Воздух между нами

— Ты в курсе, что у груди есть три секции? — говорит Артем, вжимая штангу, и голос у него звучит как у лектора в спортзале для домохозяек.
— Левые, правые и особенно любимые? — отвечаю, вставая в планку.

Он фыркает.
— Верхняя, нижняя и средняя. Ты из тех, кто качает только среднюю. Типичный обыватель.
— Я из тех, кто может вынести твою философию в семь утра. Это уже подвиг.

Мы оба в зале. Уже третий подход. Пот течет в глаза, но мы не жалуемся. Это наше. Это мужской ритуал: сжать, выдохнуть, обсудить, кто с кем и зачем, и кто куда катится. В основном — катимся мы. Весело, конечно.

— А Настя как? — спрашивает он после глотка воды. Вопрос звучит между делом, но я знаю Артема — он не из тех, кто спрашивает просто так.

— Норм. Как обычно. Говорит, что пора съездить к ее родителям.
— С намеком на кольцо?

Я пожимаю плечами.
— Уже не намек. Уже почти «вот тебе ссылка на ювелирный».
— И?
— И не знаю. Я же не против. Просто... три года. Понимаешь?
— Не совсем, — говорит он. — Я за три года успеваю влюбиться, расстаться, забыть имя и написать кому-нибудь «ты была особенной» хотя бы три раза.

Я смеюсь. Но не от души. Слишком хорошо знаю, что он имеет в виду.
Три года. Это когда уже все не новое. Не плохое. Просто устоявшееся. Как мебель в съемной квартире, которую не ты выбирал, но вроде бы уже привык.

Я беру следующий подход. Он считает вслух.

— Пять… шесть… кстати, ты видел новенькую?
— Где? — выдыхаю.
— У зеркала. Тянет гантели, как будто не в зале, а на допросе. Либо профессионал, либо ведьма.
— Что?
— Лицо закрыто, волосы падают, взгляд — как у кошки, которую разбудили. Явно не из тех, кто приходит делать селфи.

Я встаю. Вытираю лоб. Смотрю в ту сторону, куда он кивает подбородком.

Ты стоишь у зеркала. Не глянцевая. Не «ах, богиня». Просто… есть в тебе что-то не по залу. Сосредоточенность, будто ты здесь не телом, а... точкой сборки.

Наушники в ушах. Движения выверенные. И ни единого взгляда на мужчин вокруг.

Артем толкает меня локтем:
— Давай, капитан-верность, глянь хотя бы. За это пока не судят.
— Я смотрю, — говорю, — Просто глазами, а не слюнями.
— Настоящий монах, — ухмыляется он. — Хотя, если б она посмотрела на тебя так, как смотрела на гантели, ты бы уже выбрал дату свадьбы.
— А может, у нее просто утро тяжелее нашего, — говорю. Но даже себе это вру скользко.

Потому что да.
Я посмотрел.
Не оценил. Не разложил по параметрам. Просто — посмотрел. И в глазах стало на пару секунд тише.

Я отвел взгляд.
Слишком рано для совпадений.
И слишком поздно для глупостей.

Мы пошли к следующему тренажеру.
Ты осталась у зеркала.
И все было как обычно. Почти.

***

В раздевалке пахло мужским потом, дезодорантом и разговорами ни о чем. Фон из стука шкафчиков, влажных полотенец и знакомого звука, когда кто-то бросает на скамейку ключи от машины, — громко, чтобы напомнить, что у него она есть.

Артем сидит на лавке в шортах, свесив руки, как будто ему выдали плохую новость.

— Ну и зачем ты на нее так смотрел? — спрашивает он, утирая шею.
— Не смотрел.
— Валя, ты залипал.
— Это ты про зеркало? Я смотрел на свою технику.
— Конечно. Особенно на ее технику подъема гантелей.

Я усмехнулся. Он, как обычно, прав.
Только у него это — весело. А у меня внутри странно гудит. Как будто не просто девушка. А что-то, что не должно было случиться именно сегодня. Но случилось.

— Слушай, — Артем щелкнул пальцами. — Я придумал.
— Мама дорогая.
— Я подойду к ней.
— Молодец.
— Скажу: «Привет, хочешь кофе? Я Артем, веселый, неженат, обожаю джаз и ношу с собой антисептик».
— Антисептик тебя спасет.
— А если откажет — скажу, что хотел познакомить ее с другом.
— А потом?
— Потом скажу Насте, что ты попросил.

Я засмеялся.
— Ты иногда ведешь себя, как мужик, у которого внутри засел черт.
— Это не черт. Это харизма, — говорит он, вытаскивая из сумки футболку.

Я не отвечаю. Пока он возится с кроссовками, я сижу, глядя в пол.

И вот оно:
Всплывает образ.
Ты.
С волосами, прилипшими к виску.
С ровным дыханием.
С этим невозможным спокойствием.

Никакого «ух ты», никакого «хочу». Просто… интересно. Нет, не тот интерес, от которого хочется взять номер телефона. А тот, из-за которого ты спрашиваешь себя:
"Кто она? О чем думает, когда молчит?"

