Часть 2. Старый город. Глава 5. Голодные

— Здорово, Васёк! — поприветствовал своего друга Дима Митряев, открыв дверь. — Заходи.
Они прошли по прямому тёмному коридору коммуналки «сталинского» дома.
— Ты в мою комнату иди, а я щас, — сказал хозяин и указал пальцем в конец уходящего влево коридора, а сам зашёл в дверь, которая была напротив входной.
Комната Митряева была угловая, с двумя окнами. Довольно просторная. Слева от входа, вдоль внутренней стены стояло несколько стульев. У следующей стены, под окном, — стол. В «красном углу» — телевизор на тумбочке. Напротив входа — окно. Между телевизором и окном — трёхстворчатый шкаф. Вдоль правой стены, изголовьем к окну, стоял старенький диван. На полу лежал большой старый половик. В телевизоре с видеомагнитофона проигрывался клип Лики Стар, в котором она пела об одиночестве, сравнивая себя с луной.
На экране всё было в серых тонах: пустынные ночные улицы и луна. Постоянно мелькала симпатичная блондинка в тёмном платьице. Она пела лёжа, переваливаясь с боку на бок. Певица и луна медленно сменяли друг друга. То и дело в кадре появлялись двое мужчин: один, с наголо бритой головой (актёр Гоша Куценко), второй, наоборот — с длинными волосами и бородкой (Сергей (Паук) Троицкий — лидер группы «Коррозия Металла»). Они то ехали на машине, то шли пешком, постоянно кого-то высматривая.

Дима Митряев, он же Метро; или Мэтр, и Вася Селивёрстов (Силя), были старыми друзьями.
Метро; — худощавый темноволосый парнишка четырнадцати лет. Жил он на улице, названной в честь знаменитого лётчика Чкалова, в доме напротив многоэтажной поликлиники. Её построили специально для обслуживания сотрудников одного из крупнейших предприятий города — ЦАГИ им. Н. Е. Жуковского. Раньше поликлиника располагалась в одном из жилых домов по улице Маяковская. Новое здание поликлиники было видно из Диминой комнаты — из окна, что над диваном. Из другого окна, на второй стене, составляющей угол дома, открывался вид на газон, образованный ограждением двора — высокого решётчатого забора с кирпичным фундаментом и столбами. Двор был квадратным. В глубине него, фасадом наружу, — на другую улицу и сквер, стояло здание гостиницы «Дружба».
Силя — пухлый паренёк с русыми волосами, которые вечно были непричёсанными. Жил он неподалёку от своего друга — в соседнем дворе, в п-образном «сталинском» доме. В одной «ноге» этой «буквы» располагался телеграф, в другой — отдел органов госбезопасности. В доперестроечные времена там был штаб городской Дружины, и их родители вместе ходили патрулировать улицы. В центральном подъезде, в верхней перемычке «буквы «п»», находилось бомбоубежище, и на входе в подъезд была соответствующая надпись.

— Заколебала она уже! — сокрушался вошедший в комнату Мэтр. — Всё ей не так! Видите ли, не те ей джинсы тётка привезла!
— Светка, что ль? Чё за джинсы? — невозмутимо отреагировал Силя.
— Да! Сеструха моя — Светка. Нос воротит — «сучка»! Вика — тётка, мамкина сестра, в Польшу гоняла за шмотками. Женских джинсов привезла штук двадцать. А эта «швабра» сначала выбрала себе одни, а теперь ей не нравится. Сидит ревёт. Дура!
— Угум, — поджал губы гость, покачивая головой. — Понятно.
— Да пошла она!.. Вот тут сидит уже! — Мэтр схватился за свою шею. — Тебе, кстати, ни чё не надо?
— Шампунь есть? Как он?.. Хед эн Шолдерс?
— На фига тебе это говно? Вон от него какие волосы — как тряпка, — Мэтр взялся пальцами за свою чёлку, спадающую на глаза, сфокусировав на ней взгляд. — Вообще не держатся.
Он несколько раз попытался рукой пригладить чёлку назад, но она упрямо падала обратно, тем самым продемонстрировав отрицательный эффект шампуня.
— А-а… — удивлённо вздёрнул брови Силя. — Ну тогда ладно… не надо. У меня вон вообще непослушные.
Он тоже попробовал пригладить чёлку набок — получилось ещё хуже, чем было.
— О! Пошли к Калошиной сегодня! — предложил Мэтр. — У неё в два часа и другие бабы будут. Я договорился — ухо проколем.
Сказав это, он подпрыгнул и махнул «вертушку», задев ногой свисающую с люстры до уровня собственного роста верёвочку, видимо, специально для этого подвешенную туда.
— О! Давай спальник побьём?! — вдруг засуетился хозяин комнаты. Он быстро подставил стул к шкафу, запрыгнул на него и полез доставать что-то лежавшее наверху. — На, держи вот так.
Силя поднял упакованный в болоньевый чехол спальный мешок, держа его на вытянутых руках.
Мэтр снова подпрыгнул и ещё раз махнул ногой «вертушку». Мешок из рук товарища полетел в стену.
— Давай я теперь, — предложил Силя.

