Глава 1. Фантазёр

— Ши-и-ики, просыпайся, сынок, вставай, родной, в школу пора… — ласково, шёпотом, щекоча усами кончик уха, будил по сложившейся традиции отец.
Без лишних капризов и фокусов сын вставал с постели, тянул к потолку худощавое, рельефное тело, совершал утренние ритуалы и шёл на кухню, где его ждал тёплый чай и пара бутербродов со сливочным маслом и молочной колбаской, приготовленные заботливым родителем. Во время трапезы возле ног Шики возбуждённо урчал и гипнотизировал взглядом домашний питомец. Выждав, когда хлопнет входная дверь (сигнал, что отец ушёл на работу), Шики, покромсав колбасу на маленькие кусочки, угощал кота.
— Бон аппетит, Барсик.
— М-р!..

Покончив с чаем, Шики начал собирать необходимые школьные принадлежности. Прикоснувшись к учебнику литературы, с холодком на сердце подумал, что впервые не сделал домашнее задание — не подготовил пересказ из «Анны Карениной». Причиной тому послужила музыка. Днём ранее, пожертвовав несколькими обедами (отец выдавал каждое утро по червонцу), скопив нужный капитал, Шики приобрёл у товарища перемотанный синей изолентой, но вполне рабочий кассетный плеер. Бонусом в комплекте шла аудиокассета местной, но популярной в федеральных масштабах группы «Знаки вопроса». Творчество резонировало, нашло отклик в душе, и до позднего часа, пока окончательно не разрядились батарейки, Шики наслаждался музыкой. Попсовый рэп, ориентированный на молодёжь, затрагивал темы неразделённой многострадальной любви, что Шики было знакомо и понятно.
Взяв с комода обеденный червонец, Шики без особого сожаления отметил, что и сегодня придётся прибегнуть к аскезе, зато на сэкономленные деньги можно будет купить комплект новых батареек, что скрасит предстоящие выходные.
— Уф-ф!..

Прежде чем выйти из дома и отправиться в школу, Шики задержался у зеркала, внимательно изучая собственное отражение. Его внешность служила главным, а возможно, и единственным предметом гордости — на загляденье хорош, дивно, пленительно красив. Что, однако, Шики и смущало, и мучило. Такие данные, особенная поэтическая внешность, возлагали, по его мнению, и особенные надежды: романтические подвиги, любовные победы. А что же он? Чем же мог похвастаться?
Увы…
Своей привлекательной и завидной внешностью Шики был обязан, конечно, родителям. От Михаила Васильевича унаследована была шикарная густая шевелюра тёмно-русых волос, офицерский стан, очерченные благородной симметрией скулы. От Ольги Владимировны сын перенял правильной формы брови и пышные ресницы, подчёркивавшие колорит и глубину серо-голубых глаз, аккуратный нос, а также выразительные, идеальной пропорции и объёма губы.
Не раз Шики ловил себя на чувстве неловкости, когда во время общения замечал, что собеседник его совсем и не слышит, а, попав под чары, стоит и лицезреет чуть ли не с благоговением. Повторюсь, Шики и сам был влюблён в свою наружность, но вместе с тем и страшился её, страшился наложенных негласных и эфемерных обязательств.
Причиной страхов и смущений служило также социальное положение Шики и лакейское воспитание. Семья была небогатой, крестьянского происхождения, с амбициями маленького человека. Жили в двухэтажном деревянном доме не первой свежести, чуть ли не в предаварийном состоянии, зато в отдельной двухкомнатной квартире. Отец числился на заводе дежурным электриком, а мать трудилась поваром в школьной столовой. Михаил Васильевич третий год как копил деньги на новую машину, так что во многом экономил и себе отказывал. Телевизор в доме был один, отечественного производства, но цветной и, к сожалению Шики, стоял в родительской комнате. Вообще импортных вещей в доме практически и не было, мебель была грубая, ещё советская, безвкусная, но в терпимом состоянии. Ольга Владимировна тоже откладывала копейку, как раз таки на убранство квартиры, но не этой, а другой, новой, когда дождутся очереди.
Свой невзрачный, скудный гардероб Шики ненавидел лютой ненавистью, но в открытую не роптал, виду не показывал, ибо, несмотря ни на что, родителей чтил, любил и обидеть не желал. А вообще он ждал лета, когда, устроившись на работу, сможет сам поправить своё финансовое положение со всеми вытекающими. Благо ждать оставалось недолго.