Артем хлопает меня по плечу.
— Пошли, философ. Иди к своей Насте. Скажи ей, что я опять травмировал твою психику.
— Настя уверена, что я скоро сделаю ей предложение, — говорю я, просто, между делом.
— И ты?
Я молчу.
Он кивает.
— Ясно. Все плохо.
— Да не плохо. Просто… — я подбираю слова, как будто они раскиданы по полу. — Просто иногда ты живешь с кем-то три года и только потом понимаешь, что никогда не узнаешь, как у него глаза двигаются, когда он спит.

Артем молчит.
Потом говорит:
— Знаешь, что странно?
— Что?
— Ты сейчас говорил не про Настю.
— Про кого тогда?

Он встает, надевает кепку, кидает сумку на плечо.
— Про ту, что стояла у зеркала и не смотрела на тебя.

И уходит первым. А я остаюсь сидеть. В раздевалке. С каплями воды на шее. И с ощущением, что что-то только что началось. Хотя я еще даже не знаю, как тебя зовут.

***

Секс был как всегда.
Привычный. Правильный. По скрипту. Настя лежала на спине, дышала чуть громче, чем обычно, чтобы я подумал, что попал куда надо. Я тоже сделал вид. Что был там. Что весь там. Что это — мы. Что я с ней.

А потом был душ.
Не чтобы смыть. А чтобы подумать.
Я встал под струю и закрыл глаза. Вода текла по плечам. По шее. По лицу. И вдруг…

Я вспомнил не Настю.
А тебя.

Как ты стояла у зеркала. С шершавой резиновой гантелью в руке и лицом, в котором не было ни капли «посмотри на меня».
Как ты вытерла шею — коротким движением, будто убирала не пот, а прошлое.
Как ты не смотрела на меня, но я чувствовал: ты видишь.

И что-то внутри дрогнуло. Не громко. Не пафосно. Просто как будто в щеке лопнул капилляр.
Я открыл глаза.
И вдруг не узнал себя.
Не в зеркале.
Внутри.


---


Я вышел из душа, тихо.
Настя уже смотрела stories, прокручивала ленту, смеялась в экран, комментировала чужие выходные. Я сказал, что хочу немного поработать. Она кивнула. Даже не спросила — над чем.

Я сел за ноутбук.
Открыл пустой документ.
И вместо таблиц или сценария презентации написал письмо.


---

Заметки. 01:17

Текст не для отправки


> Я не знаю, кто ты.
Не знаю, что за голос у тебя — тихий, скрипучий, высокий или в полтона.
Не знаю, куришь ли ты, как держишь чашку, когда пьёшь кофе.

Но твоё молчание отозвалось во мне громче, чем все разговоры за последние три года.

Сегодня я занимался любовью с женщиной, с которой живу… по расписанию. И думал о тебе.

Не как о страсти.
Не как о фантазии.
А как о возможности.

Возможности быть живым, когда смотришь. Быть настоящим, когда молчишь.

Я, наверное, никогда не узнаю, кто ты.

И даже если встречу ещё раз — ты не узнаешь, что я уже начал писать тебе письма.
В голове. В душе. В заметках.

Без адреса.
Без подписи.
Просто — Ты есть.
И уже этого достаточно, чтобы мир слегка накренился.

...

Я закрыл ноутбук.
Выдохнул.

И впервые за долгое время мне стало не по себе. Но в этом было… Что-то настоящее.

***

Утро началось с запаха яиц.
Настя готовила омлет — как всегда, с укропом, как любит ее мама.
Я сидел за столом и смотрел, как желток растекается по сковороде.
Она болтала по телефону с подругой, параллельно мешая вилкой и смеясь фальцетом. Я слышал половину фраз:

— Да, у Вали выходной.
— Нет, не в офис, в зал, как всегда.
— Ну да, все стабильно.

Стабильно. Хорошее слово, если ты работаешь в банке.

Я кивнул, когда она спросила, «солить или как вчера».
Сказал:
— Как вчера.
Хотя вчерашний омлет был пересолен.

Пока она жарила, телефон завибрировал.
Артем. Мем. Картинка с подписью:
«Когда она смотрит на гантели, а ты хочешь, чтобы она подняла тебя».

Я усмехнулся.
Он не забыл.
Я тоже.

Зал был в планах.
По вторникам мы не тренируем грудь — только спину и плечи. Но я чувствовал, что сегодня в зале я буду не тренироваться. А проверять, случилось ли тогда что-то, или мне показалось.


---

Мы вошли почти одновременно.
Я и Артем.
Ты — уже там.

Я увидел тебя у боксерской груши. Неожиданно.
Ты била грушу коротко и точно, без театра. Без «посмотрите, какая я сильная». Просто… била. Словно что-то внутри требовало выхода.

Я застыл. Артем хлопнул по плечу.

— Ну вот, Валя. Вторая встреча — уже официальная заявка на сюжет.
— Заткнись.
— Не могу. Я — голос судьбы.