…

— Привет! — сказал Пономарёв.
— Привет! Блин! Мне так стыдно на самом деле, — с улыбкой смущения проговорила Рыжая, поцеловав своего молодого человека.
— И чего же тебе стыдно? — иронично уточнил Дима.
— Я в воскресенье-то, когда ты меня разбудил своим язычком, — она снова смущённо улыбнулась, при этом хитро прищурив глазки, — забыла вообще, что всё тебе рассказала-то. Капец!
Последнее слово фразы она сказала на вздохе и приложила ко лбу ладонь.
Они тихо пошли от киоска «Железнодорожный» в сторону станции Панки;. Хотя любовникам теперь и не нужно было прятаться от мужа, но родственникам и знакомым об этих отношениях знать было совсем незачем.
— Ну… сказала и сказала, — ответил Дмитрий.
— Да я прям всё эти два дня на работе только об этом и думала.
— О чём? — «включил дурака» Пономарь.
— Да обо всём этом! — она показала руками и глазами на небо и потом помахала ладошками, обдувая ими лицо. — Я ещё никому в жизни не рассказывала, что меня изнасиловали. Что дядя Егор… ну, этот… батя Тормоза язычком… «там»… — она взглянула на парня исподлобья, сделав паузу. — Вообще никому! Даже подружкам. Даже маме! А тебе взяла и растрепала! Дура, блин!
— Ну, сказала и сказала! — повторил Дима. — Чего тут такого-то?
— Да ничего! — сказала девушка. — Я всё думала, захочешь ты со мной быть после этого?
Пономарёв-младший молча шагал, глядя себе под ноги.
— Ты только представь! — воодушевилась Рыжая Соня, шагнув вперёд и развернувшись вокруг себя на одной ноге. — Ты — единственный человек во всём нашем бренном мире, которому я это всё рассказала! Доверила! Надеюсь, что ты никому не разболтаешь?
— Нет. Что ты! — заверил Дима и снова повесил голову, глядя на свои ботинки. — Я бы тоже… — он сделал долгую паузу, шагов в пять, — …тоже хотел тебе кое-что рассказать… Нет! Не так. Хотел бы тебя кое о чём попросить!
— О чём? — удивилась девушка.
Теперь она, так же, как и Пономарёв, опустила голову и наблюдала, как под её длинной, в пол, светлой юбкой скрывается одна её ступня с красными ногтями и появляется другая. А потом ноги меняются местами. И снова. И снова.
— Ты знаешь?.. — стыдливо начал парень. — У нас, у пацанов, не принято это… как оно?..
Он задумался и втянул воздух через зубы, защёлкав пальцами.
— У нас… — Дима снова начал было формулировать свою мысль, — короче, не принято у нас ртом друг друга ублажать!
— Да? — удивилась Рая. — Почему?
— Ну… короче… — замялся он, подбирая слова, — стыдно это у нас, короче!
— Очень интересно… — протянула Рыжая, удивлённо подняв брови и сморщив лоб.
— Я не особо понимаю почему, но так заведено, — быстро, как из пулемёта, выпалил Дима. — Не по понятиям это! Причём, давать в рот — это нормально, а вот самому лизать — это ваще стрёмно!
— Очень интересно… — повторила Раиса, не переставая удивляться.
— Даже если дал в рот, то потом целоваться с ней уже нельзя!
— Капец у вас понятия! — продолжала недоумевать Рыжая. — И чего, теперь не будем больше?
— Угу, — покивал Пономарь. — Вот мне и стрёмно. То есть! — спохватился он. — Я не это хотел сказать! Не стрёмно, в смысле «стрёмно»… Блин! Как сказать-то?
Парень ещё больше заволновался, что никак не мог выразить то, о чём думает.
— Короче! Мне хочется, конечно, этим заниматься! С тобой! — подчеркнул он. — Интересно. Даже нравится. Почему «даже»? Точно нравится! Сколько раз в порнухе это видел и всегда завидовал им. Всегда попробовать хотелось. Но у меня секс-то до тебя один раз только был. И то в темноте. А с тобой… — он воодушевлённо поднял ладони и взгляд вверх. — Прям, как в порнухе! Прям, как я мечтал всю свою жизнь!
— Ну да, — снисходительно улыбнулась Рыжая. — Я же — Рая. То есть — Рай — я.
— То-очно!.. — восхищённо проговорил Дима. — А я и не подумал даже. Но я не об этом… Мне стрёмно оттого, что кто-то из моих пацанов может об этом узнать!
Он облегчённо выдохнул.
— Да? А как они узнают?
— Ну… не знаю! Кто-нибудь скажет им!
— Кто?
— Ну… не знаю…
— Дим, блин! — возмутилась девушка. — Как не знаю-то? Кто ещё знает, кроме тебя и меня?
— Никто.
— Ну?!.. А кто ещё может рассказать, кроме тебя самого-то? Я, что ли? — с напором вопрошала Рая.
Пономарёв впал в ступор и лишь моргал, уставившись на подругу.
— Ну! Чего ты зенки свои вылупил? — усмехнулась Рыжая. — Я, что ли, расскажу твоим друзьям? Ты об этом волнуешься?
— Я точно им не расскажу, — вдруг заявил Дмитрий.
— Значит, ты думаешь, что я могу твоим, — она остановилась на месте и, уперев руки в бока, выделила это слово, — друзьям рассказать? Ну, ты ваще-е!
Рая возмущённо отвернулась.
— Я обиделась! — заявила она.
— Ну ладно тебе, — взял Дима её за локоть. — Мало ли, что может произойти! Вдруг они сами как-то узнают?
— Ага! — кивнула девушка. — Яблочко по тарелочке катнут, и тарелочка им всё вот это покажет! — она взяла себя за поясницу и подала таз вперёд, — Так что ли?
— Ну да. Не может такого быть, — грустно уставился вдаль Пономарёв и подумал, что только себе может доверять, да постеснялся вслух это произнести. Очень хотел, но сдержался. Глупо будет выглядеть, если скажет, вот и не сказал.
— Димка, ты ещё такой ребёнок, оказывается, — ласково улыбнулась Рыжая, потрепав парня по волосам. — Я думала, ты взрослый уже — мафиози! Жениться собрался!
Она обняла его и прижалась к его груди щекой.

…

— Бли-и-ин… пипец, голова трещит, — жаловался Дима — Мэтр, потирая щёку.
— У тя ухо, капец, красное! — радостно констатировал Вася — Силя.
— Ты видел, как она колола?! Ме-е-е-едленно так… — с сарказмом в голосе растягивая слова и тараща глаза, показал Мэтр трясущимися от злости руками, как ему прокалывали ухо. — Не умеет ни хера! У меня там трещало всё. Полный аллес! Я думал, ухо отрывается вааще.
— Ну и ладно, зато похавали. И теперь ты крутым рэпером будешь.
— О-у-е-е-е… — протянул Мэтр, брутально выпятив нижнюю челюсть. При этом он выставил одну ногу вперёд и, отклонившись назад, поводил ладонью туда-сюда, словно бы диджей, трёт пластинку. — Кстати, сёня  гимнастика?
— Да… вроде.
— Пойдём туда?
— Если там народ будет — пойдём.
— Гимнастика! По любому будет.
Друзья вышли из подъезда.
— Время — пять. Рано ещё, — взглянув на часы, соображал Мэтр. — Пойдём посмотрим, где наши?
— Ага. Только давай мороженого возьмём, — предложил Силя.
Они двинулись в направлении «Нового гастронома», что у площади Ленина.

— Мне «Забаву» за пятнадцать, — сказал продавщице Дима, положив пятнадцатикопеечную монету на тарелочку в окошке ларька.
— А половинка «Пломбира» — сколько?.. — заглянул в окошко Силя.
— Двадцать четыре.
— Дайте, пожалуйста, — Силя расплатился, забрал поданную продавщицей половинку разрезанного пломбирного брикета, сгрёб сдачу и взял плоскую деревянную палочку для мороженого из бумажного стаканчика на прилавке.
Они, не торопясь и наслаждаясь холодным лакомством, прошли через школьный двор второй школы. Потом — по скверу. Никого из своих по пути не встретили.
— Давай ко мне домой забежим, я шорты переодену, — сказал Вася.
— Пойдём.

Они зашли в широкий подъезд п-образной «сталинки», в котором жил Вася Селиверстов. Двери подъезда, перила и «сапожок» были покрашены коричневой половой краской. Пахло старьём и свежей краской.
— У тебя тут воняет так вечно, — сморщившись, заметил Дима. — Вроде и не очень противно, но на стёклах как будто говном намазано, — он показал на грязные стеклянные вставки вторых дверей тамбура, которые были грубо вымазаны краской. — Прям — бе-ах…
Ребята взбежали на второй этаж. Зашли в квартиру, в длинный тёмный коридор. Послышались причитания тонкого звонкого с надрывом женского голоса.
— Опять, походу, бабушка моя «нажралась», — прошептал Силя.
— Ч-щ-щ… — весело оскалившись, приложил палец к губам Мэтр.
Тихо-тихо, на цыпочках, они прошли мимо двери первой из комнат — соседской.
— Пидорасы!.. Ёб вашу мать!.. — кричала заплетающимся языком с театральными паузами, очевидно, неадекватная женщина, что-то бормоча низким голосом между ругательствами. Крик доносился из-за второй двери. Вдруг в неё изнутри что-то ударило. — Козлы! ****ь…
Друзья усмехнулись, радостно оскалившись, и погрозили друг другу пальцем у своих губ, умоляя не шуметь и не мешать пьяному лепету старушки.
— Сука!.. Опять заперли… — уже тихо, по-старушечьи низко, прорычал голос за дверью. — Да будьте вы прокляты!..
— Бабушка… Что у тебя там опять случилось? — подойдя к двери, спросил Силя.
— Василёчек… внучик… — тоненьким голоском, словно обращаясь к малышу, встрепенулась бабушка. Послышалась возня, и она, стукнувшись о дверь, прижалась к ней. — Бабушку твою запер кто-то…
— Опять напилась и ключи потеряла?
— Да… что ты… говоришь такое, Василёчек?.. — снова пропищала бабуля. — Как я потеряю-то? Запер кто-то меня. Паразиты… Сыночек, принеси ключик, пожалуйста. Бабушке надо выйти, в магазин сходить, мяса купить. А то суп сварить не из чего.
— Ага, мяса она купит, как же! — прошептал внук своему другу и снова обратился к бабуле: — У меня нет твоего ключа.
— А… он… у папки, там… в шкафчике лежит.
— Нету там. Тебе в тот раз ещё отдали его.
— Васи;лька… посмотри, пожалуйста… он там! Выпусти бабушку.
— Ладно… пошли… — тихо сказал внук гостю и направился дальше по коридору к третьей, своей, комнате, поманив друга за собой.
— А ты с кем там… Василёчек… а?! — снова послышался тоненький голос из-за двери.
— С Димкой! — крикнул Силя, разуваясь у комнаты.
— Это… тот, что ли?.. — уже со злостью в голосе поинтересовалась бабушка. — Димка! Ты, что ли?..
— Да, тётя Лид, я, — ответил Мэтр, закатывая глаза.
— Ты чё сюда пришёл, а?! — снова раздался тонкий, но уже с надрывом, голос бабушки. — Зачем ты его опять мучаешь? А ну… уходи. Быстро! Я сказала… Опять что-то задумал?!
— Чего я задумал-то? — с сарказмом пробормотал Димка себе под нос.
— Мало он тебе ногу сломал?! — вдруг закричала пьяная женщина и ударила по двери. — Ненавижу!.. Убью, ****ь!.. Пошёл на *** отсюда!..

