Глава 7. Медведи

— Хошь с «машками» замутить? — спросил Фил.
— Ясен хрен! Спрашивает ещё! — ответил Мезин. — Нормальные хоть?
— Ну… так, — Фил, задумавшись, сморщил нос. — Нормальные вроде.

…

Саня Мезин с Петей Ивановым, ребята лет семнадцати, сидели в подвале и играли в карты.
Раньше они были одноклассниками, но после восьмого класса Петя ушёл учиться в ПТУ, в Раменское. Некоторые друзья даже забыли его настоящее имя — Пётр, потому что все и всегда его звали Ваней — Ваня Иванов, вот и всё тут. Даже некоторые преподаватели в ПТУ поначалу думали, что он — Иван. Только самые близкие друзья иногда могли называть его по имени, ну и родители, конечно. Он был щупленьким невысоким пареньком со светлыми волосами.
Саша Мезин, или Мэз, как принято было называть его среди друзей, тоже был блондинчиком с вьющимися не слишком короткими волосами. Был покрепче и повыше своего закадычного друга. Неплохо владел гитарой. Исполнял Цоя, «Крематорий», «Сектор Газа», «ДДТ», «Любэ», Гребенщикова, Разенбаума и ещё многих других популярных рок-исполнителей и шансонье.

В помещении, в котором находились друзья, звучала ненавязчивая музыка. Это была довольно просторная подвальная комната с уютной, почти домашней обстановкой. От подвального коридора этой сталинской пятиэтажки, что тянулся вдоль всей оси дома, она уходила влево. В торце комнаты, на дальней от прохода стене, висел старенький ковёр. Под ним стояли столы, накрытые покрывалами. На них были магнитофон, старый телевизор, настольные игры и кучка аудиокассет. Вдоль обеих стен по длине комнаты стояли диванчики, кушетки, лежаки. Там, где не было спинок, к стенам были приставлены подушки. На стенах висели плакаты и постеры с полуголыми девицами, голливудскими актёрами и спортсменами.
Вдруг начала беспрерывно мигать то короткими, то длинными проблесками лампа синего цвета, что была закреплена у входной двери в комнату.
— Два коротких, один длинный, — констатировал Мэз. — Кто-то из наших. Сходишь, откроешь?
— Угу, — кивнул Петруха, смяв окурок в консервную банку-пепельницу, и пошёл к выходу.

— Хай, други! — радостно произнёс Фил, входя в комнату и осматриваясь. — Э-э-э… точнее, друг. А вы чё, вдвоём, что ли?
— Как видишь, — пожимая его руку, ответил Санёк.

Фил — Антон Филиппов — паренёк лет девятнадцати, маленького роста, но деловитого вида. У него была стрижка наподобие тех, которые носили чикагские гангстеры. Он всегда аккуратно укладывал волосы гелями и лаками. Одевался в рубашечки, пиджачки и брючки. Никогда не расставался с маленькой барсеткой и носил — типа золотой — перстень. Он был, конечно, не золотым, а выточенным из латунной гайки, но всегда начищенным и ярко блестящим. Фил был довольно начитан, знал много стихов, постоянно цитировал великих людей, использовал в речи заковыристые слова, но очень часто обманывал без причины и без корысти. Зачем ему это было нужно — никто не мог понять. А когда спрашивали его об этом, он или отмалчивался, или не отвечал прямо, переводя на другую тему. Потом уж и спрашивать перестали — приняли его таким, какой есть. Все знали о его склонности к вранью, и всерьёз его никто не воспринимал. Но он всё равно упорно продолжал лгать. Ещё у Фила, к счастью его друзей, всегда появлялись новые знакомства с девушками. Он производил впечатление серьёзного человека, лидера. Видимо, так себя и преподносил при знакомстве, чем и вызывал первоначальный интерес. Но романов с девушками у него почти никогда не возникало — он всегда был одиночкой. Несмотря на начитанность, Фил всё же был глуповат. Узнавая его поближе, девушки просто не хотели иметь с ним романтических отношений. А парни считались с ним только из-за возможности завести новые знакомства с женским полом.

Вслед за Донжуаном Филом в комнату вошли две девушки. Замыкал колонну Петя.
— Ну, в общем, знакомьтесь, — Фил стал по очереди представлять вошедших присутствующим, а тех — вошедшим. — Это Алиса… Это Света… Этот… э-э-э… «длинный», — он усмехнулся, — Саня…
— Ща я те дам — «длинный»! — возмутился Мэз и, понизив тон, добавил: — «короткий».
— Ну всё-всё. Тихо. Я пошутил, — Фил с усмешкой выставил вперёд руки, как бы защищаясь, а когда шутливая агрессия Мезина закончилась, обернулся на Ваню, — и… наш провожатый — Петруха, но все его зовут Ваней.
— Иванов, поэтому и «Ваня», — широко улыбаясь, сказал Петруха, плюхаясь на диванчик. — Что вы стоите как неродные? Проходите. Кидайте жопы куда глаз упадёт. Чувствуйте себя как дома, но… — он поднял палец вверх, — не забывайте, что в гостях.
Девочки захихикали, прошли и сели на топчаны, что стояли напротив дивана, где сидели Ваня и Мэз.


***


— Мартын, давай кого-нибудь из старших позовём? — предложил Мэтр с явным волнением. — Как мы мужика-то опрокинем?
— Да как? — ответил Мартынов. — Палкой по башке — на! И порядок.
— Блин! А если не упадёт?
— Да блин! Чё ты кони;шь-то? — начал раздражаться Евгений. — Нормально всё будет! Ещё раз палкой по башке! — он показал, как надо ещё раз палкой по башке бить. — Я бить буду! А вы с Силей только обшмонаете. И всё.
— Бля, Женёк, «очково» как-то!
— Хорош конить, я те говорю! — гневно рыкнул Мартынов. — Нам бы пару человек ещё, на шухер… Поте я даже говорить не хочу. Он, сука, маменькин сыночек. Есть кто на примете?
— Не знаю… — Дима шарил глазами по полу, закусив губу, судорожно соображая. — Борзова Лёху, мож?..
— Гм-м… — задумался Мартын. — Борзов — лохопед! На хер он нужен?!
— Или Дэна Новикова, а?!
— Новиков?.. — Мартынов снова задумался. — Ну, Новикова — можно.
— О! И Чекиста давай возьмём! — вылупил глаза Митряев.
— Чекиста?.. — Женька ещё раз поднял глаза, размышляя. — Маловат он ещё. Но для шухера-то сойдёт. Давай! И это… давай сейчас посмотрим, а вечерком соберёшь всех, и мы покажем, кто, где будет.

…

Совсем темно. Поздний час.
— На-на-на. На-на-на, — тихонько, себе под нос, напевал маленький худенький паренёк лет тринадцати со светлыми волосами.
Он скрытно наблюдал из кустов в переулке за проходящими по широкой освещённой фонарями улице. Вот, цокая каблучками, быстро идёт женщина. Она сворачивает в тёмный переулок. Наблюдатель умолкает и провожает её взглядом.
Время тикает. По освещённой улице туда-сюда идут люди. Некоторые поворачивают в переулок. То два, то три человека, то по одному, но уж больно большие. Наблюдатель же совсем щупленький. Вдруг он вспомнил недавний инструктаж: «Короче, пацаны, — говорил Мартын своим ребятам, — надо запустить в «кишку» «клиента». Только смотрите, чтобы навеселе был. Одежда, чтобы приличная. А то голодранца какого-нибудь шлёпнем, а он ваще без «лавэ» окажется. Палево!»
Наблюдатель, всё ещё напевая, видит пьяненького мужичка лет пятидесяти. Тот идёт по тротуару освещённой улицы, немного шатаясь. То споткнётся, то оступится. Вдруг этот прохожий поворачивает в переулок.
Наблюдатель в момент умолк. Его сердце начинает бешено колотиться, а время, как кажется, замедляется. Ему становится трудно дышать. Глаза заслезились, в них пелена. Паренёк вытирает лицо рукавом. Пытается побороть волнение. В голове путаются мысли, звучат обрывки фраз: «…Одежда, чтобы приличная… …надо запустить в «кишку»… …он ваще без «лавэ»… …Палево!..»
Он нащупал в кармане зажигалку. Взял её в руку. Сильно сжал. Вдруг в голове очень ясно зазвучала мелодия песни Виктора Цоя про кулак, который до боли крепко сжат, и снова голос в голове: «Палево!..»
В это время прохожий спокойно «проплывает» мимо наблюдателя. Удаляется в темноту переулка шагов на десять.
Наблюдатель трясущейся рукой достаёт из кармана зажигалку. Его руки вспотели. Он весь покрылся холодной испариной. Руки холодные. Его знобит, хотя на улице лето — начало июля, и не то чтобы тепло, а даже жарко. Он чиркает кремнием. Яркая вспышка, но зажигалка не загорается. Снова слёзы в глазах. Снова вытерся рукавом. Снова обрывки фраз в голове: «…зажигой… три раза… чёбы мы приготовились…» Ещё раз чиркнул. Газовый огонёк мирно загорелся, издавая приятное шипение. Пацан поднял руку вверх и чиркнул три раза, каждый раз давая огоньку вспыхнуть.
— Теперь палить, чтоб никто за этим чудиком не пошёл, — сказал он сам себе шёпотом, и снова в его голове голос: «…А тут уж мы его отработаем…»

…

Солнце скатывалось к горизонту.
Ребята стояли вокруг Мартына и Мэтра в геометрическом центре длинной, словно кишка, сквозной улицы, с боков стиснутой между двумя такими же длинными домами с симметрично расположенными в них арками для въезда во дворы. Тротуары по обеим сторонам дороги были отделены от проезжей части узкими газончиками с рядом высоких деревьев, а от домов — широкими заросшими кустарником газонами.
Мартынов ознакомил всех с общей картиной «дела».
— Давай, Метро;, теперь «по-шурику» распеда;ль, — сказал он, поводив по воздуху рукой с дымящейся сигаретой. Потом, смачно сплюнув, сильно затянулся и, настороженно оглядываясь, прикусил сигарету, выдыхая дым сквозь зубы.
— Дэн, ты, короче, — сказал Мэтр и ткнул пальцем в плечо Денису Новикову, — стоишь здесь, — он указал пальцем себе под ноги: на пересечение дороги и выезда со дворов. — Сначала просто стоишь, смотришь на Чекиста.
— Да? А чё я-то делаю? — не понял Чикинин.
— Ща! Погодь! Дойдём до тебя, — сказал Митряев и продолжил: — И только после Чекистина сигнала — три чиркаша, — Дима вытянул руку вверх и почиркал зажигалкой, — когда мы с Мартыном… э-э… то есть мы все приготовились «бомбить». И вот теперь, как только кто со сквера пойдёт или из дворов, ты их в арке палишь, — Мэтр говорил, указывая в три стороны, откуда возможно появление прохожих, — сразу свисти два раза. Только сделай вид, что в окно кому-то свистишь или ещё куда-то. Потом сразу же вали куда-нибудь на хер.
— А куда идти-то? — спросил Новиков.
— Да хоть куда! Во двор вон уйди! Только не навстречу им — в другую сторону. Чтобы фейс твой не срисовали. Или вон туда, к скверу, — Дима показал вдоль улицы. — Ну или по кустам ныкайся!
Мэтр осмотрелся и показал в противоположный от сквера конец улицы.
— Так… теперь туда пойдём, — сказал он.

Денис Новиков — лохматый парнишка тринадцати лет — всё сказанное ему воспринял очень серьёзно. Он гордился, что его выбрали для настоящего взрослого «дела». После инструктажа он сразу стал осматриваться. Пробежался по кустам около арок, прошёл внутрь дворов, осмотрелся и там, выясняя пути отхода. А потом побежал догонять остальных.

— Чека;! Ты тут… хэ!.. чекинишь, — с ухмылкой сказал Мэтр, подходя к перекрёстку с улицей Чкалова, и все засмеялись. — Чекист — значит чекиришь!
Все ещё раз хохотнули, а некоторые похлопали мальчишку по плечу.

Чекист, ЧК или Костя Чикинин — был пареньком худеньким, маленького роста, тоже лет тринадцати, со светлыми волосами. (ЧК — чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, произносится как чека;)

— Тебе потруднее придётся — «клиента» «запустить» надо, — продолжил Митряев. — Смотришь, короче, пьяненького желательно, кто сюда поворачивать будет, и «зажигой» вот так три раза чиркаешь, чёбы мы приготовились. А тут уж мы его отработаем. А потом на «палеве» остаёшься. Тоже два раза свисти, если кто-то за «клиентом» вдруг пойдёт. И по кустам отсюда дёргай.

…

Чекист стоял очень долго. В «кишку» так никто и не повернул больше. Озноб прошёл. Он успокоился. Но ему стало скучно.
«Блин, чё они там так долго-то? — подумал он. — Давно бы уже по башке трахнули и делов-то. Пропустили его что ли?»
— Силя! — осторожно позвал Костя сиплым тонким голосом.
Ответа не последовало. Он стал пристально вглядываться в темноту «кишки». Но что-либо разглядеть там было невозможно. Вдруг оттуда послышалось какое-то ворчание.
— Силя, ты? — снова спросил мальчик. — Метро! Чё там у вас?
Вдруг из «кишки» послышался мужской крик:
— Бля!.. Суки!.. Убью!!!
Потом мужик стал выкрикивать всякие ругательства и проклятья, и его голос удалялся всё дальше от Чекиста.
Того снова затрясло. Он замер, силясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте «кишки».
Вдруг краем глаза он заметил, как в переулок с проспекта свернули два взрослых парня. У Чекиста аж дыхание перехватило. Он попытался свистнуть, но в горле пересохло, и у него ничего не вышло. Попробовал снова — уже получилось что-то похожее на свист. Он облизнул губы, снова набрал в лёгкие воздуха, громко свистнул два раза и, продираясь сквозь кусты, ломанулся к освещённому проспекту. Чекист летел, словно ветер, в направлении Цаговской поликлиники. Обогнул дом Димы Митряева и повернул на улицу Горького. Запыхался. Перешёл на шаг. Медленно, стараясь отдышаться, побрёл в сторону сквера. Прошёл по скверу. Там на лавочках сидели небольшие компашки. Он видел несколько знакомых лиц, но это были старшие, которые вряд ли могли его знать. Это он их знал, так как они были в авторитете. И то лишь в лицо, а как зовут, не всех помнил, поэтому и не стал подходить к ним здороваться. Ещё по ушам получишь. Побродив туда-сюда по скверу, он решил пойти домой.


***


На следующее утро Чикинину не спалось. Он сильно переживал из-за вчерашнего. Вечером долго не мог уснуть, а утром, как только тёплое июльское солнышко заглянуло к нему в окно, проснулся и всё время думал, что же вчера было.
Наступила суббота, и его родители долго нежились в кровати. Костя никак не мог дождаться, когда же они уже встанут. Его так и подмывало скорее пойти куда-нибудь и узнать, что же там, в «кишке», всё-таки на самом деле произошло. Правда, куда именно нужно было идти, он пока не очень-то себе представлял.

Время приближалось к одиннадцати. Чекист спустился в подвальное помещение клуба «Ювента» в здании под стоматологией, что напротив гостиницы «Дружба», но через сквер. Там была привычная умиротворённая обстановка, какая обычно царила по выходным дням. В центральном и довольно большом «зале» сидели ребята за столами с компьютерами и перед парой телевизоров с игровыми приставками и играли в компьютерные игры. Были там и те, кому компьютеров или приставок не досталось. Они играли в разнообразные настольные игры или просто наблюдали за игрой других.
Он прошёлся по всем столам, разглядывая, кто там сидит, и здороваясь со всеми, к кому подходил.