Тзыыыыыыыынь...

Звонок в дверь прервал процесс самолюбования.
Удивлённый, теряясь в догадках (кто бы это мог быть?), Шики отворил дверь. На пороге с мученическим выражением лица и точно таким же внешним видом стоял сосед-инвалид с квартиры напротив. Резкий, сопревший запах сразу ударил в нос, что Шики отчего-то возмутило и оскорбило.
— Доброе утро, — совсем не добрым голосом сказал он. — Чего вам? Родителей дома нет, — совсем уж грубо добавил Шики, вышел за порог, спеша закрыть дверь, чтобы запах не успел проникнуть внутрь.
— Хлеба… кусочек…
— Увы, — пожал плечами Шики и, не считавший нужным более объясняться, демонстративно прикрывая нос, закрыл дверь ключом. — Простите, опаздываю, — с нарастающим раздражением сказал он и, когда мужчина покорно уступил дорогу, отправился в школу.

Данную черту – потерю самоконтроля под гнётом эмоций, в раздражении, когда все берега путаются, становишься безжалостно прямолинеен, бесцеремонно резок и груб, — Шики в себе презирал и тщетно пытался искоренить.
Вот и в данном эпизоде, подходя к перекрёстку, когда ветер остудил голову, Шики стало совестно.
«И чего я так завёлся? Обидел человека на ровном месте…»
С подобным грузом на душе в школу идти не хотелось. Стоя на перекрёстке, Шики посмотрел в правую сторону, где находилась школа, затем повернул в левую, где крупными буквами над входом в продуктовый магазин была выцветшая надпись: «Шестая лавка. 24 часа».
Полминуты колебаний и сомнений, после чего Шики махнул рукой и повернул-таки налево. Помимо буханки хлеба, денег хватило и на пакет лапши быстрого приготовления, коробок спичек и две сигареты поштучно. Исправляться — так по полной.
Сосед-инвалид был приятно удивлён, растроган; в глазах блеснула слезинка признательности, в знак благодарности он с чувством пожал руку, что довольный собой Шики посчитал уже лишним, но протестовать не стал. На улице первым делом почистил руку снегом, после чего лихо стартанул в направлении школы.

Как ни торопился, как ни бежал, но четверть часа, потраченные на очистку совести, сыграли свою роль — опоздал.
Первым уроком была литература. Учителем (классным руководителем) был пожилой мужчина советской закалки, строгих нравов, карикатурной внешности: узкие щёлки вместо глаз сверлили насквозь из-под могучих густых бровей, выразительный мясистый нос украшали раздувающиеся ноздри, а затылок отсвечивал роскошной залысиной на полчерепушки.
— Шики! Явился, голубчик, — искренне обрадовался педагог.
— Прошу прощения, — всё ещё задыхаясь, пролепетал Шики.
— Ничего, ничего. Прошу.
— Спасибо, — поблагодарил Шики и направился было в сторону своей парты.
— Нет, Шики, ты не понял, — остановил вдруг Лев Николаевич. — Прошу к доске.
— К доске? — сказал Шики, чувствуя, как голос ему изменяет. — З-зачем?
Не подготовив урока, предвидя конфуз, Шики поддался панической атаке. Пульс участился, тело моментально увлажнилось, а кислорода стало катастрофически не хватать.
— Как зачем? — натурально удивился педагог. — Домашнее задание рассказывать… Зачем, гм, тоже мне.
— А… задание…
— Да, задание. Ты же его выполнил?
Шики был хорошистом (по литературе и вовсе отличником), прилежным, беспроблемным учеником, и тот факт, что он не сделал уроков, не приходил учителю в плешивую голову. Чего не скажешь об одноклассниках, которые, так же как и Шики, не потрудились подготовить урок (по разным, но уважительным причинам) и которые, видя растерянность, прочувствовали момент, сопереживали, но не знали, однако, как и чем тут можно помочь.
— Шики? — стал прозревать Лев Николаевич. — Ты выполнил задание, которое было задано?
Спасаться ложью было бессмысленно. Только бы усугубил и так незавидное положение. Оставалось одно – уповать на чудо.
— Должен признаться…
— Простите! — влетев в класс, мелодичным голосом, с беззаботными, жизнерадостными нотками (что было не совсем уместно в данной ситуации), игриво улыбаясь (демонстрируя ровный ряд белоснежных зубов), сказала одноклассница. — Проспала!