Несколько лет тому назад Вася вывихнул себе колено, когда они с Димкой Митряевым лазали по деревьям. Мэтр привёл больного домой, а Силина бабушка почему-то решила, что в этом происшествии виноват не кто иной, как Дима, и с тех пор недолюбливала друга своего внука. Но сейчас, когда она об этом вспомнила, спьяну перепутала слова, и смысл сказанного получился, что якобы её внук сломал ногу своему приятелю, а не наоборот, как хотела сказать.

— Это она про твоё колено, что ли? — с улыбкой, спросил Дима у переодевающегося друга, зайдя в комнату.
— Ну… да. Она думает, что это не я сам вывихнул, а типа, ты мне сломал.
— А-ха!.. «Мало — он тебе ногу сломал?» — усмехнувшись, процитировал Мэтр пьяную бабулю приятеля. — Зачем ты мне ногу сломал? А-а-а?!

Друзья выходили из квартиры, а из-за запертой двери всё ещё слышалась возня и сыпались проклятья и угрозы.
Они прошли через квартал к гостинице «Дружба».
Это солидное пятиэтажное здание, замыкающее двор Мэтра с тыльной его стороны, фасадом смотрело в сторону сквера на улицу Маяковская.
Обошли вокруг. Никого не встретили. Прошли в глубь двора, к спортивному клубу от гостиничного комплекса. В уютном закутке, на зигзаге дома — спуск в глубокий подвал. Крутая прямая лестница. Внизу — длинный освещённый коридор, рядом с лестницей — открытая дверь в кабинет директора. На двери, с внутренней её стороны, — табличка:
ОТВ. ЗА ПОЖАРНУЮ
БЕЗОПАСНОСТЬ
ЛАПЫГИНА В. С.

— Здравствуйте, тётя Валь! — сказал Мэтр, заглядывая в кабинет.
Кабинет довольно большой. Сплошь заставлен спортивным инвентарём: гири, помосты, ограждения, сетки, канаты, лыжи, клюшки. Чего там только не было! В самом дальнем углу — стол. За ним сидела и что-то писала миниатюрная женщина средних лет.
— Здравствуйте, ребятки, — спокойно и дружелюбно, но без лишних эмоций, чётко выговаривая каждое слово с приятной картавостью, ответила на приветствие директриса и начала выбираться из-за своего стола. — Чего-то хотели?
— Тётя Валь, а Мартына не было сегодня у вас? — спросил Митряев.
— Ой, Дим, а я даже и не знаю. Не видела Женьку… — растерялась Валентина Семёновна, и заковыляла по узкому проходу навстречу пришедшим, сильно прихрамывая из-за полученной в молодости травмы ноги. — Надо туда, в зал, идти смотреть.
— И Семёнова тоже не видели?
— Семёнов? Сашка? Приходил. Я ему зал открывала. Может, не ушёл ещё, — она вышла из кабинета и показала, махнув рукой, в конец длинного коридора. — В-о-о-он туда идите. Прямо-то — «качалка», а направо — боксёрский зал, Семёнов там был.

В боксёрском зале было двое спортсменов. Один колошматил «грушу», второй, весь взмокший, разбинтовывал руки и мурлыкал себе под нос, вторя негромко играющему магнитофону лирическую песню группы «Любэ» о том, что он был когда-то молодым душой и беспечным, но счастливым, а теперь превратился в старика.
— «Гоп-стоп. Семён, воткни под сердце ей…» — с сарказмом запел Мэтр. — Сёма!.. Здорово!
— О… Здорово, парни, — бросил взгляд на вошедших Семёнов. — Как делюги?

Сашка Семёнов, он же Семён — невысокого роста, коренастый, с рельефным телом паренёк лет шестнадцати. Его голова была обвязана широкой цветастой резинкой, чтобы длинная чёлка не падала на глаза.

— Да вот, вчера с Васьком, — Дима кивнул в сторону друга, — сгоняли в «Детский Мир», кассеты записали. Завтра забирать поедем. Я себе — «Кармен», а Силя — «Сектор», что ли? Или что ты там записал?
— Да. «Сектор Газа», новый альбом — «Ночь перед Рождеством» и Цоя ещё.
— О! Вась, дашь «Сектор» послушать? — спросил боксёр. — А то у меня такая запись хреновая — тихо очень.
— Конечно. Только сам послушаю сначала.
— А ты Мартына не видал? — перебив своего друга, поинтересовался Мэтр у Семёна.
— Да. Когда пришёл, он в «качалке» был. Сказал, что вечером на «Курке;» будет или на «Дружбе».

«Курок» или «Курская дуга» — местная достопримечательность. Из второго окна Митряевской комнаты можно было её созерцать. Там архитекторы спроектировали замысловатое ограждение двора: между двумя параллельно стоящими, метрах в трёхстах друг от друга, домами, на широком газоне — сложенный на века красивый забор, решётки которого были выполнены в виде «копий с наконечниками», в обрамлении фундамента со столбами из красного кирпича. Фундамент и верхушки столбов оштукатурены и окрашены белым. С «флангов» этого ограждения были проходы, а сам забор тянулся вдоль широкого тротуара, что у проезжей части улицы Чкалова. В центральной его части высились вычурные колонны ворот — въезд для машин. По отношению к основной части забора они были «утоплены» в глубь двора. Между забором и въездом была такая же, как и фундамент, оштукатуренная и окрашенная, высотой метра в полтора, стена, наверху которой лежали белые гранитные плиты. Эта стена походила на столешницу барной стойки. При этом всё это сооружение, «барная стойка» и въездные ворота, представляли собой полукруг — две заасфальтированных площадки, как половина циферблата, «разрезанная» въездной дорогой на две четвертинки. К «барной стойке» по всему периметру были приделаны лавочки. С тыльной стороны сооружения, со стороны двора, находился газон, густо заросший кустарником и деревьями. Дугообразную конструкцию с удобными лавочками давно облюбовали местные алкаши. Они были уже третьим, если не четвёртым поколением после ветеранов Великой Отечественной войны, которые, вернувшись с фронта после победы, бурно отмечали её выпивкой, а потом уже не могли остановится и успешно спивались. Название «Курская дуга» конструкция получила из-за своей изогнутой формы в совокупности с постоянным присутствием здесь ветеранов-победителей.

…

— Здорово, дядя Ген! — поприветствовал Мэтр знакомого.
— О! Здорово, Митька, — прохрипел тот в ответ.
Это был худощавый седоватый мужичок, не сказать, что опойного вида. На нём была вполне чистая и опрятная, но старая и потёртая одежда: бежевая, выцветшая от многочисленных стирок рубашка и коричневый, когда-то «солидный» костюм. Видно было, что он ещё не совсем опустился от пьянки.
Ребята пожали ему руку.
— Дядя Миш, здрасьте! — поздоровался Дима с другим знакомым — инвалидом, сидевшим к ним спиной и мирно беседующим с другими «алкоэлементами» — постоянными посетителями «Курской дуги». — Как дела?