— Пацаны, Митряева или Силю не видели? — шептал он, подходя и пожимая руки играющим.
Большинство из них, увлечённые игрой, отнекивались, отмахивались от него как от назойливой мухи или пожимали плечами, даже не вникая в суть заданного вопроса, лишь бы он побыстрее отвалил. Но при очередном таком обращении кто-то из парней, наблюдавших со стороны за чьей-то игрой, ответил:
— Да. Были здесь. В столярке посмотри. Вроде туда уходили.

Чека; подошёл к двери с надписью «СТОЛЯРНАЯ МАСТЕРСКАЯ». Прислушался. Постучал и ещё раз прислушался. Потом открыл дверь.
— О! Костян! Давай скорее заходи! — радостно замахал рукой Денис Новиков, подзывая тоненьким мальчишеским голоском пришедшего.
Ребята сгрудились возле одного из верстаков и тихо секретничали.
— О! Привет! — обрадовался Чикинин. — Я вас замучался уже искать!
— Чи;ка! Не ори! — злобно буркнул Мартынов.
Костя зашёл и начал здороваться со всеми за руку.
— Чека! В пещере, что ль родился?! — недовольно воскликнул Мэтр. — Двери закрывать не учили тебя, что ль?
Чекинин вернулся к двери и прикрыл её.
— Плотнее, Чека! — раздражённо, но стараясь не привлекать лишнего внимания, тихо прошипел Мартынов. — Мы вообще-то здесь не в бирюльки играемся!
Костя недовольно поджал губы и выдохнул, но сделал, как ему сказали.
— Блин! Чё вы пропали-то куда-то? — обиженно сказал он.
— Чекист! Да куда мы пропали-то? — раздражённо ответил Митряев. — Чувака отработали и во дворы свалили.
— Я, блин, вас звал, а вы не отзывались, — продолжил Чикинин жалобным тонким голоском. — Потом мужик орать начал, я свистнул два раза и убежал.
— Надо было в Силин двор прийти к бывшей Цаговской поликлинике, — сказал Дэн. — Мы там потом посидели недолго и по домам разошлись.
— А я до «Старого» добежал («Старый гастроном», что расположен в доме Митряева). Потом прошёлся по скверу. Там наших никого не было. Только «старшаки». «Медведи» там и «Дворяне» ещё были. Я потом домой уш…
— Ладно, Чекист! — перебил его Мартын. — Хорош херню гонять туда-сюда! Вот твоя доля.
Мартын протянул Чекинину несколько старых замызганных рублёвых купюр и насыпал мелочи.
— О! Круто! — обрадовался Чека; и, ссыпав копейки в карман, начал пересчитывать бумажные деньги.
— Ну вот. А ты возмущаешься здесь, — уже улыбаясь, проговорил Женя Мартынов.
— Красавчик! Хорошо отработал! — похвалил Костю Селивёрстов. — У нас вообще всё чётко прошло. Мы когда твой знак увидели — три вспышки, сразу приготовились. Жендо;с по красоте по башке мужику шарахнул. С первого раза вырубил. У него «бабок» нормас было, рубасов семьдесят.
— А чего мне тогда только девять? — начал соображать Чикинин.
— Чекист, — сказал Дэнчик, — Распределение было так: двадцатка Мартыну. Потому что он главную работу сделал. Васёк и Диман — шмонали «клиента». Им по пятнахе. И девятнадцать рублей с мелочью нам с тобой на двоих.
— Всё честно, Чека;, — серьёзно сказал Силя. — Ты десятку в руках, наверное, ещё не держал! Да?
— Ну… да, — не в силах скрыть свою радость, ответил Костик.
— Ну вот и не возмущайся, — подытожил Вася Селивёрстов.
— Когда будешь на месте Мартына, тогда и получать станешь больше! — подтвердил правильность распределения Митряев. — А щас не жужжи!
— Да нет. Я не жужжу! Всё правильно, — убирая в карман деньги, сказал довольный Чикинин. — Мне просто интересно, как посчитали.
— Короче, пацаны! — снова оживился Женя Мартынов. — Всё это остаётся только между нами! Как бы ни хотелось с кем-то из своих поделиться, никому вообще не говорите. Па;сти свои на замок! Я даже Поте ничего не сказал и не буду. Иначе кирдык!
Он сжал кулак и агрессивно поджал губы.
— Если так дальше пойдёт, мы скоро разбогатеем! — шёпотом сказал он. — Но для этого мы должны всё держать в секрете. Как моя бабуля говорит: «Счастье любит тишину».
Ребята стали кивать и тихо поддакивать.
— Мы будем лучшими из «Голодных»! — прошептал он, радостно обнимая своих подельников.
Все пацаны, довольные проделанной «работой», обнялись, прислонившись друг к другу лбами, и стояли так некоторое время.
— Деньги прячьте лучше. Особенно от «родаков»! — снова зашептал Мартын. — Чтобы никто не «спалил». И тратить сразу не спешите. А то нас, не дай Бог, вычислят. В общем, не привлекаем к себе внимания.

Вдруг за дверью, где-то в глубине клубных помещений, послышались шум и смех.

— Ну всё. Пойдём! — тихо скомандовал Мартын.
Ребята стали собираться и потихоньку выходить из столярки.

В центральной игровой комнате было какое-то движение и веселье. Лохматый крепкий паренёк с густыми светлыми волосами, взяв одной своей рукой шею кого-то из присутствующих в стальной захват и активно растрёпывая волосы на голове захваченного другой рукой, напевал песню Винни Пуха о том, почему же он так любит мёд.
Парень, услышав, что кто-то идёт по коридору из глубины клуба, обратил на идущих свой взор.
— О-о! О-о-о-о! Шуби-ись! Зыбучие глаза! — закричал он. — Мен-нты-ы-о-оры-ы идут! — кривляясь, растягивал слова лохматый блондин. — То есть! Менторы! Менторы! То есть Мартын идёт!
Парень радостно рассмеялся и протянул Мартынову руку для рукопожатия, словно своему близкому другу, которого давно не видел.
— Хо-гхо! Здорово, Буреныч! — ответил Женя, пожав его руку. — Сколько лет, сколько зим! Здорово, братан! Какие, нахрен, менты? Гонишь, что ли?
— Да шутю я. Шутю! — как-то по-женски махнув рукой, тоненьким мультяшным голосом оправдался Буреныч, а после саркастически улыбнулся, сложил ручки и часто-часто заморгал, как обычно делают диснеевские героини. — Метряшку просто увидел и как-то так получилось. Гремучая змея!
— Ха! Здорово, Мартыныч! — причесавшись руками и оправившись от нападок Буреныча, сказал раскрасневшийся паренёк.
— Здорово, Сань! — ответил Мартын и, хохотнув, добавил: — Чё, Капитон, Бурый тя всё мучает?
— Да не-е! — потёр шею и потрепал волосы Капитон. — Просто я сёня не в форме. А так заломал бы ща его ващще.
Он подмигнул Мартыну и с хохотом сорвался со своего места от пинка Бурого.
— Мэтр, чё такой довольный? — спросил Капитон, здороваясь с Митряевым. — Дрочнул с утрища, шо ль?
— Да! блин, — ответил Дима и поднял руку, как бы желая напугать спрашивающего. — И руки не помы-ыл!
Капитонов с хохотом шарахнулся от него как от прокажённого.
— Сифа! Сифа! — закричал он, смеясь и указывая на «сифачного» Митряева.
— Капитон, блин! Хорош орать! — крикнул кто-то из старших, играющих на приставке.
— Да всё-всё, — сразу понизил голос Капитонов.

— Ладно, всё! — заявил Мартынов. — Мы попёрли! Всем удачи, пацаны! Увидимся.

Группа Мартынова не стала ни с кем прощаться рукопожатиями, за исключением тех, кто был у них на пути к выходу и не был погружён с головой в свою игру.

— Заживём теперь, пацаны! — радостно обняв двоих своих дружков за плечи, проговорил Мартынов, когда они уже вышли на улицу. — Скоро у каждого из нас своя личная приставка будет!.. — он мечтательно «заглянул» в «светлое будущее». — И мафон!.. И видак!.. И вообще чего хочешь!
Женя закатил глаза, представляя себе, что скоро у него будет всё то, что он только что перечислил.
— Сегодня вечером снова «на работу»! — уже серьёзно сказал он. — Все своё место знают. Чё делать, тоже. Давайте, как вчера, часов в девять словимся у «Дружбы».


***


Понедельник выдался дождливым.
Мэз и Ваня, как обычно, стояли на «балконе» — переходе от лифтов к пожарной лестнице, на последнем этаже одной из четырнадцатиэтажек. В разных сторонах «балкона» они миловались со своими подругами.
Вечерело.
— Прикинь, — после продолжительного поцелуя прошептала Алиса, — сегодня уже десять дней, как мы первый раз поцеловались.
— А это с какого числа? — уточнил Иванов.
— С двадцать девятого июня, — весело ответила девушка. — Двадцать восьмого познакомились, а на следующий день поцеловались.

Алиса Федякина была девушкой лет пятнадцати, небольшого роста — под стать Иванову. Не худышка и не красавица, но вполне симпатичная. У неё были тёмные по плечи прямые волосы, большие карие и грустные, как говорят, «коровьи» глаза, на подбородке — большое чёрное родимое пятно.

— Да? — удивился Ваня. — Прикольно. Поздравляю!
— А шоколадка где? — Алиса кокетливо захлопала своими красивыми глазками.
— Шоколадка? — переспросил Петя. — Э-э-э… Будет… будет! Прохладно сегодня чё-то. Да?
— Ага… — вожделенно и страстно прошептала Алиса.
— Сань! Девчонки! — обернувшись к другой парочке, сказал Иванов. — Может, пойдём в подвале посидим? Что-то темновато становится. И прохладно.
— А что, пошли? — пошептал Мэз своей Светлане.

Антонова Светлана была бойкой девочкой. Она постоянно говорила: «Я всегда за любой ки;пиш, кроме голодовки!». Она была гораздо симпатичнее своей подруги: худенькая, на полголовы выше Алисы, с длинными, до середины спины вьющимися светлыми волосами, большими голубыми глазами и всегда красиво и сексуально одевалась. Она была более хамовата, вела себя раскованнее и вульгарнее Алисы. Постоянно материлась и пользовалась тюремным жаргоном. Она была сестрой Славы Антонова из «Птиц» — специалиста по «фене». У него жаргону научилась. Девочка-пацанка. Но женственная…

— Пойдём, — так же шёпотом ответила блондинка. — Только давай покурим сначала?
— Покурим?! — доставая сигареты, Санёк уже громко озвучил другой парочке просьбу своей подруги. — А потом пойдём.
Все закурили.

…

В подвале сидели человек восемь парней, помимо Хи;сы, который ходил открывать дверь, встречая пришедших. Играли в карты. Было, как обычно, уютно и тепло, магнитофон играл песню про голубя группы «Сектор Газа».
— О! «Сектор»! — воскликнул вошедший Мэз. — Нормал, — он одобрительно покивал головой и прошёл к игрокам поздороваться.
В соседней комнате, за стеной, кто-то громко пыхтел. Там был спортивный уголок — «качалка».

Все подобные подвалы, даже без спортивного инвентаря, молодёжь называла «качалками». Но к оформлению именно этого подвального помещения, которое тоже изначально называли «качалкой», ребята отнеслись очень серьёзно и постарались создать обстановку, наиболее приближённую к домашней. И подвал стал больше походить на зону отдыха или маленький клуб по интересам, чем на «качалку». Хотя и спортивный инвентарь здесь тоже был в достатке. «Хозяева» этих помещений стали называть своё «детище» «подвалом», а не «качалкой», как их «коллеги» из других домов.
Мезин с Ивановым не очень любили ходить в подвал со своими подружками, так как там всегда было много народу, и пообжиматься в таких условиях было весьма затруднительно. Поэтому они не часто здесь бывали, предпочитая использовать для своих романтических встреч другие места. Например, какой-нибудь «балкон», как правило, последнего этажа одной из четырнадцатиэтажек, в окрестностях близ платформы Отдых. Но иногда всё-таки, как и сегодня, приходили сюда пообщаться с пацанами. К тому же, на улице было прохладно и дождливо, что не добавляло романтизма встречам на открытом воздухе или, в крайнем случае, в грязном подъезде.

— Где вы, пацаны, пропадали-то? — спросил Хи;са, войдя в комнату последним. — Совсем нас бросили.
— Да мы по паркам да по скверам прогуливаемся, пока погода хорошая, — уклончиво ответил Ваня.
— А то вы тут, прям заскучали без нас? — вклинился Санёк.
— Ну… заскучали — не заскучали… Чё вы чиксы, шо ль, скучать по вам? Но другой раз охота и гитарку твою послушать, — парировал Хиса и был поддержан одобрительными возгласами других ребят: «Давно уже не слышали твоих песен», — говорили они.
— Сегодня не пойду домой за гитарой. Батя не в духе. Начнёт опять мозги па;рить. Не хочу.
— Ну тогда присаживайтесь, отдыхайте. Девочки!.. Вон, — он показал на столы с настольными играми, — шашки, шахматы, нарды. Или в стиры  в «козла»  забьём?
— Да нет. Спасибо. Мы так посидим, — улыбнувшись, за обеих ответила Светлана, — просто посмотрим.
— Так «да» или «нет»? Вы уж определитесь, — не унимался Хиса. — Тогда, может, чаю?

Это был худой парень лет девятнадцати, «оттянувший» уже срок — год по «малолетке». Он постоянно курил и активно использовал «феню» в разговоре. А по жизни Хиса был навязчивым, дотошным, но и чего не отнять — гостеприимным человеком. Всегда старался каким-то образом улучшить и так вполне комфортные условия для вновь прибывших.

В соседней комнате затихло пыхтение «качков», и оттуда в «диванную» зашёл Антон Ливнёв — высокий парень на вид лет восемнадцати-девятнадцати, вытирая грязным полотенцем мокрый от пота мускулистый торс.
— Здорово, пацаны! — пробасил он, обращаясь к Пете и Саше. — И вам, мамзельки, здрасьте! Я — Ливень.
«Качок» пожал руки друзьям.
— Ну и тебе здорово, — дерзнула ответить Света и с иронической усмешкой добавила: — Ливень.
— О!.. Да ты, я смарю, — в удивлении исковеркал слово спортсмен, — смелая?! Мне такие по душе.
— А мне такие… «качки»… не нравятся, — ответила Светлана, презрительно осматривая оппонента с ног до головы.
— Ты чё, бля, бычишь-то? — взорвался Ливнёв, шагнув в её сторону. — Мож, «леща» прописать?
— А ни чё!.. — надменно пояснила Светлана.
Она внешне спокойно сидела на диване, закинув ногу на ногу, но всё-таки нервозно подёргивала верхней ногой. Хотела ещё что-то добавить, но промолчала. Потому что между «беседующими» встали Мэз, Хиса и Ваня, закрыв Светлану от её мускулистого собеседника, чтобы не позволить словесной перепалке перерасти в конфликт и хоть как-то разрядить накалившуюся обстановку.
— Бля, Антох, прекращай! — попросил Мезин. Он упёрся ладонями в накаченный торс Ливня, готового уже броситься на свою дерзкую собеседницу, как бы преграждая ему путь. — Чё ты, в самом деле? Это же девчонки.
— Мэз, — уже более спокойно, но всё ещё пребывая в раздражённом состоянии, отвечал ему Ливнёв, — твоя баба? Угомони её! Хули она вякает? Пришла первый раз к нам, а уже восстала. Ты видела где-нибудь ещё такой охуенный подвал? Здесь, ёпти, жить можно.
— Да ты сам! — выкрикнула в ответ Света, — «мамзельками» нас назвал! — и шепнула на ухо своей испуганной подруге: «Козёл. Причём здесь подвал, если базарить не умеешь? Да, Селезнёва?»
Алиса поддакнула, хотя и была не Селезнёвой. Просто после выхода фильма «Гостья из будущего» Алису все стали так дразнить, а потом прозвище и прилипло.
— Да заткнись ты уже, на хер! Сука, — со злостью прорычал «качок» и швырнул в девушку полотенцем.
В один момент все парни вскочили со своих мест и окружили буяна.
— Антох, Антох, Антох, Антох, — тихонько затараторил Мезин, всё ещё удерживая Ливня от возможного рывка и даже отталкивая его назад. — Хорош тебе!
— Да она ваще охуела! — отворачиваясь, чтобы выйти из комнаты, зло буркнул Ливень.
— Реально, Антох, — продолжал Саша, успокаивая спортсмена, — ты сам их «мамзельками» назвал. Не кипятись.
— А-х-х… — махнул рукой Антон. — Пойду поссу.
Все тихонько загудели, обсуждая произошедшее. И снова разбрелись по своим местам.
— Да… всё нормально, — прошептал, подсев к Светлане Мезин. Он хотел успокоить свою смелую, но всё ещё нервно болтающую ногой подругу. — Он ваще-то нормальный пацан. Кипишно;й только. Но зато за нас — горой! Видала, какой здоровый?
— Да я и не переживаю. А что здоровый, — Света прыснула, — мне пофиг.
— Он и на шпагат садится, — Саша продолжал рассказывать о положительных чертах Ливня. — Ногами, как Вандам, машет.
— А ты защитил бы меня, — вдруг поинтересовалась Света, — если б он драться полез?
— Да не полез бы он…
— Ну а если вдруг? — не отставала Антонова. — Вон с какой злостью говорит! Да и полотенцем своим вонючим запустил. «Леща» спокойно мне отвесить мог бы?
— Да не… не стал бы он.