Ты обернулась. В этот раз — посмотрела. На секунду. В упор.
Без улыбки. Просто отметила. Я здесь.

Я кивнул.
Молча.
Как делают в поле. Или на войне. Когда встречаются те, кто не чужие.
Ещё не знакомы, но уже не мимо.

Ты вернулась к груше.

А я остался стоять.
И в голове была только одна мысль: Если сейчас ничего не скажу — потом не прощу себе.

Артем ушел к тренажеру.
А я сделал первый шаг.
Не к тебе — к кулеру рядом.
Ты стояла боком.
И я сказал не в лоб. В пространство.
— У тебя отличный апперкот.

Ты не ответила сразу. Ты не удивилась. Ты не включила стандартное «мужчина заговорил — сейчас начнётся».


Сняла перчатку. Вытерла лоб.
И сказала:

— Это не апперкот. Это — гнев.

Я сглотнул.
Ты посмотрела на меня.
— Но спасибо.
— Я Валентин, — сказал я, будто только родился.
Ты кивнула.
— А я пока нет.

Развернулась.
И пошла за полотенцем.


---

Все.
Ты была настоящей.
И в этот момент я понял: эта история уже начала писаться без моего разрешения.


***

Ты ушла, не попрощавшись.
Я стоял у стенки, делая вид, что тяну плечо. А на самом деле — просто ждал, что ты обернешься.
Не обернулась.

Артем вернулся с протеиновым батончиком и ухмылкой на пол-лица.

— Ушла?
— Ушла.
— Даже не назвалась?
— Нет.
— Это была проверка.
— Что, по-твоему, я должен был сделать?
— Подойти, вытереть ей лоб и сказать: «Ты мой космос».
— Я, может, так и хотел.
— Тогда ты хуже, чем я думал.

Я хмыкнул.

— Знаешь, — сказал он, глядя на меня в упор, — ты три года с Настей, и за все это время я не видел, чтобы ты так смотрел. Даже на теплый чизбургер.
— Хватит, — буркнул я.
— Не хватит. Ты смотришь, как будто кто-то сдал тебе чертеж жизни, которую ты проспал. И вот — держи. Сборка без инструкции. Но именно твоя.

Я промолчал.
Он глянул в сторону ресепшена.

— Сейчас узнаю, как ее зовут.
— Не надо.
— Почему?
— Потому что если узнаю, — потом не смогу сделать вид, что ничего не почувствовал.
— А ты уже и не можешь.

Он ушел.
Вернулся минуты через три, с видом человека, который держит информацию, как заначку.

— Ну?
— Эл. Только имя. Фамилию не оставила.
— И что, теперь мы за ней следить будем?
— Нет. Просто теперь ты не будешь звать ее «та, с грушей».
— Эл, — повторяю я вслух.
— Ведьма, отвечаю, — говорит он. — Администратор сказал, она появляется нерегулярно. Как комета. То есть либо ты словишь орбиту, либо останешься смотреть в небо.


---

Вечером Настя снова смеялась над чем-то в телефоне.
У неё был сериал, в котором все герои говорили одинаковыми голосами.
Я сидел на краю кровати с ноутбуком.

Открыл заметки.
Создал новый файл.
Назвал его просто: «Эл. Первое»


---

 Эл. Первое

> Я не знаю, читаешь ли ты чужие глаза. Но в моих, наверное, сегодня была мука. И странное чувство, будто я слишком долго молчал — даже в те дни, когда говорил.

Ты сказала: «Это не апперкот. Это гнев».

И я впервые за долгое время захотел спросить:
— А что тебя злит, Эл?
Не из вежливости. Не из сочувствия.
А потому что мне... не все равно.

Я не знаю, как и зачем ты появилась.
Может, ты просто женщина в зале, и всё это у меня в голове.
Но если честно...
Я надеюсь, что нет.
---

Я закрыл ноутбук.
Лег рядом с Настей.
Она что-то сказала про сериал.

Я кивнул.

Но внутри все гудело.

Имя есть. И теперь ты не просто девушка у зеркала. Ты — Эл.
И я не уверен, что смогу тебя не искать.

***

Я пытался. Правда. Потому что так правильно. Так по-взрослому. Так… удобно.

Работа затягивала. Настя включала режим заботы: смузи по утрам, чистые рубашки на спинку стула, «тебе надо выспаться».
Артем продолжал кидать мемы, шутить про Эл и доказывать, что всё это у меня в голове. И я ему верил. Или делал вид.

Но ты — не уходила. Ты была в промежутках. В том, как кто-то поправлял волосы — не так, как ты. В том, как музыка в кафе резко смолкала — и оставалась тишина, в которую почему-то вписывалось твое имя. В том, как я думал: А если бы ты сидела напротив… что бы ты сказала?

Ты была в паузах. А не в событиях. И это было хуже всего.


---

Вечер.

Я вышел на улицу — пройтись, подышать.
Настя осталась дома. Сериал, плед, маска на лице.
Я сказал, что хочу прогуляться. Она кивнула, не отрываясь от экрана.

— Возьми зонт, там моросит.