Чудо свершилось, и этим чудом была Анастасия Царёва. Объект тайных юношеских (не исключено, что не только юношеских) воздыханий, беспокойных снов, головокружительных, дерзких мечтаний, что неудивительно и закономерно, ведь Настя была первой раскрасавицей школы. Красота была породистой, аристократичной: бледная, ухоженная кожа, волнистые волосы пшеничного цвета, высокий лоб, светло-зелёные глаза, греческий нос, губы формы «лук Венеры», нежные, натуральные румяна на щеках, тонкая шея, стройная талия, рано развитая грудь, упругие ягодицы в виде перевёрнутого сердечка. И всё это природное благолепие Настя подчёркивала грамотно подобранным гардеробом, сладким парфюмом, умеренной косметикой. И всё это модных люксовых брендов (о которых Шики даже и слухом не слыхивал), эксклюзивных коллекций, уникальных, сшитых по индивидуальным меркам заказов. И вот, когда Шики и Настя стояли рядом на всеобщем обозрении, представляли хоть и красивую, но довольно-таки контрастную пару.

— Проспала, говоришь? Что же, бывает, — пожал плечами учитель. — Так, давайте сюда свои дневники, и ты, Шики, садись на место, а Настеньку мы все дружно и с превеликим удовольствием послушаем.
Двоякие чувства, направляясь к парте, испытывал Шики: с одной стороны – облегчения, с другой - волнения и переживания за Настю, ведь успеваемость была её бичом, Ахиллесовой пятой.
Опасения, однако, не оправдались. К всеобщему удивлению, напротив зафиксированного размашистым почерком опоздания, стояла отметка «отлично». Феноменальность явления объяснялась просто – вечером минувшего дня в доме Насти отключили электричество, и чтение оказалось единственным доступным развлечением.
Приземлившись за парту, Шики обнаружил, что находится под пристальным прицелом соседа, а вернее, соседки Лизы Кондратьевой, к которой он испытывал не самые тёплые чувства. Во-первых, девушка не упускала случая и при любой возможности глумилась над ним, ударяя в самые больные и незащищённые места (гардероб, неуверенность в себе и прочее). Во-вторых, за близость и влияние на Настю — они были лучшими подругами. В-третьих, за обыденную внешность, ничем не примечательную, разве что лошадиными губами.
— Что тебе? — спросил Шики, доставая учебные принадлежности.
— Чего красный, как помидор? — осведомилась Лиза.
— Отвали, дура.
— Пф…