В комнату снова вошёл Ливень. Бросил взгляд на девиц. И шагнул в их сторону.
Хиса встал у него на пути.
— Антох, ну хорош тебе уже кипиши;ть… — сказал он. — Расслабься, корешок.
— Да я за полотенцем, — усмехнувшись, ответил Ливень и, протиснувшись между Хисой и диваном, взял полотенце и снова вышел в «качалку».

— Ну, а если бы всё-таки полез? — не унималась Света.
— Ну… конечно, защитил бы, — развёл руками Саша.
— Чё-то ты неуверенно как-то говоришь, — отодвинувшись от Мэза, чтобы видеть его со стороны, и хитро прищурившись, сказала девушка. — Зассал бы. Стопудово.
— Да ничего не зассал бы. Я говорю! — заверил подругу Санёк, тыча себе в грудь пальцем.

— Ладно. Всем пока! — махнул рукой Ливень, проходя из «качалки» к выходу. Он был уже одетый. — Хис, закроешь за мной?
— Ясен к… ***, — специально запнувшись на букве «к», усмехнулся Хиса и вышел вслед за ним.
Вдруг многие ребята начали собираться и, прощаясь с остающимися, уходить.
Хиса сначала всех провожал. Ещё пару раз он сходил к выходу после ухода Ливня, а идти там было прилично. Когда остались только парни с девчонками и пацан, друг Хисы, который тоже уже собирался к выходу, Хиса спросил, обращаясь к Мэзу и Ване:
— Пацаны, вы тут ещё побудете?
— Да, — ответил Иванов. — Посидим ещё маненько.
— Проводи тогда нас, Петруха. Хорошо? — улыбаясь, Хиса назвал Иванова настоящим именем. — Подай-ка мой лепень .

Петя зашёл в комнату и спросил:
— Ну чё? Загрустили уже?
Все отрицательно замотали головами и загалдели.
— Я даже не ожидал, — поддержал разговор Саша, — что повезёт так. Неожиданно как-то все свалили. Здо;рово, правда? — и, не дождавшись ответа, предложил погасить свет.
Иванов позвал Алису пересесть на отдельный диван у выхода и, когда та устроилась, выключил освещение.

В темноте были слышны только чмоканья, хихиканья да шелест одежд.
Когда молодые люди проводили время с девчатами в подъездах, они тоже миловались. Но лишь изредка удавалось пощупать подружек. А здесь они впервые оказались в полной темноте и на «лежачих» местах. Можно хоть полностью раздеться — смело, не опасаясь, что кто-то войдёт (в подъездах есть такая опасность) или «соседи» (вторая парочка) увидят. Сейчас же «соседей» можно не стесняться — они ведь тем же заняты. И даже если посмотреть в их сторону, в темноте всё равно ничего не увидишь.
Иногда парочки перешёптывались. Хоть они и тихонько шептали, но в звенящей тишине каждое слово было различимо. Но в основном они миловались.

— Знаешь чё? — спросила Алиса Ваню.
— Чё?
— Я могу… это… — сказала она и пошептала Пете прямо в самое ухо так тихо, чтобы Саша со Светой ничего разобрать не смогли, а потом добавила: — Взять… — и снова что-то очень тихое.
— У-у-м… — ответил Петро. — Классно. И чё?
— Я могу. Честно… Хочешь?..
Саше и Свете в данный момент, конечно, не было дела до своих «соседей», они сами были сильно заняты.
— Только… — сказала Алиса и снова начала тихо-тихо что-то шептать на ухо своему парню. Потом она сделала небольшую паузу, снова что-то шепнула и продолжила уже разборчиво: — …боюсь, так не откроется.
Их соседи услышали, как с койки Петра и Алисы донёсся звук аккуратно расстёгивающейся молнии, шебаршение и шелестение одежды.
— Ща! — негромко сказала Алиса. — Ща! — повторила она и, причмокнув, сглотнула.

Хотя Свете и Саше и было недосуг прислушиваться, но такие фразы с соседнего дивана сильно их заинтриговали.
— Походу, Алиска щас Петькину болтяру хряпнет, — чуть слышно, в самое ухо Светлане и очень медленно, чтобы та могла его понять, прошептал Мэз. — Знаешь, что она сказала ему?
— Нет.
— «Я могу, — говорит, — у тебя в рот взять».
Света тихонько захихикала.
— А потом ещё: «Только он у тебя большой слишком. У меня рот, боюсь, так не откроется».
И они оба тихо засмеялись.
— Чё ты ржёшь? Я те серьёзно говорю, — уже явственно проговорил Мезин и снова начал шептать: — У него знаешь, какая «болтяра»? Я видел в бане. По колено! — и снова довольно громко: — Я те говорю!
Со стороны Вани и Алисы доносились причмокивания и покряхтывания.
Звук причмокиваний никого из этой четвёрки удивить не мог, так как возлюбленные при любой возможности целовались, но другие звуки, производимые этой загадочной парочкой, явно говорили о том, что Мэз всё-таки был прав про род их занятий.
Иногда Алиса, делая короткую передышку от чего-то, что мешало её планомерному дыханию, недолго, но довольно громко и часто начинала дышать через рот. А затем опять тихонько, стараясь не производить никаких звуков, но всё же не в состоянии сделать это, она опять, вдохнув и задержав дыхание, начинала причмокивать, покряхтывать и даже похрюкивать.

…

Уже было совсем темно. Шёл одиннадцатый час вечера.
— Ты знаешь, чё мы с Алиской? — восторженно спросил Петруха, когда друзья проводили девушек на автобус и остались вдвоём.
— «Накормил» подружку? — с довольной улыбкой озвучил свою догадку Саня.
— Кабзде-е-ец! — аж затрясся от переполнявших эмоций Иванов. — У меня слов нет! Это так круто! Только ты никому не говори! — вдруг спохватился он.
— Да ладно, нормально всё. Не ссы! — успокоил друга Мэз. — Я тоже не против этих порнушечных дел. Ясен хрен — не скажу никому! А то ещё обоих «завафлят». Мы же друзья! — сказал он и подставил руку, словно предлагал побороться на руках.
— Спасибо, братан! — обрадовался Петя.
Ребята хлопнули ладонями в рукопожатии.
— Это так круто! Почему по понятиям этим сраным нельзя? — пожал плечами Иванов. — Это же пипец как классно! М-м-м!..


***


Вечерело.
Двое ребят лет одиннадцати идут по пешеходной дорожке, словно по аллее со сводом из крон деревьев. О чём-то непринуждённо болтают, спорят. Что-то выхватывают друг у друга из рук.
— Э-э-э!.. — послышался окрик, со стороны переулка, ведущего во двор.
Ребята перестали спорить и устремили взор в ту сторону.
— Вы, двое! Подь сюды! — снова послышалось из двора.
Мальчишки словно остолбенели. Они робко стояли на месте, вглядываясь в тёмный переулок заросшего кустарником и высокими деревьями двора и опасаясь сделать лишнее движение.
— Капец. Попались, кажись, — прошептал один другому.
— Ага, — так же шёпотом ответил его приятель, озираясь по сторонам, как будто кого-то выглядывая.
Из темноты двора медленно выплыли четверо ребят немного постарше их.
— Курить есть? — спросил идущий во главе дворовых стервятников.
— Нет… Мы не курим… — робко ответил один. Второй просто мотал головой, поддакивая другу.
— Откуда вы? — снова поинтересовался вожак.
— Да… вон… с «Силуэта», — мотнул головой первый в сторону универсама. («Силуэт» — название универсама и прилегающих к нему остановки и окрестностей на Набережной Циолковского. Недалеко от этого места проходило общее собрание «Птиц» перед поездкой в Удельную)
— А чё тут шаритесь? — задал уже риторический вопрос дворовый хулиган. — А это чё?
Он протянул свою руку к блестящему предмету, что был у первого паренька в руке — перочинному складному ножику с красной пластиковой накладкой на ручке с изображением белки.
Парнишка машинально отвёл руку за спину.
— Ты чё, дядя, путаешь? Давай сюда!
Двое «силуэтских» попятились от наступавших на них гопников.
— Стоямба! — скомандовал вожак и ухватил паренька с ножиком за грудки. — Чё непонятно? Ножик давай сюда!
Футболка затрещала. Паренёк замедлил отступление, чтобы не позволить треснуть ей по швам, и схватился свободной рукой за руку нападавшего.
Вожак сделал агрессивную гримасу и с силой дёрнул его на себя. Футболка снова затрещала.
— Ну… не рви футболку-то… Пожалуйста… — взмолился хозяин ножика.
— Нож давай! — зарычал вожак.
— Это подарок отца… — с обидой от бессилия сказал паренёк и протянул ножик вожаку.
— А-а-а… да говно, а не нож! — отпустив грудки, начал вертеть в руках вещицу грабитель.
— Да не-е… хороший, — оправдывался владелец ножика. — Мне отец подарил.
— У меня был такой, — презрительно сказал старший «охотник», — только чёрный, он даже в землю-то не втыкается толком! — парень разложил лезвие и метнул нож в газон, рядом с тротуаром. Тот чётко вонзился и замер. — О! Смотри-ка, воткнулся! — удивился налётчик.
Вдруг откуда ни возьмись со всех сторон стали подбегать и окружать эту группу ребята постарше — лет по тринадцать.
«Стервятники» дёрнулись было ретироваться обратно во двор, но путь к отступлению уже был отрезан, и они были вынуждены остаться на месте.
Стоя друг к другу спинами, бывшие налётчики маленькими шажками медленно отступали, сужая свой круг обороны.
Хозяин ножика быстро схватил свой нож, вытер его от налипшей на лезвие почвы, сложил и убрал в карман шорт. Оба приятеля, которые только что были жертвами, почувствовали некоторое облегчение и воодушевление.
Дворовых стервятников здорово проучили: навешали им подзатыльников, надавали под дых и выгребли всё из их карманов. Гопники пребывали в полной растерянности и даже не сопротивлялись, послушно отдавая всё своё добро. Куда там против такой толпы? Правда, взять у них толком и нечего было: меньше десятка мелких монет, зажигалка, пара почти пустых пачек дешёвых сигарет…
— Курить вредно! — напомнил дворовым налётчикам один из парней, забирая у них последнее, в том числе два коробка; спичек. — Будете знать, что с «Пингвинами» шутки плохи — опасно для здоровья! Скажите спасибо, что живы остались.


***


Жаркий денёк.
Света с Алисой неспешным прогулочным шагом шли по Площади Ленина от ларька с мороженым у «Нового гастронома» в сторону автобусной остановки, щурясь от солнца, несмотря на то что обе в тёмных очках. Так же не спеша они поедали мороженое деревянной палочкой из картонных стаканчиков.
Алиса была одета в белое хлопковое платье по колено и в тряпичные тапочки. А Света была в коротеньком лёгком платьице и в босоножках на пробковой танкетке с высоким подъёмом. Она эффектно переставляла ноги, занося их друг за дружку, словно двигаясь по подиуму, только не так бодро, как обычно шагают манекенщицы, а медленно — чай, не на работе, спешить некуда.
— Свет, вот зачем тебе это надо? — встревоженно озираясь, спросила Алиса.
— Ну а вот почему бы мне это не надо? — кривляясь и покачивая головой, давая понять подруге, что её вопрос не имеет весомого значения, ответила Светлана, и уже шёпотом спросила: — Вот у тебя есть хоть кто-то знакомый из «Лесных»?.. — она сделала паузу, выжидая возражение и заключила: — Молчишь? Потому что нет!
— Ни у кого из нас нет таких знакомых. Ну и что тут такого? Чем лучше-то будет?
— «Лесные», это тебе не какие-нибудь малолетки — «Птицы» там или «Голодные» с «Медведями».
— «Ма-ло-летки»? — со смешком удивления переспросила Алиса. — Тебе самой-то сколько?
— Да какая разница, сколько мне? — осеклась Света. — Парень должен быть старше! И, чем больше разница, тем лучше!
— Мезину, как и Ливню почти, скоро восемнадцать. Да и вообще он нормальный. Любая девчонка тебе позавидует. А поёт как? Заслушаешься.
— Нравится? Забирай! Только я с Ливнем замутю сначала, потом бери!
— «За-аби-ирай»? — снова усмехнулась Алиса. — Ты меня-то видела? Он на меня и не взглянет даже. К тому же у меня Петька есть. А Ливень этот… — она ненадолго задумалась с отвращением на лице, — противный он какой-то.
Алиса сморщилась.
— Ну да, прыщавенький чуток. Это просто бабы у него нормальной нет. Я это исправлю. Зато он из «Лесных». Звучит-то как? «Лесно-ой», — протянула Света, довольно улыбнувшись. — Такому и отсосать не стрёмно было бы. Если бы, конечно, не было бы западло «вафлёршей» прослыть. Фу, Федякина!.. Как ты вообще у Вани у этого своего могла «на клыка взять»?
— Да а чё такого-то? У нас по нормальному-то не получается, как у вас с Мэзом. Мне больно. А так хоть чуть-чуть тоже приятно.
— Чё, чё? А если он разболтает кому-нибудь? — Света приблизилась и заглянула подруге в глаза. — Мы — подруги, конечно, но если ты «вафлёршей» станешь на всю округу, тогда всё — я с тобой общаться не смогу!
— Ну ведь не разболтал же пока!
— Хотя он же с тобой целовался потом? Считай — сам у себя отсосал, — Светлана хохотнула. — Тоже «вафел» значит! Ладно, я никому не скажу. Сама не особо понимаю, почему по понятиям ограничиваться надо? Хочешь — соси, не хочешь — не соси. Дело личное.
— Света — звезда минета! — тихо съехидничала Алиса.
— Ме-ме-ме… — передразнив, показала язык Света и мечтательно добавила: — Я бы не отказалась, если бы мне Ливень отлизал.
— А если он тебе врежет? Ливень этот, — вернула Алиса разговор в прежнее русло. — Вон как он на тебя тогда кидался в подвале. Ненормальный он какой-то!
— Да это я его сама тогда завела. Я же ему кто была? Никто. А своей бабе не врежет! Наоборот, защищать будет! А если и врежет… — Света оглянулась вокруг, — знать поделом мне! А вот и не врежет ещё! Что, я овца какая, чё ль, доводить его, чтобы врезал? Зато видала, какой он? — Светлана расплылась в мечтательной улыбке. — Прям, как Арнольд! За ним как за каменной стеной! Хрен кто слово поперёк скажет! Неужели я не достойна такого?