Я не взял. Хотел, чтобы промочило. Хотел, чтобы что-то чувствовалось.

Я шел вдоль бульвара. В наушниках — старый плейлист. Где-то между треками, где всё звучит одинаково, прозвучала песня, которую я не слушал лет пять.
И вот тогда я увидел тебя.

Ты шла навстречу.
В длинном чёрном пальто. С волосами, распущенными, как будто ты бежала от чего-то и не успела их собрать.
Шла не спеша. Не в городе — где-то внутри себя.

Я остановился.
Ты — нет.
Ты поравнялась со мной.
На секунду — нашлись глаза.
Ни удивления. Ни улыбки. Ни флирта.
Просто узнавание.

Как будто мы уже были знакомы.
Где-то. Когда-то. Но не в этой жизни.

Я выдохнул твое имя. Почти шепотом:

— Эл.

Ты остановилась.
Повернулась.
Не удивленно. А будто ждала.

— Валентин, — сказала ты.
— Ты меня помнишь?
— Я не забываю тех, кто смотрит по-настоящему.

Я сглотнул. Невозможно было понять, ты ли сейчас здесь, или я окончательно съехал с катушек.

— Ты часто гуляешь в одиночку под дождем? — спросил я.
— Когда не хватает воздуха.
— Не хватает?
— Внутри. А ты?
— Я? Я хотел забыть.
— Получилось?

Я покачал головой.

— Не знаю, что... ты со мной сделала.
— Я ничего не делала, Валентин.
— А кажется, как будто ты меня переписала.
Ты чуть усмехнулась.
— А ты всегда такой?
— Какой?
— Говоришь, как будто живешь в романе.

Ты посмотрела в небо.
— Дождь усилился.
— Пойдем? — сказал я.
— Куда?
— Неважно. Лишь бы.. – Я не договорил.  "Лишь бы ты не исчезла снова".

Ты посмотрела на меня ещё секунду. А потом… кивнула.

***

Мы зашли в маленькую кофейню, про которую я всегда говорил «надо бы как-нибудь зайти», но не заходил. Из тех, где все скрипит: пол, табуреты, дверь. Из тех, где бариста знает всех в лицо, но делает вид, что не знает никого. Из тех, где пахнет не просто кофе — пахнет историей, которую здесь оставляют вместе с мелочью на подносе.

Ты села у окна. Молча. Не снимала пальто, не расправляла волосы. Ты просто была.
Я заказал два капучино.
Спросил про корицу. Ты сказала:

— Внутрь — нет. Сверху — да.
— У тебя с корицей какая-то философия?
— У меня со всем философия. Кроме людей.

Я сел напротив.
На секунду — просто смотрел.
Не на глаза.
На то, как ты держишь стакан. Пальцами. Не всей ладонью. Как будто всегда готова отпустить.

— Ты часто ходишь одна?
— А ты часто задаешь вопросы, чтобы не молчать?

Я улыбнулся.
Ты не отводила взгляда.

— Ладно. Отвечу.
Ты сделала глоток. Медленно.
— Я не люблю быть в компании, где чувствую себя одинокой.
— Это про людей или про себя?
— Про совпадение. Которого чаще нет, чем есть.

Я выдохнул.
Внутри — что-то кольнуло.

— А с тобой когда-нибудь совпадали?

Ты усмехнулась.
— Один раз. Но он решил, что я слишком «в себе».
— А ты?
— А я решила, что мне не хватает воздуха рядом с тем, кто все время зовет «поближе».

— Странно.
— Что?
— Ты кажешься сильной.
— Я и есть сильная, Валентин. Просто устала быть. Иногда хочется, чтобы рядом был кто-то, кто не пугается твоей слабости.

Мы замолчали.
Минуту. Две.

В этот момент никто не подходил.
Никто не знал, кто мы. Никто не догадывался, что за этим столиком сидят два человека, которые больше не хотят… врать.

Ты коснулась пальцами ободка стакана.
— Твоя девушка знает, что ты здесь?
Я замер. Не сразу. Но все-таки — замер.

— Откуда ты знаешь, что она есть?
— Потому что ты не смотришь как свободный. Ты смотришь как тот, кто все понял, но еще не ушел.

Это был удар без ярости. Фраза без злобы. Ты не осуждала. Ты просто знала.

— И что дальше? — спросил я.
— А ничего. Мы просто пьем кофе. А завтра, может, не встретимся.

Ты встала.
Я тоже.
Ты поправила пальто. Сказала:
— Спасибо за кофе, Валентин.
— Я увижу тебя еще?
— Не знаю. Я не строю планы. Я живу так, как будто всё — в последний раз.

Ты вышла.
Я остался. Пил остывший кофе. И впервые за долгое время чувствовал себя не одиноким.

***

Неделя прошла — как обыкновенный повтор. Работа, Настя, звонки, зал. Все слова — уже сказаны. Все маршруты — выучены. Даже кофе — без неожиданностей.
Я не искал тебя.
Я делал вид.

Артем спросил пару раз:
— Ну че твоя ведьма?
Я пожимал плечами:
— Может, я выдумал.
Он не верил.
И я тоже — себе.