На перемене у Шики случилось неожиданно неприятное событие: подходя к кабинету, он так мощно и неудачно чихнул, что густая кровавая мокрота запачкала ладони. Совсем рядом находился женский туалет. Оглядевшись кругом и никого не обнаружив, Шики решил зайти и по-быстрому сполоснуть руки и нос. За метр до входа его остановил знакомый мелодичный голос.
— Красивый. Обаятельный. Неотразимый, — говорила воодушевлённо Настя, делая театральные паузы, подчёркивая восторженный тон. Шики, признав голос, встал по команде смирно, затаил дыхание, навострил слух.
— Одна деталь, однако, — продолжала Настя. — Единственный минус — одежда… ммм… безвкусно… скромно… ммм…
— Короче, нищеброд? — подытожила Лиза.
— Ага.
Сердцебиение, после сделанного вывода, стало стучать так громко, что, казалось, могло и выдать. Побоявшись быть пойманным с поличным, Шики спешно ретировался. Продолжения разговора он не слышал, но это было уже неважно…
Тем временем диалог в женском туалете продолжался.
— И вот его-то собака и взяла приз зрительских симпатий, а моя Лариса оказалась лишь второй, представляешь, в каком я была шоке?
Ответить Лиза не успела, ибо прозвенел звонок.

Все последующие уроки Шики провёл в каком-то сладостном дурмане. Его даже провокации Лизы не задевали, сгорая в щитовом поле блаженства. Самые смелые, авантюрные мечты казались вполне осуществимы, и мысль об этом не давала покоя, сводила с ума.

Засыпал Шики в тот вечер с улыбкой на устах, музыкой в душе (Вивальди, кажется). Предстоящие выходные и не отпускавшие слова Насти, трепетный тон, которыми они были произнесены, внушали уверенность в прекрасном оптимистическом будущем.

* * *

— Какая чудесная погода, — сказал Шики, выйдя субботним утром на улицу вынести мусор. Весна, наконец-то (с приличным опозданием!), добралась и до этих богом забытых мест, добралась-таки на край света и тут же начала хозяйничать.
Солнце нежно ласкало кожу, пение птиц — слух, а Глеб Филин с большой немецкой овчаркой — волновали глаз.
— Однако…
Глеба Шики видел впервые. Будучи по характеру интровертом, не отличаясь коммуникабельностью, робея с незнакомыми людьми, Шики никогда не заводил знакомств первым. Ему было комфортнее и безопаснее оставаться в тени. Что-то, однако, в Глебе подкупало, что-то родственное угадывалось во внешнем облике, языке тела, какая-то необъяснимая, но притягательная сила манила к этому таинственному незнакомцу. Ростом был чуть выше, шире в плечах, имел крепкий, видный зад от природы. Внешность была кинематографическая – этакая славянская версия Рассела Кроу юных лет. Плюсом Шики всё ещё пребывал в благостном состоянии, под впечатлением от подслушанного им вчера разговора, что окрыляло и толкало на подвиги. Сочинив подходящий предлог, он отважился сделать первый шаг:
— Какая красивая псина, — искренне восхищаясь, сказал Шики.
— Сам ты пёс, патлатый! — неожиданно огрызнулся Глеб, а собака, почуяв настроение хозяина, оскалив пасть, грозно зарычала.
— Ты чего это? — отступал назад Шики, сохраняя безопасную дистанцию. — Угомони собаку, слышь?
Глеб был глух: безумный блеск глаз, маниакальная ухмылка…
— Больной что ли?
— Айза, взять! — прозвучала команда, после которой поводок был спущен. Метким броском Шики запустил мешок с отходами в пасть приближающегося зверя. Поймав на лету снаряд, животное разделалось с ним в считанные секунды. Данного времени, однако, хватило Шики, чтобы добежать до ближайшего тополя и ловкими движениями взобраться на недосягаемую высоту. Такую резкую смену настроения Шики испытывал впервые.
— Ты попал, придурок! Попадёшься мне один, без охраны, я тебя уничтожу! Закопаю! Запомни – наказание неизбежно! Понял? Ходи и оглядывайся! Ходи и...
Пока Шики сыпал угрозами, чувствуя себя в безопасности, Глеб привязал собаку к соседней берёзке.
— Всё, как видишь — один и без охраны. Спускайся, друг, наказывай.
Ледяное спокойствие, невозмутимый тон, смеющиеся глаза смутили Шики.
— Ну, чего ждёшь? Будешь отвечать за слова? Или ты у нас трус?
Воспитанный сериалом «Бригада», художественными фильмами «Брат» и «Брат 2», Шики не смог вынести подобного оскорбления: спрыгнул на землю и тут же кинулся в драку. Издавая страшный боевой клич, он махал руками, ногами и, зачем-то, головой. Тщетно. Глеб, играючи, издевательски пританцовывая, уходил от ударов, а когда противник окончательно выдохся, ловкой подсечкой уложил на лопатки.
— Лежи, балабол, не дёргайся.
Голос разума и инстинкт самосохранения велели повиноваться.
— Сдаюсь, — покорно сказал Шики, поднимаясь.
— Команда «лежать» была!
Дважды повторять не пришлось.
— Молодец, хороший пёс, — победоносно бросил Глеб, после чего, отвязав собаку, гордо удалился.
Отряхивая куртку, Шики чуть не плакал от незаслуженной, несправедливой обиды. Он хотел только познакомиться, возможно, подружиться, преследовал самые чистые и добрые помыслы! И что получил в ответ? Неадекватную реакцию, грубую провокацию и откровенно унизительное поражение в кулачном бою. Да, проигрывать всегда больно. Тяжко и мучительно. Шики, однако, воодушевила мысль: проиграно сражение, но не война…