…

— Антон, — сказала Света в телефонную трубку, наматывая кручёный провод на палец, — может, как-нибудь познакомишь меня с Ливнем поближе?
— Хо-хо!? С Мэзом посрались, что ли? — послышался из трубки весёлый голос Фила.
— Да нет… — замялась девушка. — Просто так… Интересно… пообщаться с «качком». Мало ли что! Вдруг когда-нибудь его помощь понадобится?
— А чего Мэз не может познакомить?
— Не обязательно ему об этом знать, — прогнусавила Светлана, обозначая, что это секрет.
— А-а-а… вот так, значит?.. Ну, без проблем тогда. Я с ним договорюсь и перезвоню.

…

— …Хрен кто слово поперёк скажет! Неужели я не достойна такого?
— Блин, Свет, я боюсь… — сказала Алиса, утратив все свои доводы. — А как же наши пацаны?
— Мэз?.. — задумалась Света. — Если всё получится — отошью его. Пусть дальше на своей гитаре бренчит.
— И меня… — Алиса посмотрела на Светлану, обиженно выпятив нижнюю губу, — тоже отошьёшь, что ли?
— Да нет, конечно, — попыталась разрядить напряжение Света. — Тебя-то я как брошу? Может, и тебе парня там подберём.
— Угу… — промычала расстроенная Алиса. — Мне ваще-то Петя нравится. Может, всё-таки не пойдём?
— Федь! — строго сказала Светлана, — перестань уже, а! Нравится тебе Ваня твой — гуляй с ним на здоровье! Я же тебе не запрещаю. Не нравится — Мезина забирай! Ну и ты мне не мешай свою жизнь устраивать… — она дособрала из стаканчика остатки мороженого и облизнула палочку. — Просто будем каждая со своим парнем гулять. Но дружить-то всё равно не перестанем! Всё, Федякина, давай не ной! Ещё ничего не решено пока. Может, ещё ничего и не выйдет. Может, у Ливня есть кто?! Или, может, я ему не понравлюсь?! Хотя, если согласился встретиться, значит, я смогу его обольстить. Ой! — воскликнула вдруг Света и стала говорить, словно бы по секрету: — У меня ляжки прям вспотели. Трутся друг об друга. Возбуждаюсь я прям.

Девочки приближались к месту встречи — лотерейному киоску у почты возле остановки. Там уже стояли Фил и Ливень.

— Привет, Антошка! — весело сказала Светлана.
— Привет, Светулька! — ответил Фил и приложился своей щекой к её щёчке. — Привет! — сказал он Алисе, и они тоже соприкоснулись щеками.
Ливнёв с Алисой поприветствовали друг друга кивком.
— Привет, красавчик! — сказала Светлана Ливню и теперь потянулась к нему, подставляя щёку.
— Ну привет, коль не шутишь, — ответил Ливень, немного опешив от Светиного нахрапа, но, собравшись, потянулся навстречу своей щекой.
Светлана как бы невзначай немного повернула голову и очень чувственно прикоснулась своими липкими от блеска для губ губами к щеке «качка».
Антона словно обожгло, и он еле сдержал себя от того, чтобы не вздрогнуть. Губы и дыхание красавицы показались ему горячими. Девушка очень медленно и нежно отлепила от него свои губы, нарочито громко и глубоко вздохнув. А после вожделенно выдохнула почти ему на ухо, так, чтобы он это обязательно услышал и почувствовал. Это моментально взбудоражило юношу. У него пересохло в горле и перехватило дыхание. Сердце бешено заколотилось и стало отдавать индейскими там-тамами в ушах.
Света, естественно, почувствовала растерянность «качка», но как ни в чём не бывало отстранилась от него, сделав полшага назад.
Филиппов достал пачку сигарет, угостил девушек, дал им прикурить и прикурил сам.
— Антон, — с показным кокетством сказала Света, выгнув руку с сигаретой ладонью вверх после первой затяжки, — какие планы на вечер?
— Да-э… — снова растерялся Антон, — какие… э-э-э… да-э… никакие вроде. Покачаться только хотел.
— М-м-м… — поджав губы и подняв брови, понимающе покачала головой красавица. — Может, пройдёмся? Чего среди «брода»-то стоять? — предложила Светлана.
Ребята медленно пошли по улице Фрунзе мимо больничного городка, роддома и морга в сторону улицы Семашко.
Они болтали обо всём и в то же время ни о чём. Обсуждали музыку, кино, клипы. Рассказывали, кто и что купил из одежды. Искали общих знакомых. Парни вспоминали, кто, где, когда и как сильно напивался.

— А помнишь, как Хиса нахерачился и в окно куковал? — внезапно спросил Антон Филиппов.
— Да-а! — весело протянул Ливнёв. — Капец история! Мы Новый Год вроде отмечали, да?.. Слышим, короче: «Ку-ку, ку-ку». «Чё за хрень?» — думаем. Ходим по хате, ищем, слушаем. У одного окна постоим послушаем. У другого. А этот упырь, короче, ноги в окно высунул… Ну это… сел на подоконник в смысле и сидит кукукает.
Светлана засмеялась. Она всматривалась в лицо рассказчика, чтобы продемонстрировать свой интерес.
— Потом ещё плакал. Помнишь? — снова спросил Фил. Ливень согласно покачал головой, а Филиппов продолжил: — За шторой спрятался и ревёт. Мы его нашли опять, штору отодвинули, а он стоит и ржёт, а слёзы так и текут. Мы так и не поняли, чего он кукукал и плакал.
— Он потом прям сразу чё-то и «присел», — сказал «качок».
— Куда «присел»? — не поняла Света.
— В тюрьму! Куда ещё?! — пояснил Ливнёв.

Ещё они рассказывали примечательные и весёлые случаи с дискотек и не только.

— Мы вон в поход как-то раз пошли. Ещё в шестом или седьмом классе учились, да? — говорил Ливень с горящими глазами, кивнув на Фила. — Ну, уже летом, на каникулах. Мы и ещё там пацаны были: Татарин, Сапёр и этот, как его?.. — он, вспоминая, зажмурился и защёлкал пальцами.
— Бычков! — с довольной улыбкой подсказал Филиппов.
— Точно! Бычок Вася! — радостно воскликнул Ливнёв. — Короче, в поход раз пошли с ночёвкой. В Красково, на Пехорку. Пришли на место. Всё чин-чинарём. Палатку поставили, костёрчик разожгли, картошечку в костёр закинули.
— Картоху, кстати, по пути на даче на какой-то наковыряли, — вставил Фил.
— Да, — согласился «качок». — А чё, мы ещё «писюны» мелкие, особенно эти… — он кивнул головой куда-то назад, — и особенно Бычок! А выпендриться-то хотца. «Буратину», короче, бутылки по две на каждого, взяли. Этикетки сорвали. Натрясли, чтобы пена была.
— Да. Натрясли вот так, — поддакнул Фил и показал, как они трясли бутылки.
— Угу. И в штаны, в карманы, засунули вот так, — Ливень показал, как они засовывали бутылки в карманы, — дном к верху. Вроде как будто пиво. Пацаны, наверное, до сих пор думают, что у нас пиво тогда было.
Все засмеялись.
— Но я не об этом хотел сказать, — немного смутившись, поведал Антон Ливнёв. — Ночуем мы, короче, спим. Спальники развернули вот так, как одеяла: три спальника, как матрасы, на пол положили, а двумя накрывались. Ну это не важно. И вдруг зверюга какая-то к палатке подошла!
— О-о-о! Капец! — подтверждая серьёзность сказанного, закивал головой Фил.
— Слышим, — продолжал Ливень, — в костре чё-то роется или рядом где-то. Мы мусор там собрали в пакет и у костра положили — там шуршит. Потом заколебались этот мусор обратно собирать. Всё раскидала — сука! Брёвна наши, на которых мы сидели, чё-то там шевелит. Короче, лежим ссым. Сапёр вдруг и говорит: «Медведь, походу, или кабан». Ну тут вообще у нас очко на ноль, до земли упало. А куда ниже, мы и так на земле лежим! — хохотнул он. — И вдруг «медведь» этот к палатке подходит. И нас давай нюхать. По головам пошёл, нюхать-то. Фил с краю лежал, у выхода — сначала его понюхал. Эти очкуны сразу зассали у выхода-то ложиться спать. Бычок в самом углу, дальше всех от входа, лёг. Ну, Фил, короче… ха! — хохотнул «качок» и продолжил: — Как черепаха, голову вот так вдавил.
Фил, молча шагая, согласно кивал головой.
— Потом давай меня нюхать. Реально, очково! — сказал «качок», стараясь быть убедительным, хотя девчонки и виду не подавали, что не верят ему. — Потом на Татарина эта хрень перешла. И вдруг она ка-ак хрюкнет!
Ливень засмеялся, и все весело подхватили, грохнув смехом.
— Татарин ка-ак прыгнет на меня! Ка-ак вцепится! — вдруг изменившись в лице, продолжил Ливнёв. Он прижал кулаки к груди, показывая, как на него запрыгнули.
В его глазах читались и ужас, и злость. Но, секунду спустя его ноздри расширились, а уголки губ задёргались, расплываясь в улыбке. И рассказчик сорвался в неудержимый хохот. Вместе с ним засмеялись все.
— Я реально так очконул, — снова с серьёзным видом сказал он, вздохнув и приложив ладони к груди. — Думал, «мотор» инфаркт микарда  схватит. Вообще ни разу не смешно было. Точнее, и смешно, и страшно. Хрюкнула-то она знатно.
Он снова громко рассмеялся.
Света, выказывая свой интерес к рассказчику, громко хохотала вслед за ним, смолкая только в те моменты, когда Ливень становился серьёзным. Но и в это время она усердно вглядывалась в его глаза и широко по-доброму улыбалась. История всё-таки была весёлой.

За разговорами компашка перешла через улицу Семашко в сторону станции Отдых. Пошли тропинками через сосновую лесопосадку, всю испещрённую вылезшими из земли корнями и усыпанную сосновыми иголками и шишками. Здесь было прохладно. Щебетали птички.
Проходя мимо раскалённой от солнца автобусной остановки на площади у станции Отдых, стоянки такси и ряда цветочных лотков, что сгрудились возле подземного перехода и внутри него, парни и девушки старались укрыться под сенью крыши перехода и козырьков технических зданий автостанции, что рядом с переходом.
Обогнув станцию Юность, детской железной дороги, они повернули на улицу Дзержинского и направились уже в обратную сторону, но по другой, параллельной, дороге. По пути они снова перешли через улицу Семашко, снова оставляя по правую руку и позади себя, больничный городок и Цаговскую поликлинику.

— А потом-то что с этим медведем? Не напал он на вас? — с тревогой спросила Алиса у Филиппова.
— Да это собака была, — ответил тот. — Правда, я её не видел. У нас там такой ки;пиш начался. Я из палатки прям босиком выскочил и дунул подальше оттуда — к речке. Думаю: «Может, на тот берег переплыву и спасусь». Реально страшно было. Но далеко по лесу босиком не убежишь. Метров на двадцать отбежал, и ноги капец как заболели. Шишки там всякие, палки — всё острое такое. В ноги впивается сразу же. Очень больно. Да и бежать уже не надо было. Собака сама нас испугалась и убежала. Обратно еле пришёл. А эти придурки ржут надо мной. Лучше б ботинки подали.
— Ты, походу, хуже Татарина тогда очканул, да? — с усмешкой спросил Ливень Фила и засмеялся.
— Да если бы Татарин тебя тогда не держал, ты бы тоже драпанул, — парировал Фил.
— Не отрицаю. Я тогда конкретно перекони;л из-за Татарина этого сраного.
Когда ребята переходили улицу Чкалова, Фил увидел кого-то и кивнул.
— Вон этот дядя Миша Ляп-нога! — тихо сказал он Ливню.
— О! Слушай, надо подойти поздороваться! — воскликнул Ливнёв. — Я всегда с ним здороваюсь. Нормальный мужик.
Ребята свернули с намеченного пути в сторону «Старого гастронома» и подошли к инвалиду.
— Дядя Миш, ты всё тут тусишь? — улыбаясь, «качок» уважительно подал руку инвалиду, сидящему на круглом коричневом кожаном пуфике.
— О-о-о! Здорово-здорово, парни! Привет, девчонки! — засуетился дядя Миша. — Да, тусуюсь! А ты прям стихами заговорил: «Дядя Миш, ты всё тут тусишь»!
Инвалид засмеялся, парни подхватили его настроение, а девушки скромно улыбнулись, приветственно ему кивая.
— Ну, да. Походу, я поэт! — весело сказал Ливень. — Как жизнь-то, дядя Миш?
— Да как у меня может быть жизнь? — махнул рукой дядя Миша. — Чуть-чуть там! Чуть-чуть сям! Вот и живём. Волка ноги кормят!
Все молча переглянулись, услышав эту поговорку. А инвалид, не обращая ни на кого внимания, взял с коленей свои опоры и, приподнявшись на них, повернулся на пол-оборота сначала в одну сторону и, не опускаясь на землю — в другую. Потом сделал так ещё несколько раз, как бы разминая поясницу, и, снова повиснув прямо, лицом к ребятам, опустился на землю. Затем покачал головой, разминая шею, наподобие как делают перед схваткой борцы или боксёры.
— А ещё вот так мы живём! — воскликнул инвалид, поплевал себе в ладони и растёр.
Он взялся за ручки опор и опять поднял своё безногое тело. Потом несколько раз глубоко вздохнул, как будто бы к чему-то готовясь, и начал раскачиваться вперёд и назад, словно гимнаст на спортивном «коне» или на брусьях. Сделав несколько таких «махов», инвалид вдруг подняв свою нижнюю часть вверх, выпрямился вертикально вниз головой, и замер на несколько секунд. Потом выполнил несколько вертикальных отжиманий и снова опустился, раскачиваясь вперёд-назад. И после этого опустил тело в пуфике на землю, сложил опоры обратно к себе на колени и, тяжело дыша, стал тереть ладони друг о дружку.
— Вот так мы живём! — широко улыбаясь, словно цирковой гимнаст, радостно воскликнул дядя Миша.
— Ну, ты красава, дядя Миш! — с большим удивлением и уважением захлопал Фил.
— Ваще молоток! — с неподдельной радостью полез к инвалиду обниматься Ливень. — Фига се! Я вообще не ожидал, что ты так можешь! Молодец!
Антон, обняв мужика, трепал его и хлопал по крепким плечам.
— Красава ваще! Мужик! Спортсмен! — всё нахваливал он инвалида. — Хочешь быть, как Аполлон, и иметь крутую талию? Ешь метандростенолон с оротатом калия! Да?
Инвалид, радостно улыбаясь, молча кивал в объятиях «качка».
— Уважуха! Ты не то что все эти алкаши, да?! — то ли спросил, то ли констатировал «качок», пожимая дяде Мише руку. — Молоток ваще! Уважуха!
— А то! — соглашался тот, довольный собой.
— Ну ладно, дядя Миш, мы пойдём! Хорошо? — сказал Ливнёв, снова обняв мужичка и уже на ухо тихонько ему добавил: — Мы, вишь, с девчонками. Все дела.
Ливень подмигнул инвалиду и крепко пожал его мозолистую руку.
— Давайте, пацаны! — сказал дядя Миша. — Рад был видеть вас! Удачи! Будьте здоровы! Храни вас Бог!
— Спасибо, дядя Миш! — поблагодарил инвалида Фил. — Спасибо вам на добром слове! Берегите себя!
— Увидимся, пацаны! — помахал на прощание инвалид. — Девчонки! — радостно сжал он кулак и мечтательно заулыбался. — Красоточки вы мои! Я б щас тоже бы с вами побежал бы! Прям во-он туда! — он показал рукой куда-то вдаль. — Давайте! Будьте здоровы!

