Глава 3. Лацко во

Едва за середину мая перевалило, а жара уже стояла больше тридцати градусов. Вечерами ещё прохладно, а днём — красота — лето настоящее.
Человек восемь мальчишек, лет десяти, бегут к трассе на Москву из жилого сектора, который в простонародье называли «Ни к селу, ни к городу». Такое название совсем ещё новому, но быстро разрастающемуся райончику на окраине города, было дано из-за его близкого расположения к селу Быко;во, которое реально было деревней, с частными, в основном деревянными домами со своим хозяйством: огородами, курами, овцами и коровами. А бежали ребятишки к забору аэропорта. Вдруг один, самый маленький, который мчался впереди всех и что-то кричал своим друзьям, обернувшись к ним, влетел в группу ребят постарше, что шли им навстречу. Так уж вышло, что врезался он в самого крупного. Мальчик отскочил от этого «препятствия», словно мячик от стены, и упал на землю. Встряхнув головой, он перекатился в сторону, вскочил на ноги и побежал догонять свою компанию.
— Ты чё, секель, по ушам хочешь? — с досадой крикнул ему вдогонку «пострадавший».
Малец на ходу обернулся, показал ему средний палец, ударив другой рукой по сгибу локтя первой, усиливая эффект жеста, и снова пустился бежать.
— Вот, говно! Вы видели? Вообще малолетки оборзели! — продолжал сокрушаться старший по возрасту, обращаясь уже к своим друзьям. Он снова крикнул мало;му, грозя кулаком: «Щас догоню! Ушатаю!.. Козля;ч».
Пацанята пробежали по заросшему высокой травой пустырю, что на углу перекрёстка, где красовалось выполненное большими, объёмными, угловатыми буквами, установленными на вычурный пьедестал, название города — «Жуковский». Они остановились на обочине и, растянувшись в шеренгу, пропуская не часто идущие машины, одновременно перебежали на другую сторону дороги, где за рядом деревьев тянулся бетонный забор быко;вского аэропорта.
— Шагаш, а ты знаешь, кто его бгат? — сильно картавя, спросил Серый, второй паренёк из компашки старших ребят.

Серый — Артём Серебряков. Он учился в классе старше Шалаша на год, но был невзрачным, маленьким и щупленьким пареньком тринадцати лет. С маленькими оттопыренными ушами. С тёмными волнистыми волосами, которые старательно и довольно эстетично укладывал. Это единственное, что в нём было красивым. У него всё время были обветренными трескающиеся губы. Болезнь какая-то. Что-то вроде детского диатеза. На руках, на запястьях, тоже корка какая-то всегда была. У него были маленькие свиные глазки. Он сильно картавил, а букву «л» смягчал и произносил, как «у», иногда и эту «у» заменял на «г». Он был шутником, и все постоянно смеялись над ним, над его шутками, репликами и особенно над произношением. Внешний вид он имел заурядный. Одевался как все. Был как все. Выглядел он младше своего возраста. Со всеми поддерживал тёплые, приятельские отношения. Был нагловат, вспыльчив, частенько задавался. Если что, — сразу, без разбора, лез в драку, считая себя крутым и взрослым, особенно когда дело было с ребятами из младших классов. Возможно, рассчитывал на защиту своих одноклассников, которые соответствовали своему возрасту. Хотя Серый и на одноклассников смело кидался, понимая заранее, что не преуспеет в этом противостоянии. Его сверстники с ним особо не считались и на защиту к нему особенно не спешили, зная его задиристую натуру. Говорили: «Свинья везде грязь найдёт, а Серый — драку». Могли прийти на помощь только в крайних случаях. И то досконально разобравшись перед этим, кто прав, кто виноват. И если оказывалось, что виноват сам «подзащитный», то ещё и сами ему «лещей» навешивали. Он нередко получал по ушам за свой дурной характер. Быстро «отходил» и снова становился «своим в доску». Его мама в воспитательных целях иногда говорила непутёвому сыну: «Не возьмёшься за ум — в третью раменскую отправлю! Там тебе ушки-то быстренько подрежут!»
Третья раменская — спецшкола для детей с нарушением развития. Славилась она на всю округу и служила орудием запугивания нерадивых подростков, которых Бабой-ягой или Бармалеем стращать было уже поздно.
Шалаш — Серёга Шалашов. Самый крупный из троицы приятелей. С довольно обычной причёской из завивающихся кудрями, но не топорщащихся, а лежавших ровно, можно сказать, приглаженных русых, со стальным блеском и всегда засаленных волос. Всё его лицо было в прыщах и чёрных угревых точках. У него рано, по сравнению с другими сверстниками, начался переходный возраст. Сергей был и крупным, и, хотя спортом не занимался, физически от природы довольно крепким. Выглядел старше своих ровесников года на два. Ребята в школе его побаивались. Он знал это и постоянно поддерживал свой статус. С завидным постоянством задирался на кого-нибудь из своего класса или из соседних, отвешивал несчастным тумаков или прописывал, вполсилы, в душу. Удар у него был очень сильный. «Если со всей дури вмажу, — говорил он, — убью. А на кой оно мне?» Когда Серёга получал неожиданный отпор, то мог жестоко избить, но тоже не в полную силу. А ещё он любил иногда поколотить самодельную «грушу» у себя дома, которую отец смастерил. Постоянно набивал кулаки о стены в подъезде. Иногда, проверяя силу удара — бил кулаком по закрытым дверям лифта. Двери и стены лифтов были сделаны из коричневого пластика, с разводами под дерево. Стены были жёстко закреплены, и бить по ним сильно было довольно болезненно, а главное, очень шумно, даже если и не сильно стукнешь. На всю лифтовую шахту грохот. Поэтому набивать кулаки лучше было о бетонные стены подъезда, потихонечку ударяя по ним при спуске или подъёме по лестнице. А двери лифтов имели некий люфт и немного болтались. Поэтому бить по ним сильно было даже приятно. Хотя не менее громко. Но два-три раза в день — можно, только желательно снаружи. А если изнутри ударишь, то как выходить станешь — вдруг кто из соседей там стоит и ждёт лифт? Они же услышат, как ты технику ломаешь, нажалуются ещё куда надо. А если мужик попадётся, то и по шее может дать. В каком-то из соседних домов одна дверь такого лифта была проломлена. Для Серёги это стало мотивирующим фактором. Он мечтал, что когда-нибудь и сам будет с одного удара кулаком проламывать пластик в дверях лифтов. Но пока то ли сил, то ли смелости врезать как следует не хватало. Ещё он читал серию книг «Разрушитель» — про кунг-фу и собирал из них коллекцию. Это тоже его мотивировало.
С ребятами из старших классов он старался не конфликтовать. Хотя среди учеников на год старше Серёги из пяти-шести параллельных классов единицы могли с ним конкурировать по силе. С десяток таких ребят набралось бы из тех, кто был старше его на два года. Из учащихся, кто был старше на три года, каждый второй его уделал бы. Однако и в числе их ровесников было человек десять, которым он и сам навалял бы. Но со «старшаками» лучше дружить, чем враждовать.

— Да срал я на его брата! — отряхиваясь, рявкнул Шалаш.
— А згя, это Пахом-мгадший, — подначивал Серебряков.
— Колёса на магний пилить бегут… — провожая малолеток взглядом, с ностальгической улыбкой констатировал Сом — их третий приятель. Но, услышав, что сказал Артём, запнулся и переспросил: — Пахом? Это Квадрат который, что ли?
— Угу, — выпучив глаза, подтвердил Серый.
Он, держа губами сигарету, достал из коробка спичку и, взяв одной рукой и коробок, и спичку, ловко чиркнул, запалив последнюю. Это было похоже как будто Серый чиркнул зажигалкой. Он поднёс «зажигалку» к сигарете и стал активно её раскуривать.
— Да по хер! — уже более спокойно и уверенно заявил Шалаш. — Покурим?
— Угу, — снова пробурчал Серебряков, выпуская извивающуюся струйку дыма.
— Оставишь? — спросил Сом у Шалаша и, увидев положительный кивок, начал рассуждать: — Да, кабздец тебе, если этот шпиндель Квадрату на тебя настучит. Ты его видел вообще? Это же Герака;кл!
— Да ладно?!.. Чё я ему сделал-то? Он ваще сам в меня влетел! У нас, если что, и свои старшие есть. Рассудят.
— Ну ваще-то да, — согласился Серый. Он глубоко затянулся и отдал окурок.

Сом — это Саня Сомов. Из этой троицы по комплекции он — середнячок. Этот светловолосый паренёк со стрижечкой «Ровесник», хотя и был худым и невысоким и выглядел моложе своих лет, но часто общался со старшими. Авторитета у них особого не имел, но ему позволяли находиться среди них как младшему товарищу. А ему самому это было очень интересно. Да и если замес какой — прикрыться всегда можно, сославшись на них. Конечно, не факт, что старшие товарищи на выручку придут, но этого же, кроме него, никто не знает. Зато среди сверстников Сом всегда был, как говорится, «на коне»: со «старшаками» кружится — значит «крутой». Его вообще по-разному называли. К примеру, пацаны, с которыми он стал общаться после того как Макс Тихомиров, он же Рыжий, на второй год остался и к нему в класс попал, называли его Молодой. Кореша; Рыжего продолжали учиться в своём классе, но Рыжий не перестал общаться с ними и Сома подтянул.
Был у него ещё приятель вообще из самых старших — Паша Соболев — Соболь. Тот уже год как школу окончил, осенью в армию собирался. Они во дворе познакомились почти год назад. Паша на гитаре тогда играл. Там домик стоял деревянный, большой, острокрыший, как в сказках. «Старшаки», ровесники Соболя, перекрытие в домике сделали, отделив чердак. Люк закрывающийся сварганили. Сеном чердак застелили. Всё — чин-чинарём. Там собирались, чтобы вина попить, песни погорланить. Как-то Соболь со своими дружками из домика вышел с гитарой и сел на лавочку частушки матерные попеть. В это время Сом на соседней лавочке в «ножички»  с кем-то играл. Соболь подозвал Сома, попросил нож показать. Потом сказал, что, если тот хочет — может с ними посидеть, песни послушать.
— Ты, — заявил Паша, широко улыбаясь, — «корешком» моим будешь!
— А мне тогда как тебя называть? Деревом, что ли? — наивно удивился Сом. — Или деревцем?
— Паша меня зовут. Или Соболь. И не дай Бог кто моего корешка обидит!..
Так и скорешились. Дружбы-то как таковой, конечно, не было, но знакомство завязалось. Сом просил иногда Пашу то пива купить, то сигарет. Самому-то одиннадцать тогда было — не продавали.

— Мож, сёня за селитгой сгоняем? — вдруг предложил Серый. — Дымовуху сдегаем.

Как известно, селитра — удобрение. Возле быко;вских теплиц ангары ею были забиты под завязку. Дымовуха делается из газеты. Она вымачивается в растворе с селитрой и высушивается. Затем газету рвут на кусочки, из которых делаются небольшие рулончики. Рулончик поджигается и горит, почти как охотничьи спички. Пламя тушится, а рулончик тлеет, выделяя большое количество дыма со специфическим запахом.

— Ага! Предложи ещё пугачи из болтов  сделать или дюбеля в асфальт  позабивать! Или вон карбид в дихлофосе  поподжигать! А мож, в «банки»  лучше рубанёмся? — с брезгливой усмешкой парировал Сом. — Тебе лет-то сколько? Скоро уже четырнадцать будет! О тёлках думать давно пора, а ты всё про дымовуху!
— Да гадно тебе… пошутить, шо ль, низя? — с некой обидой оправдывался Серый.
— Шалаш, а помнишь, как мы с «тёлками» в третьем классе в «казаки-разбойники» играли? — вдруг ностальгически спросил Сом. — Я прям чуть не «обспускался», когда мы с Валеркой Чуланом Верку Семёнову поймали и связали. Вот она — бомба, конечно! Сейчас бы её накрячить!
— Ну да… Семёнова — хороший «станок»! А сейчас вообще цыпа стала. «Буфера» что надо! — ответил Шалаш и отдал окурок ностальгирующему Сому. — Я бы ей засандалил по самые гланды.
— К ней теперь на хромой козе не подъедешь! — сказал вернувшийся из мечтаний в реальность Сом. — Она всегда со «старшаками» кружится. С нами ей не интересно.
— Так ты же вроде тоже вхожий к «старшакам»!? — усмехнувшись, заметил Шалаш.
— Ага! Сказал тоже! — возмутился Сом. — Ты на меня посмотри и на них! Если я там с ними вместе тусуюсь, то я не перестал быть малолеткой. Если ты не заметил.

Ребята шли по улице Келдыша, справа от которой начиналось село Быково, а слева стояли громадины высоток Жуковского. За разговорами друзья прошли поворот на улицу Макаревского, потом вдоль городской свалки, что напротив школы № 12 и через дорогу от неё, по которой они и шли, затем миновали улицу Баженова и вышли на набережную речки Быко;вки — улицу Федотова.
На пляжном песке, на «покрывалке», с выражением удовлетворения на лице и мечтательной улыбкой, прикрыв пышную копну чёрных волос белой кепкой, лежал на боку, глядя на плещущихся в речке, высокий крепкий парень лет восемнадцати.
— Смотри, вон Соболь лежит, — сказал Шалаш Сому.
— О! Крутяк! — обрадовался тот.
— Давай токма недоуго. На гыбауку потом пойдём, — хлопнул Серый Сома по плечу. — А мы пока купнёмся.
Ребята проворно сбросили с себя одежду и с улюлюканьем побежали к реке. С разбегу бултыхнулись в воду, подняв волну и раскидывая вокруг себя веера брызг.