Действие сей картины вырисовывалось в провинциальном городишке, в районе ветхих деревянных двухэтажных домов, где преимущественно жила (и процветала) творческая интеллигенция. Ну, в кавычках, разумеется. Люмпенов и маргиналов, конечно, хватало, но в целом народ был простой и дружелюбный. Все друг друга знали (если и не лично, то заочно), знали и дорожили этим. В особенности все знали и даже побаивались юного авторитета Емельяна Малютина. У Емельяна была старшая сестра Варвара, не последний человек в околоблатных кругах, крутого нрава, дерзкого характера. Явное доминирование внутри семьи, откровенный матриархат, а также слухи, распускаемые недругами, что без покровительства Варвары Емельян — нуль без палочки, терзали честолюбие юноши. Он был небольшого росточка, смуглой, цыганской наружности, яйцеголовый, с аккуратной бородавкой на щеке, всегда идеально причёсан, а его одежда — опрятно чиста и выутюжена.
— Да где же она?! — рыскал Емельян по шкафам в родительской комнате, будучи один дома. — Так, а это что? Не то, не то, не то! А это… опачки! — В будоражащем волнении сползал с табуретки Емельян, держа в руках предмет невинной шалости, которым, однако, он безмерно злоупотреблял (гормоны-с). — Клад найден…
Стоило, однако, поудобнее расположиться в кресле, подготовить влажные салфетки, чтобы скрыть следы преступления, нажать кнопку воспроизведения, как раздался звонок в дверь.

Тзыыыыыыыыыыыынь.

— Какого… красавчика принесло так некстати! — выругался Емельян, наспех натягивая штаны.
Нежданным визитёром оказался Шики, который, пребывая в не менее возбуждённом состоянии, с порога, задыхаясь от возмущения, начал горячо и истерично жаловаться.
— Значит, беспредел посреди бела дня?
— Отвечаю — полный!
— Эх, не вовремя всё это, — глубоко и тяжко вздохнул Емельян. — Хотя, людей бить тоже кайф. Идём.