Обогнув угол «Старого гастронома», ребята по улице Горького устремились к скверу.

— Антон, а как, ты сказал, его зовут? — спросила Светлана у Фила.
— Дядя Миша, — ответил Филиппов.
— Не-ет, — замотала головой девушка. — Ты как-то его назвал. «Нога» какая-то.
— А-а-а! Ляп-нога! — вспомнил Фил.
— Во! Точно! — подтвердила Света. — А почему?
— Ну как? — стал соображать Филиппов.
— Да как! — вклинился Ливень. — Он же на своих этих штуках вот так поднимается, — парень показал, как инвалид ставит руками свои деревянные опоры на землю. — А потом жопой по асфальту — «ляп». У него же жопа вместо ноги! Вот тебе и Ляп-нога!
— А-а-а! Теперь понятно! — протянула Светлана.
— Ну я так и хотел сказать, в принципе, — оправдался Фил.
— А интересно, чего у него с ногами-то случилось? — поинтересовалась Света.
— Да кто ж его знает! — воскликнул Ливень. — Мож, с рождения такой. А может, с Афгана! Но он вроде всегда такой был, — задумался «качок». — А ты спроси у него, если хочешь.
— Да не-е. Не пойду я, — засмущалась Света — Неудобно как-то.
— Хозяин — баран! — украдкой глянул на девушку Ливнёв, а потом вдруг отрицательно затряс головой. — У-у-у... Барин! Барин, я говорю… Барин!
— Может, посидим где-нибудь? — предложила Света, скорчив молящую мину. — А то ноги уже гудят.
— Ну давайте посидим! — согласился Ливень.
Светлана приблизилась к нему.
— Можно? — с кокетливым любопытством, тихо спросила она, обвивая его руку своей рукой.
— Ну давай, — уже меньше показывая свою растерянность, ответил Ливень, но всё же нервно подёргивая бровями.
Светина рука, словно змея, заползла подмышку к «качку» и обвила его мощный бицепс.
— Такой большой! — нежно и с похотливыми нотками в голосе произнесла Светлана, взявшись за руку Ливнёва и второй своей рукой. — И твёрдый. И сильный. Так приятно держаться.
Ливень снова почувствовал исступление и взволнованность. А также страх и стыд одновременно. Он зачем-то прибавил ходу. Чувства переполняли его. Лицо обдало жаром, и к щекам прихлынула кровь. Они мгновенно налились краской. Антон шёл молча, боясь даже взглянуть на прильнувшую к нему девушку.
Светлана убрала вторую руку, а первой нежно прикасалась к напряжённому бицепсу, перебирая пальчиками.
Дыхание у здоровяка сбилось. Ему стало трудно идти. Хотелось куда-нибудь спрятаться. Присесть на лавочку и закинуть ногу на ногу, чтобы скрыть то, что мешало идти. Он засунул в карман свободную руку. Теперь при движении стало больно и ещё более неудобно. Ливень замедлил шаг.
Пока он боролся со своими чувствами, Фил с Алисой, отстав на несколько десятков шагов, о чём-то мило беседовали.
Навстречу шли люди. Светлану распирало от гордости. Она, задрав голову, браво вышагивала, выпятив грудь и думая, что прохожие с завистью смотрят на неё. А Ливню казалось, что они осуждающе смотрят на его штаны, и от этого ему было жутко неловко.
— Давай сюда! — предложил Ливнёв, дёрнувшись во двор. — А! Нет… — осёкся он, когда прохожие миновали их. — Давай лучше в сквере посидим и снова прибавил ходу.
Ему не хотелось сидеть во дворе, так как там бегают дети и живут знакомые его родителей.

На самом деле прохожие были погружены в свои собственные мысли и не обращали никакого внимания на парочку.

— Антон, ты меня стесняешься, что ли? — неожиданно спросила Светлана. — Дёргаешься чего-то. Может, мне отпустить руку?
— Да-э… не… нет, нет, — затараторил тот, опять замедляя шаг, — нет, нет, что ты? Не надо, — он зажал локтем её выскальзывающую руку и ухватился за неё ещё и другой рукой. — Ничего я не с… — он заикнулся и сглотнул, — не с-стесняюсь.
Наконец-то они добрались до сквера.
— Давай лучше сюда, — предложил Ливень, показывая не в главную часть сквера, а левее, через дорогу, в ту его часть, что была ближе к кинотеатру «Звездный».
Там лавочки были более окружены листвой, что способствовало бо;льшему уединению, чем в основной части сквера.
— Антош, да я с тобой хоть на край света, — довольно сказала Светлана. — Если ты не против.
Ливня опять бросило в жар, и он снова покраснел. Но, взяв себя в руки и сконцентрировавшись, сказал:
— Конечно не-е… — он снова заикнулся и сглотнул. Ему всё же было трудно не волноваться, — не против, — наконец выговорил он и шагнул через дорогу.

Фил с Алисой подошли, когда Ливнёв со Светланой уже сидели на лавочке.
— А чё это вы сюда решили? — спросил Филиппов, достав сигареты и предлагая угоститься девушкам.
— Да тут народу поменьше, — ответил Ливень.
— Капец, вы втопили, конечно! Как угорелые, — проворчал Фил, давая прикурить девчонкам. — Не догонишь!
— Парни! А что вы про мафии знаете?! — воскликнула вдруг Света. — Про наши, жуковские. «Птицы» там есть, я слышала. «Голодные». «Медведи» вот ещё есть. «Крестьяне», по-моему? «Греки» вроде ещё? Расскажите нам, что знаете, а!? Пожа-алуйста!
Ливень усмехнулся и отвёл глаза в сторону.
— Я знаю про многих, — начал Фил, — но ни в каких не состою. А то они враждуют между собой, а я миролюбивый, — он улыбнулся. — У меня много друзей из разных мафий.
— Ну расскажи про какие-нибудь, — попросила Антонова. — Нам очень интересно. Правда!
— Самые близкие нам — это «Медведи», — сказал Фил с оглядкой на Ливня.
— Ну да. Этих мы знаем, некоторых, — согласилась Светлана, — Мезин там, Петя. Другие там ещё.
— Какой Петя? — удивился Ливень, почесав щёку.
— Ну, уф-ф… — растерялась, пожав плечами Света. — Как его?..
— Петя Иванов, — вставила Алиса.
— А! Точно! — подтвердила Светлана. — Алиска же вон с ним мутит.
— Или он с Алиской? — засмеялся Филиппов.
— Они оба! — подхватила шутливое настроение Светка. — Друг с другом!
Фил и Света дружно захохотали.
— Петя?.. Иванов?.. — в растерянности сморщившись, задумался Ливнёв. — Кто это, Фил? Ты знаешь?
— Да-а! — усмехнулся Фил. — Ваня Иванов!
— А! Ваня! — понял теперь Ливень. — А почему Петя-то?
— Да потому что он Петя! — засмеялся Антон Филиппов. — Просто про это все уже забыли.
— Да? А я всегда думал, что он — Ваня, — усмехнулся Ливень. — Не знал даже.
— Потому что Иванов, вот и Ваня, — подытожил Фил. — Ваня Иванов!
— А чего, кстати, с Мэзом и Ваней у вас? — поинтересовался «качок».
— Да-э… Нормально всё, — немного растерялась Света. — Алиска вон мутит с Петей… э-э… с Ваней.
— М-м-м, — Ливень сделал вид будто бы понял, но по нему было видно, что это не так. — Понятно. Проехали, короче.
— Ну а чё?.. — Светлана развела руками и сделала вид, что в этом вопросе всё и так понятно. — А чего ещё-то по мафиям?
— Ну чё? «Голодные», «Греки» действительно есть! — сказал Фил. — Там тоже нормальных пацанов много. «Пожарники», лацковско-гудковские «Птицы»!
— Ага! Про «Птиц» знаю! — горделиво призналась Света. — Даже знакомые есть.
Её родной брат Слава Антонов был активным участником этой группировки. Светлана знала почти всех его друзей, если не лично, то, как минимум, заочно, — была много о них наслышана.
— Ну, «Птицы» — это самая большая мафия в Жуковском, — выпятив нижнюю губу, констатировал Филиппов. — У меня тоже кто-то из «Птиц» есть знакомые. А у «Голодных» с ними всё время какие-то тёрки.
— Помнишь, Фил, как «Птицы» должны были прийти наших мочить? — вспомнил Ливнёв. — Всех! «Медведей», «Голодных» — всех, в общем! «Крестьяне» даже подскакивали и «Греки» были. «Голодные», как обычно с ними закусились.
— Ну-ну, и чего? — не совсем понял Филиппов.
— Ну и чё? — продолжил Ливень. — Мы ещё «писюнами» были, помнишь?.. Осенью дело было, в сентябре, наверное!
— Ну да, чё-то припоминаю, — сказал Фил. — Чего там дальше-то?
— Ну так вот, — продолжал Антон. — Мы прибежали, короче, к общаге… вот там, где перекрёсток… на Отдых поворот знаете?
Все закивали.
— Где поликлиника Цаговская со «змеёй», — уточнил Ливень. — Тогда «змею» ещё только приделали.

Вначале 80-х было построено новое здание поликлиники ЦАГИ. А на фасад установили огромный, высотой в несколько этажей, объёмный «сосуд Гигиеи» (медицинскую змею над чашей), выполненный из меди. Это стало ещё одной достопримечательностью города.

— Прибежали мы туда, короче, а там эти… из «Греков»… Или из «Дворян»? — задумался он. — Не помню точно. Короче, там ихние старшие были. Са-амые старшие! — подчеркнул рассказчик. — Им лет по двадцать пять, наверное, тогда уже было. Они металлисты, короче, все в коже, в серьгах в этих в виде крестов, волосатые все. Короче, они такие улыбаются и говорят: «Пацаны, не ссыте! Всё нормально! Ща мы это… все вопросы решим, всё-везде разберёмся, короче». А мы прям ссым, пипец! Очково! «Птиц» ведь капец, как до фига! Бывало, нормальных-то наших пацанов, на одного набежит «мелкий десяток» и отпинает! А мы сами «писюки»! Ссы;котно, короче! Ну не знаю, чё там у них случилось. «Птицы», короче, видать, сами зассали! В общем-то, не пришли они! Не знаю, в чём там у них причина была. Мы долго их ждали. Ссым, но ждём. Мы готовы были с ними биться. Ну как готовы! Боялись люлей отхватить, но главное, — честь пацанов и всё такое! Вот такой рассказ! Да, Фил, так было? (Мелкий десяток — десяток малолеток)
— Ну, в общем-то смысле да! — подтвердил Фил. — Но я что-то плохо помню эту историю. Может, меня не было?
— Бли-ин! — быстро-быстро потёрла свои руки Светлана. — Я прям такие истории ужасно люблю. Аж мурашки! Во!
Девушка продемонстрировала свои руки, на которых образовалась «гусиная кожа».
— А ведь ещё какие-то есть, да? — намекнула Светлана.
— Есть! Всякие, — вздохнув, сказал Фил. — «Ежи» какие-то там есть! «Хан»! «Комса»!
— О! Про «Хана» и «Комсу», кстати! — вклинился Ливень. — Это с улиц Амет-хан Султана и Комсомольская, у «Детского мира». Однажды зимой кто-то из них или все вместе они были… — задумался он, — короче, пришли они нас гасить, молодых тогда ещё, в нашу первую школу. Дело было вечером, только закончилась вторая смена. Короче, трое или четверо нас одноклассников было. Окружили они нас в аллее, шпана какая-то мелкая. Решили поквитаться за какие-то там обиды, нанесённые кем-то когда-то кому-то. Ну, немножко повалтузились мы с ними в снегу, без какого-либо ущерба для нас и для них: физически мы были на равных, а злости ещё ни у кого не было. Не то что сейчас. Сейчас бы я их-х…
— Да уж! — подтвердил Филиппов. — А если куда-нибудь в чужие края попадёшь, то можно и просто так по шее огрести, по территориальному признаку. Лацковских вон быковские частенько на своей территории прессуют. Деньги отбирают у них и сигареты. Недавно было, кстати, да?
Фил вопросительно взглянул на Ливнёва.
— Угу. Было. Баб они не поделили там, — подтвердил Ливень. — Быково ещё дралось с ильинскими! Вот совсем недавно! Там даже со смертельным исходом всё закончилось. Ушастого какого-то ильинские грохнули? Пацаны говорили погремуха — Уши у него была вроде, — он хмуро вздохнул и добавил: — И в Холодо;во тоже нашим можно здоровья конкретно потерять.
— А шапки зимой! — воскликнул Фил. — Смотришь на человека и сразу понятно, кто он и откуда.
— Точно! — поддакнул Ливнёв. — У меня до сих пор где-то «скальп» лежит! «Боевой» трофей, бляха! На шапке «LNK» написано, типа Ильинка. Синяя такая! Как динамовская. Чувак заскочил к нам во дворы. Мож, случайно? А мож, шёл к кому? Ну; да и иди сюда, камон, мой сладкий сахар!
Ливнёв сделал движение, похожее на то, как катаются на лыжах.
— Оприходовали его, короче. А я шапку себе забрал, — подытожил он. — О, девчонки! — воскликнул «качок». — А вы как насчёт выпить?
— Антош, я за любой ки;пиш, кроме голодовки! — сразу же нашлась Светлана. — Ты же знаешь, я с тобой хоть на край света!
— Фил, чё, может, организуемся? — уточнил Ливень у товарища. — Я сегодня уже всё равно в «качалку» не пойду, походу.
— Ну… хорошо! — задумался Филиппов, — У меня, правда, по баблу не очень. Но давай сообразим что-нибудь.
Ребята скинулись и посчитали.
— Маловато будет, — сказал Фил.
— Блин! У меня последние «бабки», — расстроено сказал накаченный. — Девчонки, у вас есть чё-нить?
Девушки порылись в сумочках, набралось ещё немного.
— Всё равно маловато, — констатировал Филиппов.
— У меня дома вроде было ещё чего-то, — задумавшись, сказал Ливень. — Подождёте меня?
Все в растерянности пожали плечами.
— Ну, или пошли все вместе, — не поняв реакцию компании, предложил «качок». — А потом в магаз вместе сходим.
На том и порешили. Пошли к дому Ливнёва.
По дороге повисла неловкая пауза.
— Мент родился! — хохотнул Ливнёв, прищурившись и глядя в небо. — А ты чего молчишь-то всё время? — вдруг поинтересовался он у Алисы.
— Да-э… даже это… как сказать-то? — растерялась девушка. — Не люблю перебивать других просто.
— А… Ну, ясно, — в сарказме скривил лицо Антон Ливнёв. — Молчунья просто!
— Ну, можно и так сказать! — неловко и нервно улыбнулась Федякина.

Ребята подошли к кирпичной пятиэтажке.
— Я быстро! — сказал Ливнёв и уже хотел было зайти в подъезд.
— А можно я с тобой пойду? — остановила его Светлана.
— Да не надо. Я быстро! — махнул рукой Ливень.
— Ну… мне надо, — настаивая на своём, скривила она лицо.
— Чего надо-то? Я быстро, говорю же! — всё ещё пытался отмазаться парень.
— Да блин! Чё, чё, — поссать мне надо! Вот чё! — выпалила Антонова и уже более сдержанно и даже скромно добавила: — В туалет. В туалет мне надо.
— А-а-а! — наконец-то понял Антон, почему она так настаивала. — Тогда конечно, пошли!