— Здорово, Паш! — тихо сказал Сом Соболю и присел рядом на песок, скрестив ноги.
— О! Здорово, корешок! — так же тихо, но басовито ответил и заулыбался здоровяк, прикрывая рукой лицо от солнца. — Как дела? Э-э… Будешь?
Соболь с улыбочкой открыл белый бидончик, показывая приятелю жёлтую жидкость в нём.
— Ха-гха! — заглядывая в бидон, усмехнулся Сом. — А чё это?
— Вино. Сухое, — горделиво пояснил старший товарищ. Он вынул из пакетика складной стаканчик, резким привычным движением, словно встряхнув градусник, привёл его в рабочее состояние, плеснул в него вина и протянул своему младшему приятелю. — На.
Сом взял стаканчик, понюхал содержимое и немного отпил. Погоняв жидкость во рту, проглотил и сказал:
— Круто! Кисленькое. Я ещё ни разу вино не пил.
— То ли ещё будет, корешок! У тебя вся жизнь впереди! Вечером выйдешь во двор? Я сегодня опять приду с гитарой. Лизку надо оприходовать.
— Конечно! Да, Лизка твоя клёвая! — радостно воскликнул Сом, допил остатки вина и поставил стаканчик на покрывало. — Пойду купнусь.
Он встал и начал раздеваться, а Паша снова наполнил стаканчик и сделал большой глоток.
— Ох! Шатает уже! — с ухмылкой сказал Сом, складывая свою одежду, сидя на корточках и от падения удержавшись руками о землю.
— Давай там поаккуратнее! Далеко не заплывай!

…

В селе Быко;во находился старый деревенский клуб. Был он срублен из деревянных брёвен и возвышался серой громадиной на фоне маленьких частных домишек, рассыпанных вокруг, и бурной растительности вдоль шоссе. Многослойная серо-голубая краска этого строения давно выцвела и облупилась.

— «Царь» так-то нормальный. Чудно;й, конечно, немного. С ним поаккуратнее надо быть. Ничего не попишешь — директор клуба, — рассказывал Сальмин своему приятелю Косте Федотову (Федоту), с которым пришёл в клуб.
— А почему «царь»? Типа, старший, что ли? — поинтересовался Федот.
— Да нет, — усмехнулся Сало. — Цариков потому что.

Шурик Сальмин, он же Сало — довольно высокий и крепкий для своего возраста темноволосый паренёк лет тринадцати выглядел старше четырнадцатилетнего Федота. У Сальмина было тёмное, красноватое от угревой сыпи лицо. Он уже начал бриться, и щетина была почти мужской.

Константин Федотов оканчивал седьмой класс и на следующий год собирался поступать в ПТУ или в техникум. Ростом он был пониже Сальмина. У него были не очень короткие давно нестриженые вьющиеся волосы пепельного цвета. Лицо гладкое, мальчишеское, бриться ему ещё было рано.

Приятели зашли в клуб.
Чтобы попасть в другие помещения этого культурного заведения, надо было пройти через спортзал.
Он был приспособлен для занятий борьбой: на полу лежали старые облезлые маты, к стенам были прикручены турники и шведские стенки.
Посередине зала стояли кружком несколько человек. Все были в майках или футболках, в спортивных штанах и без обуви.
Сальмин и Федотов прошли по краю зала справа от входа, приветственно кивнув занимающимся, к распахнутым дверям, за которыми был длинный серый коридор с одной дверью по правой стороне и со множеством — по левой. Ребята вышли в коридор и остановились у выхода. Сальмин сказал:
— Ты тут пока постой. Я быстро.
Костя кивнул и стал наблюдать за тренировкой.
Паренька, несколько глуповатого, нелепого и даже немного смешного вида, с большими ушами (назовём его условно «глупый»), который стоял в центре круга, сзади обхватывал самый крепкий из всех, с рельефным телом («рельефный»). Он объяснял остальным, что лучше, конечно, не попадать в такую позицию, но, если уж так получилось, что надо делать, чтобы вырваться из захвата.
«Глупый» дёрнулся, пытаясь высвободиться. Не вышло. Он растерянно заулыбался, глядя на остальных. Стали ещё пробовать. «Рельефный» давал какие-то комментарии и советы. С четвёртой попытки у «глупого» получилось. Расслабившись, он плюхнулся «пятой точкой» на мат, облегчённо вздохнул и, заглядывая в лица тем, кто стоял рядом, снова глупо заулыбался. «Рельефный», который, видимо, был тренером, подал ему руку и помог подняться.
Сальмин тем временем нырнул в ту единственную дверь, что располагалась справа по коридору. Пробыв там немного, вышел и направился в конец коридора. Через пару минут вернулся в сопровождении невысокого, с большими залысинами, но всё ещё с довольно пышной шевелюрой мужичка. Это был директор клуба Игорь Цариков.
— Вот, Игорь, про него я говорил, — представил ему Сальмин своего приятеля. — Это Костя.
— Игорь, — протянул руку директор.
— Костя, — ответил гость, уважительно прихватив при рукопожатии и левой рукой руку директора.
— Как дела? Откуда ты? — спросил Игорь.
— С Лацко;во.

Улица Лацко;ва застраивалась и заселялась одной из первых во всём микрорайоне. Она носит имя Героя Советского Союза военного лётчика Николая Сергеевича Лацко;ва. Весь микрорайон был построен за кладбищем — на болотах, которые засыпали песком из карьеров Москвы-реки, нагнетая его вместе с водой по проложенным специально для этого трубам большого диаметра. Это один из микрорайонов новой части города Жуковского — Колонец, расположенный на самой его окраине (про Колонец говорилось в исторической справке про г. Жуковский в главе 1). Всю округу, прилегающую к улице Лацкова, в обиходе было принято называть «Лацко;во». В начале этой улицы — конечная остановка общественного транспорта «Улица Лацкова» и небольшая площадь, где автобусы разворачиваются. Чтобы дойти до них из дальних закоулков микрорайона — улиц Федотова, что на набережной, или Келдыша, разделявшей городскую застройку и село Быко;во, — нужно было идти сюда, «на площадь Лацкова». Те, кто жил на других близлежащих улицах, которые не были на слуху у большинства горожан, на вопрос: «Откуда ты?» — обычно отвечали: «Живу на Лацко;во». Местные жители сразу понимали, о чём речь. Про жителей самой улицы Лацкова иногда шутили, называя их «ни живые, ни мёртвые» из-за непосредственной близости к городскому кладбищу.

— Угу… — задумался директор, поджав губы. — Ладно. Не буду мучать расспросами, кратенько расскажу про нас. У нас в клубе есть разные кружки по интересам и увлечениям. Спортзал! — он указал на борцов, — ты уже видел. Серёга, тренер, учит пацанов драться. Именно уличной драке, без каких-либо правил. Чтобы уметь за себя постоять в любой ситуации. Вон там… — он показал рукой на дверь в другом углу спортзала, по диагонали от входа, — тренажёрка. Можно «железо» покачать.
Директор жестом пригласил пройтись по коридору и продолжил объяснять:
— Здесь, — он открыл дверь справа по ходу движения, приглашая войти, — у нас дискотека. Раньше помещение это называли «актовый зал», теперь просто — «дискотека». Днём здесь, как видишь, игровая.

Возле сцены, почти на половину зала, были расставлены столы с компьютерами, за которыми сидели ребята, уставившись на выпуклые чёрно-белые мониторы. Возле каждого компьютера было по несколько человек. В зале царила тишина. Изредка кто-то что-то бубня или выкрикивая, комментировал игру или подсказывал играющим. Постоянным фоном звучали гудки и треск загружающихся с аудиокассет игр.

— Сюда ещё и через те двери можно попасть, — показал директор на двустворчатые двери на противоположной стене. — Это с тыльной стороны клуба. Открываем их только вечером. Через них народ на дискотеку заходит.
— Игорь, можно я туда пойду, пока вы пообщаетесь? — спросил Сальмин, указывая на играющих.
— Да, Сань, конечно. Иди, — ответил Игорь и жестом предложил Косте вернуться в коридор.
Они вышли из зала, и директор приоткрыл одну из дверей по левой стороне коридора, ближайшую к спортзалу, демонстрируя, что находится внутри:
— Здесь у нас художественный кружок. Ещё есть макраме, папье-маше, — уже просто указывая на двери, не открывая их, рассказывал Игорь. — Для девчонок… Э-э… Тут — туалет.
Они направились в конец коридора.
— Во-первых, у нас тут «крыша», — продолжал директор, приглашая Костю в свой кабинет. — Есть трудности — всегда наши помогут. Присаживайся на любой стул. Чай будешь?
Костя присел, но от чая отказался.
— Во-вторых, занятия по интересам. Для пацанов что интересно? Спортзал, компьютер, дискотеки, — начал загибать пальцы Игорь, поставив чайник на электрическую плитку. — Девчонок — море. В-третьих, дискотеки бесплатные. Ты как по девочкам? Опыт уже есть?
— Не-е-е… — смущённо улыбаясь, замотал головой Константин.
— Научим, что и как с ними делать. Как подкатить. Что сказать. И так далее. Как сделать так, чтобы больше раз за раз получалось, — с лукавой улыбкой подытожил директор и, выждав паузу, добавил: — Ну ты иди пока, знакомься с ребятами, с правилами клуба. Спроси — что да как, они тебе расскажут обо всём лучше меня. Как говорится, «из первых уст». С ними-то тебе, наверное, комфортней будет пообщаться, чем я тут гундеть буду, правильно?
— Угу, — кивнул Федот.
— Сегодня вечером дискотека, — сообщил Игорь. — Я предупрежу ребят, которые на входе стоят, что ты придёшь. Скажешь, кто ты и что я разрешил. Если что, попроси, чтобы меня позвали.

…

Столов с компьютерами в зале уже не было. На сцене, на специальном столе установили лампу, деки, микшеры и другое диджейское оборудование. Высокий худой и прыщавый парень лет девятнадцати с длинной и сальной чёлкой, которую всё время своими руками-«расчёсками» зачёсывал назад, и с очень важным и даже высокомерным видом настраивал аппаратуру. Он выглядел неприятно. В его поведении, жестах и в движениях присутствовала некая женственность. Покрутит рычажки на диджейском пульте, стоя в наушниках, потом выведет музыку на колонки, выйдет в зал, почти к самой дальней стене от сцены, и стоит слушает, как-то по-женски выгнув кисти и оттопырив тонкие мизинцы с длинными ногтями. И так повторялось, пока диджей не удовлетворился звучанием. Потом он погасил свет и стал смотреть, как светомузыка моргает.
К нужному времени всё было готово. Диджей включил приятную композицию «Sweet dreams» группы «Юритмикс».
Основное освещение зала уже было выключено, оставили только несколько светильников по периметру. Светомузыка уже вовсю мерцала в такт музыке.
На улице, за двойными дверями, что с тыльной стороны здания клуба, уже собралось некоторое количество потенциальных посетителей. В основном это были девушки. Парни, как правило, подтягивались попозже.
Федотов сегодня решил не уходить из клуба перед дискотекой, чтобы зайти изнутри. Во-первых, не придётся директора звать к выходу, если его вдруг не пустят, да и познакомиться с ребятами на входе будет проще, так как он уже здесь. Во-вторых, он никогда раньше не видел, как проходит подготовка к дискотеке, и с интересом наблюдал за происходящим, сидя у дальней стены, напротив сцены, на откидном театральном кресле, которые были расставлены по периметру зала.
Из коридора в зал вошли двое крепких парней лет по шестнадцать. Поздоровались с ребятами, что сидели рядом с внутренней дверью, и хотели уже пройти к сцене, но обратили внимание на сидящего в одиночестве Федотова. Подошли к нему.
— Здорово! — перекрикивая музыку, сказал первый из подошедших, подавая руку. Он был больше толстый, чем крепкий. — Ты, что ль, Костя? Царь про тебя говорил?
— Ну да. Наверное.
— Я тоже Костя. Это — Лёха, — представил напарника толстый. — Мы там, если что.
Он показал на тыльные двустворчатые двери. Ребята поприветствовали диджея, ещё нескольких парней и распахнули двери входа.
Зал начал заполняться молодёжью.
Барышни разбились на группы по два-три человека и, положив сумочки на пол перед собой, начали танцевать. Подошли спортсмены и компьютерные игроки. Тусклое «дежурное» освещение погасили, мерцали только прожектора светомузыки и иногда включался зеркальный шар. Из парней мало кто танцевал. В основном они общались в своих компаниях, разбредясь по залу. Некоторые молодые люди по одиночке сновали от одной кучки к другой.
Пришёл Сальмин. Он стал кого-то выискивать глазами в полумраке дискотечного зала. Увидел Федота.
— Ты чё, всё время тут был? — спросил он, усмехнувшись.
Федотов кивнул.
В зале из внутренней двери появился Цариков. Подошёл к одним ребятам — поздоровался. К другим. К третьим. Увидел Федота.
— Как дела? — спросил директор.
— Да нормально, — улыбнулся Костя.
— Чего не танцуешь?
— Да… не знаю пока никого. Попозже. Освоюсь немного.
— Пойдём-ка ко мне в кабинет.