Глеб возвращался из гастронома, когда дорогу ему преградили воинственно настроенные Шики и Емельян.
— Он?
— Он.
Емельян подошёл вплотную, провёл взглядом с пят до головы.
— Ты чё беспределишь, урод?!
— А ты чё так базаришь? Где беспредел? Где беспредел?!
В следующее мгновение Емельян поймал удар коленом в пах, громко взвизгнул и сложился пополам. Голову убегающего Шики догнал прицельно брошенный пакет с продуктами. Неизвестно, как бы события сложились дальше, не окажись поблизости двух тесных друзей Варвары Малютиной.
— Емеля, братишка! Что за нездоровая канитель тут происходит?
— Да так, — приходил в чувства Малютин. — Подрались.
— Может, помочь?
— Спасибо, мужики. Разберёмся.
Как только группа поддержки отчалила, Емельян сказал:
— Чё, как баба, по яйцам-то бьёшь?!
— О-о. То ли дело вдвоём на одного — это по-мужски! — парировал Глеб.
— Гм... Ну, хорошо. Раз пошли такие игры... молись, падла!
Как только драчуны и Глеб разошлись, Шики, поглаживая ушибленное место, сказал:
— Блин, Лютый! Зачем ты от помощи-то отказался? Вчетвером мы бы его наверняка уделали!
— Да, а если бы это Варя узнала? Представляешь последствия? Нет, не годится. Но ты, мой друг, мыслишь в верном направлении, — загадочно улыбался Емельян.

Прозвище "Бог" Ваня Боженко получил не просто так и даже не из-за фамилии. Виной тому сумасшедшая генетика, экзотическая восточная внешность, орлиный нос, атлетическое сложение и прочие прелести и таланты, коими природа Ваню щедро наградила. Везде-то он был первый, к чему бы ни прикасался, ждал успех и лавры. Всё давалось легко, без сопротивления. Чтобы не быть многословным, в подтверждение вышесказанного, приведу краткую статистику: первое место на открытом состязании города по подтягиванию (33 раза), первое место по приседанию (тут цифры разнятся: по одним источникам 111 раз, по другим 222 раза), в забегах на длинные дистанции первое место, ну и прочее, и прочее.
Наслышанный о спортивных подвигах Вани Б., Емельян решил сделать на него ставку. Шики, однако, предложил подстраховаться.
— Брось, Шик! Ванёк его на раз-два сделает. Парень рождён побеждать! Это будет красиво. Это будет по-мужски!

Перспективу стать орудием мести Ваня Б. встретил без должного энтузиазма.
— Мутная история какая-то, ребят. Разве этому меня в секциях учили? Первое правило...
— Так, я не понял, — перебил Емельян. — Кто тут у нас фанат «Человека-паука»?
— А это-то здесь при чём?
— При том! Как говорил дядюшка Бэн? А? Дядюшка Бэн говорил: «Большая сила несёт большую ответственность!»
— Золотые слова, — почтительно качал головой Шики.

Глеб дрессировал Айзу, когда к нему вразвалочку подошёл Ваня Бог. Когда его внимание привлекла собака, он повторил роковую ошибку:
— Красивая псина…
Единственное, в чём не ошибся Емельян, — бежал Бог красиво, с чемпионским азартом...
— Я же говорил, надо подстраховаться, — ликовал, вопреки очередному провалу, Шики.
— Критикуешь — предлагай, — огрызнулся Емельян.

Ваня Пушкин был человеком уникальным. Имея солидную домашнюю библиотеку, где художественная литература занимала меньше половины, а остальное — различные биографии выдающихся людей, исторические опусы (в том числе и запрещённые), научные труды, книги религиозных, эзотерических и мистических направлений, Ваня, с детства любивший читать, осилил данную кладезь знаний более трёх раз. Такая образованность и пример родителей заковали в его юном сердце железные принципы. Наркотики, алкоголь, табак, сахар, кофеин и прочие стимуляторы и вещества, изменяющие сознание, он на корню исключил из своей жизни. Уважал грецкий орех и квашеную капусту, а водичку кушал дистиллированную.
Помимо эрудированной подкованности (что ни спроси — ответ с энциклопедической точностью), Ваня П. отличался находчивостью, изобретательностью, неординарностью мышления. Да, это был интеллектуал и стратег с большой буквы. Светлость ума подчёркивала и славянская внешность: голубоглазый блондин с неправильной чёлкой и очками с нулевыми диоптриями для имиджа.
Уникальность (или закономерность?) же заключалась в том, что с такими вводными, с таким уровнем осознанности Пушкин начисто был лишён честолюбивых амбиций, жил наблюдателем и довольствовался этим. За его мудрым советом и предложил обратиться Шики.
— Идея здравая, — одобрил Малютин.

