Глава 1. Фантазёр

— Ши-и-ики, просыпайся, сынок, вставай, родной, в школу пора… — ласково, шёпотом, щекоча усами кончик уха, будил по сложившейся традиции отец.
Без лишних капризов и фокусов сын вставал с постели, тянул к потолку худощавое, рельефное тело, совершал утренние ритуалы и шёл на кухню, где его ждал тёплый чай и пара бутербродов со сливочным маслом и молочной колбаской, приготовленные заботливым родителем. Во время трапезы возле ног Шики возбуждённо урчал и гипнотизировал взглядом домашний питомец. Выждав, когда хлопнет входная дверь (сигнал, что отец ушёл на работу), Шики, покромсав колбасу на маленькие кусочки, угощал кота.
— Бон аппетит, Барсик.
— М-р!..

Покончив с чаем, Шики начал собирать необходимые школьные принадлежности. Прикоснувшись к учебнику литературы, с холодком на сердце подумал, что впервые не сделал домашнее задание — не подготовил пересказ из «Анны Карениной». Причиной тому послужила музыка. Днём ранее, пожертвовав несколькими обедами (отец выдавал каждое утро по червонцу), скопив нужный капитал, Шики приобрёл у товарища перемотанный синей изолентой, но вполне рабочий кассетный плеер. Бонусом в комплекте шла аудиокассета местной, но популярной в федеральных масштабах группы «Знаки вопроса». Творчество резонировало, нашло отклик в душе, и до позднего часа, пока окончательно не разрядились батарейки, Шики наслаждался музыкой. Попсовый рэп, ориентированный на молодёжь, затрагивал темы неразделённой многострадальной любви, что Шики было знакомо и понятно.
Взяв с комода обеденный червонец, Шики без особого сожаления отметил, что и сегодня придётся прибегнуть к аскезе, зато на сэкономленные деньги можно будет купить комплект новых батареек, что скрасит предстоящие выходные.
— Уф-ф!..

Прежде чем выйти из дома и отправиться в школу, Шики задержался у зеркала, внимательно изучая собственное отражение. Его внешность служила главным, а возможно, и единственным предметом гордости — на загляденье хорош, дивно, пленительно красив. Что, однако, Шики и смущало, и мучило. Такие данные, особенная поэтическая внешность, возлагали, по его мнению, и особенные надежды: романтические подвиги, любовные победы. А что же он? Чем же мог похвастаться?
Увы…
Своей привлекательной и завидной внешностью Шики был обязан, конечно, родителям. От Михаила Васильевича унаследована была шикарная густая шевелюра тёмно-русых волос, офицерский стан, очерченные благородной симметрией скулы. От Ольги Владимировны сын перенял правильной формы брови и пышные ресницы, подчёркивавшие колорит и глубину серо-голубых глаз, аккуратный нос, а также выразительные, идеальной пропорции и объёма губы.
Не раз Шики ловил себя на чувстве неловкости, когда во время общения замечал, что собеседник его совсем и не слышит, а, попав под чары, стоит и лицезреет чуть ли не с благоговением. Повторюсь, Шики и сам был влюблён в свою наружность, но вместе с тем и страшился её, страшился наложенных негласных и эфемерных обязательств.
Причиной страхов и смущений служило также социальное положение Шики и лакейское воспитание. Семья была небогатой, крестьянского происхождения, с амбициями маленького человека. Жили в двухэтажном деревянном доме не первой свежести, чуть ли не в предаварийном состоянии, зато в отдельной двухкомнатной квартире. Отец числился на заводе дежурным электриком, а мать трудилась поваром в школьной столовой. Михаил Васильевич третий год как копил деньги на новую машину, так что во многом экономил и себе отказывал. Телевизор в доме был один, отечественного производства, но цветной и, к сожалению Шики, стоял в родительской комнате. Вообще импортных вещей в доме практически и не было, мебель была грубая, ещё советская, безвкусная, но в терпимом состоянии. Ольга Владимировна тоже откладывала копейку, как раз таки на убранство квартиры, но не этой, а другой, новой, когда дождутся очереди.
Свой невзрачный, скудный гардероб Шики ненавидел лютой ненавистью, но в открытую не роптал, виду не показывал, ибо, несмотря ни на что, родителей чтил, любил и обидеть не желал. А вообще он ждал лета, когда, устроившись на работу, сможет сам поправить своё финансовое положение со всеми вытекающими. Благо ждать оставалось недолго.