…

К началу седьмого вечера на большую пустынную площадь, что располагалась между улицами Молодёжная и Набережная Циолковского, неподалёку от магазина «Силуэт», со всех сторон начали стекаться молодые люди разных возрастов. Собралась добрая сотня человек. Все стояли кучками, по пять – семь человек, иногда больше. Одни спокойно, другие более эмоционально разговаривали, что-то обсуждали, смеялись, курили. Практически все были знакомы или имели как минимум с десяток общих друзей. Было шумно, весело, но вполне мирно и спокойно.
К месту сбора подошла большая группа ребят, на вид постарше, чем те, кто уже здесь толпился. В этой компании были и Автократов, и Спиридон, и братья Пономарёвы, и Улукбек, и Кислицын, и многие другие.
— Ну чего, пацаны, готовы в Удельную рвануть? — улыбаясь, спрашивал Автократов, здороваясь со всеми подряд.
Все подтверждали готовность отправиться «хоть на край земли» за своим лидером.
— Костян, как поедем-то? — обратился Автократов к Улукбекову. — На автобусе или до Ильинки?

На электричку с этой площади можно было попасть либо на автобусе маршрута номер «8» до платформы Отдых, либо пешком до платформы Ильинская.

— Да пошли на Ильинку! — бодро ответил Улукбек. — Чего тут идти-то!
— Ну, пока рановато ещё, — взглянул на часы Автократов. — Не вариант прям сейчас туда чу;хать. Надо часов в девять где-то выезжать. А на Ильинке тусоваться — тоже не стоит.
— Давай бухнём пока? — предложил Мельник.
— Давай, — согласился Кран. — «Бабок»-то «мелкие» найдут? — уточнил он у Улукбекова.
— Ну если не найдут, пусть палец тогда сосут! — ответил Костя.
— Ну, давай тогда за бухлишком пока народ отправлять, — предложил Автократов. — А сейчас, мож, чтобы внимание лишнее не привлекать, в овраге пока потусим? — он показал в низину, что была между школой № 11 и речкой.
Вся эта нехилая толпа потекла потихоньку в указанный овраг. По пути начали собирать на алкоголь и закуску. А когда уже все переместились в низину, несколько человек направились за покупками.

— Как там ихнего старшего звали, Дарэ;н, да? — поинтересовался Кран.
— Да, вроде, — ответил Дима Пономарёв. — Длинного, который с ножом был, я не знаю, как звать, а мелкого — Казак, кажется.
— Надо смотреть их там, — пояснил задумку Автократов.

Начались разработка и энергичное обсуждение планов на поездку, высадку и, самое главное, — на порядок действий на месте.
— Парни, «малых» лучше не брать! — говорил Автократов ребятам. — Всё-таки там не школьная дискотека.
— Ну да, — соглашался Спиридон, — младше пятнадцати лет там вообще делать нечего. Это смех только! Чего они там сделают-то? Потанцуют только?
Все засмеялись.
— Если только толпой на одного набегут, — улыбаясь, предположил Кислицын, — то, может, чего-то и получится.
— Да даже если и толпой, — заговорил Пономарь-младший, — им даже с Казаком не потягаться! Я про остальных вообще молчу.

…

Чайник был уже горячим.
— Будешь чай? — спросил Царь.
— Да нет…
— Давай! Вон конфеты, печеньки…
— Ну ладно. Давай.
— Как у тебя с женским полом? Подруга есть? — снова начал расспрос на эту тему Игорь.
— Сейчас нет, — с сожалением вздохнул Костя.
— Не переживай! Будет! У нас тут они толпами ходят. Сам же, наверное, уже видел.
— Угу, — согласился Федотов.
— Ну ты давай, расскажи, как, с кем, где у тебя было? Сколько раз? Сколько раз за раз?
— Да чё рассказывать-то? — с улыбкой смущения замялся Костя. — В прошлом году на Украине, у бабушки в деревне был, с соседкой как-то через забор разговорились. Потом на речку ходили. В клубе, наподобие этого, потанцевали. А потом, уже перед отъездом, сидели на завалинке целовались.
— Хорошо! Сколько тебе лет-то?
— Четырнадцать.
— Ну ты молодец! До секса не дошло?
— Нет. Я уехал быстро. А так, может, и получилось бы.
— А в кулачок баловался?
Костя покраснел, но сделал вид, что не понял о чём речь.
— Да ладно тебе. Мы все, мужики, это делаем. Этого не надо стесняться, — Царь показал кулаком.
— А-а… Ну… да. Бывало… — с трудом выдавил из себя Костя.
— Это нормально. Ты не переживай. И да! Это важно для мужского здоровья! Давно начал? Какая периодичность?
— Что?.. Какая… периодичность? — не понял Федотов.
— Ну… как часто ты это… — директор снова покачал кулаком.
— А-а-а… — снова покраснел Костя. — Ну… по-разному. Бывает, раз в неделю. Или в две недели.
— Да ладно?! В твоём-то возрасте?
— Ну… бывает и почаще. Э-э… бывало, что и каждый день…
— А сколько раз за один раз было?
— Один. А что? — удивился Федот.
— А хотелось ещё? — уточнил директор.
— Ну… не знаю.
— Говори не стесняйся! Сразу, как кончил, хотелось ещё?
— А-а-а… да не знаю… — задумался Костя, — У меня не получилось бы, наверное.
— Ну ничего, поправим, — твёрдо пообещал директор. — Будешь три, четыре, пять раз за раз «стрелять»! А с бабами наладится. Да вон прям сегодня же на дискотеке пригласи какую-нибудь на медленный танец. Да, а размер у тебя какой?
— Какой ещё размер? — растерялся Федотов, но потом сообразил: — А-а! Да я почём знаю? Я не мерил.
— А покажи, — неожиданно предложил директор.
— Да-а-э… фу-ух… — удивился Костя.
— Да не ссы ты! — вставил пошло-жаргонное словечко Царь на молодёжный манер, чтобы окончательно убедить собеседника, что он свой в доску человек. — Стесняешься, что ль? Считай, что я доктор. Надо же понимать проблему, как тебе увеличить свой потенциал. В военкомате вон бабы-медики смотрят и не спрашивают, стесняешься ты или нет. Покажи — и всё тут!
Костя ещё посомневался немного и с недоумением, но всё-таки сдался.
— Ну смотри, если так надо, — буркнул он и начал расстёгивать штаны.
— Ага… Волосы светлые, как на голове. Размер хороший! — рассуждая вслух, похвалил «пациента» «доктор», наблюдая с безопасного расстояния, через стол. — Ну всё. Хорошо. Одевайся.
— Светлые? — удивился Федотов, разглядывая своё «хозяйство». — Вроде там гораздо темнее, чем на голове!
— Ну это тебе самому так кажется, — объяснил директор, уже споласкивая кружки в умывальнике собственного кабинетного туалета. — Порнуху смотрел когда-нибудь?
— Э-э-э… «Горячую жевательную резинку», — уже не стыдясь, сказал Костя.
— А! Ну это комедия с элементами эротики… Порно, значит, не смотрел… А хочешь?
— А! Ещё эту… — перебил Костя, — не знаю, как называется, типа «Секс вокруг» или что-то в этом роде. Там про женскую школу.
— О! Да, есть такой. Тоже, правда, не помню название, но это уже ближе к порно, — констатировал Игорь. — Там ещё на велосипеде одна ездила с фаллосом в сиденье, да? Потом упала с велосипеда ещё.
Они посмеялись.
— Ну так, хочешь посмотреть, настоящую?
— Ну… не знаю…
— Да расслабься ты. Мы тут все свои. Я тебя ненамного старше-то ведь. В пионерские лагеря ездил?
— Да.
— Ну, там с вожатыми ведь по-свойски? — убеждал директор. — Считай, что я твой старший брат.
— Ну… можно и посмотреть, — сдался Костя.
Цариков включил старый чёрно-белый телевизор, который долго щёлкал, свистел и нагревался, пока мутный серый экран засветился. Директор вставил в видеомагнитофон «Электроника» видеокассету.
— Звук плохо настраивается, — оправдывался Царь. — Да он там и не нужен. Там всё равно по-русски нет перевода.
Они около получаса сидели и смотрели в тусклый серый экран. И когда совокупление героев фильма было уже в полном разгаре, директор спросил:
— Что чувствуешь? Возбуждение есть?
— Ну… да, — смущённо усмехнулся Костя.
— А что почувствуешь, если вот так сделать? — сказал «доктор» и попытался погладить «пациенту» по внутренней части бедра.
— Э! Э! Э-э! Убери-ка руки! — возмутился Федот, отстранив директорскую ладонь. — Это голубизной какой-то попахивает!
— Да какая голубизна? Я, как доктор, хочу проверить реакцию твоего организма, чтобы понять, какое средство применить для «лечения». Типа, как… анализы же берут!
— Да не нужны мне твои анализы! Нормально у меня всё! Я думал, ты расскажешь, как тёлок клеить, а такое мне не надо.
— Конечно, расскажу. Это всё ерунда. Ведь склеить это одно, а вот удержать — это совсем другое, — прищурился директор, сменив тему. — Да и… потом они друг с дружкой начнут делиться — «сарафанное радио» называется. Помнишь песню «Сектора», как там?.. — Царь задумался и пропел строчку из песни про то, что девушки не за белое лицо любят.
— Ха! Ну да. Помню, — засмеялся Костя.
— Ну вот так и с тобой будет, отбоя от баб не будешь знать! Если три-четыре раза сможешь сразу. Все бабы будут хотеть с тобой потрахаться.
— Ладно, — облегчённо, но всё-таки с сомнением вздохнул «пациент». — Я всё понимаю. Но я лучше пойду.
— Хорошо. Я тебя не держу. Мы свои! — улыбнулся Царь. — Надо просто, чтобы ты мне доверял. Давай иди. Потом поговорим ещё.

…

Обсуждения среди старших продолжались довольно долго. Уже давно принесли выпивку и разожгли костры. Для многих это был просто повод побухать и повеселиться. В итоге все решили, что поедут только те, кому от пятнадцати и старше. Ближе к девяти вечера младшим сказали, что они, если хотят, могут уйти прямо сейчас или пока остаться, но в Удельную точно не поедут. Тех, кто едет, пригласили поближе к старшим. Был коротко озвучен план действий.

— Приезжаем туда, парни, — говорил Автократов собравшимся, — там только один клуб, «Победа» называется. Точнее, ДК. Из «электрона» идём налево и чуть назад. Там недалеко. За нами пойдёте, короче. И дальше «змейкой» друг за другом. Маленькими группками пойдём, чтобы без па;лева. А там внутри уже по обстановке смотрим…
— Пацаны! — вступил Пономарь-старший, Михаил. — Когда внутрь на дискач зайдём, смотрите на нас, короче. И ждите команду. Команда будет: «Погнали!». Короче, кто-то из старших её крикнет: я или вон… — он пошарил глазами по толпе и стал показывать на тех, кого называл, — Пахом там, Кран или Мельник… Короче, кто-то из нас! Смотрите на нас или на своих «старшаков»… «Старшаки», вы постоянно смотрите на нас и ориентируйте своих пацанов…

Почти все и почти внимательно слушали выступающих. Но стоял неслабый галдёж — многие о чём-то спорили, перебивали друг друга, смеялись. Однако основные моменты информации отложились у них в головах.

…

Федот вернулся на своё место в дискотечном зале. Шурика там не было. Костя прошёлся вдоль всех сидений. Вышел на улицу. Там стояли «охранники».
— Ну чё, как ты? — спросил его тёзка «толстый».
— Нормально. Шурика Сало не видели?
— Да он с пацанами вон туда пошёл. Бухать, наверное.
«Толстый» показал куда-то в частный сектор.
— Пойду посмотрю? — спросил Федот.
— Конечно.
Уже почти стемнело. Федотов прошёл между домами и вышел на грунтовую улицу. Невдалеке стояла группа парней, что-то бурно и весело обсуждая и ярко мерцая в синих сумерках огоньками сигарет.
Он, с оглядкой, медленно пошёл в их сторону, пытаясь разглядеть, нет ли среди них Сальмина.
— О! Костян! Иди к нам! — выкрикнул тот, когда Федотов уже почти сравнялся с компанией. — Выпьешь?
— Давай, — твёрдо сказал Костя.
— Пацаны, знакомьтесь: это мой дружбан Костя! — представил приятеля Шурик и добавил, обращаясь к разливающему: — Налей ему!
Все выпили за знакомство. Потом ещё. И ещё. Пока пойло не закончилось.
Сало вывел Федота из круга и спросил:
— Ну чё, как там у Царя?
— Жопа там! — возмущённо начал Костя. — Чё ты не сказал, что он педик?
— Я же говорил, что он… Ну, что с ним поаккуратнее надо, — парировал Сальмин. — Я его сразу на хер послал.
— Ну, я на хер не стал посылать, но сказал, что мне не надо этого и ушёл.
— Ну и всё. Нормально. Пошли на дискач?!

Они вернулись к клубу. Федотов прошёл внутрь первым.
— Костян! — Сальмин, пошатываясь, выставил перед собой пятерню, радостно приветствуя толстого охранника. Они хлопнули ладонями, и Сало обратился к его напарнику: — Лёха!
— О! Да ты «нормальный» уже! — констатировал тот.
— Ну да… Мы нормально бухнули. Ща плясать будем! — ответил Шурик и подпрыгнул, хлопнув руками по лодыжкам, словно в народном танце.
— Давай! — усмехнулся Лёха. — Сильно не бузи.
— Всё норма.

