В ложе цирка

https://www.textlog.de/kafka/erzaehlungen/auf-der-galerie

Если бы какая-нибудь измождённая, чахоточная наездница в манеже, на качающемся коне, перед неутомимой публикой, подстёгиваемая безжалостным берейтором-надсмотрщиком, размахивающим плетью, месяцами, без перерыва, по кругу, по кругу гналась бы, вихревая на коне ,раздаривая поцелуи, изгибаясь в талии, и если бы эта игра под непрерывный гул оркестра и вентиляторов продолжалась бы в бесконечно распаковывающуюся серость будущего, сопровождаемая затухающим и вновь нарастающим рукоплесканием —которые на деле — паровые молоты — может быть, какой-нибудь молодой посетитель галереи сбежал бы по длинной лестнице, через все ряды вниз, ворвался бы на манеж, и крикнул бы — Стой! —заглушая подобострастно визжащие фанфары оркестра.

Но происходит все иначе: врывается прекрасная дама, белая и алая, между занавесями, которые перед ней открывают гордые ливрейные; директор, преданно ищущий её глаза; в зверином порыве опаляет ее своим дыханием заботливо поднимает её на яблочного скакуна, как будто она — самая любимая внучка, вступает в апогей риска ;не в силах ударить плетью; наконец, преодолев себя, протяжно щелкает; бежит рядом с лошадью, с открытым ртом; резким взглядом следит за прыжками наездницы, едва способен постичь её искусство; пытается предостеречь её английскими восклицаниями; в ярости призывает держателей обручей к тщательнейшей бдительности; перед великим сальто-мортале с поднятыми руками заклинает оркестр замолчать; наконец, снимает Малышку с дрожащей лошади, целует в обе щеки и не считая ни одну из реакций публики удовлетворительной; в то время как она, поддерживаемая им, высоко на цыпочках, окутанная пылью, с раскинутыми руками и запрокинутой головкой, хочет поделиться своим счастьем со всем цирком — и не веря своим глазам посетитель галереи кладёт лицо на перила и, погружаясь в финальный марш как в тяжёлый сон, плачет, сам того не зная