Вечером в среду Настя достала старую коробку.
Там было кольцо. Не обручальное — просто дорогое. Она хотела, чтобы я его примерил.

— Посмотри, как смотрится, если вдруг…

Я смотрел. На кольцо. На нее. На все, что мы построили — ровное, аккуратное, правильное. И вдруг понял: оно не мое.
Кольцо.
И жизнь с ней — тоже не совсем моя.
Я сказал, что выйду проветриться.

Ночь была липкой.
Асфальт — теплым.
Город дышал устало.

Я шел без цели, с руками в карманах, с мыслями, которые звенели, как ложка по пустому бокалу. И вдруг — увидел тебя.

Ты стояла у аптеки. Без пальто.
В платье. С глазами, в которых не было ни ведьмы, ни силы. Только боль.

Я подошел ближе.
Ты меня не сразу узнала.
Губы чуть дрожали.

— Эл?

Ты повернулась.

Взгляд — будто стекло лопнуло внутри.

— Валентин…
— Что случилось?

Ты сжала в руке бумажный пакет. Что-то из аптеки. Судя по всему — не жвачка.

— Прости. Не здесь. Не сейчас.
— Нет. Именно сейчас.

Ты опустила взгляд.
— Он вернулся.
— Кто?
— Человек, из-за которого я перестала верить, что могу быть любимой не за, а вопреки.

Я сглотнул. Ты впервые была сломана. И я впервые почувствовал: хочу быть тем, кто не собирает. Кто просто сидит рядом, пока ты не захочешь встать сама.

— Пойдем, — сказал я.
— Куда?
— Туда, где не надо быть сильной.

Ты не спросила, где это. Ты просто пошла.

Мы шли молча. Я ни разу не коснулся твоей руки. Ты ни разу не посмотрела на меня.

И все равно — это было ближе, чем любой секс за последние годы.

***

Мы ехали в такси. Ты сидела рядом, но прижавшись к двери.
Я — молча.
Ты — молча.
Между нами было больше слов, чем можно сказать вслух.

Ты держала пакет из аптеки так, будто он тебя балансирует. Как будто без него ты упадешь.

Водитель включил радио. Звучала какая-то песня про сентябрь и одиночество. Ты не просила переключить. Я — тоже.

Когда мы вышли, ты не спросила, где мы. Ты просто поднялась за мной по лестнице. Без торопливости, без интереса. Как будто шла туда, где можно перестать быть сильной.

Я открыл дверь.
Квартира встретила нас тишиной, затхлым воздухом и мягким светом от торшера в углу. Ты вошла. Остановилась.

— У тебя пахнет книгами, — сказала ты.
— Наверное, потому что здесь давно не пахло людьми.

Ты кивнула. Разулась. Осталась в платье. Ноги босиком на холодном паркете.

Я поставил чайник.

Ты прошла вглубь комнаты, коснулась подоконника. Посмотрела в окно.

— Здесь хорошо. Тихо.
— Здесь можно молчать.
— Я давно этого хотела.

Ты повернулась. Глаза — усталые. Красивые не потому, что большие. А потому что настоящие.

— Хочешь сказать, что сейчас не задашь ни одного вопроса?
— Хочу сказать, что могу просто посидеть рядом.
— Даже если я не объясню, что в пакете?
— Даже если ты его сожжешь.

Ты улыбнулась. Еле-еле. Как человек, которому в детстве пообещали не кричать, если он расскажет правду.

Я поставил две кружки на стол. Ты не села сразу. Подошла. Обняла себя руками. И сказала:

— Мне некуда было идти.
— Теперь есть.

Ты села. Медленно. Не как гость. Как будто тебе разрешили быть.

Мы пили чай. Ты молчала. Я тоже.

А потом ты сказала:

— Можно я просто усну здесь?
— Конечно.
— Одна.
— Как хочешь.

Я постелил на диване. Дал тебе свою футболку. Ты переоделась в ванной. Вернулась. Без макияжа. Без защиты. Без «держись».

Легла. Сказала:

— Спасибо, что ничего не хочешь.

Я сел в кресло. Смотрел, как ты дышишь. И понимал: я хочу. Но не тебя.
Я хочу, чтобы ты дышала так — всегда.


***


Ты проснулась тихо. Без резкого вдоха, без паники, без фразы «который час». Просто приоткрыла глаза и долго смотрела в потолок.
Будто проверяла: это все еще не сон.

Я слышал, как ты переворачиваешься. Не шумно. Как человек, который привык не мешать даже во сне.

На кухне варился кофе. Настоящий. Без капсул. Ты выглянула в дверной проем — растрепанная, в моей футболке, босиком. Я взглянул. И все внутри стало очень спокойно.

— Доброе утро, — сказал я.
— Сомнительно, — ответила ты, садясь на табурет.
— Почему?
— Потому что я проснулась.
— А могла не проснуться?
— Могла. Не хотелось.

Я поставил перед тобой чашку. Ты вдохнула аромат. Закрыла глаза.