Ребята подошли к кругу каких-то парней, поздоровались и стали танцевать.
Потом был медленный танец, и приятели пригласили потанцевать двух подружек.
Парочки скромно переминались с ноги на ногу под одну из красивейших песен Жанны Агузаровой про то, как город живёт в разноцветных огнях, как слепая луна заглядывает в окна, а отель приютит ночью путника в своих старых стенах.

…

Как и договорились до клуба (ДК) «Победа» перемещались небольшими группками. Старшие сразу зашли внутрь на разведку. Основная часть жуковских ребят оставалась на улице неподалёку. Потом «старшаки» по два-три человека с небольшими интервалами выходили оттуда и снова заходили, чтобы сориентировать остальных. Затем, так же мелкими группами, в клуб стали заходить все остальные.

Внутри была приятная обстановка: многие танцевали, играла музыка, Игорь Селивёрстов исполнял песню в модном стиле «рэп». В куплетах он выдавал речитатив, а в припеве очень приятно для слуха звучал высокий женский вокал, призывающий Санту Лючию быть снисходительнее к бедному музыканту.
Многие танцующие во время припева начинали двигаться следующим образом: в ритм музыке они энергично выставляли вперёд поочерёдно то одни ногу и руку, то другие, делая широкий шаг и при этом разворачивая корпус на пол-оборота. Это было очень модным веянием и доставляло массу эмоций и удовольствия как танцующим, так и созерцающим это действо.

— Пацаны! Пономарь! — перекрикивая музыку, обратился к ближайшим соратникам Автократов, — Смотрите этих чуваков, которые в «Молоке» были. Кто увидит, сразу «цинк» мне и остальным!

Местные веселились и танцевали, ничего не подозревая. Жуковские ребята, чтобы не особенно выделяться из толпы, тоже стали вливаться в группы танцующих. Одни девушки, увидев незнакомцев, подавали себя с лучшей стороны, другие наоборот горделиво воротили носы. Молодых людей из местных тоже было порядком. Заметив, что на дискотеке необычно много чужих, некоторые из них начали шушукаться по углам, но никаких активных действий не предпринималось.
Заиграла песня про лебедей синего цвета в исполнении молодой певицы Натальи Королёвой, которая стала безумно популярной после выступления в «Песне года – 90».
— Вон этот… как его? Казак! — сказал Кислый на ухо Пономарю-младшему, показывая на вошедших. — И «длинный» вон тоже там.
Дима Пономарёв передал информацию брату, и старшие из «Птиц», а с ними и Пономарёв-младший, пошли в сторону, где находились Казак с «высоким» и ещё несколько человек.

— Ну и чего, длинный! — провокационно заговорил подошедший Автократов. — Кто тут теперь ссаный мудак? Кого вы там мочить собирались?
Удельнинские, находившиеся в том углу, сразу же всполошились, когда к ним подвалило с десяток агрессивно настроенных парней.
Вокруг всё так же безмятежно продолжали танцевать и веселиться под пение Наташи Королёвой. Но в других углах зала уже начали кучковаться местные, присматриваясь за подозрительной «движухой» и готовясь к возможной агрессии со стороны чужаков.
Жуковские ребята тоже танцевали и веселились, но стали потихоньку оставлять танцпол и неспешно стекаться в угол, где происходило что-то пока непонятное.
— Димон, а где тот «петух», что тебя бил? — спросил Пономарь-старший младшего брата.
— Да я пока его не видел ещё, — ответил Дмитрий. — Он здоровый вообще такой.
— Где этот хрен ваш — Дарэ;н? — поинтересовался Михаил Пономарёв у «высокого».
— Не знаю я! — возмущённо и испуганно ответил тот. — Где-то тут был.
— Знаешь, кто мы? — спросил Миша у этого любителя ножей.
«Высокий» отрицательно покачал головой.
— Про «Птиц» жуковских слышал что-нибудь?
— Нет…
— А вы чего-нибудь слышали про «Птиц»? — обратился Пономарь-старший к другим удельнинским ребятам.
Те тоже отрицательно покачали головами.
— Это самая известная жуковская мафия! — громко провозгласил Михаил. — Это — мы!
Прорычав это, он поднял крепко сжатые кулаки, сделал небольшую паузу, убеждаясь, что до всех дошло значение его слов.
— Ты трогал этого пацана? — с угрозой спросил Миша у «высокого», показывая на своего брата.
— Ничего я его не трогал… — стал оправдываться «высокий».
— Чё ты ****ишь? — возразил Михаил. — А кто ему руку порезал?
— Да он сам на нож тогда напоролся!
— А хер ли ты ему по карманам лазил?! — Пономарь-старший грозно навис над противником. — Ты вообще знаешь, кто он?!
«Высокий», который по сравнению с Михаилом оказался не такой уж и высокий, в испуге застыл под его натиском и молчал.
— Ну?! Знаешь?! — прорычал Миша. — Это братан мой! Я тебя за него порву, урод! — прорычал он. — Второй кто?
— Вот он, — показал на Казака Дима.
— Я вас порешу ща ващще! — крикнул Михаил и с размаху ударил «высокого» по челюсти.
Все старшие из жуковских — человек десять или немногим больше — встрепенулись и, приготовившись к драке, наблюдали расправу старшего Пономаря над «высоким». Остальные жуковские тоже подтянулись к своим. Удельнинские, что были в углу с Казаком и «высоким», стали оттуда прорываться. Музыка вдруг резко оборвалась. Неожиданно ярко вспыхнувший свет резанул по глазам. Крик Автократова: «Погнали!» в наступившей тишине прозвучал пугающе громко. Девушки мгновенно прижались к стенам, а парни, толпу которых будто ножом разрезало на две части, ринулись друг на друга.
Образовавшийся в центре зала клубок из тел начал медленно откатываться к выходу, сметая всё на своём пути. Дверь была вырвана «с мясом». Участники драки вывалились на улицу. Мирная полянка перед клубом превратилась в «лобное место». Здесь же добивали лежачих. Били и руками, и ногами, и по лицу, и по корпусу, и в живот. Все перемешались, и отличить своих от чужих было уже проблематично. Драка получилась почти на равных, хотя жуковские парни надеялись, что такой толпой, какой они приехали, «поставят на колени» своих противников.
Через несколько минут после начала потасовки некоторые парни, видимо из более трезвых, сообразили, что пора бы и заканчивать эту жесть, и принялись разнимать дерущихся. Почти сразу после этого подоспел милицейский УАЗик. Жуковские, кто ещё был на своих ногах, стали ретироваться по кустам. А кто уже не мог убежать или кому помогали подниматься с земли сотрудники МВД, остановившие их избиение местными, уходили уже в сопровождении милиции.
Жуковские ушли злые и оскорблённые. Не получившие ожидаемого удовлетворения.
Дискотека продолжилась. В зале погасло основное освещение, вновь заиграла музыка, включилось мерцание цветных фонарей светомузыки, девушки продолжили беззаботно танцевать.
Большинство местных участников драки стояли у клуба и вспоминали подробности:
— Хорошо мы им дали! Будут теперь знать! — говорил Дарэн. — Москвичи хреновы. Из Раменского! — пошутил он и громко захохотал. Толпа подхватила смех.
— Ну да, ништяк мы им нарезали! — вторили ему одни.
— А ты видел, как я ему всандалил? — хвалились другие.
— Не хер сюда ездить! — грозили третьи.
Начались шутки, оскорбления врагов. Постоянно звучал смех. Но вдруг из темноты вынырнул парень. Его лицо было в кровоподтёках и ссадинах, одежда порвана. Смех оборвался.
— Мужики, наших бьют, — прохрипел побитый и повалился на руки стоящих вокруг него ребят.
— Суки! — возмутился Дарэн. — Я думал, что менты их до станции проводят! Педрилы! Походу, мусора просто свалили.
Все поняли, что уходящая толпа жуковских избивает всех на своём пути.
Через некоторое время появились ещё избитые.

…

— Давай мочи всех подряд! — прокричал Автократов, когда милицейский «бобик» скрылся за изгибом дороги.
«Птицы» бросились избивать ни в чём не повинных прохожих. Под раздачу попал даже старик, который шёл со своим сыном: стали бить сына, заодно и отцу досталось.
Один молодой человек, который только что «познакомился» с кулаками жуковских парней, пришёл в себя, поднялся на ноги и побежал через кусты на другую улицу. Пытался остановить проезжающие машины, но никто не остановился. И вдруг он увидел патрульный уазик. Он стал кричать и размахивать руками, привлекая к себе внимание. На милицейской машине включили мигалку, и она сразу же направилась к пострадавшему.
— Серёг, ты, что ль? — улыбаясь, спросил милиционер, открывая дверь пассажирского сиденья, когда «бобик» подъехал к избитому парню. — Чего такое?
— Давай к станции! — скомандовал Серёга, садясь в машину. — Там толпа отморозков бьёт всех подряд!
Уазик рванул с места в сторону станции.
— Эти, с дискотеки в «Победе», снова активизировались! — доложил патрульный милиционер с переднего пассажирского сидения в рацию. — Едем к станции!
Подъехав к разъярённой толпе жуковских, двое милиционеров — водитель и патрульный, а также их новый пассажир ринулись к хулиганам.
Толпа начала разбегаться в разные стороны. Задержать удалось только троих: братьев Пономарёвых и их приятеля — Костю Ерохина. Всех поместили в КПЗ.

…

После дискотеки, друзья пошли провожать девушек.
Та, что была с Сальминым, жила недалеко от клуба, а вторая — на довольно ощутимом расстоянии, у церкви Владимирской иконы Божией Матери — красивейшей белокаменной постройки с куполами-шпилями, в готическом стиле, похожей больше на древний замок, чем на храм. Он был построен по проекту великого русского архитектора XVIII века Василия Ивановича Баженова, в честь которого названа одна из улиц Лацковского микрорайона. Храм расположен по соседству с Воронцовским парком. И парк-усадьба, и храм когда-то принадлежали древнему дворянскому роду Воронцовых.

— Ну ты давай иди провожай свою, а я пока тут останусь, — подмигнул приятелю Сало. — Встретимся у верхнего выхода.

В село Быко;во и конкретно к упомянутым выше церкви и «Воронцовскому парку» из городской черты Жуковского с высотной застройкой можно было попасть двумя путями: «верхним» или «нижним». Между этими дорожками, в самом их начале, был огромный котлован — городская свалка, которую называли «быко;вской». Между свалкой и школой № 12 пролегала дорога — улица Келдыша, которая являлась границей между городом Жуковским и селом Быково. Ближайшие к этой улице дома, относящиеся к Жуковскому, в обиходе называли «ни к селу ни к городу». «Понизу», вдоль свалки (слева от неё), можно было пройти по грунтовой автомобильной дороге, которая была вся в ямах и ухабах и уходила у тыльной границы свалки левее на бетонный мосток через реку Быко;вку. А прямо от этой грунтовки к Владимирскому храму вела тропинка вдоль реки, мимо родника, у подножия довольно высокого и крутого склона. «Поверху», над склоном, справа от свалки, вдоль деревенских домов, также шла грунтовая дорога. Зимой этот склон, что располагался за свалкой, был облюбован детворой с санками, ледянками и лыжами. На городской свалке пацанва постоянно жгла костры, плавила свинец и взрывала шифер, стреляла из рогаток и самодельных духовушек по воронам и крысам, находила там для себя и множество других интересных занятий.
Была ещё и третья дорога из города в село — асфальтированная, которая вела через всё село в соседний посёлок Верею;. Она пролегала правее, между «верхней» дорожкой и Быко;вским шоссе — основной магистралью, ведущей из Жуковского в сторону Москвы, по другую сторону которой располагался Быко;вский аэропорт. Чтобы попасть к церкви от этой, третьей дороги, нужно было повернуть налево у самого клуба и пройти ещё метров двести — получалось, в обход. Поэтому таким кружны;м путём к церкви пользовались крайне редко.