Дядя Миша, не старый ещё, крепкий мужик около сорока лет, в относительно чистой, опрятной, но тоже далеко не новой одежде, также не был законченным алкоголиком.
У него совсем не было ног. Он сидел на круглом пуфике коричневого цвета, снизу и по бокам — кожаным, изготовленном в виде мешка с завязкой на «горлышке», внутрь которого и была завёрнута «нижняя часть» дяди Миши. Чтобы передвигаться, инвалид брал в руки две опоры — небольшие прямоугольные дощечки, к верхней части которых были приделаны деревянные ручки. Опоры походили на утюги или на контакты реанимационного дефибриллятора. Мужчина брался за эти ручки и, ставя опоры на землю, приподнимался на руках вместе с пуфиком и переносил тело в сторону движения. Потом он шлёпался пуфиком на землю и переносил руки с опорами вперёд. И далее — в такой же последовательности, наподобие, как перемещаются на костылях.

— О! Митька! Здорово, здорово, — ответил дядя Миша. Он взял с коленей свои опоры и, развернувшись лицом к Мэтру, снова положил их обратно, протянув руку для рукопожатия. — У меня всё нормально. Как сам?
— Тоже нормально, дядя Миш! — ответил подросток, пожимая мозолистую, натренированную постоянными нагрузками ладонь.
Силя тоже поздоровался.
— Мартына не видали? — спросил Мэтр у обоих мужчин.
— Женьку, что ль? — уточнил инвалид. — Не. Не видал.
Дядя Миша снова отвернулся от ребят к своим друзьям.
— Я тоже не видел, — помотал головой и сиплый мужичок, присаживаясь на лавочку «барной стойки». — Матушка его сегодня в гастроном ходила. А его не видел. Есть папиросочка?
— На… — протянул пачку Силя.
— О! Благодарочка. А мож, на шкалик сообразим?
— Не-е, дядя Ген, у нас нет, — ответил Дима, прикуривая и садясь рядом на лавочку. — А у этих нет, что ли?
Метро, выдыхая дым, кивнул в сторону инвалида и парочки других завсегдатаев «Курской дуги».
— Да ну… брось ты… — махнул рукой дядя Гена. — У меня-то нет, а у них откуда?
Посидели какое-то время молча, пуская дымные колечки, соревнуясь, у кого лучше получается.
— Ну ладно, дядя Ген, пойдём мы, — сказал Мэтр.
— Ага… давайте… — просипел Геннадий. — Васёк, как отец-то?
— Да нормально вроде, — ответил Силя, позёвывая.
— Привет передавай!
— Хорошо, дядя Ген, передам.
— Мож, копеек двадцать, хоть будет, а? — не отставал мужичок.
— Не-е, дядя Ген, — в один голос заблеяли приятели, пожимая на прощанье ему руку. — Вообще пустые.

Когда друзья заходили во двор через ворота «Курской дуги», Мэтр, взяв под руку Селивёрстова и оглядываясь на недавнего собеседника, шепнул приятелю:
— Щас! Купи пузырь, а он в одно лицо половину выжрет! Сколько там уже? — спросил он уже нормальным голосом.
Силя взглянул на часы:
— Семь скоро.

Внутри двора, с тыльной стороны гостиницы, на лавочках уже собирались подростки лет четырнадцати-пятнадцати. Курили, лузгали семечки, показательно плевались — кто обычным способом, а кто сквозь зубы, оставляя на асфальте влажные пятна. Разговаривали, хохотали, стараясь для солидности огрубить свои ещё мальчишеские голоса.

Силя и Метро подошли к этой компании и поздоровались со всеми. Глядя на других, тоже закурили.

— Мартына не было? — с традиционным на сегодня вопросом обратился Мэтр к ребятам.
Все отрицательно помотали головами.

Солнце скатилось за горизонт домов, но было ещё довольно светло, почти как днём.
Народу на лавочках собралось уже человек двадцать. Почти все, за малым исключением, кучковались, обступив одного из парней. Тот был постарше других и, очевидно, пользовался у слушателей авторитетом. Он сидел на лавочке и что-то рассказывал:
— …Я ей и говорю: «Чура, давай с нами на дачу, к Бобру!», а она, прикинь, согласилась! Бобёр ключи у «родаков» спёр. Мы, короче, пришли туда, с Бобром быстренько подготовили всё. Хотя там и так нормально было. Ну так, по мелочи: посуду к «банкету» — стакашки, тарелочки, вилочки да покрывальце почище — на ложе. Думаем: «Ща мы её оприходуем!» А она: «Давай во дворе побудем… Я в дом не пойду…» Блин! Я думал, прямо там её порешу. Ну ладно — стерпел. Я же не Петя — нос ей ломать. Хотя хотелось, конечно, — все засмеялись. — Вынес во двор стаканчики… Начали… Хи-хи, ха-ха… Я ей: «Пошли в дом!», а она ни в какую. Допили пузырь. Самогон качественный был. Да, Бобёр?
Все посмотрели на Бобра. Он, смущённо улыбаясь, покивал головой, выдувая тонкую струйку дыма, не отрывая при этом взгляда от своего окурка.
— Короче, я опять ей: «Пошли!» — продолжил рассказчик. — Она опять не идёт. Я уже в хламину, короче. Еле на ногах стою. А она, главное, нормальная… Я её за космы схватил! Думаю: «Щас, как Петя, коленом в нос!», но потом решил: «Ладно, хоть и Чура, но всё равно ведь баба». Дёрнул пару раз туда-сюда. Она завыла. «Ладно-ладно, — говорит. — Пойдём».
Он стряхнул длинный пепелок с истлевшего окурка и сильно затянулся.

— А чё за Чура? — шёпотом, чтобы никому не мешать, спросил Селивёрстов у своего друга.
— Да, Маринка Нефёдова, помнишь? — ответил Мэтр.
Силя кивнул и ещё спросил:
— А почему «Чура»?
— Чёрная, потому что. Рубильник её видел? Вот такой! — он продемонстрировал на себе её нос. — Чура — она и есть Чура.
— На себе не показывают, — заметил Селивёрстов.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — сплюнул Мэтр, потом провёл ладонями по лицу вниз и подул на них, как будто что-то сдувая. — Лишь бы пронесло!

— Ну, и чё дальше-то?! — с нескрываемым любопытством и нетерпением спросил кто-то, что был ближе других к рассказчику.
— Пошли мы с ней, короче. Я, бляха, как ложкой в ведре поболтал. «Блин! Девочка, — думаю, — как ты такой стала-то? Ведь раньше нормальная была!» У неё «дупло», блин, как у мамонта. Я грохнулся, короче, на соседнюю кровать. И всё, писец, в «страну дураков» ушёл. Чё там Бобёр с ней делал, — он хохотнул, — не знаю. Полночи они там скрипели и охали. Даже я, пьяный, и то всё слышал. Меня мутит, а они: «Ах-ах! Ох-ох!» Монстр, а не Бобёр! Потом ещё и кулак ей туда засунул, да? А то мала писька-то у неё, надо было ещё побольше сделать!
Все рассмеялись, а Бобёр сидел курил с выражением мартовского кота и, стыдливо раскрасневшись, похохатывал.
— Из-за тебя, походу, мы «Голодные»! — хлопнул рассказчик по плечу Бобра.
Все опять засмеялись.
— Чё это вдруг? — возмутился Бобёр.
— Чё-чё? — засмеялся рассказчик. — Ты вечный «голодей»! Что по хавке — тя хер прокормишь, легче застрелить! Что по потрахушкам! Скока раз-то ты ей засандалил?
— Ну, не знаю, — ещё сильнее покраснел Бобёр. — Раза три или четыре. Я ж пьяный был!
— Вот я и говорю! — снова хохотнул рассказчик. — Пьяный, а четыре «палки кинул»! Ты вообще самый «голодный монстр» в мире!
— А вот, кстати, да! — воскликнул Мэтр. — Почему наши именно «Голодные»? Кто-то знает?
— Да откуда ж нам знать? — сказал рассказчик. — Нас ещё и в проекте не было, когда «Голодные» появились.
— Ну а нас и тем более! — шепнул Митряев Селивёрстову на ухо, и тот, согласившись, покивал.
— Это ж, наверное, ещё в начале восьмидесятых мафию организовали! — рассуждал рассказчик. — А может, и в семидесятые!
— Ну, ты-то уж точно в проекте был! — выкрикнул кто-то из ребят.
— Да я образно же, — виновато улыбнувшись, выдохнул рассказчик.