— Если бы я верила в Бога, — сказала ты, — я бы подумала, что это и есть молитва.
— А ты не веришь?
— Я верю в окна. И в людей, которые молчат рядом.
Ты кивнула на кофе.
— И в это, иногда.

Мы пили медленно. Без планов. Без телефонов. Просто — вместе.


Я не спрашивал про пакет из аптеки.
Ты — не спрашивала, где Настя.
Мы оба знали: сейчас не время ни для прошлого, ни для будущего.
Только для "здесь".

Ты облокотилась на стол. Плечи чуть расслабились.

— Спасибо, что не прикасался.
— А если бы я хотел?
— Тогда мы бы не разговаривали утром.
— А ты этого хочешь?

Ты посмотрела на меня. Без флирта.
Без защиты. Просто честно.

— Я хочу, чтобы хоть один мужчина в моей жизни не трогал меня, когда я слаба.
— А если он хочет просто быть рядом?
— Тогда он останется.

Мы снова замолчали. На кухне тикали часы, которые всегда отстают на четыре минуты. Я никогда их не переводил. Вдруг, подумал я, им тоже нужно не спешить.

Ты встала. Подошла к окну. Смотрела в свет.

— Я пойду, — сказала ты.
— Уверена?

Ты кивнула.
— Это не потому, что ты ... плохо. Это потому, что я... ещё не могу быть хорошо.

Я проводил тебя до двери. Ты обулась, не торопясь. Повернулась. Сказала:

— Не пиши мне.
— Хорошо.
— Но если вдруг снова увижу тебя случайно — не отворачивайся.
— Никогда, Эл.

Ты ушла. И дверь закрылась так тихо, что я не был уверен — ты была здесь на самом деле.
Но на кухне стояла кружка.
Моя футболка пахла тобой.
И в груди — всё ещё жило твое «спасибо, что ничего не хочешь».


***

Ты исчезла.
Не на день.
Не на два.
На внутреннее "навсегда", которое не звучит вслух, но оседает в груди.

Я не писал. Как ты просила. Но каждый день прокручивал в голове: ты — у окна, в моей футболке, с кружкой кофе и тихим «Спасибо, что ничего не хочешь». А я — идиот, который хочет все и молчит.

Настя чувствовала. Она начинала фразы, но не заканчивала. Готовила любимое, покупала новые полотенца, смеялась слишком громко. Как будто боролась с чем-то, чего не видит.

Артем прислал мем. Какой-то дурацкий, про любовь с первого касания айфона. Я не ответил.

А вечером — открыл ноутбук. Не с намерением. С болью. И начал писать.


---

 Эл. Второе

(Письмо, которое никто не просил)

> Ты не просила. Ни объяснений. Ни слов. Ни повторов. Ты просто сказала: «Не пиши».

И я не писал. А потом понял, что всё равно говорю с тобой. Внутри. Всегда.

Ты была у меня дома. Была — без тела. Без претензий. Без плана. Просто как факт. Как дождь утром. Или как сбившийся метроном.

Ты ничего не взяла.
И всё оставила.

Теперь в моей кухне живёт тишина другого сорта. Не как раньше. Не как одиночество. А как память о ком-то, кто не дотронулся, но изменил гравитацию.

Я не знаю, как тебе сейчас.
Не знаю, что в пакете.
Не знаю, что болит.

Но если вдруг захочешь — я все еще умею сидеть рядом.
Молча. И не трогать. Но держать рядом. Даже если ты снова скажешь «не пиши».

Я сохраню это письмо.
Не отправлю.
Просто…
Сохраню тебя.

---

Я закрыл ноутбук. Сел в темноте.
Настя спала. А я… Не мог понять, это тоска или уже что-то другое. Что-то, чему я не дал названия. Но что уже стало частью меня.

***

И снова череда дней, в которых есть все. И это все - не то. И я не выдержал. Слова во мне зудели, как заживающая рана, которую так хочется расчесать. Я снова открыл ноутбук.

 Эл. Третье.

>  Знаешь, я иногда думаю: а вдруг ты — моя последняя ошибка? Та самая, которую уже нельзя будет стереть или переписать. Ошибка, которая окажется не ошибкой, а смыслом.

Я боюсь представить, что будет, если ты исчезнешь. Действительно исчезнешь.  Я ведь не умею наполовину. Не умею выдыхать тебя частями. Если мне перекроют доступ к тебе, я задохнусь. И да, я понимаю, что это звучит пафосно, как  корявые стихи в тетради подростка. Но мне плевать. Ты — мой воздух. Все остальное — фильтры.

Я хотел бы рассказать тебе о том, как выглядел сегодняшний вечер. Как свет в окне упал на пустой стол. Как я сидел, пил чай и делал вид, что в порядке. Но на самом деле я ждал твоего слова. Любого. Знаешь, я каждый день его жду.

Ты даже не понимаешь, какая власть у тебя над моими часами. Без тебя сутки расползаются, как мокрая бумага...
---

Я закрыл ноутбук.
Лёг в постель и долго не мог заснуть. Мыслей было слишком много. И все – о тебе.

