Серия Мак Маг. В свете внимания, гл. 1

1

В июле сего года мне посчастливилось встретить Максвелла буквально столкнувшись "лоб в лоб" в небольшом пригородном парке, где я прогуливался со своей собакой.
Скотчтерьер, всегда державшийся на привязи, в этот раз был мною освобожден, так как практически никого не было в окружении пятидесяти метров, - и, вот моя Клякса, остановилась, подняла уши, шевеля носом некоторое время, рванула со всех ног куда - то в сторону. Не поддаваясь никаким командам, моя собака скрылась в длинных парковых насаждениях, мне пришлось ретироваться за ним.
 Пробираясь сквозь колючие соцветия желтых ярких цветов, я не заметил как выскочил на параллельную гальковую дорожку, и передо мной оказалась лавочка, о которую я тут же не приминул споткнуться, удачно приземлившись, взгромождаясь на нее всем телом.
- Ах, вот вы чем занимаетесь! - Услышал я над собой, до боли знакомый, голос. Смех сопровождал эти слова.
Подняв голову, я увидел Макса, рядом с которым вилась в безусловной радости моя собака. Макс щедро поглаживал ее холку, потряхивая ее шерстью. Клякса, высунув малиновый язык, улыбалась из всех щелей своего рта.
 - Она рада, видите как! - говорил Макс, - да я вижу - и вы тоже!
Я поднялся, отряхнулся, приблизился к другу, и мы крепко обнялись.
- Не ожидал вас, - отвечал я, - так скоро увидеть. Вы говорили, что приедете лишь через неделю, не так ли?
- Верно, но вы же понимаете, как молниеносно в нашей современной жизни все происходит, я бы даже сказал - проистекает.
- Почему именно так? - Задался я, узнавая стиль беседы моего друга в том, что всё новое , приходящее к нему в виде различных приключений, несколько изменяло обычную его речь.
Макс усмехнулся, где-то читая мои мысли.
- Да, с изрядными реформациями, однако - именно так. Уж эти квантовые скачки!  Я надеюсь - вы в курсе?
- О, да, - отвечал я, - теперь это модно. Просто - мода. Но никто, на мой взгляд, точно определиться в этом не умеет или не хочет. Однако, Макс, вы, тоже не отстаете в этих играх, правда? - Потрунил я.
- А почему - нет? Однако, я вас уверяю, есть-таки прямые носители данной теории. И, возможно, я с ними вас познакомлю, если вы, конечно, не против.
Он взглянул на меня лукаво, но в это время - тревога пряталась в его лике.
Он всегда доверял мне, моих действиях будучи уверен полностью во мне, полностью лишь тогда, когда я сам практически утопал в его разгоравшихся историях. И в этот раз он желал снова узнать меня с этой стороны, в этом амплуа.
- Элементы творческого подхода к любой особенно нововыбранной задаче заключается в том, чтобы ощутить, интуитивно ощутить некий комплекс предложений, которые сами тянутся к тебе, - говорил Макс тем временем, пока я возвращал успокоившуюся Кляксу домой.
- Это очень похоже на любовь, так называемую, где ты чутко с разительной разницей (извините за тавтологию) от логики понимаешь весь массив предстоящей работы, почти весь массив,- уточнил мой друг, - и я, вот, уже ощущал новое бытие масштаба поиска. Не хватало лишь некоторых элементов. А они, как известно, заключены в самих людях, в сущностях, характерах и прочее.
- Вы нашли нечто интересное, заслуживающее внимание? - Спросил я.
- О, да! Мое внимание было особенно заострено, если так можно сказать после нескольких явных знаков не в пользу того подозреваемого, который стоял на учете полиции с условием невыезда за границы большого города. И этот город, в котором мы сейчас находимся.
- Я догадался, - кивнул я в ответ.
Пока мы говорили, мы добрались к моему дому, я отворил дверь, отвел собаку на место и дал ей похлебки собственного изготовления.
Макс ожидал меня в моей комнате. Я не слышал от него ни звука.
Оторвавшись от своего занятия, вернувшись в едивернувшись свою комнату, я увидел моего друга, листающим какую-то книгу.
- Это ваша? - Спросил он.