— Ну всё?! Сейчас пойдут уже, — сказал вдруг кто-то из ребят. — Пошли туда!
Сидевшие на лавочках стали подниматься, кто курил, начали спешно «добивать» окурки. И все, кто быстрее, кто медленнее, но почти одновременно потянулись к крайнему правому подъезду, что с тыльной стороны гостиницы, недалеко от которого они и находились. Осталось несколько человек, из тех, что постарше, в том числе — рассказчик и Бобёр. Основная масса ребят столпилась у подъезда. Несколько подростков зашли в тамбур. Разговаривали все тихо. В ожидании чего-то прислушивались к звукам из подъезда.

— Идут! — шёпотом сказал кто-то из тех, кто был в тамбуре.
По цепочке новость передали на «задние ряды».
Подростки плотно набились в тамбур. На улице осталось всего несколько ребят.
Некоторое время ничего не происходило. Потом вышел мужчина, выразив непонимание и крайнюю степень недовольства таким скоплением молодых людей и тем, что они мешают проходу.
Он начал расталкивать подростков, чтобы выйти из подъезда. С ним под шумок попыталась выйти и девушка лет тринадцати, но её задержали в тамбуре. Толпа оживилась, зашипела, забурлила.
Девочка шла с тренировки по гимнастике. Она была разгорячённая — с розовыми щёчками, симпатичная. Её-то и её подружек-гимнасток как раз и поджидали архаровцы, чтобы позажимать их.
Сначала она пыталась пробиться вперёд, вслед за тем мужиком, но поняв, что это бесполезно, стала прорываться обратно. Но и этого ей не позволили.
Вышел ещё один мужчина, высокий, статный.
— Чего тут происходит? — пробасил он, глядя на возню.
— Ничего, дядя, — выкрикнул кто-то из ребят.
Мужчина растолкал шпану и оказался в самом центре гудящей толпы.
— А ну, расступились! — крикнул он, догадавшись, наконец, что здесь творится, и растолкал в стороны тех, кто удерживал девушку. — Охренели, что ли?!
Он взял за руку уже обессилившую и растрёпанную девочку и потянул её к выходу.
Около половины молодых людей были вытеснены им из тамбура на улицу.
— Расступились, я сказал! — повторил он и обратился к девчонкам, которые ещё стояли в подъезде: — Вы чего ждёте?! Бегом на выход!
Они засеменили к своему грозному спасителю.
Кто-то из парней, оставшихся в тамбуре, осмелился-таки пощупать проходящих мимо гимнасток. Какие-то, может, и не обратили на это внимания — лишь бы проскочить, а одна шлёпнула по руке обидчика.
— Убрал руки! Чё непонятного? — процедил сквозь зубы мужик, замахнувшись на этого смельчака. Он схватил его и вытащил из тамбура на улицу, — А ну… давай! Не хер тут собираться! Ну! Пошли отсюда!
Толпа недовольно загудела. Но те, кто были уже на улице, как бы повинуясь этой команде, стали расходиться в разные стороны, словно круги на воде.
Они не боялись этого мужчины, считая, что «чем больше шкаф — тем громче падает». Но бить его здесь — «среди брода», то есть у всех на глазах не очень-то хорошая идея. Это, во-первых. А во-вторых, непонятно, кто он: гостиница не из дешёвых ночлежек: вдруг «шишка» какая-нибудь. Лучше было не связываться.
У некоторых из девочек были обручи, которые могли сломаться, если бы им тоже пришлось пробиваться сквозь разъярённую толпу. Гимнастки проходили тамбур, плотно прижав свои вещи к себе и опустив головы. Отойдя на несколько метров от подъезда, они поблагодарили своего спасителя и припустили со всех ног подальше от гостиницы. Мужик тоже ушёл, и тамбур снова наполнился подростками.
На площадку первого этажа вновь спустилось несколько гимнасток. Они стояли там, робея идти дальше.
С небольшими интервалами вышло ещё несколько мужчин и женщин. Они тоже нелицеприятно высказывались в адрес уже поредевшей, но всё ещё довольно плотно заполнявшей тамбур толпы. А девочки всё стояли, не решаясь приблизиться к выходу.
— Ну чё? Давай — по одной! — поманил их рукой один из ребят.
Прошло уже довольно много времени. Проскочить мимо «самцов» и миновать лапанья не представлялось возможным. Один процент из ста. И девчата решились идти все вместе. Они собрались с духом и, взявшись за руки, шагнули в тамбур. Их так же, как и предшественницу, обхватили десятки рук, растащили по углам и грязно хватали за все интимные места.
Девчат так плотно прижали к стенам, что в тамбуре образовался проход. Кто-то выходил из подъезда, высказывая своё недовольство по поводу происходящего и пытаясь призвать молодёжь к совести. Но тщетно.
Продолжалось всё это безобразие всего-то несколько минут. Некоторые девицы сами прорвались к выходу, других подростки выпустили, получив своё и уже устав их удерживать.
Тамбур гостиничного подъезда опустел. Шум стих. Часть ребят разошлись, но упомянутые выше лавочки снова заполнились. Зажглись сигаретные огоньки. Сумерки начали заволакивать старый двор.
К лавочкам подошли двое ребят и стали со всеми здороваться.
— О! Мартын, здорово! — обрадовался Мэтр. — Ты где был-то?

Женя Мартынов — среднего роста, крепкий темноволосый парнишка лет шестнадцати.
С ним пришёл его двоюродный светловолосый брат Артём. Он был выше Жени, но моложе на полгода.

— Да где?.. Давай отойдём, — позвал Мартынов.
Они отошли в сторону.
— Слушай, у меня тут идея одна возникла, — прошептал Евгений. — Надо бы дело какое-нибудь замутить.
— Чё за дело? — в непонимании нахмурившись, так же прошептал Мэтр.
— Бабла бы «поднять», — задумавшись, выдохнул Мартын. — Мож, пойдём куда-нить отсюда, подумаем вдвоём? А то По;тя ко мне прилип, как банный лист к жопе — не отвяжусь от него никак. Задолбал уже. Пусть он тут с пацанами пока потусуется.
Женя со злостью зыркнул на двоюродного брата и сплюнул в сторону, процедив слюну сквозь зубы.
— Я вон с Васьком Силей. Мож, втроём пойдём?
— Да нет, — вдруг радостно оживился Мартынов, взглянув на Силю и Потю, — скажи ему лучше, чтобы с Потей побыл пока мы соображать будем.
— Силя! — крикнул Мэтр и быстро-быстро помахал рукой, подзывая друга. — Братан, нам ща уйти надо, — сказал он подошедшему приятелю. — Ты пока Потю отвлеки тут, ладно?
— Ладно, — растерянно ответил Селивёрстов. — А вы-то чё, куда?
— Да нам одну «делюгу» обмозговать нужно… — задумчиво почесав затылок, начал говорить Митряев, но Евгений, выступив вперёд него и преградив ему рукой путь к Василию, перебил его.
— Силь, мы потом тебе всё расскажем, — вкрадчиво сказал он на ухо собеседнику, обняв его одной рукой за плечо. — Ты только Поте ничего не говори. Ему об этом вообще знать не нужно.
— Ну ладно, — несколько расстроено промямлил Вася. — А долго вы?
— Да не знаю, — ответил Мартынов, зажав зубами сигарету и прикурив. — Если чё — завтра словимся. Только Поте ни слова, понял?
— Ладно, — огорчённо выдохнул Селивёрстов, взглянув на «подопечного» Потю.
Мэтр достал сигареты, предложил Силе и они тоже закурили.