Федотов проводил свою подружку. Несмотря на хмельное состояние, он вёл себя достойно, по-джентельменски, не позволяя ничего лишнего. Просто милое общение. Распрощавшись с ней, он вышел на «верхнюю» улицу, непосредственно возле храма, и двинулся в сторону обговорённого с приятелем места встречи. Но тут ему преградила дорогу кучка местных деревенских ребят.
— Опаньки!.. А кто это тут у нас? — с сарказмом сказал один из местных.
Федот молчал.
— Чё?! Светку Петрухину провожал?! — агрессивно сдвинув брови, продолжал свой «допрос» местный.
— Ребят, я не знаю о чём вы… — растерялся Костя.
— Молодец, — будто не услышав оппонента, продолжал деревенский. — А ты знаешь, чья эта девочка?
Костя молчал. Его одолевал страх. Он ждал развязки, надеясь на лучшее.
— Молчишь… Не знаешь… А это моя девушка! Она что — не сказала тебе?
— Пацаны, я не понимаю, о чём вы толкуете. Я просто домой иду.
— Да я вижу, что домой! Какого хера ты бабу мою трогал?!
— Да не трогал я никого… Я… вон… от тётки иду.
— Тётка твоя в том доме, что ли, живёт? — местный показал на дом, до которого Федот проводил девушку.
— Да нет… я с… — у Кости пересохло в горле, он сглотнул и прокашлялся, — …с Вереи иду…
— Да хорош уже его говно слушать! — сказал кто-то из дружков Светкиного «парня». — Чё он нас «лечит»?
— «Бабки» давай и уйдёшь целым, — пообещал «рогоносец». — Может быть… Ну!..
— Нет у меня, — ответил Федот.
Вымогатели недовольно загудели. А Костя судорожно думал, как ему не тронутым от них улизнуть.
«Бежать? Что я бегун, что ли? Догонят, наверняка, — он шарил глазами по тёмным окрестностям. — В сад какой-нибудь через забор сигануть? А вдруг там собака? Тоже нет. Что же? Что же делать?..»
Вдруг на фоне тёмных фигур федотовских оппонентов, где-то слева, кто-то будто чиркнул зажигалкой. Потом «вспыхнуло» справа, уже на уровне живота. За «вспышками» последовал хруст, как от разбитого автомобильного стекла. Он почувствовал боль в левом виске и на правой щеке. От третьей «вспышки» Костя повалился на землю.
«Бьют», — промелькнуло в уже затуманенном мозгу.
Он вытянул руки, пробуя защититься и что-то говорить, но его никто не слушал, а «вспышки» всё продолжались — то правее, то левее, то яркие, от которых голова всё сильнее наливалась болью, то тусклые, но все до единой «хрустящие». Он закрыл голову руками и принял позу эмбриона. Избиение длилось секунд десять – пятнадцать, но Федотову казалось, что оно было вечным.
— Только попробуй ещё здесь появиться, урод! — истерически заорал «рогатый» и ещё раз пнул Костю ногой. — Убью!
— Всё, всё… хорош… — успокаивали его друзья.
— Давай! Пошёл отсюда! — стал поднимать Федота «обиженный» и, поставив его на ноги, толкнул в сторону города.
Федот, шатаясь и еле перебирая ногами, поплёлся домой, ощупывая разбитое лицо и вытирая с него кровь. Вдруг он услышал сзади приближающиеся шаги. Он обернулся и увидел бегущего к нему парня. Узнать его он не мог. Во-первых, потому что было темно. А во-вторых, его зрение было сбито, и он не мог сфокусировать картинку: как будто смотрел в две трубки, направленные одна чуть вверх, а вторая — вниз и в сторону.
— Всё! Не надо!.. — взмолился Костя и, защищаясь, выставил руки вперёд.
Снова «вспышка». Он упал плашмя навзничь, головой в сторону города, распластав руки.
— Сука! — со злостью крикнул, наклонившись над поверженным, этот деревенский парень, догнавший Федота, — Ненавижу вас! Городских. Всё мало вам?! Ещё и баб наших хотите забрать?! Хера вам лысого!
Он смачно плюнул в лежащего и ушёл, бурча себе под нос ругательства.
Костя пролежал не в состоянии подняться ещё довольно долго. Потом встал, отряхнулся как смог и побрёл в сторону дома.


***


В Удельнинском отделении милиции начинался новый день. Очередная смена дежурных получила оружие и потихоньку подгоняла экипировку. Отдежуривший офицер, сидя за столом с включённой настольной лампой, в юморной манере, с шутками-прибаутками и с усмешками, пересказывал ночные происшествия своему сменщику. Когда всё было готово к передаче «эстафетной палочки», «старый» дежурный накрутил диск телефона:
— Дежурный по Удельнинскому ОВД старший лейтенант Судариков, — представился он. — Здравия желаю, товарищ майор! Разрешите доложить? — старший лейтенант сделал паузу и, получив одобрение начальника, продолжил: — Во время моего дежурства происшествий не случилось. За исключением!.. — он снова сделал паузу, листая рабочий журнал. — В 22.38 поступило сообщение о массовой драке в ДК «Победа». Драка возникла стихийно, — продолжал доклад дежурный милиционер. — Кто-то из местных жителей близлежащих домов наряд вызвал… — он прервался и выслушал собеседника. — Да-ах… В «Победе» только молодёжь. Они сами-то никогда не вызовут… — снова пауза. — Так точно! Дежурный наряд прибыл на место происшествия вовремя — через две минуты после начала драки. Конфликт был локализован. Иногородних проводили до ж.-д. станции. Но им, видать мало показалось, и они вернулись. Начали прохожих избивать. Один из подвернувшихся им под руку оказался младший сержант милиции Ко;рзун. Он в штатском был. Остановил проезжающую патрульную машину и погнался за нарушителями. Виновники беспорядков — братья Пономарёвы из города Жуковского задержаны. Был ещё один задержанный, но он сам оказался довольно сильно избит ещё возле ДК. Сам толком не мог передвигаться… — офицер прервал доклад, выслушивая говорившего на другом конце провода. — Так точно! Его отправили в больницу. О происшествии сообщили в Жуковское УВД. Разрешите смену дежурства?

…

Наутро Федотов проснулся, мало того что в сильном похмелье, да ещё и всё тело болело. Особенно ныли предплечья, рёбра на правом боку и лицо. На подушке остались подтёки крови. Одежда была вся в пыли.
«Хорошо, что хоть не порвали ничего», — подумал Костя.
Он подошёл к шкафу, открыл дверцу с зеркалом: оба глаза были почти закрыты нависшими багрово-чёрными веками, правый заплыл сильнее, над ним нависала опухшая рассечённая бровь. На щеке, под правым глазом, также виднелась небольшая «сечка». Верхняя губа кроваво-чёрной каплей нависла над нижней. Правое ухо было тёмным и большим. На лбу и на руках были мелкие ссадины и царапины.
— Вот это я красавчик! — попытался присвистнуть Федот опухшими губами. — И всё, главное, с правой стороны. Ну да, я же на левый бок упал. Козлы, блин! А это… — он вгляделся в сечку под правым глазом, — походу, когда меня этот петух догнал, я через правое плечо оглянулся.
Он долго ещё разглядывал себя.

…

В обшарпанной подвальной комнате с маленьким открытым настежь окошком было сильно накурено. Комната была непохожей на другие подвальные молодёжные помещения: на стенах отсутствовали плакаты, не было диванов и другой более или менее нормальной мебели. Стояли только деревянный стол типа самодельного грубого верстака и такие же грубые деревянные лавки. Сидевшие за столом играли в карты.
Вошёл Федотов.
Все в полном недоумении посмотрели на него.
— Костян, ты что ли? — вдруг догадался Рыжий.
Все подскочили со своих мест и бросились к вошедшему с расспросами и чтобы разглядеть его получше. Начался галдёж.
— Ничего себе! Кто это тебя так? — спросил Туба;н, вглядываясь в распухшее лицо Кости.
— Быко;вские… — ответил тот, с трудом присаживаясь на лавочку.
— Бляха! Да они вообще оборзели! — сильно жестикулируя, вспыхнул Зиновьев. — Тут, на днях, мой «мелкий» с пацанами на рыбалку ходил. Там, на дальнем мосту, у Воронцовского парка, на «телевизор» ловили. Пару нормальных плотвичек, говорит, поймали. Так к ним двое местных подошли, чуть постарше их. Рыбу забрали, сигареты. Денег ещё спрашивали, хорошо, что у пацанов не было. «Телек» отобрать хотели. «Мелкий» сказал, что «телек» мой, типа, — он показал пальцем на себя. — Вцепился в него, говорит, мёртвой хваткой. Ну, деревенские и оставили его.

Вова Зиновьев (Зина) был средней комплекции темноволосым пареньком лет четырнадцати. Его ещё «Зиной» называли.

— Блин! Пацаны, с этим надо что-то решать, — сказал Туба;н, растерянно помотав головой.

Туба;н — Виталик Савин, одноклассник Федота, был высоким, пухловатым парнем. Лицо его было моложавое, но в сравнении со сверстниками он был реально большим. «Тубаном» его звали или из-за его немалых габаритов, или ещё почему-то. Старшие ему такое «погоняло» придумали. Но он не всем позволял себя так называть.
Этот подвал оборудовали и собирались в нём в основном одноклассники: Тубан, Зина и ещё человек пять-шесть из их класса. Заходили сюда и ребята из более младшего класса: Рыжий — Макс Тихомиров, бывший их одноклассник, оставшийся на второй год, и нынешний одноклассник Рыжего — Санёк Сомов. Изредка ещё кто-нибудь появлялся.

— Надо старших подключать, — продолжал Савин. — Я сейчас к Проше-младшему сгоняю, обрисую картину. Через его братана, может, на Пахома выйдем. Ну, и эти ме;таллы тоже, мож, подключатся? Они вроде нормальные парни, хоть и волосатые.
Все с ним согласились.

…

В подвале у «Птиц» была тяжёлая атмосфера. Магнитофон молчал. Стояла давящая тишина. Почти все курили.

— Блин! Чего мы этих коней педальных удельнинских дожать-то никак не можем? — возмущался Мельниченко.
— Пономарей ещё обоих загребли, — грустно констатировал Стас Семёнов.
— Снова надо толпу собирать, — как всегда хмуро, предложил Автократов. — Давайте, пацаны, побольше народу кликнем, чтобы хотя бы человек сто набрать. Ну хоть восемьдесят. У нас народу-то сколько? Человек двести ведь будет, да? А то и больше?
— Ну да. Побольше будет, — сказал Улукбек. — Только там ведь одни малолетки почти. Двенадцать-тринадцать лет. Их же с собой не возьмёшь. Так-то вчера в овраге нас и было человек двести.
— Да уж… — выдохнул Кран. — Нормальные-то бойцы — только те, кто уже ездил ведь, да? Человек пятьдесят-шестьдесят, наверное, наберётся, не больше. А с Ерохой-то чё там? Кто-нибудь знает?
— Его мусора на больничку отпустили. Он дома сейчас уже, — сказал Витя Гамаков. — У него там нормально всё. Переломов нет. Ногу подвернул, да грудак болит.
— Давай с «Бродягами» перетрём? — вдруг предложил Улукбек. — Может, тоже к нам подтянутся?
— Да, — твёрдо сказал Автократов. — Я тоже сижу думаю об этом. Переговорю сегодня с Пельменем или с Курой.
— Мы вон с Пахомом, — вступил в обсуждение Селёдкин, — ещё с лацковскими «потрещим». Да, Пахом? Там тоже есть пацаны нормальные.
Пахом угрюмо покивал рыжей головой с квадратной стрижкой.
— С Молодёжной улицей тоже надо перетереть, — снова тяжело вздохнув, сказал Автократов, — Хоть бы ещё человек тридцать бы нам поднять. Мельник, найдёшь там с Молодёжной кого-нибудь из пацанов? Кислый, тоже «цинк» пусти по «Молодёжке».

…

Андрей Пронин (Проша-старший) подошёл к одноэтажному бараку возле кладбища.
Что там находилось раньше не совсем понятно. Похоже было на конюшню. Длинный зал, с проходом посередине. Перпендикулярно к стенам, по сторонам от прохода, стояли невысокие перегородки, разделявшие помещение на несколько больших «купе». Поэтому и складывалось впечатление, что это конюшня.
Почти три года назад заинтересованные ребята организовали здесь «качалку». В «купе» у стен на откуда-то принесённых резиновых квадратах, да и просто на бетонном полу, рядком стояли множество самодельных гантелей разного вида и веса, а также разномастные гири и другие самодельные штанги, снаряды и утяжеления. В некоторых «купе» было несколько сваренных из подручных материалов лежаков для жима лёжа. На специальных держателях, прикреплённых к лежакам и возле них на полу, лежали самодельные штанги с колёсами и другими приспособленными вместо «блинов» металлическими дисками. На стойках одного более или менее хорошо сделанного лежака покоился олимпийский гриф. Стопочкой были сложены несколько прорезиненных и много самодельных «блинов». На кирпичных не облицованных стенах (сейчас сказали бы «в стиле «лофт»») было прикреплено множество мотивирующих плакатов с культуристами и актёрами-спортсменами. В конце зала висел самодельный брезентовый боксёрский мешок. Кое-где были прикреплены к стенам несколько самодельных турников, сделанных из ломов или других металлических или деревянных шестов.

— Здорово, Сэл! — сказал Андрей Пронин. — Пахома давно видел?

Ефим Селёдкин, он же Сэл, — невысокий парень, лет восемнадцати, с красивым накаченным рельефным торсом.
Он тщательно вытер полотенцем руки и только после этого потянулся поздороваться.
— Здорово, Андрюх, — крепко пожал руку Селёдкин. — Да нет. Вчера видел. Кстати, хорошо, что ты зашёл. Как раз мы с Пахомом собирались с вами перетереть кое-что. А чё, чё-то случилось, что ли?
— Да-а-а… — начал Проша-старший, присаживаясь на скамейку для жима лёжа и обдумывая, с чего бы начать, — там, э-э-э… Короче! Одного ко;реша, мало;го моего, быко;вские, конкретно уронили. Там живого места нет. Вся рожа синяя. И ладно бы сам набарагозил! А то ведь бабу провожал! Оказалось чью-то там… из этих… деревенских. У неё что, на роже написано, что ли? И ладно бы хоть обнял бы, поцеловал бы её или ещё там чего сделал... Ведь нет, блин! Джентльмен! Лишнего себе не позволит никогда. Просто, походу, повод нашли.
— Ну да. Печально, — задумчиво ответил Ефим. — Ладно! Ща я в ванну схожу и подумаю, что сделать можно. У нас тут у самих с удельнинскими тёрки. Сами хотели с вами встретиться, нашу тему обмусолить.