Они поднялись на третий этаж.
— А у тебя дома есть кто? — спросила Света.
— Нет. «Родаки» на работе!

Фил и Алиса сели на лавочку во дворе.
— А чего ты и правда молчишь-то всё время? — спросил парень, доставая сигареты.
— Да чего говорить-то? — развела руками Алиса. — Все говорят, я слушаю. Я правда не люблю перебивать других!

Светлана, вытерев руки, вышла из ванны. Антон стоял в коридоре и ждал её:
— Всё? Идём?
— Угу, — улыбнулась Света.
Она подошла к нему, обхватила руками его голову и прильнула своей щекой к его щеке. Ливнёв обалдел от такого поворота событий. Он абсолютно не ожидал, что такое может произойти, тем более так быстро, и даже сначала инстинктивно чуть не отпихнул от себя девушку, но всё же сдержался. Его бросило в жар.
— У тебя такие мускулы мощные, Антош, — вожделенно произнесла Светлана, ощупывая его грудные мышцы. — Ты такой сильный и такой лапочка.
— Да? — несколько опешил от комплиментов Ливнёв. — Спасибо. Ты тоже, это… очень красивая.
Он подхватил её на руки и потащил в свою комнату.

Филиппов с Алисой сидели на лавочке, попыхивая сигаретками.
— А вы чё, с Мэзом-то и Ваней всё, что ли? — поинтересовался Фил, выдыхая дым.
— Да нет, — выгнула губы девушка. — Ничего не всё! Нормально всё! Это Светке, вон, что-то приспичило с этим прыщавым замутить!
Фил снисходительно улыбнулся.
— Ясно, — сказал он. — Ну, раз хочет, тогда пусть. Чё, Ливень тоже нормальный пацан!

Спустя некоторое время Светлана вышла из комнаты Ливнёва в прихожую, поправляя на себе платьице и свои прелести. Подошла к зеркалу и взглянула на своё лицо.
— О! Здоровый румянец хоть появился! — констатировала она, постукивая подушечками пальцев себе по щекам. — А то бледня-бледнёй!
Она помахала ладошками, обдувая раскрасневшееся лицо, и достала из сумочки помаду. Накрасила губы и выпятила их, как для поцелуйчика. Прищурила один глаз, осматривая себя в зеркале другим и оценивая, как выглядит с таким выражением лица.

— Ну чего, пошли в магаз! — браво предложил Ливень, когда они со Светланой наконец-то вернулись к уже заскучавшим друзьям.
— Капец вы, конечно! — возмущённо сказал Фил. — Минут сорок, если не больше! Чего вы там так долго-то?
— Да ничего! — резко ответил приятель. — Деньги я искал! Спрятал, а потом найти не мог никак. Предъявы ещё кидать мне будет! Пошли давай!
Ливнёв, казалось бы, грубо хлопнул Фила по плечу, но это было в шутку, по-дружески. После этого он радостно обнял товарища за шею.

Вечерело.
Компания расположилась на том же месте в сквере, где сидели раньше. Первая бутылка водки опустела уже больше, чем наполовину. Но была ещё и вторая. Ливень с Филом снова рассказывали что-то смешное, и Светлана постоянно громко хохотала. Мимо них проходили люди. Некоторые из парней останавливались, здоровались и шли дальше. Другие оставались ненадолго постоять, а потом тоже уходили. Подошли трое ребят.
— О! Зыбучие глаза, Фил, ты, шо ль? Здорово! — сказал один из них, протягивая руку. Ростом он был немного ниже Ливня, крепкий на вид, лет семнадцати-восемнадцати, с густыми светлыми непричёсанными волосами и с нагловатым выражением лица.
— Ну да, — улыбнулся Филиппов, здороваясь.
— Ливень! Моё почтение, — парень с учтивостью поздоровался и с «качком». — Чё, бухаете?.. Девчонки, привет!
Те приветственно покивали в ответ.
— Бухаем! — воскликнул Ливнёв.
— А чё, может, мы тоже с вами забухаем, а?! — задал вопрос в провокационно-наглой манере всё тот же парень.
— Пацаны! Конечно! Угощайтесь! — спокойно и уверенно ответил Ливнёв. — Только пузырёк ещё организуйте с закусью!
— А! Ну, это понятно! Это мы ща мигом! — начал шарить по карманам блондин. — Пацаны, — обратился он к своим друзьям, — у кого чего есть?
Они собрались в кружок, посчитали деньги, и один из них ушёл.
— Девчули-красотули, а вас как зовут? — всё так же дерзко и нагловато спросил блондин, широко улыбаясь.
— Я — Светлана, — с дежурной улыбкой ответила девушка. — А это — Алиса.
— Очень приятно. А я Слава, — тоже натягивая свою наглую ухмылку, представился блондин. — Алиса, а ты давно из «страны чудес»?
Света захохотала.
— Из какой ещё страны? — насупилась Алиса.
— Ну, зыбучие глаза, из какой? — стараясь не засмеяться, подбирал слова блондин. — Из той, чудесной. Или ты из «зазеркалья»?
Света захохотала пуще прежнего.
— Из какого ещё «зазеркалья»? — хмуро пробурчала Алиса, надув губы.
— Ну, где ты там была-то? — хохотнул Слава, всё ещё стараясь быть серьёзным. — Чеширский кот там… улыбается… Ну и другие…
Он не выдержал и закатился хохотом.
— Бурый, хорош к девчонке прикапываться! — уважительно попросил Ливнёв.
— Да ладно тебе, Антох, я же шутю, зыбучие рога. Не обижайся, — подмигнул блондин Алисе. — Просто имя редкое. Сразу мультик вспомнил.
Света снова засмеялась.
— Интересно, что там автор курил, когда этот мультик придумывал? — задумавшись, почесал затылок Слава.
— Вообще-то это английский писатель Льюис Кэрролл, между прочим математик по образованию, эту сказку написал ещё в девятнадцатом веке, — блеснул знаниями Филиппов. — Мультик потом уже снимали.
— Математик? — удивился Слава. — Такой бред написал, писец!.. Математик, блин, зыбучие рога. По-любому что-то не законное употреблял! Вот бы щас такого же чё-нить курнуть. Есть у кого выходы?
— Есть! — уверенно сказал Филиппов. — Только сейчас глухо. Товара нет ни у кого.
— Питон, зыбучие глаза, дай-ка сигареточку! — хлопнул Слава своего приятеля по плечу.
Тот достал пачку и вытянул две сигареты, Славе и себе. Они закурили.
— Да ладно! — махнул рукой блондин на Фила, выдыхая дым. — Во всём городе нет, что ли? Зыбучие глаза.
— Про весь город, Славян, я тебе не скажу. Я только про своих знакомых барыг говорю. У них сейчас пусто.
— Не скажу вам про свою Одессу!.. — пропел Слава.

Слава Бурденко, или Бурый, как его называли друзья, был по жизни весёлым парнем. Он всё время подтрунивал над друзьями, да и вообще над всеми вокруг. Бывало, что и очень колко шутил, и даже обидно. Но если было что-то, что ему не нравилось, он быстро «вспыхивал». «Бурым» он был не только по фамилии, но и в общении. И видимо, старался поддерживать это высокое звание постоянным проявлением «бы;чки». Не терпел возмущений по поводу своих злых шуток. Считал, что если он так шутит — значит это правильно. Был дерзок и всегда резко высказывался. Конфликтовал со всеми подряд из-за всякой ерунды. Чуть что — сразу в драку. Был смелым до безрассудства. Даже лёжа на спине с разбитым в кровь лицом, никогда не признавал своего поражения и, сплёвывая кровь, смеялся: «Это всё, на что ты способен?». Всегда стоял на своём, даже если было абсолютно очевидно, что неправ. Свои ошибки никогда не признавал. Близкие знали его дурной нрав и старались лишний раз не перечить ему и не раздражать его по пустякам. А если нужно было изменить его мнение, то старались делать это мягко, заходя издалека. Даже Ливень, который так же, как и Бурый отличался от всех остальных своей вспыльчивостью, был, без сомнений, физически сильнее его и к тому же имел неоспоримый авторитет среди «Медведей», старался не спорить с Бурым по мелочам и не доводить разговоры с ним до «точки кипения». С другой стороны, насколько Бурый был дерзок, настолько же он был и предан своим друзьям. Минуту назад он мог гнобить кого-то из своих, но тут же встать за него горой и биться за друга до последнего. Поэтому он и заслужил свой авторитет и был лидером в своём кругу.

— Так-то не плохо было бы травы срубить где-нибудь, — вздохнул Бурый. — Да, Капитошка?
Он потрепал своего приятеля по волосам.

Питоном, Капитоном или Капитошкой Слава Бурденко называл своего кореша и одноклассника Саню Капитонова. Они дружили с первого класса. Были, как говорится, «не разлей вода». Капитонов был по большей степени молчуном, ведомым по натуре, всегда следовал за своим другом, словно хвостик или тень, и негласно подчинялся ему. Они постоянно шутили над кем-нибудь. Заводилой, несомненно, был Бурденко. А сам Капитонов всё время терпел от своего друга не только шуточки в свой адрес, но и тычки, пинки, подзатыльники, фофаны, щелбаны и прочее. Да, можно сказать, что и не терпел вовсе. Он настолько к ним уже привык, что просто не замечал их. Это было для него в порядке вещей. Кстати, только ему, Саше Капитонову, было позволено, жёстко и даже порой жестоко шутить и над Бурым, который так же это не замечал. Но если бы нечто подобное позволил себе кто-нибудь другой, то это могло бы плохо закончиться для шутника.

— Чё приуныл, Питон, блин?! — хохотнул Бурденко после небольшой паузы и пихнул товарища кулаком в плечо. — Я помню, в деревню к бабке ездил. В Мордовию, зыбучие глаза, — вдруг сообщил Слава. — Там пацаны местным «планом» меня накурили. Вот это круто было! Я очконул тогда, конечно, капец! На измену пробило конкретно.
Бурый добил бычок и пульнул его в кусты.
— Там у них в деревне колдунов всяких полно, — поведал он, выдувая из себя последний дым и отряхиваясь от пепла. — Колдуют, пипец! Там улицы прикольно называются. Грабовка, например! И не подумай, что от слова «грабли»!.. А вы, девчонки, как думаете от какого слова?
Девушки задумались и пожали плечами.
— Может быть — «грабить»? — неуверенно предположила Светлана.
— От слова «ГРОБ»! — вытаращил глаза Бурый, словно рассказывая детскую страшилку и стараясь напугать слушателей. — На этой улице одни колдуны живут, зыбучие рога. Когда идёшь по ней, надо матом ругаться про себя, чтобы колдовство не пристало к тебе. Я вслух херачил. Иду и матерюсь. Правда, один там ночью не ходил никогда. Очково как-то! А ещё есть улица Зажопинка…
Света снова громко захохотала. А рассказчик сделал многозначительную паузу и, улыбаясь с прищуром, оценивал реакцию «публики».
— «За-жо-пинка», ха-ха-ха! — веселилась Светлана. — Это от слова «за жопой все живут», что ли?
— Ха-гха! Ну да! Зыбучие глаза, — хохотнул Бурый. — Потому что на задах где-то! А ты, прям, хохотушка такая, я смотрю?! — сказал он ей, как обычно разговаривают с детьми, а потом тихонько, словно бы нехотя, похохотал.
— А ещё там есть Завяловка, Жалновка, Федин Куток, Висляевка! — перечислил Слава, всё так же посмеиваясь.
— Федин ку-уто-хо-хо-хо-хок?! — сорвавшись на неудержимый хохот, еле выговорила Света.
— Ну это, правда, названия не официальные, — уточнил Слава. — Только для своих, деревенских! Зыбучие рога.
— Федякина! Чё там за куток у тя?! — покатываясь со смеху, прокряхтела Светлана, утираясь от слёз.
Все, глядя на неё, тоже засмеялись.
— Висляевка! Это чё, у всех на полшестого там, что ли? — сквозь смех спросил Капитонов, прислонив руку к пряжке ремня, а указательный палец направив вниз.
— Ну, наверное!? — всё так же, со смешком, ответил Бурденко. — Хер знает! Не проверял!
— Ну ты и насмешил! — всё ещё корчась от смеха, еле выговорила Светлана.
— Зыбучие глаза! Я же не про это вообще хотел сказать-то! — воскликнул Бурый. — Мы, короче, накурились с пацанами-то, и они давай мне всякие страшилки местные рассказывать.
Тут вернулся третий приятель из компании Бурого.
— О-о-о! Ян-братан! Зыбучие рога! — обрадовался Слава. — Распаковывай скорее! Чё ты там принёс? Как раз рассказ интересный намечается. Мёд принёс?
Бурденко полез в пакет, напевая песенку Винни Пуха про то, как медведь мёд очень сильно любит, и задаётся вопросом: «почему».

Ян, он же Алексей Яно;вский, был худеньким пареньком лет семнадцати. Он был приятелем, скорее, Саши Капитонова, чем Славы Бурденко. Ян не прижился в своё время в «Медведях» и был ближе к «Голодным». Бурый с ним общался только потому, что тот был другом Капитонова, и «Медведи» с «Голодными» никогда не враждовали между собой, а даже иногда поддерживали друг друга.
«Голодных» было значительно больше, чем «Медведей», да и средний возраст у них был поменьше. Они постоянно вели с кем-то какие-то разборки и чаще влипали в разные истории. «Медведи» были более спокойные. Только их лидер Бурый постоянно «бурел» — и по делу, и без всякого повода. Но к «Голодным» в целом он относился уважительно.