Я поинтересовался. В арендованной квартире на полках стояло множество старых книг. Хозяева вывезли все, кроме элементарной мебели, кровати, шкафов, кухонных принадлежностей, холодильника, решив - книги - отнюдь не ценность.
Книг никаких я не покупал здесь, и все же, будучи библиофилом, имея в своем арсенале пару сотен, собранных собственно мною книг, поинтересовался, как я уже говорил, тематикой, занятого внимания Макса.
- Это акушерство, - поднес он обложку к моему взору, угадывая заодно по моему выражению - книга точно не моя.
Я присел рядом.
На столе дымились две чашки с кофе.
Макс отпил добрую половину. Я лишь потянулся к своей. За дверью громко чавкала и перетаскивала миску Клякса. Умиленно на миг мы оба взглянули в ту сторону.
- Вот, - продолжил Макс, - смотрите: "загадки" акушерства и гинекологии. Относятся к вопросам , которые врач задает пациентке, чтобы собрать анамнез, определить диагноз: история перенесенных заболеваний, вредные привычки, методы контрацепции, условия на работе, лекарства, гормоны, прочее.
И, вот,  что я вам скажу - за длительностью данных переговоров стоит неразделенная стена, бетонная стена, возвышающаяся между больным и лекарем только из-за того, что каждый из них выносит строго вербально информативную идею. Каждый: сам за себя. Никакого молчания, никаких мотивов отвлечься., никаких резервов поговорить по душам.
- Но было бы странно, - заметил я, - если бы раскрывались какие-то секреты астрального плана, - я шутил конечно, - Физический мир, - тут я говорил серьезно, - подразумевает и причины,  и следствия того же физического мира, разве не так?
- Да, это так, - согласился Макс, - и это не правильно, повторюсь. Ум полностью удаляет или, в лучшем случае, извращает подлинность жилища заболеваний - я так это называю: жилища!
И, вот, представьте, мои первые подозрения, что в собственном окружении производится некое преступление, по тем же моим ощущениям,  о ценности коих предварительно вы были предупреждены. И я четко и ясно отметил для себя это уже на второй день пребывания в гостях несколько странной семьи.
- Вы гостили?
- Да, дорогой друг, вы знаете,  удачно, и как легко и загадочно! - Макс улыбнулся, явно намекая на свою действительную способность располагать к себе людей  аттическим обоянием, а сказать больше: суггестией влияния на бессознательное людей, кое,  впрочем,  я и сам не раз на себе испытывал.
- Легко и не загадочно, - продолжил Макс, - мне удалось на первых порах помочь им. Это произошло в вагоне-ресторане, когда за соседним столиком молодой мужчина подавился рыбной косточкой, а у него при том была аллергия на все виды неорганических минеральных солей. Я бы не рискнул никакой подобной пищей на его месте, в котором она содержится, но именно и вследствие моего большего погружения в данную ззадачу, приобретающую вид разрастающейся проблемы избранной случаем и данной семьи, дал поповод дальше тесно познакомится с ними.
- Я думаю, - разрешил себе предположить, - они вас узнали?
- О, да! Но не сразу. Удивлю вас или скорее польщу нам обоим: у них находился томик наших с вами давних приключений, автором коих летописей являетесь вы, разумеется. Да, они меня узнали в процессе наших дальнейших встреч. Пересечения эти были сначала недолговременными, благо-желательными (то есть,"спасибо вам еще раз"), дальше мы вышли на одной и той же станции и пересели в одном и том же направлении. Пазлы сошлись. Вот, тут, я должен вернуться к о самому началу своего рассказа,- к ощущениям, - интуитивным ощущениям расщепления логики, и, соответственно, некоем преступлении, которое проявлялось все реальнее, обьективней, и по существу.

***

В это время Клякса справилась с пищей, рванула к нашим креслам, кратко тявкнула, подбежав к нашим ногам. Одновременно чувствуя, что не имеет особенной популярности в свете нашей беседы, улеглась тут же, зевнула и прикрыла глаза, томно всматриваясь в наши фигуры.
- В чем же суть расследования, состав преступления? - Интересовался я у Макса.
- Чтобы понять вам вашу участь (а вы ведь согласились принимать в том участие!), вам следует выслушать все по порядку.
Без условий, я согласился, кивнув в ответ. И, похоже, подобно Кляксе приспустил веки (настолько, чтобы не обидеть друга),  выслушать историю.