…

В задымлённый подвал поочерёдно вошли приятель и одноклассник Федота Вадим Пронин — невысокий щуплый парнишка, его старший брат Андрей, рельефный Ефим Селёдкин и замыкал «колонну» высокий с рыжим ёжиком на голове под Шварценеггера Артур Пахомов. В дверной проём последний проходил, приклоняя свою крупную голову на короткой бычьей шее и бочком, потому что его квадратные плечи не проходили в дверь по ширине. За внушительные размеры его иногда так и называли — Квадратом.
Все поздоровались друг с другом за руку.
— Ты, шо ль, Федот? — спросил Сэл, придержав Костину руку при рукопожатии и разглядывая его синяки.
— Ну… да… — ответил Федот.
— Нормально тебя отхеракали, — следом за Ефимом пожимая руку «виновнику торжества», усмехнулся Пахом.
Костя, молча вздохнув, покивал головой.
— Ну, короче, парни! Послушайте, — начал Селёдкин, указывая взглядом на своих друзей. Он явно был их лидером. Его речь была спокойной, неторопливой и наполненной жаргонизмами. — Мы с пацанами были в Быково, базарили с ихними старшими. Долго тёрли. Они за своих горой стоят. Говорят, что ты, Федя, сам накосепорил.
— Да какой я! — вспылил Федот. — И… я это… Костя я.
— А… Ты Костя? А Федот почему?
— Федотов…
— Ясно. Ладно, — покивал Ефим. — Ну так вот… Э-э-э… Правда у каждого своя. Понимаю это. Короче! Добазарились мы на «стрелу» на футбольном поле, у теплиц. Бой завтра. Десять на десять. Семьдесят шестой год. Ты семьдесят шестого же? Или седьмого? — спросил он Федотова.
— Да. Шестого, — ответил Федот.
— А ты ведь седьмого? — удивлённо спросил Сэл у Вадима Пронина.
— Да, — ответил тот.
— Вы не в одном классе, что ль?
— В одном.
— А… ты старше их, что ль? — снова обратился Селёдкин к Федоту, показывая на его одноклассников.
Федот покивал головой и пояснил:
— На второй год в первом классе остался… случайно. Проболел весь год почти.
— А-а… — наконец-то «сложился пазл» в голове Ефима. — Ну короче… с той стороны тоже… этот… жених той бабы тоже семьдесят шестого… На крайняк — семьдесят седьмой можно. Вон, Тубана можете взять. Он вон какой здоровый.


***


Воскресный день выдался прохладным. Все ходили в ветровочках или олимпийках.
По нижней дорожке, пролегавшей слева от быковской свалки, по одному из мосточков, что ближе к городу, к футбольному полю, которое находилось на ровной большой площадке на другой стороне реки и внутри её подкововидного изгиба, маленькими группами тянулась вереница городских ребят. По другому мосточку, что у Воронцовского парка, к «полю битвы» навстречу горожанам шли деревенские.
К назначенному времени на торцах футбольного поля собралось человек по пятьдесят с каждой стороны. Малолеток пытались прогонять, но им ведь тоже было интересно на драку поглазеть. Городские прятались за ангаром, который стоял в торце поля со стороны города. В нём хранилась селитра для теплиц. Деревенский молодняк затаился или в кустах, около «своего» моста, или за углом находившегося неподалёку от него тепличного ограждения.
Сэл с Пахомом и Соболем ушли к центру поля, на встречу со старшими деревенскими, чтобы уточнить условия боя.
Человек восемь неформалов — старшие от лацковских ребят — стояли возле своих бойцов и настраивали их на победу. Каждый старался дать совет, который должен помочь в драке.
Седой — рослый детина лет восемнадцати, по внешнему виду — очевидный «металлист» — в чёрной футболке «Iron Maiden» и с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, и его одноклассник Санчор, скромный невысокий блондинчик, добившийся в своё время неплохих результатов в тхэквондо, давали подопечным последние практические инструкции. Показывали, как действовать в тех или иных ситуациях — как начать, как ударить, как уклониться.

— Я бы сам с удовольствием сейчас вышел туда, — говорил Санчор. — Но, пацаны, именно вы должны отстоять честь городских. Удачи, парни!

— Ну чё, пацаны! Пришёл час проявить себя! — деловито говорил, как всегда басом и нараспев, топорща свои усы, Свиридов. — Покажите всё, что вы умеете. Бейтесь до последнего! За нами — Лацково! За нами — Жуковский!

Лёха Свиридов — невысокий худощавый паренёк, семнадцатилетие которого настанет через месяц. Во время разговора он старательно понижал голос, стараясь казаться более солидным, компенсируя басом свой рост, и говорил нараспев, подобно величайшему советскому радиодиктору военного времени Юрию Левитану. Его ещё звали Усатым или Усы, потому как только они у него начали расти, он сразу их и отпустил, для солидности. Пробовал и бородку отращивать, но с ней он выглядел, мягко выражаясь, нелепо, а с усами — казался старше. Ещё одна некая компенсация роста. Вот и носил он усы, скрупулёзно за ними ухаживая. На первый взгляд можно было подумать, что у него обычная причёска: открытые уши, по бокам волосы были подстрижены, а наверху — пышная шевелюра густых почти чёрных вьющихся волос. В своём образе он был очень похож на лидера группы «Queen» — Фредди Меркьюри. Зато сзади его волосы струями спускались ниже плеч. Несмотря на свой небольшой рост, он имел популярность у девушек.

Пришли «арбитры» из центра поля.
— Так, пацаны, сюда становитесь! — сказал Ефим, указывая на кромку поля, подходя к бойцам.
— Все остальные, тоже сюда подошли! — крикнул Пахом и помахал рукой.

В шеренге бойцов стояли ребята в основном семьдесят шестого года рождения, за исключением Тубана; — он был семьдесят седьмого и Шалаша, ещё младше — семьдесят восьмого. Ребят семьдесят шестого года рождения не хватало, потому что Федот учился в классе на год младше. Сначала хотели Тихомирова поставить, он был всё-таки семьдесят седьмого года рождения, но Шалаш сам напросился: очень хотел опробовать себя в реальном бою. «Старшаки» согласились, сравнив Рыжего Тихомира и Шалаша по комплекции.

— Ну что?.. Оружие — кулаки и ноги. Никаких кастетов, вкладок и так далее. По яйцам не бьём. Лежачего не бьём, — загибал Селёдкин свои пухлые натруженные штангами и гантелями пальцы, давая последние наставления и активно при этом жестикулируя. — Особенно ногами. Ну… максимум ляпни вдогонку разок, убедись, что не встаёт. Остальное — как карта ляжет. Если своего соперника уронил — беги, другу помогай… Ясно? Если добить лежачего — дисквалифицируют: удалят с поля.
Бойцы загудели и одобрительно закивали.

— Зрители! Наши места — за воротами!.. И со стороны дороги!.. — объяснял Пахом через многозначительные паузы, указывая на озвученные стороны. — На поле, за эту кромку, не заходим! Или за воротами стоим! Или здесь, сбоку за деревьями!.. — он показал на ряд деревьев за боковой линией поля. — На ту сторону не ходить! — продолжал Пахом, показывая на правую сторону поля. — Это их сторона. А то ещё и за полем мне махач устроите… Да! И лежачих не бьют, особенно ногами. Смотрите, чтобы «деревня» правила соблюдали. Если увидите нарушение с их стороны — сразу мне говорите или Сэ;лу.

— Если упал, вставай скорее, — продолжал инструктировать бойцов Сэл. — А то твой противник убежит к другому деревенскому на помощь, чтобы вдвоём твоего товарища замесить. На крайняк, если уж тебя уронили, отдохнул чуток — и вставай, беги своим помогать.
Все внимательно слушали эти наставления.
— Ну всё! — хлопнул Сэл в ладоши. — Пошли туда.
Он показал на край вратарской площадки и размашистым жестом руки поманил всех за собой. За ним шеренгой, как и стояли, тронулись бойцы.

На той стороне поля, происходило то же самое: вышел старший, за ним — шеренга бойцов.
Среди деревенских, стоявших в стенке, Федот узнал «жениха» и ушастого с глупым лицом, который в спортзале занимался, когда Федот впервые пришёл в Быковский клуб. Сам он, по понятным причинам, драться не мог.

Старшие обеих сторон кивнули друг другу о готовности и дали отмашку своим ребятам.
Шеренги с криками и улюлюканьем побежали во встречную атаку…
Столкнулись!..
Отовсюду посыпались выкрики с советами. Зрители, перекрикивая друг друга, подсказывали своим бойцам:
— Лёха! Справа бей!
— Тубан! Херачь сильнее!
— Давай-давай! Ногой его! Ногой!

Своему оппоненту Шалаш нанёс сокрушительный удар в «бороду» правой рукой. Его соперник бежал, видимо, рассчитывая, как-то так же первым «достать» Шалаша, и даже не попытался уклониться. Он упал, но тут же вскочил — оказался довольно крепким. А пока он поднимался, Шалаш с левой ударил другого противника в ухо. Им оказался «жених» той девушки, из-за которой деревенские избили Федота. Невысокий, но тоже на удивление крепкий, он хорошо сдержал удар и не только не упал, но даже не пошатнулся. Отскочив назад, «жених» «выстрелил» Шалашу левым крюком в подбородок. Шалаша болтануло. Он поднял руки, закрывая голову, и в этот момент его «воскресший» «спарринг-партнёр», поднявшись, двинул ему в левый бок ногой. Шалаш сложился пополам и тут же получил ещё и апперкот всё от того же неупавшего «жениха», и опять в челюсть.
По комплекции Шалаш нисколько не уступал своим оппонентам, но и превосходил некоторых из них. Возможно, везения ему не хватило или умения. А может, фатальной оказалась разница в возрасте в целых два года. Хотя если бы на месте Шалаша оказался, к примеру, Рыжий, то ему досталось бы, возможно, ещё больше.
«Жених», справившись с Шалашом, продолжил «метелить» своего первого соперника, ожесточённо нанося ему удары руками. Тот, тоже получив в голову в первую же секунду, закрывал рукой рассечённую бровь и уже не мог сопротивляться.
Кто-то из городских, слева от Шалаша, пытался было достать ногой своего деревенского оппонента, но промахнулся и, получив сам, присел на корточки. Когда поднялся, пропустил от своего соперника ещё несколько ударов в голову и от «воскреснувшего» «напарника» повергнутого Шалаша ногой — в колено. Этот удар был особенно болезненным и подкосил его снова. Он опустился на другое колено — и сразу получил «с ноги» — подошвой в лицо. Почти все остальные из городской «стенки» совсем скоро также оказались на земле.
Бой был стремительным и закончился всего через пару минут.
Городские оказались слабее.
Дольше всех держался Тубан. Занимая позицию на левом фланге «стенки», при столкновении со своим противником он сразу стал молотить его. Так же действовал и соперник. Они «выпали» из кучи-малы и, размашисто работая руками, как крыльями мельниц, лупили друг друга, потихоньку отодвигаясь всё дальше за кромку поля, к деревьям, где стояли городские болельщики. Они активно поддерживали Тубана, который ещё долго «махался» со своим противником. А его соперника никто из «своих» не поддержал: слишком далеко оказались эти «спарринг-партнёры» от основного места побоища. Их разняли, когда всё уже закончилось.
Деревенские — и бойцы, и болельщики — ликовали, радуясь победе. Особенно агрессивно выражал свои эмоции «жених».

Городские бойцы отделались лёгкими ссадинами и синяками. Серьёзных повреждений, таких, как у Федота, ни у кого не было. Но старших, такой исход битвы, естественно, не удовлетворил. Назначили реванш. На этот раз его участниками должны были стать десятиклассники семьдесят четвёртого года рождения.