Народ стал потихоньку расходиться.

— Ну всё, Метро, попёрли! — сказал Мартынов, пульнув пальцем окурок и потянул Диму Митряева за собой. — Всё, Силь, давайте тут… — не договорив, он поднял руку и потряс кулаком, безмолвно пожелав Васе удачи.

Вася Селивёрстов вернулся к лавочкам. По;тя — Артём Портнов спросил у него куда ушли его двоюродный брат с Мэтром.
— Не знаю, — угрюмо ответил Вася. — Надо им куда-то! — развёл он руками.

Прошло ещё с полчаса и почти все участники недавнего «лапанья» гимнасток разошлись. На лавочке остались только Потя с Силей и двое взрослых приятелей — Бобёр и рассказчик про Чуру — Павел Зеленов. Потя вдруг встал с лавочки и молча пошёл куда-то в сторону кустов.
Зеленов поинтересовался у Василия сколько времени.
— Без пятнадцати восемь, — ответил тот.
— Силь, ты баб трахал когда-нибудь? — вдруг спросил Зелёный.
Силя смущённо заулыбался и отрицательно замотал головой.
— А хочешь? — снова задал вопрос Паша.
— Ясен хрен! — усмехнулся Силя.
— Ирку Синицыну знаешь? — продолжал допрос Зелёный.
Силя снова замотал головой.
— Ну ладно, — махнул рукой Паша. — Я тут с тёлкой одной — с Синицей договорился на потрахаться, — поведал он.
— Ё-о-у! — обрадованно удивился Вася. — И чё с вами можно, что ли?
— Синица малолеток любит. Так что думаю, что не будет против тебя.
— О-о-о, кру-уто! А когда?
— Щас уже — в восемь. Пошли, на троих раскатаем её.
— Да ладно?.. Она на троих, что ль согласилась?
— Мы вон с Бобром её обрабатывали. Ну как «мы», — усмехнулся он, пихнув Виктора Боброва в плечо, — я один с ней базарил, но про обоих «вкручивал». На двоих согласилась. Сказала, подружку какую-то приведёт.
— А три… четыре… разница есть? Я же вон с Потей.
Зелёный взглянул на Потю, стоящего в кустах и издававшего журчание. Потом задумался, скривив губы и сказал:
— Ладно… пусть тоже идёт.
Артём вернулся из кустов.
— Поть, пацаны нас тёлок трахать зовут. Пойдёшь? — спросил Селивёрстов.
Потя удивлённо и даже казалось, что испуганно посмотрел на Васю, потом на старшаков и, помедлив ещё пару секунд, переводя взгляд с одного на другого по кругу, глуповато улыбнулся и покивал.

Они вчетвером зашагали проулками в другой двор.
— Как она подойдёт к нам — окружайте её и не выпускайте. Чуть что — хватайте и держите, — давал распоряжения Зеленов.

Подходя к детской площадке, что была возле хоккейной коробки, они увидели девушку, которая потихонечку шла туда же, куда и ребята, только с другой стороны — навстречу им.
Это была миниатюрная симпатичная девушка девятнадцати лет, но выглядела она гораздо моложе — лет на пятнадцать. Её звали Ира Синицына. У неё были длинные светло-русые волосы. Свежевымытые и высушенные, они развивались на тёплом ветерке. На ней был джинсовый костюмчик. Курточка была расстёгнута, сине-красная короткая майка не скрывала пупок. На ногах — белые кроссовки. Она мило заулыбалась, увидев ребят.

— Привет, Ир! — сказал Зелёный.
Она ответила на приветствие, всё так же мило улыбаясь. Все поприветствовали её и обступили.
— Как дела? — поинтересовался Бобёр.
— Нормально.
— Чё одна?
— Сейчас Светка должна подойти, — она оглянулась вокруг, выискивая глазами подругу.
Зелёный достал пачку сигарет, взял одну и предложил девушке — та согласилась.
— Чё? Где подруга-то твоя? — спросил он, после того, как все закурили.
— Да здесь где-то… — Ира снова начала крутить головой, вытянув шею, — была.
Покурили. Ирина всё оглядывалась, стараясь не смотреть на ребят.
Зеленов, всё это время стоя по правую руку от девушки, медленно покуривая, не спускал с неё пристального взгляда.
— Ну чё? Пойдём? — предложил он ей.
— Да… сейчас Светка придёт и пойдём, — взволнованно покусывая губы, проговорила она, всё оглядываясь.
— Когда она придёт?
— Ну, щас… Она тут же ведь была…
Заговорили на отвлечённую тему.
Прошло ещё несколько минут.
— Ну всё, пошли! — сказал Зеленов и кивнул Артёму: — Давай, Поть.
По;тя, или Портной, как называли Артёма друзья, его фамилия была Портнов, взял девушку за локоть. Та робко попыталась освободиться.
— Да сейчас пойдём… Давай ещё чуть-чуть подождём. Она точно придёт, — тихо говорила пленница, аккуратно отжимая Потины пальцы от своей руки.
Портной выпустил её руку.
Она всё смотрела куда-то вдаль.
Вдруг она рванулась, но Бобёр и Потя схватили её и не дали убежать. Ира нервно рассмеялась.
— Думали, убегу? — спросила она. — Да я просто Светку хотела позвать. Она во-он там.
Девушка указала подбородком куда-то в сторону.
— Вась, поди-ка сюда, — отозвал Зеленов Силю и взял его под руку, отворачиваясь в сторону от пленённой Синицыной, чтобы она не услышала их разговор. — Вы с Потей с ней пока останьтесь. Смотрите только — не выпускайте её. Она, если прощёлкаете, свинтит сразу же.
— А ты чё, куда?
— Мы с Бобром сейчас в подвал сходим, посмотрим, что там да как. Есть там хоть на чём её трахать или нет. Смотрите только мне — не прошлёпайте её!
— А если она орать начнёт?
— Ну… до сих пор ведь не орала? Короче, по обстановке…
— А чё за Светка такая?
— Да я почём знаю? Придумала, наверное. Подружка, твою мать! — Зеленов сплюнул в сторону. — Время просто тянет. Сдристнуть хочет. Хотя пришла!.. Значит, всё-таки чешется у неё «там». Знала ведь, что я не один буду.
— А если всё-таки придёт?
— Придёт — значит, тоже хватайте. Двоих трахнем!