- Это - семья из двух, э-э, молодых тридцати - тридцати двух летних людей. Они сначала показались мне одногодками, но по истечении времени у них обнаружилась небольшая разница. Да и, собственно, состояла не в летних измерениях, а в рассудке, эмоциях, общей раскрепощенности.
Инертный и где-то застенчивый Николай "взаимовыгодно" пользовался блестающей и искрометной Натальей. Она же была настолько расположена одинаково ко всем людям, - ко всем приятелям, знакомым, друзьям (этот факт обнаружился чуть позже), что я не сразу понял - ах - еще та "сигнальная система"!
Всему, казалось, она была и рада, и счастлива, например: любому полураскрытию моего рта, любой шутке, любой начавшейся истории с моих уст, а я, как известно, я, увы, не обладатель того дара рассказчика, что, дорогой мой друг, имеете вы, а скорее: аналитик, и, в связи тем, мне множество раз приходилось прерывать рассказы, трогаясь неприкрытому интересу хохотушки Натальи и тут же холодному сопротивлению Николая.
Знаете ли, иной не замечает тому отличию, а напротив даже втягивается в альянс "противоположных половинок", однако, невольно, скажем, меня изумляла именно нарочно скрытая закрытость обоих. Во мне твердилось: "они что-то очень ценно-суровое пытаются скрыть, всеми силами скрыть от постороннего вмешательства взгляда, эдакого отрешенного взгляда со стороны"
Этот вывод мне пришел в паузах общего довольства нашей непрекращащейся беседы в их доме, - жилища, как я вам уже говорил. Все явственнее для меня становилось ощущение: анамнеза им точного еще никто не поставил.
Мы сидели в роскошных стульях, отлично реконструируемых,  вероятно, местным мастером. Это я понял по нижней прокладке каждого сидалища. В них, по сравнению с поверхностью, еще тех лет, был обычный батист из разных сортов. Не спрашивайте, как я дошел до этого. Впрочем, мы искали якобы случайно уроненный мой перстень всем миром, залезая под самый стол, разделяющий почти равномерно нашу компанию. Лицо Николая особенно было напряжено, лик же Натальи - несуразно растерян.
Возможно, в ним приходила догадка: кто здесь, на самом деле, ведущим, но это никак не повлияло на нашу дальнейшую дружбу.
Мы  переместились говорить о некоем духовном росте, духовном рабстве, что повисло над современным обществом. мы говорили вообще о тревожном мире, то, се... Мужчина временами глубоко взыхал, женщина же - исправляя данный момент депрессии, либо смеялась над первой попавшейся шуткой, даже собственного происхождения, либо отвлеченно-независимо поглядывала на мужа.
Мы чем-то перекусили. Вы знаете, я не охотник большого застолья и ограничился чашкой  кефира со сдобной булочкой.
Все разошлись спать до утра.
Мне досталась небольшая комнатушка с видом на дальнее озеро, блескавшее всеми лучами взошедшей полной луны. Я долго не мог уснуть, поднимаясь и укладываясь назад, укрываясь пледом, обдумывая, как бы вы думали что?
Макс посмеялся.
- Что, черт дери, меня сюда приволокло? И что я тут, в конце концов, делаю?
 Лишь  интуиция мне подсказывала - здесь будет улов!

***
Итак, особых дедуктивных выводов я не сделал относительно того, кто такие эти мои нынешние друзья, с какой определенной целью пригласили в свой дом. Классика: случайное  пересечение с людьми, особенно часто это бывает где нибудь в дороге, по алгоритму далее: тесное знакомство, приглашение в свое жилище и обьявление ребром,  - чем я могу им помочь? К такому раскладу я давно привыки и вот передо мной, на мой взгляд, оказался подобный случай.
Как говорил я вам, мой дорогой друг, вскоре после благоприятного ужина, все разошлись по своим комнатам, и мне досталась та, что глядела на берега озера, отражавшем при полной луне, в ту ночь восшедшую, весь спектр пылающего в синеве невоздержания звезд, замкнутых пространством серебра нашей, вознагражденной пеплом душ, полной Луны.