***


— Здравствуйте, тётя Лен! — сказала Рыжая Соня в трубку телефона-автомата. — А Диму позовите, пожалуйста.
— Ой! Раечка, здравствуй! А ты не знаешь, что ли? — тяжело вздохнула мама Пономарёва на другом конце провода.
— Нет. А что я должна знать?
— Эти дураки дел ведь натворили! Их же посадили!.. — ответила мать и заплакала.
— Как посадили? — прошептала ошарашенная Рая, прикрыв рот рукой.
— По семь суток… обоим дали. Сегодня суд… в двенадцать был, — с трудом вымолвила мать, вытирая слёзы.
— Фухх… Тётя Лен! Вы чего так пугаете-то?! — облегчённо выдохнула Рыжая. — Я-то уж думала, что совсем посадили. Семь суток — это ж ерунда!
— Ну да. Прости, что напугала. Ты права. Это, конечно, лучше, чем когда совсем в тюрьму, — всхлипывая, оправдывалась мама сидельцев. — Это для меня они дети. А так-то, да…
— А я ещё думаю, чего это он ко мне не приехал-то сегодня? Я ж три дня отработала. Сегодня выходной. А мы с ним договорились, что он сегодня приедет. Вот уж сейчас… — Рыжая взглянула на наручные часики, — решила позвонить узнать.
Женщина поддакивала своей молодой собеседнице.
— А когда их теперь отпустят?! — воскликнула Раиса. — В понедельник, что ли?
— Да нет. В субботу должны отпустить, — шмыгая носом, проговорила мать. — Они же там с пятницы уже. В ночь на субботу их арестовали-то. Вот субботу и воскресенье-то уже отсидели.
— Гос-с-споди! Отсиде-ели прям! — саркастически просвистела Рая.
— Зеки хреновы. Ух-х!.. Палкой бы их по спине отходить!
— Тётя Лен, а может, мне приехать к вам? Помочь, может, чего?
— Ой! Раюш! Не моталась бы ты. Чего мне тут помогать-то? Оглоедов-то нет!
Женщина снова заплакала.
— Да мне не трудно совсем. Я ж выходная теперь два дня. А дома-то всё равно делать нечего.
— Ну… — замялась мать, зашмыгав носом и утираясь платком, — не знаю даже я… Если прям хочешь, конечно, тогда приезжай. А если только из-за помощи, то и не надо!
— Я приеду! Ладно, тётя Лен?
— Ну… Ну, приезжай…
— Ну всё. Собираюсь тогда…


***


После неудачного для городских противостояния с деревенскими прошло двое суток. В назначенный день реванша зевак собралось ещё больше, чем во время первой битвы. Хотя в канун этого мероприятия его организаторы, в частности со стороны Жуковского, просили своих знакомых не поднимать панику, не распространяться и держать предстоящее событие в тайне. Но разве можно совладать со стихией народной поддержки?
Со стороны города людская разновозрастная вереница текла нескончаемым потоком. Тех, кто младше одиннадцати-двенадцати лет, как и в прошлый раз, прогоняли с поля, и они прятались в ближайших к ангару с селитрой кустах, в оврагах или залезали на деревья, чтобы, хотя бы издалека, но увидеть предстоящее сражение.
На этот раз слух о нём разошёлся куда более широко, и посозерцать предстоящий «рыцарский турнир» шли даже девочки. Тем более, что весь сыр-бор начался, как говорили, «из-за баб», и девушкам было очень лестно, что ребята-земляки готовы отстаивать честь своих дам. Они были горды этим и влюблялись в своих героев ещё сильнее.
Мало кто знал, что девица, из-за которой всё началось, была всего одна. И та не городская, а деревенская. Да и неважно это уже было. Одни городские девушки верили, что всё это затевается персонально ради них или хотя бы ради их подружек. Другим представительницам прекрасного пола было приятно просто думать, что их парни будут биться даже не за честь какой-то конкретной красавицы, а во имя некоего собирательного образа городской девушки.
Девушки, чьи парни должны были участвовать в предстоящем мероприятии, реагировали по-разному: одни переживали, плакали и никак не могли выпустить возлюбленного из объятий, словно провожая на фронт; другие отправляли своих парней на битву с гордостью, искренне желая победы и скорейшего возвращения. Некоторые экзальтированные особы были не в силах сдерживать свои эмоции, выбегали на улицу и выкрикивали в сторону Быково: «Мой парень вам задаст!», «Попляшете вы сейчас!» или что-то ещё в том же духе. А подружки старались усмирить этих безумец.
Девушек-болельщиц, так же как и малолеток, выпроваживали с футбольного поля.
Со стороны деревенских было примерно то же самое.
Народу у места грядущей брани собралось втрое больше, чем в прошлый раз.
Снова шли последние приготовления и инструктажи.
— Ну что, парни? — говорил Ефим Селёдкин, стоя перед десятью бойцами после встречи с деревенскими организаторами в центре поля, — Что вам рассказывать? Вы не малолетки какие-нибудь, всё понимаете. Правила простые: только по яйцам не бить, да лежачих ногами не пинать. Всё остальное можно. Уж помогайте друг другу. Держитесь до последнего. Желаю победы.

Снова сошлись «стенки» в бою.
Снова зазвучали громкие крики бойцов и болельщиков.
При столкновении «стенок» городские слаженно как по команде выставили вперёд ноги, сделав «фронт-кик» и остановив тем самым «стенку» соперников. Потом, конечно, пошло всё вразнобой. Молотили друг друга что есть мочи.
Одному городскому, когда тот падал, противник пяткой пробил по рёбрам. И в этот момент двое оказавшихся рядом его соплеменников, уже «уронивших» своих «спарринг-партнёров», с обеих сторон прикрыли своего товарища и с двойной силой дали отпор сопернику.
Бой продолжался, как и в прошлый раз, совсем недолго. На этот раз перевес оказался на стороне парней из Жуковского: все деревенские были повержены. Тех, кто не мог подняться, не стали добивать, хотя в этот раз такое было разрешено правилами.
Сломанное ребро упавшего городского парня было единственной потерей «в живой силе» со стороны жуковчан.
Горожане ликовали, празднуя победу. Но торжество продолжалось не долго.
Кто-то крикнул: «Менты!»
Все начали крутить головами.
Со стороны города к мосту медленно, раскачиваясь на ухабах грунтовой дороги, подбирался жёлтый милицейский «козёл».
Деревенские, быстро собравшись, ломанулись в сторону «своего» мосточка. Но такой толпой через него быстро перейти было невозможно.
Часть быковских побежала к озеру, пляж которого был на этом же берегу, в низине, за тропинкой, ведущей от дороги на посёлок фабрики «Спартак» к их мосту.
Третья группа селян убежала за дальний угол забора теплиц, за которым уже прятались деревенские малолетки. Он находился на том же удалении от поля, что и мосток. Вдоль дорог, расходящихся в разные стороны от этого места, всё было в зарослях зелёных кустарников. Спрятаться там можно было где угодно.
Городские, что помоложе, кинулись к реке. Вдоль берега рос густой кустарник, к воде шёл склон. Там было множество маленьких оврагов, где можно было скрыться. А по бережку можно также дойти до моста и, даже не поднимаясь на него, перейти через речку по трубам, установленным над водой. Те, кто постарше, собрались за ангаром с удобрениями, чтобы после проезда уазика к полю рвануть к своему мосту. А дальше можно было раствориться в руинах свалки.
Малышня, которая находилась на безопасном расстоянии от поля битвы, первыми обнаружила появление ментов. Эти мальчишки, рискуя быть замеченными, и предупредили всех о приближении опасности.
Когда «козлик» наконец-то добрался до футбольного поля, там уже никого не было. Все разбежались и попрятались. Приехавшие милиционеры вылезли из машины, постояли, покрутились, походили по полю, что-то разглядывая, покурили. Потом съездили к дальнему углу забора теплиц, к дороге, ведущей на «Спартак». Постояли там, да и уехали восвояси.

Победители такой же нескончаемой вереницей, что и до проведения «товарищеской встречи» с деревенскими, миновав свалку, растворялись в бетонных джунглях. Кто-то радовался, выкрикивая фразы вроде: «Лацково рулит!», «Мы лучшие!», а от кого-то можно было услышать даже: «Спартак — чемпион!».
Один пострадавший в схватке боец, обхватив руками плечи двоих товарищей, которые терпеливо вели, а временами и несли своего соратника, то и дело подтягивал одну свою ногу к животу, стараясь облегчить болевые ощущения от сломанных рёбер. Но, несмотря на это, он выглядел не менее счастливым, чем другие его товарищи.

…

— …Да вы, тётя Лен, за меня вообще не переживайте! — говорила маме Пономарёвых Рыжая. При этом она, нагнувшись и широко расставив ноги, энергично намывала полы руками в коридоре квартиры своего ухажёра.
Гостья была в домашних трениках с вытянутыми коленками и в мужской клетчатой рубахе. На голове — цветастый платок, под который она забрала свои длинные огненные волосы.
— Я привыкшая! — продолжала она свой монолог. — Меня мама с детства приучила к чистоте. Я дома раз в два дня… ну, в три-то уж точно!.. полы мою. Вообще чистоту люблю!
Раиса собрала в тряпку остатки мусора, положила тряпку в ведро и понесла инвентарь в туалет.
— Тётя Лен, можно я завтра утром домой поеду? — попросила она, выливая в унитаз воду и расправляя на ведре тряпку.
— Ой, Раюшечка! Да ты такая молодец! Прям нарадоваться на тебя не могу, — умилённо сложив руки, ответила хозяйка квартиры. — Если хочешь, можешь хоть когда уезжать! Мне прям с тобой действительно полегче стало. Спасибо тебе большое, что приехала.
— Да мне же на работу завтра к трём, — отвечала Рыжая Соня. — Я ж официанткой в кафе работаю — с трёх дня до трёх ночи.
— А то смотри, если тебе удобно, можешь тут пожить пока, — предложила мать Пономарёвых. — Вот уж и мои обормоты вернутся скоро. Только квартирка-то у нас маловата. Вишь, их двое, и оба с невестами. Всех-то вас не разместишь.
— Да не… я завтра вместе с вами выйду из дома и поеду.
— Ой! Райк! Ты мне прям, как дочка! Ей-богу!
Райка смущённо заулыбалась.
— Я же дочку хотела, — продолжала Елена, обняв девушку, — а получились эти два… прости, Господи!
— Да не, тётя Лен, вы не переживайте, я ж не набиваюсь! Я просто, пока Димки нет! И мне не скучно, и вам повеселей!
— Какая ж ты у меня хорошая, — сказала мама и поцеловала Раю в макушку.
— Тётя Лен! Я тогда два дня отработаю и опять к вам приеду, ладно?
— Да приезжай, конечно!..


***


Неделя после поездки в Удельную пролетела быстро. За это время горячие головы немного поостыли. Ну и решили доблестные «Птичьи воины», что, может быть, уже и совсем не стоит никуда ехать. Правда, своих «союзников» предупредить об этом или забыли, или не успели. Возможно, была на это ещё какая-либо причина, но этого «Птицы» почему-то не сделали. А их «союзники», в отличие от необязательности «Птиц», оказались верны своему слову.
Молодые люди, практически все крепко сбитые, в основном из «Бродяг», под предводительством Пельменя, а также с десяток или чуть больше ребят, которые пришли с улицы Лацкова, и примерно столько же — с Молодёжной, собрались в условленный час на платформе Ильинская. Многие были знакомы между собой. У прибывших на место сбора не было сомнений, для чего они все здесь собрались. Неформалы («неферы») обычно становятся «терпилами», но это случается, когда много «быков» налетают на одного «нефера». А сегодня и те, и другие были заодно. Кроме того, неформалы, в составе которых были Седой, Бэр, Усатый, Санчор, Соболь и другие, составили сильную боевую группу — примерно четверть состава всей бригады. А по физическим возможностям и подготовке, возможно, представляли для противников гораздо бо;льшую опасность, чем каждая из остальных трёх четвертей. Соболь никогда не причислял себя к неформалам, но он никогда и не был настроен против них. Среди всех собравшихся «неферы» были самыми близкими его товарищами. Некоторые «борцы» с панками и металлистами были удивлены и даже прониклись уважением к бывшим «идейным врагам», увидев в них уверенность в себе и силу.
Всего собралось сорок семь крепких парней — чуть меньше чем «Птиц» в прошлый раз. Но эти ребята были ни сколько не слабее предшественников, а возможно, и немного их превосходили.
Они сели в ближайшую электричку, не дожидаясь самих зачинщиков предстоящих приключений и надеясь, что «Птицы» подъедут чуть позже. Выйдя на станции «Удельная», жуковские парни без всякой конспирации и даже не задумываясь о том, чтобы пробираться к ДК небольшими группами, пошли к «Победе» демонстративно и смело. Они были заряжены и мотивированы единственной целью — подраться.
Предводителем этой «сборной солянки» стал Сергей Измайлов — плотный парень восемнадцати лет. Он никогда не был худым, поэтому к нему ещё с детства пристала кличка Пельмень. Сергей был лидером среди «Бродяг» и «по инерции» в тот день возглавил выездную бригаду жуковских бойцов.
Его друг Женя Куракин, или Кура — был тоже плотным, точнее, толстым парнем лет двадцати, а то и постарше. Он всегда был такой комплекции. В армию его не взяли по той же причине: от лишнего веса появились проблемы со здоровьем: сухие мозоли на ногах, варикоз, повышенное давление и тому подобное. Несмотря на своё неидеальное здоровье, силой Кура обладал недюжинной. Он был старше всех в своей тусовке «Бродяги». Некоторые его сверстники всё ещё отдавали долг Родине, а большинство уже отслуживших жили своей жизнью на гражданке. Несмотря на «преимущество» в возрасте, становиться лидером «Бродяг» Кура не стремился. Не желал нести бремя этой «короны». Уже несколько «главарей» сменилось, а он оставался всё тем же Курой. Однако его уважали не меньше лидеров. Его вполне устраивало то, что он был в роли старшего помощника главного из «Бродяг», так сказать, «правой рукой» — «серым кардиналом».

В клубе ребят ждала приятная обстановка. Из больших колонок с качественным звуком лилась приятная музыка с классными женскими голосами, которые пели про счастливое знакомство простой русской девчонки с «американ-боем».
— О! «Комбинаха!» — радостно воскликнул Куракин, услышав весёлые словечки знакомой песни.
Будучи весёлым и заводным парнем, он сразу же пустился в пляс, подталкивая и призывая своих друзей приобщиться к танцующим, и одновременно подпевал исполнительницам шлягера.
Жуковские парни нагло образовали круг в центре зала, именно там, где обычно танцуют «хозяева», и принялись пританцовывать в такт весёлой мелодии.
Они ожидали подмогу, и потому вели себя вызывающе.
Дискотека продолжалась, а подкрепления всё не было. Догадавшись, что её и не предвидится, жуковские начали действовать. Круг мгновенно превратился в две шеренги — от стены до стены. Опять раздался тот же крик: «Погнали!», и «бойцы» двинулись на танцующих, сбивая с ног всех, кто оказывался на пути. Били и парней, и даже девчатам доставалось. Удары сыпались со всех сторон. «Гости» просто смели всех местных.
Толпа хлынула со второго этажа на первый, и пора было уходить, пока никто не опомнился.
В вестибюле их уже ждала милиция. Прорвались на улицу. В стоящий у дверей ДК милицейский уазик полетели камни, зазвенело разбитое стекло. С криком и свистом оголтелые подростки понеслись по вечерним улицам, и ничто не могло их остановить.


