Озабоченный душой

Аннотация
[без аннотации]



ОЗАБОЧЕННЫЙ ДУШОЙ


Автор почти каждый день проходит мимо модного столичного фитнес-центра. Его прокатный биоскафандр ещё не испорчен временем и фитнес его принципиально не интересует. И было бы странным, если бы автор не озаботился [и так три или даже четыре раза подряд] странным, как обычно, вопросом к самому себе. Ну, а с кем ещё можно поговорить…

Итак, более-менее понятно, как выглядит человек, озабоченный тем, как выглядит его тело. Но как отличить в толпе человека, озабоченного своей душой?

Вы, вероятно, закономерно сочтёте, что это вопрос, от которого пахнет жжёным кодеином и одиночеством в три часа ночи. Ну и прекрасно.

Человек, озабоченный телом, — это по сути глянцевый каталог с ценниками. Он выставляет напоказ мускулатуру. И/или если это самка человека — то диету, своё увлечение сыроедением или веганством [здесь автор шепчет вам на ушко, что «веганство практически никогда не продолжается непрерывно более восьми лет»], а ещё — свежие и, по её мнению, почти незаметные, шрамы от модного пластического хирурга. Его тело — это витрина, а он — приставленный к ней секьюрити, который то и дело протирает и без того чистое стекло. Узнать его просто: он смотрит на вас, но желает видеть лишь своё отражение в ваших зрачках.

Но душа? Ха! Это вам не выставка достижений народного хозяйства. Это — чёрный ход в заброшенном театре, куда даже импортированная из ближнего зарубежья уборщица давно не заглядывала.

И как их отличить? Легко! По признакам отсутствия.

Такой человек не смотрит на вас — он смотрит сквозь вас. Или куда-то в область на три сантиметра левее вашего плеча, где, как ему кажется, пролетают никому более невидимые элементарные частицы его экзистенциального кризиса. Его глаза — это не заслоняющие душу зеркала, а незапертые двери в тёмный переулок. В них нет того навязчивого блеска «успешного успеха» — лишь глухая, немерцающая влажность, в которой тонет ваш вопрос, не успев долететь.
То есть записываем: первый признак — взгляд.

Взгляд-дротик. Он не скользит по поверхности лиц и витрин. Он пробивает её, чтобы зацепиться за пустоту. Он смотрит не на вас, а как бы сквозь вас, в какую-то свою бездну, которую всегда таскает с собой вместо портфеля. В толпе он — источник гравитационной аномалии, чёрная дыра в микроскопическом масштабе.

Присмотритесь. Он не занимает пространство — он его арендует на птичьих правах. Его плечи не слишком расправлены для демонстрации уверенности, а скорее чуть сгорблены под невидимым грузом вопросов, на которые нет ответа в Google. Он не старается выглядеть для вас ни сильным, ни слабым. Он просто здесь, с той же нелепой естественностью, с какой пень посреди леса будто ждёт, когда его съест гриб-трутовик.
Значит следующий признак — поза.

Далее. Он не транслирует — он вещает из подполья. Его слова часто обрываются на полуслове, потому что мысль упёрлась в тупик собственной сложности. Он может внезапно замолчать посреди фразы «а вот насчёт кефира...», потому что его внутренний взгляд зацепился за обрывок детского воспоминания, в котором он впервые осознал смертность бабушки. Он разговаривает с вами не для того, чтобы его поняли, а для того, чтобы проверить — способен ли хоть один звук из его гортани не исказиться, долетев до другого человека.
Ещё один признак, стало быть, выявлен — речь.

Несвоевременная пауза. Пока толпа синхронно смеётся шутке комика, он на секунду замирает. Не потому, что не понял. А потому, что его внутренний цензор только что доложил: «В полученном высказывании обнаружено ноль бит смысла. Ожидаю дальнейших команд». Его реакция всегда запаздывает — он сверяет внешние стимулы с внутренним барометром, а это требует некоторого количества времени.