Силя подошёл к девушке сзади и обхватил за плечи. Потя и Бобёр отпустили её. Потя весь трясся от страха, его знобило. Он отошёл за спину «обнимающейся» парочки, чтобы Ира не видела того, что он так разволновался. Потом отвернулся, слегка нагнулся и упёрся руками себе в колени, чтобы отдышаться.
Зелёный и Бобёр быстренько зашагали вдаль.
— Паш, а вы далеко? — спросила Синицына.
— Щас мы…
— А чё, куда они? — спросила она у Селивёрстова.
— Не знаю, — ответил Вася. — Сказали, сейчас придут.
— Ослабь хватку, пожалуйста, — попросила она, взглянув на Силю. — Дышать тяжело.
Силя ослабил. Она поёрзала плечами, несколько раз глубоко вздохнула, затем снова дёрнулась, попытавшись вырваться из объятий. Они вместе по инерции сделали несколько шагов в ту сторону, куда она рванулась. Силя еле удержал её, ухватив за рукав.
— Тихо-тихо-тихо-тихо… — затараторил он, притянул к себе девушку и снова стиснул в объятьях.
— Задушишь! — снова скривила она своё милое личико.
— Не дёргайся. Не буду давить.
— Ну всё. Я смирно стою. Ослабь. Пожа-а-алуйста…
— Ладно. Только не дёргайся.
Он опять немного ослабил хватку. Она повернула голову и взглянула ему в лицо.
— Как тебя зовут? — спросила она так, как будто он только что представился, а она не расслышала.
— Вася.
— Ты милый, — отвернулась она с блаженной улыбкой.
Девушка помолчала и, снова встрепенувшись, предложила:
— Пойдём во-о-он туда, Светку посмотрим.
Снова показала она подбородком в ту сторону, куда уже показывала раньше и зашагала, потянув за собой Силю.
— Да нет! Давай тут лучше побудем.
— Ты правда милый, — снова взглянула она на него и опять попыталась вырваться.
Вася снова сильно прижал её к себе.
— Всё! — сказал он. — Пойдём присядем.
Он потащил её к лавочке. Сам сел на лавочку, а девушку посадил к себе на колени, крепко обхватив её за пояс, сковывая ей руки.
— Можно я волосы поправлю? — спросила она.
— Поправляй.
— Руки отпустишь?
— Так поправляй.
— Ну… как… так? — приподняла она свои руки, демонстрируя, что не дотягивается ими до головы.
— Ладно, — недовольно сказал Силя и выпустил её руки по одной, обхватив за живот.
Она расчесала пальцами свои шикарные волосы, закидывая их Селивёрстову на лицо. Возможно, это было сделано не специально. А может быть, и ради соблазнения.
От волос очень приятно пахло шампунем. Он возбудился от комплекса впечатлений: симпатичная девушка сидит у него на коленях, он крепко её обнимает, чувствует её запах, её грудь так близка, что дух захватывает, приятно пахнущие волосы попадают ему в лицо.
Она собрала волосы, свесила их себе на грудь через правое плечо и повернулась к Селивёрстову, обняв его левой рукой за шею.
— М-м… ты правда симпатичный, — снова сказала она, лукаво улыбаясь. — Отпусти меня. Пожалуйста. Я не убегу.
— Угу, — недоверчиво промычал Силя.
— Ну правда! Я за Светкой схожу и приду.
— Сиди. Не пущу.
— А хочешь?!.. — воскликнула она. — Завтра встретимся, погуляем с тобой вдвоём?
Вася так сильно возбудился, даже переживал, что она может это почувствовать. А вдруг уже почувствовала?
Он вдруг представил, как они встречаются завтра. Прогуливаются по скверу и по тенистым улицам парка. Как они подошли к ларьку, что за кинотеатром «Звёздный». Купили там хрустящий картофель, а потом кормят друг друга изогнутыми пластинками…