***


В подвале у «Птиц» была умиротворённая обстановка. Играла весёлая музычка новой группы с прикольным названием «Дюна». Пели про страну, в которой растёт много лимонов, а найти её довольно проблематично.
Присутствующие почувствовали, что открылась входная дверь в подвал: воздух из помещения резко потянулся к выходу.
— О! Ещё кого-то нечистая принесла, — хохотнул Гамак.
Никто не обратил внимания на его реплику, и все продолжили заниматься своими делами, поглядывая на вход.
В проёме двери появился Дима Пономарёв.
Славян Антонов подорвался с места и пропел строку из песни про Жигана по кличке Лимон, и о том, что тот — довольно симпатичный мальчишка, а после начал сыпать крылатыми фразами с жаргонным уклоном:
— «Сколько я порезал, сколько перерезал!..», «Борменталь, дай папиросочку! У тебя штаны в полосочку!..». Пахан откинулся! Зуб даю! Век воли не видать! Чё, фраерок, купола набил уже?
— Набил! — радостно ответил Пономарёв, пожимая руку Славяну.
— О-о-о-о! Здорово, братан! Как делюги? Как здоровье? Зэка;, блин! — обрадовался вернувшемуся другу Стас Семёнов.
— Здорово, здорово, пацаны! — устало сказал Пономарь и плюхнулся на диван. — Так там херово, пипе-ец.
— А где старшой-то? — спросил Автократов.
— А-ах… он обожрался и дома валяется, — отмахнулся Дмитрий. — Попозже придёт. Там такая баланда стрёмная! Одна вода. Дома хоть пожрали нормально.

Снова открылась подвальная дверь, и все повернулись в ту сторону. Магнитофон мирно выдавал приятные нотки Юрия Лозы про то, как он плывёт в неизвестную даль на своём маленьком плоту.
Вошли несколько человек. Среди них были Пельмень и Кура.
— О! Здорово, пацаны! — удивлённо произнёс Автократов.
— Здорово, Илюх, — важно сказал Серёга Измайлов, пожав ему руку.
— Здорово, Женёк, — поздоровался Кран и с Куракиным.
Кура, молча глядя на него исподлобья, пожал руку.
— Вы чего, пацаны, так делаете-то? — хмуро поинтересовался Куракин, здороваясь с другими парнями.
— А чего мы делаем? — непонимающе спросил Пономарёв.
— Как чего? — возмутился его непонятливости Кура.
— Да это Пономарь. Он только сегодня с отсидки откинулся, — поспешил пояснить Автократов.
— А-а. А то я уж «втащить» ему хотел, — улыбнулся Кура. — Ну, так что скажете-то?
— А чё сказать-то? — почесал затылок Автократов. — Мы посыльного к вам отправляли. Видать, не дошёл, не дожил! — хохотнув, сострил он, чтобы сбавить градус напряжения.
— Так не делается, пацаны, — вступил в разговор Пельмень. — Слава Богу, что мы успели свалить оттуда вовремя. А то нас накрыли бы там всех. Там мы, короче, были и лацковские. «Неферы» — почти все волосатые. Но они молодцы, прям, как звери бились. Несмотря на то что у них у самих, оказывается, на этой неделе разборки с быко;вскими были.
— Там с «Молодёжки» ещё пацаны были, — добавил Куракин. — А вы чего не поехали-то?
— Да мы, это… — начал оправдываться Автократов, пробежав глазами по своим ребятам, чтобы убедиться, что его не будут перебивать и перечить. — Мы на сегодня хотели перенести. У нас сегодня двое из тюрьмы как раз вернулись. Да и вообще сегодня лучше было бы.
Снова воздушная масса колыхнулась, и все, прислушиваясь, стихли. Магнитофон играл песню Малежика про чёрный рынок.
— Это чё? — спросил Кура, озираясь по сторонам.
— Да это зашёл кто-то, — пояснил Спиридон, опередив Автократова.
— А-а… Ну и чего делать-то теперь? — спросил Пельмень.
— Да чего, Серёг, делать? — воскликнул Автократов. — Может, тогда уже и ничего.
В комнату вошёл Пономарь-старший.
— О! Вот и ещё один зэка;! — воскликнул Автократов, пробиваясь сквозь народ, чтобы поздороваться с пришедшим.
— Здорово, пацаны! — радостно приветствовал собравшихся Миша. — О! А вы чего тут? — улыбаясь, сказал он, здороваясь с «Бродягами». — Вы как эти… двое из «Трёх толстяков»!
— Да вот, Мих, пришли тут, вопросы порешать! — ответил Куракин, крепко пожав руку Пономарю-старшему и обнявшись с ним. — Третьим будешь? — хохотнул он.
— Чтобы третьим стать — надо сначала пузо, как у вас отрастить. А какие вопросы-то вы тут решаете? — поинтересовался Михаил. — Я вон только откинулся! Давай, Женёк, бухать лучше щас!
Толпа загудела, заголосила. Все стали что-то обсуждать.
— А чего было-то? — не понял Кура. — За что чалился-то?
— Да в Удельной мента прессанули. Нас вон с малы;м на семь суток упаковали.
— Нормально вы тут жжёте! — хохотнул Куракин. — Мы ж тоже вчера туда гоняли. Погромили там ДК им маленько.
— Короче, пацаны! — снова вернул всех к теме Автократов. — Давайте, может, на следующую субботу «забьёмся», а? Или на пятницу?
— Чего вы там всё «забиваете»-то? — опять не понял Пономарь-старший. — Мне-то объясните толком!
— Да в Удельную опять поедем, — пояснил Дима брату.
— А вам-то надо ещё? — спросил Пельмень. — Мы и так их прессанули уже, в принципе, слегка. Даже «бобик» мильто;нский камнями закидали. Ну так-то давай: мы в принципе готовы ещё разок прокатиться, тем более толпой побольше. Там их вообще конкретно размажем.
— Ну вот и порешали всё! — радостно подытожил Автократов, подавая руку Пельменю. — Да, пацаны? — спросил он теперь одобрения у своих «Птиц».
— Давай-давай! — закричал Михаил Пономарёв. — А сейчас давай буха-а-ать!!! — прорычал он.;



О дворовых играх (примечания автора)

1. «Ножички» — дворовая игра с использованием перочинного складного ножа. Лезвием на земле чертится круг. В центре круга рисуется квадратик — так, чтобы две ступни спокойно умещались. Это «нейтральная территория» и «завоевать» её нельзя. Проигравшему она даёт последний шанс отыграться. На неё можно встать, когда всю твою «территорию» уже «завоевал противник». Круг делится пополам: от двух углов квадратика, что в центре, прочерчиваются две линии к краям окружности (ось). Потом сбрасываются, на «камень-ножницы-бумага» — кто будет первым ходить (вариант: «каманоу-ваганоу», а вместо «раз-два-три» добавляют «чи-чи-фо»). Выигравший жребий начинает метать ножик в землю (в «территорию соперни-ка») так, чтобы тот воткнулся в то место, откуда легко можно дотянуться до края круга и провести линию от него к «своей территории». Линия проводится параллельно воткнувшемуся лезвию ножа. Потом «завоёванная» зона объединяется с уже имеющейся «своей территорией», старая линия стирается. И постепенно нужно «завоёвывать» новые «земли». Заступать за свою «территорию» или опереться рукой на «чужую» нельзя — дотягивайся как хочешь. Если не можешь дотянуться и/или дотрагиваешься до «чужой территории», или падаешь при попытке дотянуться — переход хода. Если смог линию прочер-тить — кидай ещё раз, пока ошибку не совершишь. «Занял» весь круг — победил. Если нож не воткнулся — переход хода. Проигравший может с нейтрального квадратика попробовать отыграться.
Есть ещё разновидность этой игры — на деревянной лавке. Складываешь лезвие перочинного ножика так, чтобы оно встало под прямым углом к рукоятке, втыкаешь кончик в лавку — легонько, чтобы только не падал. Держась пальцами за край рукоятки, подкидываешь ножик, чтобы тот в воздухе перевернулся (сделал «сальто»), снова воткнулся в лавку и удержался в этом положении. Игра идёт на баллы или на очки. До скольки играть, договариваются. Если нож воткнулся и рукоятка касается лавки — один балл. А если рукоятка возвышается над лавкой, то получишь столько баллов, сколько пальцев влезло между концом рукоятки и лавкой. Если же нож воткнулся распрямлённым (правда, это практически невозможно), — получай 10 баллов.
Игра была очень популярной: все лавки были истыканы ножичками. А там, где чаще всего играли, даже выемки образовывались.

2. «Пугач из болтов» делался следующим образом: между двух, преимущественно оконных, болтов, соединённых гайкой, засыпалась сера с головки спички. «Конструкция» туго закручивалась руками, насколько хватало сил, и бросалась шляпкой одного из болтов на твёрдую поверхность (асфальт, бетон и т. п.). Сера воспламенялась (взрывалась), раздавался резкий хлопок, похожий на выстрел из пистолета. Если заряд был более одной головки спички, то болты могли разлетаться очень далеко, и найти их бывало проблематично.

3. «Строительный дюбель». Его забивали в асфальт на треть или наполовину, затем вытаскивали. В образовавшееся отверстие засыпали серу, как правило, одной-двух спичек. Дюбель вставляли обратно в отверстие и на него бросали что-то тяжёлое, например камень. Происходил «взрыв». При большом заряде (три спички и более) могло выворотить кусок асфальта.

4. «Карбид в «дихлофосе». Из жестяной банки из-под «Ди-хлофоса» (отравы для насекомых в виде спрея), дезодоранта или освежителя воздуха выламывали верхнюю крышку и проделывали отверстие внизу стенки. Внутрь клали несколько кусочков карбида. Их смачивали небольшим количеством жидкости (обычно каждый из присутствовавших плевал в ёмкость). К отверстию в стенке подносили зажжённую спичку или зажигалку — и все радовались яркому воспламенению с форсом огня.

5. «Банки» — любимая дворовая игра подростков, наподобие городков. Действо проходило, как правило, на асфальтированной площадке, длиной 15–20 метров, шириной 1,5–2 метра. Чаще всего использовался тротуар. На нём мелом расчерчивались «ступени», по образцу колоды карт — от «шестёрки» до «короля». При этом делалась ещё одна, низшая ступень — «рядовой». За ступенью «король» находилась зона водящего — «во;ды». Метров через пять от ступени «короля» рисовался круг диаметром 1,5–2 метра, в центре которого на отметке ставились друг на друга две пустые консервные банки. Играть могли сколько угодно человек.
Перед игрой проводилась жеребьёвка: кто будет водить и кто в какой последовательности будет играть. Называлось это — «конаться». У каждого игрока была палка, длиной примерно от земли до груди. Обычно это были старые лыжные палки или сломанные клюшки. Самыми «козырными» считались палки из тонкой арматуры. Одним концом палка ставилась на мысок ноги и от нулевой отметки подкидывалась, можно и с разгона, вдаль — в сторону банок. Чья палка улетала дальше всех, тот играл первым, чья ближе всех — тот «водил».
Потом по очереди начинали кидать свои палки по банкам, от нулевой линии — «рядовой». Если сбил банки, то в следующий раз будешь кидать со следующей ступени, пока не дойдёшь до «короля». Когда все свои палки бросили, нужно было идти их подбирать, при этом постараться не оказаться на месте «во;ды». Он должен как можно быстрее поставить сбитые банки на место и/или, когда они были уже там, не давать игрокам подобрать свои палки. При этом надо было стараться своей палкой дотронуться до кого-то из них — «осалить», чтобы освободиться от «почётной» обязанности «во;ды». Пока «во;да» подбирал сбитые банки и ставил их на место, можно было подбежать и забрать свою палку, прямо в середине кона, и уже не рисковать в конце. Или, в крайнем случае, можно было отвлекать «во;ду», фехтуя с ним на палках, или стараться сбить банки, пока остальные подбирают своё «оружие». Если «во;да» зазевался, какой-нибудь ловкий игрок мог сбить банки своей палкой, чтобы дать возможность другим игрокам подобрать палки и вернуться из «зоны» на «ступени». До банок ногой или рукой дотрагиваться нельзя: прикоснёшься — тебе водить, поэтому сбивать их можно было только палкой.
У каждой ступени: свои «привилегии»: кто-то «неприкасаемый» (его осалить нельзя), кто-то мог сбивать банки ногой. «Король» в любое время и без последствий для себя мог заходить в зону водящего и кому-то мешать сбивать банки, поставив свою палку перед ними, чтобы не дать подняться в «иерархии», а кому-то, наоборот, мог помочь: если этот игрок не попал по банкам при броске, «король» имел право вместо бросавшего сбить их своей палкой.;