Бурый достал из пакета две бутылки водки, полуторалитровую бутылку газировки, пару пачек сухариков и пачку жвачки.
Всем налили.
— О! Яныч, красавчик! Зыбучие глаза, — воскликнул Бурый. — Хочу за него выпить. Потому что если бы не он, то мы сдохли бы здесь ваще от того, что нам мало было бы!
Он засмеялся и стал сильно хлопать Алексея по плечу. Тот чуть не расплескал из стаканчика водку.
— Блин, Славян! Заканчивай! — скромно возразил Яновский. — Чуть водку мне не разлил!
— А-ах! Нормально! — высокомерно ответил Бурденко. — Ещё сбегаешь!
Все выпили, закусили и закурили.
— Там, короче, в деревне, — продолжил свой рассказ Бурый, — нельзя брать у добрых старушек ни конфеты, зыбучие глаза, ни ягоды там какие-нибудь. Они добрыми только кажутся, а сами, ягоды или конфеты эти заговаривают как-то, и ты потом — «кхе-е», — он взялся обеими руками за своё горло, закатил глаза и закряхтел, высунув язык. — Одного мужика — местного, между прочим! — поднял он палец вверх для усиления значимости своих слов, — насмерть заколдовали! На свадьбе, короче, бабка какая-то ему ягод дала или чего-то там. Он пару штук съел, и как будто бес в него вселился! Мужик стал всё крушить — столы, лавки там… всё, в общем. Силища у него, как у десятерых, появилась! Хотя сам щупленький. Мне его показывали потом — обычный мужичок. Худой такой. Ничего особенного.
— Ты же сказал, что его насмерть заколдовали, — подметил Фил. — А теперь говоришь, что тебе его показывали потом. Что-то не стыкуется.
— Чья бы корова мычала?! — набычился рассказчик. — Уж точно не тебе предъявлять мне за балабольство! Всё стыкуется! Дальше слушай! Зыбучие рога… И в тряпочку помалкивай!.. — Бурый прокашлялся и продолжил: — Короче, все мужики, что на свадьбе были, еле-еле его скрутить смогли. Он дрался как медведь! Ну прям, как я, примерно! Чуть послабее.
Он рассмеялся, вытаращив злые глаза и агрессивно выпятив нижнюю челюсть. Все тоже улыбнулись.
— Потом его связали, — продолжал Бурый. — Всю ночь он там чё-то выл, зыбучие глаза, скулил, рычал. Короче, вообще не в адеквате был. А на следующий день его к бабке какой-то повезли. Тоже там колдунья какая-то, походу. Ну, та его отшептала. Долго, конечно, возилась. Неделю, примерно. Ну, может, дня три! Зыбучие рога. Сказала, что насмерть его заколдовали! Ну, как там говорят? «Порчу навели»! О!.. Этот мужик потом рассказывал, когда в себя пришёл, что мол: «Помню, — говорит, — как рюмку выпил и словно сквозь землю в какую-то яму как будто бы провалился. И — темнота. Чернота, прям! Как в могиле!» И ничего больше не помнит. Во как! Зыбучие рога…
Все поохали, поахали и повздыхали. Ливень предложил выпить. Разлили по стаканчикам.
— Ну, давай за силу духа! Зыбучие глаза, — произнёс тост Бурый, подняв стаканчик. — Чёбы к нам всякая хрень такая не приставала. Да, Питон? Чё опять приуныл?
— Да ничё я не приуныл, — хохотнул Капитонов. — Нормально всё! За силу духа!
Он поднёс пластиковый стаканчик к губам, в несколько глотков, сморщившись и давясь, выпил горькую, сразу схватил «полторашку» с газировкой и, жадно запив, облегчённо охнул.
— Так вот ещё чё! — закусив, сказал Бурый. — Там ещё колдуны в гусей превращаться могут!
— Да ладно! — не поверив, засмеялся Ливнёв.
— Ну да, — подтвердил Филиппов. — Я тоже об этом слышал.
— Могут, могут, — кивнул Слава Бурденко и, сильно затянувшись, выдул густую струю дыма. — Короче! Мы когда накурились, поржали, похавали, самогоночки ещё побухали. А ночью, когда уже трава попустила малясь, решили по домам расходиться. Ну я и пошёл к себе, зыбучие глаза… Ну, в смысле, к бабуле своей! Смотрю, гусь сидит на дороге, зыбучие глаза. Ну я, долго не думая, — колдун же, по любому!.. Какой хозяин своего гуся ночью за ворота выпустит?.. Короче, разбежался и как пнул его! А нога сквозь него пролетела… — он сделал зловещую паузу, а все вокруг застыли в испуге, ожидая продолжения. — Смотрю, короче, а он уже за спиной у меня крылья распушил, зыбучие глаза, — Слава изобразил гуся. — «Га-га-га», — говорит. Я как очко поймал. Думаю: «Ну блин! Точно колдун!». Гусь на меня, короче прыгает! Шипит! Ущипнуть хочет. Зыбучие рога. Я его, короче, за шею схватил, как крутанул башку и на обочину его в канаву бросил. Как дал оттуда стрекача до дома! Только пятки сверкали. Так быстро ещё никогда не бегал!
Бурый снова сильно затянулся.
— Ну и чего, колдун-то этот? — поинтересовался Филиппов.
— Чё-чё! — скривил лицо Бурденко, а потом поднял палец вверх и продолжил рассказ, покачивая пальцем, словно сам себе дирижируя: — Ну так вот. Утром, зыбучие глаза, выхожу я из дома, а бабуля во дворе гуся ощипывает. Говорит: «Представляешь! Гусю кто-то шею свернул и на улицу выбросил!»
Все засмеялись.
«Ну или, может, он сам как-то из сарая за двор на улицу ночью вылез! — бабуля-то говорит, — Вот только как ему это удалось, — говорит, — не знаю! Сарай-то закрыт был!»
— Так это ты чё, обычному гусю, что ли, шею-то свернул? — посмеиваясь, спросил Капитонов.
— Ну хер его знает, — пожал плечами Слава. — Наверное.
— Ещё и своему! Пипец ты «олень»! — засмеялся Капитон.
Все тоже рассмеялись.
— Короче, я про себя думаю: «Зыбучие глаза!» — Бурый тяжело вздохнул. — Ничего я, короче, бабке своей не сказал, что это я его мочканул. Так и сожрали потом хгу;ся е;тава.
— А как же ты ногой-то его насквозь пробил и не убил? — удивлённо спросил Фил. — Всё-таки это колдун, что ли был?
— Да хер его знает! — махнул рукой Бурый. — Я же пьяный был.
— Может, ты, когда гуся-то пнул, колдуна из него и выбил? — предположил Капитонов. — Или когда шею ему свернул, может, тогда колдун из него вышел?
— Да не знаю я! — вспылил Бурый. — Говорю же, пьяный был! Наверное, просто промахнулся. Но очконул я тогда, конечно, конкретно! Зыбучие глаза.
Все снова посмеялись.

— О-о! Мэз! Давай сюда! — закричал Капитонов, увидев нескольких парней, идущих со стороны сквера к кинотеатру «Звёздный». — А чё, где гитара-то твоя? Слабал бы нам чё-нить щас!
Света и Алиса заметно занервничали и засуетились. Но Светлана быстрее своей подруги собралась с силами, выдохнула и успокоилась.
— Здорово, пацаны, — сказал Мезин, здороваясь со всеми за руку с ухмылочкой, — то ли от радости встретить своих пацанов, но не очень-то это выказывая, то ли от удивления видеть в этой компании свою девушку.
— Моё почтение добрым людям! — по-босяцки проговорил пришедший с Мезиным и Ивановым Хиса.
С ними пришли ещё двое. Компания разрасталась.
— Привет, девчонки, — небрежно бросил Мэз.
— Привет! — почти в один голос ответили те, Алиса — с неким облегчением, а Света — с прохладцей. Алиса сразу же подошла к своему Пете Иванову и, обняв его, поцеловала в губы.
— А чего это вы тут? — спросил Мэз у Светланы.
— Да-э… просто! — замешкалась она, приподняв брови и пожав плечами. — Встретили Фила вон случайно. А он это-э-э… с Антоном был. Вот как-то так!
— Просто вот так из Колонца в Старый Город приехали случайно? И встретились случайно, да? — грозно спросил он. — И бухать стали? Просто так?! Без всяких там всяких, да?!
— Да тут ребята ещё подошли, выпивки принесли, — пожала плечами девушка. — Блин! Да чё за предъявы? Неси лучше гитару! Пацаны, вон, песен хочут! Ну и я тоже послушала бы.
Света расчесала рукой свои длинные волосы. Потом обняла Мезина и нежно поцеловала в щёку.
— Принеси гитару, пожалуйста, — тихо повторила она, приложив лоб к его лбу и переводя взгляд с одного его глаза на другой и обратно.
— Принесу щас! — расстроено, но с надеждой, что ещё не всё кончено, выдохнул он.
— Мэз, блин! — перекрикивая гул толпящихся ребят, выкрикнул Бурденко. — Братуха! Давай-ка метнись колбаской, зыбучие рога, за гитаркой-то, а!? Пожалуйста! На вот, жахни! А потом пойдёшь.
Слава протянул ему стаканчик с водкой.
Мэз взял стаканчик, полторашку с газировкой, выпил и ушёл за гитарой.
Теперь и Света выдохнула с облегчением. Она вернулась на своё уже привычное на сегодняшний день место, где была раньше — поближе к Ливнёву.
— Чё Мэз? Предъявляет, что ль? — тихо поинтересовался Антон.
— Ну да, — огорчённо выдохнула Светлана. — Да нормально всё будет!
— Так-то, конечно, я не хорошо поступаю, — заметил Ливень. — Неловко себя чувствую.
— А ничего не было! — она развела руками. — Мне времени немного надо. Я его потом пошлю.
— Фига, ты дерзкая! — удивился Ливнёв. — Но мне это и нравится.
— Ну да! — хохотнула девушка. — Ша, медузы! Море наше.
Она пугающе и в блатной манере скривила лицо и выставила вперёд «козу» из руки.
— Ладно! Дам ему ещё один шанс, — согласилась Света. — Если он меня действительно любит, то сейчас придёт, останется и будет с тобой разбираться. А если просто ничего не будет делать или уйдёт, то и не любит он меня ни хрена! Вот и посмотрим тогда!

— Мэзу налейте! — крикнул Хиса, когда разливали в очередной раз. — Маэстро надо уважать!
Он почтительно отставил в сторонку стаканчик Мезина.
Пришедшие скинулись и отправили кого-то ещё за выпивкой.
— «Сколько ни бери — всё равно второй раз бежать!» — вспомнил пословицу Ливень. — Каждый раз всё сильнее убеждаюсь в этом. Народная мудрость!

Вскоре вернулся Мезин с двумя незнакомыми компании парнями, у которых была гитара.
— В сквере пацанов с гитарой встретил, — радостно поведал Мэз. — Ща концерт забабахаем!
Ребята поздоровались со всеми. Им налили, и все выпили «за музыкантов».
Мэз спел песню.
Совсем стемнело.
Пришли с добавкой. Кто-то о чём-то спорил, кто-то шутил, кто-то смеялся.
Петя с Алисой, обнявшись, мило ворковали в сторонке.
Светлана стояла рядом с Ливнем. А Мезин сидел на лавочке с гитарой.
— А ты чего знаешь? — спросил Мэз у хозяина гитары. — Какие песни?
— Армейские знаю. Несколько! — ответил тот. — Цоя знаю. Ну там, разные ещё.
— О! Из армейских спой чё-нить! — вклинился в хмельном кривлянии Капитонов.
Паренёк взял у Мезина гитару и начал петь лирическую песню про то, как солдат задаётся вопросом, зачем его невеста, пока тот служил, надела белое платье, фату на голову и кольцо на руку. А припев про караулы, чёрные сапоги и про росу на траве подхватили все и подпевали уже хором.

— Вот ты ваще красавец! — тряся крепко сжатым кулаком, восхищался уже совсем пьяный Капитонов. — Тя как звать-то?
— Максим, — ответил музыкант.
— Макс! Молоток ваще! — выразил своё восхищение и Яновский, протянув руку для рукопожатия.
— А весёленькое чего-нибудь могёшь? — выкрикнул откуда-то из темноты Бурый.
— Да а чего же не смочь-то? Могу! — сказал Макс и достал из кармана медиатор.
Он сыграл несколько быстрых нот на басовых струнах, все тут же узнали мелодию из известного мультфильма и с первых слов запели хором весёлую песню Бременских Музыкантов.

— Ну ты, чувак, красавец ваще! — вновь похвалил музыканта Капитонов, когда песня закончилась.
— Пито-он! — прорычал Бурый. — Сига есть?!
— Есть! На жопе шерсть… — хохотнул Саша и достал пачку. — На!
Слава Бурденко подбежал к лавочке сзади и обнял одной рукой Мэза, а другой — Максима, просунув между ними свою лохматую голову с полузакрытыми от опьянения глазами.
— Где ты, Питон? — спросил он, тяжело дыша.
Питон дал ему сигарету.
— О! Благодарочка! — довольно проговорил Бурый, взял сигарету и, стоя покачиваясь, пытался сконцентрировать на ней свой взгляд. — Пасаны! — сказал он заплетающимся языком. — Круто спел! Пасиба, — он обошёл лавочку и потянулся пожать музыканту руку. — А чё я вас не знаю-то, а? Вы откуда ваще?
Слава сел на лавочку рядом с Максимом, обняв его одной рукой. Незнакомцы переглянулись, и Максим робко сказал:
— Из Ильинки.
— Из Ильинки?! — сильно удивился Бурый.
Все тотчас умолкли и обратили взоры на лавочку. Повисла «ревизорская» пауза.
— А кого-нибудь из Старого Города знаете? — осторожно спросил Слава.
Видимо, он не желал сейчас конфликтовать, что было абсолютно не похоже на Бурденко. Но уж слишком понравилось ему, как парень спел, поэтому-то и решил дать чужакам последний шанс, найдя общих знакомых.
Все тихонько окружили лавочку и внимательно слушали, о чем идёт речь. Оказалось, это ещё более интересно, чем истории про мордовских колдунов.
— Да-аэ… — задумался Максим. — Боброва Витю знаю.
— Это Бобёр, что ли? — оглянулся Бурый на своих ребят.
— Ну да, Бобёр, походу, — деловито подтвердил Филиппов. — А где он живёт, знаешь?
— А вот дом — там! — невольно сглотнув и всё время облизывая сохнущие от волнения губы, начал вспоминать Макс и указал рукой в сторону предполагаемого дома Бобра. — Там, вон! На площади! Напротив «Комиссионки»! Обувной там… ещё… в его доме…
— Ну! Точно Бобёр! — хлопнул в ладоши Фил. — Из «Голодных»!
— Нормальные у тя знакомые, — с уважением одобрил Бурый. — А ещё кого знаешь?
— Ещё Марата Тахирова знаю! — вспомнил Максим.
— Кого? — переспросил Ливнёв. — Марата Тахирова?
— Ну да, — кивнул музыкант.
— Это Татарин! — констатировал Ливень. — С Серова. Мой близкий. Нормальный пацан! Борьбой занимается. У него ещё кореш — Сапёр!
— А-а-а, Сапёр! Одноглазый-то, да? — уточнил Хиса. — Ну, его тут каждая собака знает!
— Ну да! — кивнул Ливнёв. — Я их потом в «Лесные» хочу подтянуть. Сейчас пока маловаты ещё. А ты откуда Татарина знаешь?
— А я в пионерском лагере с ним был, — признался музыкант.
— Достойные у вас друзья, пацаны! — веско сказал Фил.
Все одобрительно покивали и загалдели.
— Давай-ка ещё, чё-нить лабани! — выкрикнул Бурый. — Зыбучие рога.