Он — мастер камуфляжа в стае павлинов. Пока все тщатся демонстрировать яркое оперение — он наблюдает за тем, как трещит по швам их грим. Он не покупает дорогую одежду «с характером» — он носит свой хитон из невысказанных сомнений и дырчатых гипотез. Его главная суперсила — способность быть невидимкой на собственном дне рождения.
Обнаружен очередной признак — незаметность.

Незаметность — не-выставление напоказ. Человек тела покупает дорогие кроссовки, чтобы вы это видели. Человек души может прочесть сложнейший трактат и не упомянет об этом, потому что единственный, чьё мнение для него значимо, — это тот самый безликий надзиратель у него в голове, он же — его собственная совесть. Его роскошь — обычно не на нём, а в нём. И он не выставляет её на витрину, потому что его душа — не бутик, а скорее чердак, заваленный странными и бесценными [для него] находками, которые на рынке не котируются совершенно.

Но его выдаёт и нецелевое использование реальности. Обыватель идёт по улице, чтобы попасть из точки «А» в точку «Б». Он же — идёт, чтобы идти. Он может внезапно остановиться, чтобы рассмотреть трещину в асфальте, как будто это карта его собственной судьбы. Дождь для него — не погодное явление, а повод спросить себя: «А не плачу ли я сейчас внутри?». Он использует мир как гигантский набор костей И-Цзин, разбрасывая их ежесекундно, как российская крылатая ракета «Калибр» отстреливает тепловые ловушки.

Его улыбка возникает не тогда, когда все смеются, а в самые дурацкие моменты — когда роняет книгу, когда видит, как голубь дерётся с фонарным столбом. Это улыбка узнавания: «Ага, и я такой же. Тоже дерусь с невидимым столбом».
Выявлен следующий критерий — неуместность.

Неуместность сопровождает аура вежливого отстранения. Он не отчуждён, нет. Он вежливо отсутствует. С ним можно говорить, и он даже будет кивать, но у вас появится стойкое ощущение, что основная часть его вычислительных мощностей в это время занята решением уравнения с тысячью неизвестных, которое он называет «Что всё это значит?». В некотором роде он опасный собеседник. Никогда наверняка не знаешь, правильно ли он тебя понял и что случится в следующий момент.

И главный парадокс: чем сильнее человек озабочен душой, тем меньше у него внешних опознавательных знаков. Ибо его душа — не выпяченный мускул, который можно накачать в спортзале трендминных аффирмаций. Это — чёрная дыра, которая бесшумно поглощает его внимание, его энергию, его желание казаться.

Так что даже не ищите того, кто сияет. Ищите того, кто поглощает свет. Того, в чьём присутствии ваши собственные позы вдруг вам кажутся слегка нелепыми и чуть напыщенными. Того, чья внутренняя буря так тиха, что слышно, как в соседней комнате кот автора своими мягкими лапками переворачивает очередную страницу вашей общей судьбы, прогуливаясь по клавиатуре.

В конечном счёте, разница в том, что человек тела борется с гравитацией и энтропией, а человек души — с бессмыслицей. Разновидности первого вы чаще встретите в спортзале. Вторую разновидность — в книжном, в пустой церкви [при этом эта версия человека чаще всего атеист(-ка)] или же просто в толпе, а отличить его сможете по тому, как он зачем-то поднимает взгляд в небо, в котором для многих нет ничего, кроме облаков, но для него они не просто рёбра неба — это ещё и бесконечный свиток с зашифрованным посланием.

PS.
А теперь — циничный поворот на 90 градусов. Примерно 90 процентов тех, кто кажется вам «озабоченным душой», — просто талантливые мимы, освоившие новую моду на «духовный вайб». Они носят на лице маску задумчивости, купленную в том же маркетплейсе, где заказывают органический чай и артхаусные носки. Настоящий же носитель души обречён на то, чтобы быть неотличимым от слегка сумасшедшего или просто усталого человека. Так что, возможно, вопрос автора и не имеет ответа. Или имеет, но он вам не понравится.

И да, самый ироничный ответ на вопрос автора: человека, озабоченного душой, отличить просто. Он — тот редкий читатель из многих, кто хоть на секунду задумался над этим вопросом, вместо того чтобы поправить причёску и кликнуть/тапнуть для перехода на другую страницу.