Ваню П. застали дома, за чтением книги.
— Чем обязан? — снимая очки, приветствовал Пушкин.
Пока Шики красноречиво повествовал о возмутительном и дерзком незнакомце, Ваня П. слушал молча, не перебивая. В его светлой голове уже зрел коварный план мести.
— После чего Ванёк наглядно продемонстрировал первое правило…
— Убежал?
Бог, на всеобщее удивление, уронил орлиный нос и густо покраснел.
— Что ж, это нам пригодится, — задумчиво сказал Пушкин.
— Есть идеи, как его наказать? — спросил Емельян.
Ваня П. высокомерно промолчал, всем видом давая понять: вопрос риторический.

На следующий день, когда план был озвучен, детально изучен и дважды отрепетирован, Шики, Емельян и два Ивана сидели в засаде, ожидая жертву. Фигура Глеба замаячила на горизонте ближе к полудню. Так как он был в компании Айзы, первым на сцену выступил Ваня Бог. Поравнявшись с оппонентом, фамильярно выдал:
— Знаешь, за что я получил своё прозвище?
Глеб ответом не удостоил, даже не взглянул, равнодушно прошёл мимо. Благо светлый ум предвидел подобный исход. Действуя по инструкции, Ваня достал заранее приготовленную палку и со всего маху запустил в Глеба. Попал в Айзу. Получив удар по хребтине, собака жалобно заскулила.
— Ты чё творишь, мразь?
— Прозвище своё я получил за...
— Взять!
Как только бегуны исчезли из поля зрения, настала очередь Шики. Беззаботно, прогулочным шагом он подошёл к обидчику. Сердечко лихорадило, голос дрожал, поэтому Шики, забыв текст, сразу перешёл к главному:
— П-писю б-будешь?
Наигранная дерзость показалась Глебу подозрительной.
— Буду, — ответил он с вызовом.
Задача Шики заключалась в том, чтобы заманить объект в западню, поэтому ответ его слегка смутил (подобного поворота даже Пушкин не предвидел!). Пришлось экстренно включать смекалку и импровизировать на ходу.
— Круто, э-э… только давай не здесь, не перед окнами, — нашёлся Шики.
— Где?
— Вон там, за углом, — показал Шики в нужную сторону.
Конечно, Глеб сообразил, что это ловушка, что там его, скорее всего, поджидают недоброжелатели. Но его это не пугало – он не боялся драться, быть побитым. Было любопытство, некий азарт, жажда адреналина, что угодно, только не страх.
Дойдя до места, Шики тут же сиганул в сторону, а в одиноко стоявшего Глеба полетели снаряды – снежные комки, пропитанные мочой (идея Малютина). Четверть минуты спустя Шики, надев резиновые перчатки, присоединился к артиллерийскому огню.
Глеб ловко уклонялся, когда надо подпрыгивал, приседал, уходил влево, вправо. Почти ни один комок не достиг цели. Почти. Лишь Шики удалось изловчиться и попасть последним снарядом прямо в нос. О, какой у Глеба был взгляд, когда он, отряхивая лицо, понял, что снежок-то с сюрпризом, — красноречивее всяких слов.
— Получай, падла! – крикнул Емельян, после чего показал средний палец. Шики и Ваня П. последовали его примеру. В ответ Глеб закольцевал большой и указательный пальцы, говоря тем самым – хорошо.

Вечером ребята праздновали удачно проведённую кампанию. Несмотря на успех, Шики чувствовал какой-то осадок, некий холодок под ложечкой, что отравлял вкус победы. А каждый выход на улицу сопровождался нервическим состоянием, изменой. Он ходил и оглядывался. Ходил и…