***


Ливнёв и Светлана со счастливыми улыбками на лицах откинулись на подушки, тяжело дыша.
— Антош, а ты знаешь, какая у меня фамилия? — спросила Света, хитро прищурившись.
— Ха, — хохотнул Ливнёв. — Нет! Даже и не думал, как-то.
— Антонова, — всё так же хитренько улыбаясь, горделиво сообщила она.
— Да? Прикольно, — проговорил Антон.
— Значит я твоя — Антонова! — сделала вывод Света, скосив глаза на парня.
— М-м-м… Прикольно, — хохотнул Ливень.
Повисла долгая пауза. Любовники лежали на спине, прикрывшись простынёй, и смотрели в потолок.
— Антош, а расскажи мне про «Лесных», пожалуйста, а? — неожиданно попросила Светлана, перевернувшись на живот и положив голову на грудь парня.
— Хе-гхе! А чё именно-то тебе рассказать? — уточнил Ливнёв.
— Ну… кто там у вас есть? — задумалась девушка. — Чем вы там занимаетесь? Чего-нибудь интересненькое, короче!
— Да чего там интересного-то? — отмахнулся «качок». — Там спортсмены все. В основном борцы: самбисты, дзюдоисты. Есть и боксёры, и каратисты. Каратисты, кстати, самые продвинутые сейчас! По школам секции открывают! Больше всех бабла рубят. Пацаны там у нас все взрослые. Лет по двадцать и старше. Даже по «тридцатнику» некоторым есть. Меня туда совсем недавно приняли. Я самый молодой у них. Мне же восемнадцать только в конце ноября ещё будет! Кстати, это один пацанчик меня туда подтянул, тоже каратист. Убедил своих, чтоб меня взяли. Я, короче, сначала на каратэ к нему ходил заниматься. У меня стало хорошо получаться, и он меня стал в пример ставить, объяснять на мне приёмы, показывать, как их делать. В общем, как помощника меня к себе взял. Сначала бесплатно разрешил ходить, а потом я пару раз сам «треню» провёл. Он попросил! Надо было ему куда-то! И даже приплачивать мне стал. А теперь я вторым тренером работаю у него. Работа не пыльная: понедельник, среда, пятница тренировки. И сам потренировался, и бабла «поднял»! Занятия только вечером, а весь день свободен. И «бабок» неплохо он мне отстёгивает! А потом он своим пацанам про меня рассказал. Ну, меня и взяли.
— Круто! — воскликнула Светлана. — А чё ещё там делаете?
— Чё ещё? — «качок» почесал голову. — Да ничё особенного… Кто просто работает. А кто «качалки» свои открывает. Ну, в смысле «качалки» — это вообще-то общее дело. С них все имеют, даже мне перепадает. А сейчас ещё и автосервис замутить хотят. Тоже прибыльное дело. Только бабла туда придётся до хера засандалить.
— Круто, конечно! — всё не переставала восхищаться Света. — Молодцы вы! Я знала, что «Лесные» — самые крутые! Не то что все эти малолетки, правда?
Антон ухмыльнулся, а девушка сделала из руки «человечка» и стала переступать пальцами по груди лежащего на спине Ливнёва.
— Я пришёл в вашу «качалку»! Запишите меня! — словно ребёнок, сказала она и захихикала. — А «качалки», кстати, это как? Где вы их открываете?
— Ну как? Находят, короче, заброшенные здания, — объяснял Ливень. — Решают вопрос с разрешением в домоуправлении и завозят оборудование. Договариваются как-то. Выходы есть там. Говорю же — они взрослые все. А потом пацаны качаться приходят, бабло платят.
— Прикольно, — восхищённо улыбнулась Света. — Вот молодцы!
— Ага. Самую первую «качалку» открыли на «Семаге», — продолжил Антон (Семага — улица Семашко). — В подвале там в одном. Сначала только так — для себя, чтобы в любое время можно было прийти и позаниматься. Ну, это уже давно было. Ещё лет десять назад. Ну, может, поменьше чуть-чуть… Я ещё «писюком» был, в первый или во второй класс ходил! — посмеялся парень. — Сейчас там просто место отдыха сделали. Сидим там музычку слушаем, в карты режемся или в «Сегу»  играем. Всё оборудование оттуда перевезли на Лацково. Ну как оборудование? Всё самопальное. В своё время притащили железяк всяких, сварили штанги, гантели, стойки, лежаки. Там, короче, на Лацково, возле кладбища, какая-то конюшня, что ли, была или ещё что-то, не знаю уж, что там было. Короче, года три назад там первый коммерческий проект решили сделать. Денег у них тогда не было, поэтому все свои станки туда перевезли, а потом ещё добавляли, когда уже чуть-чуть раскрутились. Нашли там одного спортсмена местного. Назначили старшим. Он бесплатно тренируется, других созывает, а те уже — за «бабки». Народ ходить стал. Потом пошло-поехало.

…

— Ваня, здорово! — поздоровался Мэз с открывшим ему дверь Ивановым. — Ты с Алиской разговаривал сегодня?
— Здоров! — устало позёвывая, бросил Пётр, протягивая руку. — Ну да. Разговаривал. А чё? Заходи! Чего стоишь-то?
— Да этой шмары Светки дома не было сегодня весь день! — сердито высказался Мезин, проходя в квартиру. — Я целый день на телефоне, блин!
— Ну, мы с Алиской договорились в шесть встретиться, — поведал Иванов, следуя в свою комнату, — скоро уже пойду её встречать.
— О! Давай ты потом, часов в семь, ну без десяти, с ней… — Мэз задумался, — ну или с ними, если она со Светкой будет, в парк придёте, к летнему театру. Ну и я потом тоже туда подвалю.
— Ладно, давай попробуем, — позёвывая и почёсывая висок, сказал Иванов.
— Всё! Давай! — обрадовался Саша. — Ну, а если Светки не будет, то тоже подтягивайтесь. Там встретимся и решим, чего дальше делать.
Парни пожали друг другу руки, и Мезин ушёл.

…

В назначенный час Мезин подошёл к летней эстраде. Веранда-сцена находилась в низине, а зрительный зал расходился от неё полукругом, «шагая» вверх десятком-другим ступеней-рядов, словно один из секторов трибуны стадиона или даже часть Колизея. На одной из лавочек почти в центре зала в гордом одиночестве сидел Иванов.
— О! Вань, здорово! — с радостным удивлением сказал Мезин. — Ты чего один?
— Да наши все в сквере, — ответил Пётр. — Я Алиске сказал, чтобы внимания не привлекать, что мне в сортир надо. Чё, пойдём туда?
— А кто там есть?
— Да там Бурый, Капитон, Хиса, Ливень… бабы ещё… и из молодых кто-то. Да говорю же, почти все наши!
— А Светка?
— И Светка там.
— А она с Алиской приехала?
— Нет. Алиска одна была. Ты пойдёшь туда или чё? Меня Алиска ждёт! — недовольно сказал Иванов и, встав с лавочки, потянулся и зевнул.
— Да погоди ты, Вань! — отмахнулся Мэз. — Давай расскажи сначала чё-кого, а потом пойдём.
— Ну, Алиска сказала, что они вчера договорились со Светкой в сквере встретиться, — начал рассказывать Петя. — А когда мы пришли, там уже половина наших были и Ливень со Светкой. Кстати, там ещё разговоры такие были, чтобы в парк переместиться. Поэтому быстрее надо, а то Алиска волноваться будет.
— Ну ладно. Заколебал! Пошли! — зло проговорил Мэз, хлопнув по плечу товарища. — По дороге расскажешь.
Друзья направились в сторону сквера.
— А чё Светка делает?
— Да ничего не делает. Ржёт всё время!
— А с Ливнем чё? Мутит?
— Да нет вроде. Так, стоит там просто.

За разговорами ребята вышли из парка, прошли мимо Вечного огня, потом обошли лесопосадку, что между первой школой и кинотеатром «Звёздный», миновали загс и часть сквера, где сидели в прошлый раз, и, перейдя улицу Горького, попали в основную часть сквера. Там, ближе к центру, в одном из закутков с лавочками толпилась весёлая молодёжь. Друзья подошли к тусовке. Иванов сразу же проскользнул сквозь парней к своей пассии. А Мезин тихо подошёл и начал со всеми здороваться за руку, искося поглядывая на Светлану. Когда дошёл до обнимающихся Иванова и Алисы, поприветствовал девушку.

— О! Мэз! Здорово! — крикнул Бурый, когда Мезин подошёл к нему. — Как дела, братан?
Слава пожал руку пришедшему и тепло обнял.
— Ха-ха! Лучше всех! — широко улыбаясь, хохотнул Саша. — Чего со мной станется-то?
Мэз поздоровался с Ливнем.
— Привет, Свет! — бросил он.
— Привет, — скромно улыбнувшись, ответила девушка и поцеловала Мезина в щеку.
— Как дела?
— Да пойдёт!
— А где ты была-то? Я названивал тебе целый день.
Парень обнял девушку за талию и грубо прижал к себе.
— Да я это… по делам там… ходила… — взволновано, ответила Светлана. — Надо было там… брату помочь!
— М-м-м… — кивнул Мэз. — Всё хорошо? Помогла?
— Угу, — быстро-быстро закивала она, натянуто улыбаясь.
— Ну тогда хорошо, — выдохнул Саша. — А то я уж волноваться начал. Думал, что же у тебя там могло случиться? А чего вы с Алиской вместе не приехали?
Светлана испуганно взглянула на молодого человека.
— Да-э-у-ф… я это… — задёргалась она. — Я чуть попозже приехала. Говорю же — занята была!
— А Ваня сказал, что когда он Алиску встретил и они сюда пришли, ты уже здесь была.
— А! Ну да! Точно! — глуповато хохотнула Светлана. — Я просто думала, что опоздаю, а сама, походу, раньше освободилась, вот сразу и приехала!
— А чего мне не позвонила, как освободилась? — продолжал допытываться Мэз. — И куда ты приехала? Почему ко мне не зашла? Я же дома был. Или ты не ко мне приехала, что ли?
— Да не знаю! — растерянно улыбнулась Светлана. — Я на часы не смотрела.
Она судорожно соображала, что бы ещё ответить на компрометирующие вопросы. Но Бурденко вдруг скомандовал:
— А ну-ка, гремучая змея, пошли в парк, пацаны!
И он громко заулюлюкал.
Все парни из тусовки радостно заголосили и засвистели, откликаясь на призыв лидера. И вся толпа медленно потянулась в сторону парка, откуда только что пришли Мезин с Ивановым. Впереди шли Бурый и Ливень. Светка сказала Мезину:
— Давай! В парк погнали!
И, вырвавшись из его объятий, побежала вперёд, поближе к первым рядам. Мезин огорчённо и злобно выдохнул и медленно двинулся за всеми. Он не стремился кого-либо обгонять — шёл одним из последних, наблюдая за распутными действиями своей девушки. Света по пути схватила за руку Алису и потащила её вперёд, а та, в свою очередь, держала за руку Иванова и, соответственно, прибавив ходу, увлекла его за собой. Потом Светлана другой рукой взяла под руку Ливнёва, и у них получилась почти стройная шеренга: Иванов, Алиса, Света, Ливень, рядом с которым шёл под ручку со своей девушкой Слава Бурденко.
Мезин чувствовал себя мерзко — словно оплёванным. Он засунул руки в карманы и играл желваками, не в силах что-то изменить.

Уже сгущались сумерки, когда компания наконец-то прибыла в парк и, обойдя летнюю эстраду, подошла к качелям-лодочкам. Аттракционы уже были закрыты, но Ливень и Бурый перелезли через невысокий заборчик и, отломав хлипкую крышку пульта управления, перевели рычаги стопоров в положение «отключено».
— Айда качаться, пацаны, ё-моё! — крикнул Ливнёв, а потом, протянув руки сверху заборчика, он подхватил Светлану за талию и сказал ей: — Прыгай!
Девушка присела и неуклюже подпрыгнула. Но этого импульса было вполне достаточно, чтобы «качок» смог своими сильными руками перенести хрупкую девчушку через заборчик. Света взвизгнула и подогнула ноги, перелетая через ограду. А когда она опускалась на землю, её юбка задралась, оголив все её прелести в кружевных трусиках. Столпившиеся парни сразу засвистели, заголосили и зааплодировали. Девушка, приземлившись, сразу низко присела, стараясь прикрыться своей предательницей-юбкой, и стыдливо, но, как обычно громко, рассмеялась.
Бурденко, посмотрев, как сделал Ливень, тоже хотел так же перенести свою девушку, но та после фееричного приземления Светланы категорически отказалась от повторения этого «подвига». Она сначала попробовала пролезть между прутьями забора, а после неудачи, попросила Бурого подставить, что-нибудь ей под ногу. Он подставил своё колено, а девица стала перелезать через заборчик старым дедовским способом, строго следя за своей одеждой. А парни подбадривали её улюлюканьями.

— Федякина! — сквозь смех крикнула Светлана. — Давайте тоже сюда дуйте!

Иванов, Алиса и ещё несколько ребят тоже стали перелезать через ограду. Три лодки из четырёх заняли пары — парни с девушками, а в четвёртую залезли четверо парней, по двое на нос и корму.
Много ребят, кому не хватило места в лодках, стояли вокруг них и помогали толкать и раскачивать качели. Сначала это было безобидно. Но когда раскачивание уже стало сильным, ветер начал трепать юбки девчонок и оголять их белые ножки. Девушки стали визжать и просить парней не раскачивать так сильно. Но те их не слушали и на кураже раскачивали лодки всё сильнее. Девушки не могли поправить платья или заткнуть юбки рукой между коленями, чтобы хотя бы спереди прикрыться от назойливого и вездесущего ветра: оторвав от поручней хотя бы одну руку, можно было тут же упасть. Зажать юбки коленями без помощи рук тоже никак не получалось: когда движение лодки было вперёд, ветер поднимал юбку спереди, и раздвигать колени в этом положении было очень стыдно. А когда лодка двигалась в обратную сторону, порыв воздуха или поднимал вверх заднюю часть юбки, или прижимал её к телу девушки, а переднюю часть — надувал парусом. Ситуация для девиц была крайне неловкая. Поэтому они просто верещали на всю округу, то стыдливо присаживаясь, что тоже не помогало прикрыться, а лишь усугубляло ситуацию с невольным стриптизом; то, понимая, что присаживаться бесполезно, снова поднимались и продолжали светить своими округлостями на радость ликующим ребятам. Потом снова присаживались и снова поднимались.
Через некоторое время, когда девушки уже начали жалобно ныть и были готовы даже расплакаться, их бойфренды решили всё-таки сжалиться и остановить это безобразие. «Пассажиры» в лодках сменились. А девчонки обиженно и жалобно упрекали своих радостных парней в этой неприятности и пытались шлёпнуть им по рукам или куда ещё придётся, лишь бы дотянуться.
Когда девушки немного успокоились, они стали выбираться из-за решётки аттракциона, а их молодые люди им в этом помогали.
Потом компания решила просто побродить по дорожкам парка. Девушки прильнули к своим парням. В том числе и Светлана — к Ливню, хотя её парнем всё ещё считался Мэз.

— Алис, можешь Светку ко мне подозвать? — спросил Мезин, подойдя к Иванову и его подруге.
— Угу. Сейчас позову, Саш, — понимающе ответила та.

— Чего, даже не подойдёшь-то ко мне? — сердито спросил Мэз у Светланы. — Нормально с Ливнем?
— Да просто… — развела руками девушка. — Ты же видел, мы на качелях просто катались.
— Всё? Ты теперь с ним будешь?
— С кем? — Света сделала вид, что не поняла о ком идёт речь.
— С Антохой! С кем?! — вспылил непонятливости подруги Мезин.
— Да чего ты пристал-то? — встала в «позу» девушка. — Просто гуляем! На качелях катаемся!
— Он просто богатый, да? Подарки тебе дарит? Или почему ты его выбрала?
— Да причём тут подарки? — сморщилась Светлана. — Просто гуляем, говорю же.
— Просто гуляют все со своими парнями, а ты с Антоном! А я вообще один хожу!
— Ты чего, ревнуешь, что ли? — улыбнулась Света. — Сашка-дурашка! — ласково сказала она и погладила Мезина по щеке. — Я сейчас с ним пока побуду ещё немного, а потом к тебе вернусь. Ладно?
Она нежно обняла парня. Видимо, ей стало жаль Мезина. У него действительно был очень печальный вид, а к горлу подкатила обида. Он тоже обнял девушку и крепко прижал её к себе. На глаза навернулись слёзы. Он уже сильно привык к Светлане, можно сказать, даже полюбил. Мэз, конечно, никогда не говорил ей, что любит её, это было не в его правилах, да и не был он уверен в своих чувствах, но было очевидно, что он к ней привязался за этот почти месяц, что они были вместе. Ему было обидно, что любовь выскальзывает из его рук. Да даже не любовь — просто красивая девушка, с которой он был близок. Мэз не думал, что его могут «кинуть». Но Светлана вроде и не послала его. Если бы это случилось, то, возможно, ему было бы немного проще — он просто обозлился бы, и чувство злости пересилило бы чувство привязанности. Но она сказала, что вернётся к нему. И он ещё питал надежду на это.
Света нежно поцеловала его в щёку и снова ушла к Ливню.
Все веселились. Светлана снова громко хохотала. Мэз стоял в отдалении от всех с комом в горле, со слезами на глазах и смотрел, как его девушка флиртует с другим парнем. Так продолжалось ещё какое-то время, а когда уже совсем стемнело, Мезин ушёл домой.