— Вон, — показал он головой, — Зелёный идёт.
— Ну отпусти, — взмолилась она шёпотом, упершись руками ему в грудь и стала отталкиваться. — Пожалуйста… Ну пожалуйста… Ну я тебя очень прошу.
В её глазах читался страх.
— Ну чё, пойдём, — сказал Зеленов.
— Сейчас Светка придёт! Честно! — нелепо улыбаясь, «защебетала» Синица. — Давайте ещё пять минуточек подождём?
— Ладно, — ответил Паша. — Давай покурим пока. Придёт — придёт. Не придёт — значит не придёт. Сразу пойдём тогда. А где Потя-то?
Артёма нигде не было видно.
Закурили.
Тут и Потя появился.
— Ну всё, пошли, — сказал Зеленов, бросив на землю и раздавив ногой бычок.
Силя поднялся с лавочки, всё так же обнимая свою пленницу.
— Ну… давайте ещё минутку подождём, — молила девушка. — Она же… обещала…
Ирина всё смотрела по сторонам, выискивая глазами свою подругу.
— Ну всё, всё… пойдём, — потянул Зелёный Синицыну за рукав.
Ира всю дорогу лепетала, что Светка сейчас придёт, и всё просила подождать ещё немного. Но никто не приходил, а группа всё сильнее приближалась к подвалу рядом стоящего дома. Девушка крутилась, разворачивалась в противоположную сторону вместе с Силей, всё чаще пытаясь вырваться из его объятий. Но тот держал её крепко и продолжал двигаться в нужном парням направлении.
Она не звала на помощь и не кричала, что было на руку ребятам. Только потихоньку звала свою подружку, которая, по всей видимости, и не собиралась приходить, а может быть, вообще была вымышленной. Со стороны всё выглядело культурно — молодёжь общается.
На входе в подвал девушка стала яростно сопротивляться, но куда там против четверых парней?
В подвале было холодно, пахло землёй и сыростью, по стенам стекал конденсат.
В коридоре, рядом с помещением, куда привели Ирину, горела лампочка. Но Потя, будучи нескладным малым, задел её головой, и она погасла. Наступил кромешный мрак. Девица начала плакать, просила отпустить её. Ребята стали зажигать спички. Они усадили её на лавку. Лавка, как ни странно, была сухая. Её принесли только что, когда ходили подготовить место соития. Бобёр сел по правую руку от девушки, а Зеленов — по левую. Удерживая руки Синицыной, все начали лапать её и раздевать: сняли курточку и, подложив эту одежду на лавку, уложили на неё Ирину. Позаботились, так сказать, о чистоте ложа. Зелёный положил её голову к себе на колени и держал её вытянутые вверх руки. Он задрал её футболку, накрыл ею лицо девушки, натянув на локти и зловеще, в стиле Анатолия Папанова в «Бриллиантовой руке», захохотал. Синицына завопила и стала умолять не накрывать ей лицо. Он спустил футболку, оставив её на уровне шеи девушки. Бобров, оказавшись со стороны ног пленницы, стянул с неё джинсы и трусики, спустив их на щиколотки.
Её белое молодое тело было таинственно-прекрасным в свете мерцающих спичечных огоньков. Ребята стали трогать её везде. Поглаживать. Лапать.
— С кем ты будешь? — спокойно спросил Зелёный, поглаживая девушке по груди.
— Ни с кем… — плакала она. — Отпустите меня… пожалуйста…
— Давай, — всё так же хладнокровно продолжал Паша, — с Витьком будешь? — спросил он, имея в виду Бобра.
— Нет…
— С Васей будешь?! — гневно вклинился Витя Бобров.
— Нет… — она заплакала сильнее.
— Щас по кругу пойдёшь! — зарычал Бобёр.
Он, придвинувшись ближе, положил ноги девушки себе на колени и, сильно размахнувшись кулаком, показал, что хочет ударить её, но в последний момент замедлил движение руки и совсем легонько дотронулся до её рёбер. Она вздрогнула не от боли — от неожиданности: «удар» был лёгким прикосновением. Бобров усмехнулся и тоже стал поглаживать то по одной, то по другой маленьким упругим грудям Синицыной.
— Артём?.. Витя?.. — с небольшими паузами начал заново перечислять присутствующих Зеленов.
— Артём… — всхлипнула девушка.
— Давай, Поть! Везунчик! Первым будешь! — подбодрил Павел младшего товарища и нараспев проговорил поговорку: — Кто последний — тот и папа.
Артём, дрожа всем телом, стоял в стороне. Он замотал головой, отказываясь от предложения.
Зеленов громко, со злостью выдохнул носом, скривив рот.
— Давай… с Васей будешь? — спокойно продолжил он.
— Нет, — ответила, всё так же всхлипывая, прекрасная в своей наготе девушка.
— Да блин! — вспылил теперь и Павел. — Ща групповуха пойдёт! Говори с кем трахаться будешь! С Бобром будешь?
— Да!.. — выдавила из себя пленница, снова расплакавшись.
Виктор приподнялся с лавочки, подозвав Васю занять его место. Селивёрстов приблизился к Боброву и сел на его место, положив ноги девушки к себе на колени. Трясущимися холодными руками он боязливо и очень осторожно обхватил её ноги и начал, легонько прикасаясь, поглаживать её коленки. Старался делать это нежно. Не хотел в глазах жертвы выглядеть насильником. Хотел, чтобы ей, даже в этой ситуации, было хоть немного приятно. Но, когда в очередной раз вспыхнула спичка, он, чтобы не показаться перед пацанами «добреньким», демонстративно грубо стал хватать её за округлости.
Тело Синицыной было бледным, худым: живот втянут, тазовые кости и рёбра сильно проступали сквозь натянутую гладкую белую и шелковистую кожу. Небольшие груди стояли сферическими холмиками и были увенчаны вершинами горошин-сосков. Волосы на лобке были светлыми, редкими, очень мягкими и стояли полупрозрачной рощицей. Из влагалища обильно вытекали скользкие выделения. Бобров подошёл к девушке сбоку. С вожделенной ухмылкой осмотрел её всю. Грубо и нагло облапал. Он расстегнул штаны и стал зачем-то отвешивать ей лёгкие пощёчины, еле дотрагиваясь, даже шлепков почти не было слышно. Видимо, хотел показать всем присутствующим свою крутость.
— Мальчики… ну может не надо? — ныла девушка, всхлипывая. — Ну пожалуйста… Ну я вас очень прошу…
Не слушая лепет пленницы, Бобёр засовывал к ней во взмокшее влагалище пальцы, трогал её круглые белые груди с твёрдыми стоячими сосками. Ощутив пальцами её обильно выделяющуюся «влагу», подумал: «Так сильно возбуждена. Течёт прям вся. По любому же хочет! А чего тогда сопротивляется? Странные эти бабы!? Хочешь — на, вот тебе, выбирай любого! Ан нет — кочевряжится». А когда приспустил свои штаны и попытался уже залезть на жертву, он похлопал ладонью по её груди и, как бы успокаивая, но всё же надменно сказал:
— Не плачь, не плачь. Сейчас всё нормально будет.
Потом он долго пристраивался. Но оказалось, что так совсем неудобно. И стоило бы пошире раздвинуть её ноги. Он снова встал рядом с лавкой, приподнял ноги девушки, согнул их, пододвинув ступни к тазу, и развёл колени. Попытался ещё раз лечь на неё. У него снова не получилось.
— Так неудобно, вообще! — возмутился он, адресуя своё недовольство «коллегам по цеху». — Надо штаны с одной ноги снять.
— Давай! — встрепенулся и поднялся с лавочки Зелёный, чтобы помочь стащить с неё обувь и штаны. — Снимай!
Бобёр жестом показал Селивёрстову отодвинуться на край лавки, взялся за кроссовок Ирины и начал стягивать его.
— Ну не надо!.. Пожалуйста!.. — надрывно взмолилась она, пытаясь прикрыться руками, которые Зеленов отпустил, привстав с лавочки, и, сдвинув колени, снова подтянула к себе ноги.
— Заткнись! Ща групповуха пойдёт! — снова замахнулся на неё Бобёр, потом толкнул её, чтобы она легла обратно. — Зелёный! Хер ли ты её отпустил! — гаркнул он. — Держи ей руки!
Зеленов сел на место, схватил её руки и снова обездвижил.
— Давайте я!.. ноги вот так раздвину… — Синица стала активно предлагать и показывать, как она готова сделать. — Только не снимайте штаны… Пожалуйста…
Она задёргалась в рыданиях.
— Хорош реветь! — возмутился Зелёный. — Уже штаны вон все мокрые у меня. Лежи спокойно!
— Я больше не буду! Вот. Всё. Уже не плачу, — она плечом стёрла со своего лица слёзы. — Только штаны не снимайте… Пожалуйста…
Синица лежала, сделав ноги «бабочкой»: подошвы друг к другу, широко раздвинув колени. Она с мольбой смотрела на Боброва, хлопая своими красивыми заплаканными глазами.
Витя снова попробовал лечь на неё. Она спокойно лежала под ним, безропотно глядя ему в лицо, нежно и аккуратно поглаживая его плечи. Он опять долго пристраивался, но теперь что-то пошло не так с ним: его орган не проявлял уже жизнеспособности. Он потыкался, помастурбировал, пытаясь возбудиться, но всё было тщетно.
Он снова слез с жертвы и пошептал об этом Зеленову — старшему в их команде. Паша снова «сделал лицо», как до этого на Портного.
— Силя, давай ты! — жёстко скомандовал он, а после взялся за подбородок Ирины и, глядя ей в глаза и нежно поглаживая по щеке, наиграно ласково проговорил: — Ты же не против? Ты же любишь малолеток, да?
Девушка сначала замотала головой, а после и закивала, глядя на своего «ласкового» пленителя, часто хлопая своими длинными влажными от слёз ресницами, не зная как выразить своё согласие.
— Иди давай! — угрюмо и со злобной завистью буркнул Витя Бобров, снова занимая своё место, обратно поменявшись с Селивёрстовым.
Настала Васина очередь надругаться над Синицыной. Он подошёл и вытянул над ней руки, словно пианист над клавишами. Это было похоже на момент из мультфильма про Тринадцатого чёртика, когда тот влюбился в свою новую одноклассницу и, закрыв глаза, протянул к ней руки, произнося заклинание. Ему стало холодно. Его затрясло. Но, скорее, это было не от подвальной прохлады, а от психологического напряжения. Показаться трусом, как Потя, перед пацанами было нельзя. Кроме того, ему и самому было безумно интересно. Хотелось попробовать женского тела. Ещё и выпало так случайно — быть первым — значит, уже точно не «папа». Он подошёл ближе, стараясь побороть мандраж, и хотел уже взобраться на пленницу, как что-то загрохотало в коридоре, недалеко от их помещения.
Все всполошились. Погасили спички. Силя в ужасе отступил назад и затаился.
— Облава, что ль? — прошептал Зелёный, прислушиваясь к звукам. Там кто-то бормотал. Он помахал рукой в кромешной тьме, ощупывая место, где недавно стоял Артём Портнов. — Потя, ты где?
Ответа не последовало.
Паша Зеленов зажёг спичку. Портного в комнате не было.
— Блин! — воскликнул он. — Это Потя там шарится, походу.
Синица, воспользовавшись моментом, уже сидела и застёгивала свои джинсы, хлопая испуганными и заплаканными глазами.
Пока Бобёр и Силя пытались сделать «дело», Портной ушёл по-английски. В тёмных коридорах подвала он споткнулся, чем-то загремел, упал в грязь.
Когда поняли, что это Потя шумит — все бросились за ним. Девушка осталась в темноте одна.
Короче, групповое изнасилование Ирины Синицыной не удалось.
Зеленов вернулся к ней через какое-то время, чтобы вывести её из подвала. Долго успокаивал. Она очень испугалась, когда осталась одна в огромном тёмном подвале. Сначала звала ребят. Потом пробовала на ощупь отыскать путь к выходу из помещения, но выходов там оказалось несколько. А она не запомнила, откуда её притащили сюда, и боялась окончательно заблудиться. Да и непроглядной темноты страшилась. Вернулась назад. Сидела на лавочке и плакала, то разбрасывая проклятья тем, кто её сюда притащил, то наоборот, молила их же о том, чтобы они её услышали, сжалились над ней и наконец-то забрали отсюда.
Когда пришёл Зелёный, она неслыханно обрадовалась. Накинулась на него с объятьями и поцелуями. Просила не оставлять её больше одну. Говорила, что она на всё согласна, лишь бы он вывел её отсюда. Паша воспользовался ситуацией, утолил своё плотское желание и взял с неё обещание на будущие встречи для секса. Потом вывел её, припугнув, чтобы она держала язык за зубами. И отпустил с миром.