Хоть меня довольно-таки измотала дорога, последние события,  а конкретно, - сами события данных крайних дней (плюс: еще дело о повисшем чулке мною не было полностью разоблачено), мне не давало расслабиться и уйти в сонм бессознательного некоторые интуитивно собранные заметки. Но вот именно для этого, утро было бы мудрее столько позднего времени суток.
И стоило мне убедить самого себя в безопасности происходящего, согреться под простынями, как мою дремоту прервал жесткий стук по подоконнику моего окна и явный непрерывающийся разговор за ним.
В те мгновения, когда бы я мог разобрать тот шепот, претензии,  видимо одного человека к другому, я "проспал", приходя в полное свое сознание. А приподняв голову, мне уже пришлось довольствоваться исключительной тишиной, благодарением спокойствия ночи, моей ясной луны и той идеей, вполне имеющей жить, что все это передергивание собственного отдыха - игры разума от последних длительных переездов, ежедневных новшеств общения, и прочего, прочего, прочего: кстати-некстати мне снова на ум вернулось дело о повисшем чулке. Я чуть позже раскрою данный вопрос, который, как ни странно (а, возможно, вполне  логично ложился в русло моих действительных событий).
Простите, Макс, - прервал я, пока Максвелл воодушевлялся новым рассказом, мысленно переносясь в события своего недавнего прошлого. Я задал вопрос, предчувствуя (ведь я кое-что перенял от него), что тот не будет излишним.
- Вы говорите о повисшем чулке, надеюсь не иносказательно?
- О. нет, вовсе нет! - Он будто очнулся от своих мысленно всплывающих картинок, - , о, нет, это было моим душевным оздоровлением. Патагония..., где-то в начале этого века. Мы с вами, мой дорогой друг, увы, тогда не были знакомы, - Макс улыбнулся.
- Аргентина, - озвучил я
- Верно. Точнее: Огненная Земля. Хотя к Патагонии ее не всё причисляют, это отдельный вопрос. Итак, разрешите мне продолжить?
Я кивнул в знак безусловного согласия и внимания.
За окном июльское провеяное за весь жаркий день солнце щипнуло наши взоры, окна, там, из бетонных стен сошедшихся в пяти-восьми метрах друг от друга многоэтажек. Оттуда оно, блестало не менее, палило крайние свои лучи в этот заканчивающийся день.
По этому поводу Макс произнес, глядя в восседающее заревом огненных красок окно:
- Да, мне всегда нравилось это в вашей квартире. Сколько вас помню, вы, Виктор, часто бываете здесь, в этом городе, в этом районе. Будучи у вас в гостях когда-то лет эдак...
- Года два тому и приблизительно в то же время, - я направил.
- Да-да, и все еще тут.
- Когда я развелся с женой. а потом она так трагически погибла..., мне не забыть наших славных дней, проведенных здесь...
- И эта квартира вам о ней напоминает?
- Мы жили всего тремя этажами ниже, именно здесь, по этой стороне. И солнце в июле так же заглядывало к нам в окна, скользя по рамам, застревая где-то на карнизе и удаляясь холодно, очень тихо, знаете ли, молчаливо на всю ночь. А завтра мы его ждали снова. Да, вот, Макс, сегодня один из тех дней... - Когда солнце в наших гостях самым благоприятным образом, оно приветливо, - прервался я.
- Не знак ли это? - С подтекстом произвел Макс, не против продолжить тему, однако оба мы пресеклись. За то я ценил моего товарища, а именно - за некое глубокое понимание сути значений  в каждом человеке чего-то очень союзно-скромного, интимного, о чем не хотелось совещаться даже с самыми близкими людьми.
Мой друг: заметив во мне беспокойные изменения, смолк.
- Эт-то..., - проглотил я несколько слов, - это, знаете ли, в душе, как ваш повисший чулок. Он нежен, он прозрачен, он единственен, он не может принадлежать серии, он - один. Это странное сравнение, но это, как чулок, который несет запах на все века в чьем-то сознании...
Не знаю, как-то само собой навеялось грустной, грубой фантазией, навалились воспоминания и так далее..., но который раз я сопротивлялся таки рассказать всю правду нашей разлуки с моей любимой женщиной, в союзе с которой не было ни измен - нет, ни неправды. Не было ее.
Все было намного проще.
(PS. Позвольте, здесь я прервусь, дабы выслушать самого Мага и не спекулировать на вашем внимании).


 to be continued