***

Не думаю, что она искала специально.
Просто… нащупала.
Я вернулся поздно. Настя была уже дома. В халате, с заколотыми волосами, с бокалом вина. Слушала плейлист, в котором никогда не было Баха. Значит, что-то cлучилось.

На кухне — открытый ноутбук. Мой. Письмо тебе. Последнее.

Я понял сразу.

Мы встретились взглядами. Она не кричала. Не плакала. Пока. Просто сказала:

— Эл?

Я молчал. Потому что любое "объясню" было бы предательством — либо тебя, либо себя.

— Это... случилось? — спросила она.
— Нет.
— Но ты хотел?
— Да.

Тишина.
Слишком многозначная, чтобы в ней можно было жить.

— И сколько?
— Что?
— Сколько ты уже с ней в голове?

Я не знал. С той первой секунды у зеркала? С кофе? С твоего "не пиши"?

— Я не считал.
— Я считала. С тех пор, как ты перестал просыпаться первым.

Она поставила бокал. Лицо скривилось, скомкав всю красоту.

— Я не думала, что ты как все, Валя. Но ты хуже. Ты всегда был со мной чуть сбоку.
— Прости.
— Так легко, да? Прости и все сразу выровняется?!

Между нами плотной пеленой повис запах скандала. С громкими словами и хлесткими взглядами.
Я набросил куртку. Обулся.
Молча.
Она не остановила.


---

Утро.
Я у Артема. На диване.
Он молчит, но рядом.
Кофе крепкий. Новости на фоне.
И тут — звонок.

Номер неизвестен.
Но я знаю, кто это, до первого гудка.

— Алло?
— Валентин.
— Эл?

Пауза.

— Можешь приехать?
— Что случилось?
— Я не знаю. Просто… Сегодня я проснулась и поняла: мне не хватает твоей тишины.

Я уже натягиваю кеды.
Артем молча протягивает ключи от машины. Я не спрашиваю, откуда он знает. Он всегда знал раньше, чем я успевал признаться.

Я еду.
По первому зову.

***

Ты открыла дверь — босиком, в том самом черном платье, которое помнил с того вечера у аптеки. Без макияжа. Без защиты. Без «привет».
Просто — открыла.

И стояла. Ровно столько, чтобы я успел спросить себя: а точно ли я нужен? И ровно настолько, чтобы потом это ощущение растворилось в воздухе, как запоздалый дождь.

— Привет, — сказал я.
Ты чуть кивнула.
— Входи.

Я вошел.
Без лишнего шума. Как входят туда, где живет чья-то правда.

В квартире пахло книгами, сушеным шалфеем и чем-то, что не имело названия.
На полу валялись тетради. Открытые. Некоторые — со скрученными страницами. Рядом — чашка с холодным чаем.

Ты закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. И выдохнула:

— Я писала тебе.
— Письма?
— Да. Не как девочка, а как... та, что боится, что иначе взорвётся.

Я подошел ближе. Ты не сдвинулась.

— Прочитаешь?
— Нет. Я их не сохранила.
— Тогда скажи.

Ты молчала.

Потом — прошла мимо меня.
Села на край кровати.
Скрутила пальцы в замок.
Смотрела в пол.


— Я писала, что ты меня пугаешь.
— Почему?
— Потому что ты не хочешь взять. Ты хочешь остаться.
— И это плохо?
— Это… по-настоящему. А у меня все в жизни — наполовину. Даже шрамы.

Я присел перед тобой. Тихо. На колени. Не трогал. Не прикасался.
Только был.

Ты посмотрела на меня. И в этом взгляде не было женской игры. Только усталость. И — готовность.

— Я не умею быть любимой, Валька.
— А я не умею не любить, когда ты дышишь рядом.


Ты прижалась лбом к моему. Шепнула:

— Не трогай меня, если хочешь просто снять одежду.
— А если хочу снять с тебя тишину?

Ты выдохнула. Медленно. Как будто впервые за долгое время.

— Тогда сделай это так, чтобы я не захотела ее надевать обратно.

Я поднялся. Сел рядом. И просто обнял тебя. Не за грудь. Не за талию. А так, как обнимают страх, когда не хотят прогонять — хотят понять.

Ты дрожала.
Ты дышала.
Ты была вся.


***

Ты уснула на моем плече.
Без слов, без стонов, без спектакля. Как будто твоя душа устала сражаться — и впервые доверила мне щеку.

Я лежал, не двигаясь.
Боялся дышать слишком громко.
Чтобы не спугнуть это «теперь». Ты не держала меня рукой. Ты просто отдала вес тела — как доверие.

У окна разгорался рассвет.
Город за стеклом просыпался, а я — нет. Я был в тебе, в этом дыхании, в котором не надо ничего доказывать.

Ты шевельнулась. Тихо. Словно услышала мои мысли.

— Ты не ушел, — прошептала ты.
— Я же сказал: останусь.
— Все говорят. До утра.

Я поцеловал тебя в висок.
Там билось — твое.
Там жила девочка, которая боялась не темноты, а света, который может осветить, а потом снова пропасть.