Тзыыыыыыыынь...

Звонок в дверь прервал процесс самолюбования.
Удивлённый, теряясь в догадках (кто бы это мог быть?), Шики отворил дверь. На пороге с мученическим выражением лица и точно таким же внешним видом стоял сосед-инвалид с квартиры напротив. Резкий, сопревший запах сразу ударил в нос, что Шики отчего-то возмутило и оскорбило.
— Доброе утро, — совсем не добрым голосом сказал он. — Чего вам? Родителей дома нет, — совсем уж грубо добавил Шики, вышел за порог, спеша закрыть дверь, чтобы запах не успел проникнуть внутрь.
— Хлеба… кусочек…
— Увы, — пожал плечами Шики и, не считавший нужным более объясняться, демонстративно прикрывая нос, закрыл дверь ключом. — Простите, опаздываю, — с нарастающим раздражением сказал он и, когда мужчина покорно уступил дорогу, отправился в школу.

Данную черту – потерю самоконтроля под гнётом эмоций, в раздражении, когда все берега путаются, становишься безжалостно прямолинеен, бесцеремонно резок и груб, — Шики в себе презирал и тщетно пытался искоренить.
Вот и в данном эпизоде, подходя к перекрёстку, когда ветер остудил голову, Шики стало совестно.
«И чего я так завёлся? Обидел человека на ровном месте…»
С подобным грузом на душе в школу идти не хотелось. Стоя на перекрёстке, Шики посмотрел в правую сторону, где находилась школа, затем повернул в левую, где крупными буквами над входом в продуктовый магазин была выцветшая надпись: «Шестая лавка. 24 часа».
Полминуты колебаний и сомнений, после чего Шики махнул рукой и повернул-таки налево. Помимо буханки хлеба, денег хватило и на пакет лапши быстрого приготовления, коробок спичек и две сигареты поштучно. Исправляться — так по полной.
Сосед-инвалид был приятно удивлён, растроган; в глазах блеснула слезинка признательности, в знак благодарности он с чувством пожал руку, что довольный собой Шики посчитал уже лишним, но протестовать не стал. На улице первым делом почистил руку снегом, после чего лихо стартанул в направлении школы.

Как ни торопился, как ни бежал, но четверть часа, потраченные на очистку совести, сыграли свою роль — опоздал.
Первым уроком была литература. Учителем (классным руководителем) был пожилой мужчина советской закалки, строгих нравов, карикатурной внешности: узкие щёлки вместо глаз сверлили насквозь из-под могучих густых бровей, выразительный мясистый нос украшали раздувающиеся ноздри, а затылок отсвечивал роскошной залысиной на полчерепушки.
— Шики! Явился, голубчик, — искренне обрадовался педагог.
— Прошу прощения, — всё ещё задыхаясь, пролепетал Шики.
— Ничего, ничего. Прошу.
— Спасибо, — поблагодарил Шики и направился было в сторону своей парты.
— Нет, Шики, ты не понял, — остановил вдруг Лев Николаевич. — Прошу к доске.
— К доске? — сказал Шики, чувствуя, как голос ему изменяет. — З-зачем?
Не подготовив урока, предвидя конфуз, Шики поддался панической атаке. Пульс участился, тело моментально увлажнилось, а кислорода стало катастрофически не хватать.
— Как зачем? — натурально удивился педагог. — Домашнее задание рассказывать… Зачем, гм, тоже мне.
— А… задание…
— Да, задание. Ты же его выполнил?
Шики был хорошистом (по литературе и вовсе отличником), прилежным, беспроблемным учеником, и тот факт, что он не сделал уроков, не приходил учителю в плешивую голову. Чего не скажешь об одноклассниках, которые, так же как и Шики, не потрудились подготовить урок (по разным, но уважительным причинам) и которые, видя растерянность, прочувствовали момент, сопереживали, но не знали, однако, как и чем тут можно помочь.
— Шики? — стал прозревать Лев Николаевич. — Ты выполнил задание, которое было задано?
Спасаться ложью было бессмысленно. Только бы усугубил и так незавидное положение. Оставалось одно – уповать на чудо.
— Должен признаться…
— Простите! — влетев в класс, мелодичным голосом, с беззаботными, жизнерадостными нотками (что было не совсем уместно в данной ситуации), игриво улыбаясь (демонстрируя ровный ряд белоснежных зубов), сказала одноклассница. — Проспала!

