она, закутавшись в тот самый вишнёвый шарф. — Когда становится тяжело. Смотришь на весь этот город, на тысячи огней, и понимаешь, что твои проблемы — всего лишь песчинка. Это помогает.

Марк смотрел не на город, а на неё — на её профиль, освещённый отсветами ночного неба. Он понимал, что видит её теперь с новой, незнакомой стороны. Раньше она казалась ему сильной, почти несокрушимой. Теперь он видел её уязвимость, её потребность в уединении, и это делало её образ для него не слабее, а объёмнее и реальнее.

Они начали замечать мелочи друг о друге. Он узнал, что она морщит нос, когда думает, и всегда опаздывает ровно на семь минут. Она заметила, что он стал левшой, когда пишет, и по-прежнему не переносит, когда в чае плавает чаинка.

Как-то раз, гуляя по парку, они наткнулись на ту самую скамейку, где когда-то впервые признались друг другу в любви. Скамейка была та же, только краска облупилась, и на спинке появились новые инициалы.
—Мы были такими юными, — прошептала Алиса, проводя рукой по холодному металлу.
—И такими глупыми, — улыбнулся Марк. — Я так нервничал, что забыл заранее приготовленную речь и просто сказал: «Кажется, я тебя люблю».
—А я ответила: «Кажется, я тоже». — Она повернулась к нему. — Мы и тогда боялись давать обещания. Боялись ошибиться.

Они сидели на той же скамейке, но уже другими людьми — не юными влюблёнными, не рисующими радужные планы, а взрослыми, уставшими, знающими цену ошибкам и слову. И в этом было своё, горькое, но настоящее преимущество.

— Знаешь, что я поняла за эти недели? — сказала она, когда они шли обратно. — Мы не пытаемся вернуть прошлое. Мы создаём что-то новое. Из обломков старого, но — новое.
—Потому что старое уже не подходит, — согласился он. — Мы выросли из него, как из детской одежды.

Они дошли до её подъезда. Уже знакомый ритуал прощания — пауза, взгляд, лёгкая улыбка.
—Завтра? — спросил он.
—Завтра, — кивнула она. — Я покажу тебе своё секретное место для завтраков. Там подают идеальные сырники.

Он шёл домой и ловил себя на мысли, что улыбается как сумасшедший. Их отношения уже не были похожи на хрупкую стеклянную безделушку, которую можно разбить одним неловким движением. Они стали чем-то более прочным, обтёсанным жизнью, как морская галька. И в этом была своя, особая красота.