— Я не «все», — сказал я.
— А кто?
— Тот, кто умеет быть рядом, даже когда ты не веришь, что рядом — возможно.

Ты села.
Прикрылась простыней. Смотрела в окно.

— Утро.
— Да.
— А я все еще жива.
— Это неожиданно?
— Это впервые не страшно.

Ты повернулась.
Глаза твои — не слезливые, не разбитые. Просто наконец-то проснувшиеся.

— Валька… Если ты исчезнешь завтра — я все равно не буду жалеть.

Я сел рядом.
Взял твою ладонь.
Медленно. Без сдавливания.

— А я останусь. Даже если ты не поверишь.
— Почему?
— Потому что я не ищу, чтобы забрать. Я ищу, чтобы быть.

Ты закрыла глаза.
— Тогда останься вот так. Без секса. Без слов. Без «давай начнем». Просто будь со мной, пока я учусь не исчезать.

Я кивнул.
И остался.
Не героем.
Не любовником.
Просто мужчиной, который впервые понял: иногда дольше всего остаются те, кто пришел в самый уязвимый твой час.

***

Я не ушел.
Ты заснула снова — уже не на плече, а рядом, с рукой на моей груди. Не как собственница, а как человек, который проверяет: «Ты правда все еще тут?»

Я лежал, открыв глаза, и слушал, как дышит комната.
Как дышишь ты.
Как дышу я — медленнее, чем обычно. Спокойнее.
А потом — телефон.
Экран мигнул, и я знал: это Настя.
Шестой пропущенный.
Потом сообщение:

> «Надеюсь, ты просто решил исчезнуть.
Это даже лучше, чем объяснения.»

Я не ответил.
Положил телефон экраном вниз.
И остался в тишине, где живешь ты.


---

Утром я вышел на балкон.
Сигарета — как глупая привычка чужой жизни.

Ты стояла в дверном проеме, завернутая в одеяло, как в кокон.

— Сбегаешь? — спросила ты.
— Нет. Только на выдох.

Ты подошла.
Встала рядом.
Мы смотрели вниз, как будто там были ответы. Их не было.
Был только город, в котором каждый куда-то шел. Кроме нас.

— Я все испорчу, — сказала ты.
— Тогда испорти со мной.

Ты посмотрела.
Долго. Внимательно.
Как будто хотела сказать:
«Ты правда не боишься, что я сорвусь?»

Я взял твою ладонь.
— Бояться — можно. Но уходить — больше не хочу.

Ты выдохнула.
И снова — не улыбнулась.
А просто была.


---

На следующий день я встретился с Артемом.
Он налил мне двойной эспрессо. Смотрел в упор.


— Ну?
— Она.
— Всё?
— Всё.
— Настя?
— Написала. Не ответил.
— Знаешь, что будет потом?
— Не знаю.
— Она разрушит тебя.
— Возможно.
— И ты все равно с ней?
— Да.

Он откинулся на спинку.
Медленно, как будто проверяя баланс.

— Ну что ж. Добро пожаловать в клуб. Клуб тех, кто встретил свою боль — и не убежал.

Я улыбнулся.
Он — тоже.
— Только, брат, береги себя. Ведьмы, знаешь ли, не лечат. Они отражают.
— А я и не прошу быть спасенным.

Днем в ноутбуке появилась новая заметка. Писать тебе стало входить в привычку.

 Эл. Не-последнее.

> Знаешь, я снова не спал почти всю ночь, не потому что кофе — а потому что ты. Ты у меня в голове как песня, которая не надоела, хотя я прокручивал ее уже тысячу раз. Я даже не хочу ставить что-то другое. Зачем? Ты — мой любимый трек на репите.

Ты спишь. А у меня на языке вертится глупость вроде: «Не спи, давай придумаем слово, которого не существует, но которое будет означать "обнять тебя и не отпускать"». Мы бы его запомнили, и потом писали бы друг другу на запотевших зеркалах или царапали ногтями на внутренней стороне запястья.

Ты бы наверняка сказала: «Валька, ты несешь ерунду». А я бы пожал плечами и поцеловал тебя в шею, чтобы не отвечать.

Потому что, если честно, у меня нет ни флага, ни гимна, ни религии —
кроме твоего голоса в 23:47, и твоих слов типа "глупый ты мой", и этой проклятой привычки ждать от тебя сообщений, как будто от них зависит мое дыхание.

Ты, может, и ведьма. Но ты та, из-за которой я каждый день не становлюсь хуже.
И если меня когда-нибудь попросят назвать причину, по которой я не сдался, не исчез, не стал злым, я просто напишу твое имя.


---

Вечером ты написала:

> «Я купила рыбу и не знаю, как ее готовить. Если хочешь — приходи. Только без геройства. Просто посиди на табурете, пока я паникую у духовки.»

Я пришел.
С вином.
Без планов.
Просто в твою реальность.

Ты встретила меня в домашних шортах и рубашке, застёгнутой не на те пуговицы.
И я понял: я здесь надолго.

© Лара Соболева

Август 2025