Чудо свершилось, и этим чудом была Анастасия Царёва. Объект тайных юношеских (не исключено, что не только юношеских) воздыханий, беспокойных снов, головокружительных, дерзких мечтаний, что неудивительно и закономерно, ведь Настя была первой раскрасавицей школы. Красота была породистой, аристократичной: бледная, ухоженная кожа, волнистые волосы пшеничного цвета, высокий лоб, светло-зелёные глаза, греческий нос, губы формы «лук Венеры», нежные, натуральные румяна на щеках, тонкая шея, стройная талия, рано развитая грудь, упругие ягодицы в виде перевёрнутого сердечка. И всё это природное благолепие Настя подчёркивала грамотно подобранным гардеробом, сладким парфюмом, умеренной косметикой. И всё это модных люксовых брендов (о которых Шики даже и слухом не слыхивал), эксклюзивных коллекций, уникальных, сшитых по индивидуальным меркам заказов. И вот, когда Шики и Настя стояли рядом на всеобщем обозрении, представляли хоть и красивую, но довольно-таки контрастную пару.

— Проспала, говоришь? Что же, бывает, — пожал плечами учитель. — Так, давайте сюда свои дневники, и ты, Шики, садись на место, а Настеньку мы все дружно и с превеликим удовольствием послушаем.
Двоякие чувства, направляясь к парте, испытывал Шики: с одной стороны – облегчения, с другой - волнения и переживания за Настю, ведь успеваемость была её бичом, Ахиллесовой пятой.
Опасения, однако, не оправдались. К всеобщему удивлению, напротив зафиксированного размашистым почерком опоздания, стояла отметка «отлично». Феноменальность явления объяснялась просто – вечером минувшего дня в доме Насти отключили электричество, и чтение оказалось единственным доступным развлечением.
Приземлившись за парту, Шики обнаружил, что находится под пристальным прицелом соседа, а вернее, соседки Лизы Кондратьевой, к которой он испытывал не самые тёплые чувства. Во-первых, девушка не упускала случая и при любой возможности глумилась над ним, ударяя в самые больные и незащищённые места (гардероб, неуверенность в себе и прочее). Во-вторых, за близость и влияние на Настю — они были лучшими подругами. В-третьих, за обыденную внешность, ничем не примечательную, разве что лошадиными губами.
— Что тебе? — спросил Шики, доставая учебные принадлежности.
— Чего красный, как помидор? — осведомилась Лиза.
— Отвали, дура.
— Пф…

На перемене у Шики случилось неожиданно неприятное событие: подходя к кабинету, он так мощно и неудачно чихнул, что густая кровавая мокрота запачкала ладони. Совсем рядом находился женский туалет. Оглядевшись кругом и никого не обнаружив, Шики решил зайти и по-быстрому сполоснуть руки и нос. За метр до входа его остановил знакомый мелодичный голос.
— Красивый. Обаятельный. Неотразимый, — говорила воодушевлённо Настя, делая театральные паузы, подчёркивая восторженный тон. Шики, признав голос, встал по команде смирно, затаил дыхание, навострил слух.
— Одна деталь, однако, — продолжала Настя. — Единственный минус — одежда… ммм… безвкусно… скромно… ммм…
— Короче, нищеброд? — подытожила Лиза.
— Ага.
Сердцебиение, после сделанного вывода, стало стучать так громко, что, казалось, могло и выдать. Побоявшись быть пойманным с поличным, Шики спешно ретировался. Продолжения разговора он не слышал, но это было уже неважно…
Тем временем диалог в женском туалете продолжался.
— И вот его-то собака и взяла приз зрительских симпатий, а моя Лариса оказалась лишь второй, представляешь, в каком я была шоке?
Ответить Лиза не успела, ибо прозвенел звонок.

Все последующие уроки Шики провёл в каком-то сладостном дурмане. Его даже провокации Лизы не задевали, сгорая в щитовом поле блаженства. Самые смелые, авантюрные мечты казались вполне осуществимы, и мысль об этом не давала покоя, сводила с ума.

Засыпал Шики в тот вечер с улыбкой на устах, музыкой в душе (Вивальди, кажется). Предстоящие выходные и не отпускавшие слова Насти, трепетный тон, которыми они были произнесены, внушали уверенность в прекрасном оптимистическом будущем.