Часть 3. РАМА. Глава 11. Фабричная

— Ну чё, когда тебя уже выпишут-то? — спросил Кострома, присаживаясь на стул в больничной палате. — Сегодня уже пятница. Мы на дискач в «Лиру» пойдём. Да, Горлан?
— Угу, — покивал Горланов. — К тебе, капец, не прорвёшься! Только вон с тётей Ниной пускают!
Он показал на маму Фёдора Завадского.
— Да! Только близким родственникам можно, — подтвердила та, выкладывая из сумки баночки с едой.
— Да-эх… — махнул рукой Федя. — Мне самому тут уже надоело! Быстрей бы уже! Тоже на танцы охота.
— А ты вот не спеши! — возразила мама. — А то вон успел уже один раз! Ходишь, где тебя не просят!
— Да где я хожу-то? — возмутился больной. — По своей Фабричной мне нельзя теперь ходить, что ли?
— А вот не ходи! — продолжала настаивать на своём мама. — Тем более ночью! Неча там делать! Жених хренов!
— Мам! Хорош, а?! — обиделся Завадский.
— А чего «хорош-то»? — не унималась мать. — Антон! — назвала она по имени одного из приятелей сына, но обращалась сразу к обоим — и к Костромину, и к Горланову. — Вы, пожалуйста, присмотрите за этим обормотом!
Женщина присела на кровать к сыну, поглаживая ему по плечу загипсованной руки.
— Ладно, тётя Нин! — пообещал Кострома. — Мы его больше в обиду не дадим. Да, Горланов?
Сергей снова покивал, молча усмехнувшись и выдохнув через нос.
— Вы его лучше на эту Фабричную не пускайте! — недовольно добавила мама. — Что у нас, раменских девочек не хватает? Нашёл себе!..
Завадский молча лежал на кровати, только нетерпеливо закатывая глаза на мамины речи.
— Ну ладно, сынок, не обижайся на меня! — смягчилась мать. — Да! Не нравится она мне! Вульгарная она какая-то! Потом поймёшь! Ещё благодарить меня будешь, — она тяжело вздохнула. — Хотя ладно! Нравится она тебе! Бог с ней! Тебе с ней мучатся! Не жалуйся мне потом! Может, она и ничего? — женщина, задумавшись, подняла глаза к потолку. — Первое впечатление и обманчивым может быть.
— Так и есть, мам! — ответил Фёдор. — Показалось тебе. Она хорошая.
— Да, хорошая! — снова возмутилась мама. — Только юбка у неё, аж трусы видать! Не тем ты местом думаешь, Федя!
— Мам, ну ты опять?
— Ну ладно-ладно, — ласково проговорила та. — Я ж за тебя переживаю! Мне не безразлична твоя жизнь, поэтому и лезу везде со своими советами. Ты же для меня всё ещё вот такой — малютка, — показала она руками, — Вырос, а я и не заметила.
— Вот-вот! — покивал Завод. — А я уже не такой.
— Ладно, сыночек, я побегу, — сказала мама и поцеловала сына в лоб. — А то папа должен на обед прийти.
— Хорошо, мам. На меня тоже не обижайся.
— Да как я на тебя обижусь-то? — улыбнулась женщина и снова поцеловала больного. — Всё. Пока! Завтра суббота уже, мы с папой придём.
— Угу. Пока! — покивал Фёдор.
— До свиданья, тётя Нин! — в один голос проговорили друзья больного.
— До свиданья, ребят!
Женщина вышла из палаты.
— Завод, может, мы тебя выкрадем и к Настьке отнесём? — предложил Горланов.
— Да я б сам ушёл, если б костыли были, — воодушевился больной.
— А где твоя маман Настьку-то видела? — поинтересовался Антон Костромин.
— Да они же ко мне приходили вчера вдвоём, — начал объяснять Завадский. — Я же маму попросил, чтобы она Настюху провела. Помнишь, Горлан, я просил ей передать, во сколько мама ко мне придет?
Горлан подтвердил кивком головы.
— Ну вот, — усмехнулся больной. — А она пришла в мини-юбке и в топике коротком — пупок видать. Вот маме и не понравилось.
— Ну теперь понятно, — выдохнул Костромин.
— Как бы ещё разок Настюху сюда провести? — задумался, потирая свой подбородок, Завадский.
— Ну а чё? Во сколько мама к тебе завтра придёт? — спохватился Сергей Горланов.
— Откуда я знаю. Ты же сам слышал — завтра.
— Давай я ща к тебе домой зайду! — начал раскрывать свой план Горланов. — Спрошу у неё и попрошу, чтобы провела Настьку твою. А Настьке скажу, чтоб по-монашески оделась! А? Как тебе мой план?
— Да видишь, как она к ней? — хмуро проговорил Завадский.
— Да я попрошу тётю Нину! — настаивал Горлан. — Что, мол, для твоего выздоровления полезны положительные эмоции и всё такое. И, я так понял, ща батёк твой на обед придёт. Я и его подключу. «Батон»-то у тебя мужик что надо, поймёт! Короче, я их убедю… убежу… — он задумался. — Уболтаю, короче!
— Ну попробуй, братан! — обеспокоенно, но с надеждой ответил Завадский. — Круто было бы! Спасибо.

…

На улице было солнечно.
— Прям, как на море. Жара. Да? — сказал Костромин, щурясь от палящего солнца.
Парни вышли из больничного городка на улицу Чугунова. И вдруг увидели троих своих знакомых.
— О-о-о! Здорово, пацаны! — сказал один из них.
Это был Иван Светличный — рослый парень лет восемнадцати.
— Здорово, здорово, Светлый! — ответил Антон, пожимая ему руку. — Как дела?
— Да нормас вроде. Куда собрались?
Все поздоровались друг с другом за руку.
— Э-э-эх! Купнуться бы щас! — потянувшись, сказал Горланов.
— Да мы, Вань, вон от Завода только вышли, — поведал Кострома.
— В смысле? — не поняла вся троица.
— Да его же азеры эти или кто они там? — начал излагать Костромин. — «Накернили» в ту пятницу конкретно. В больничке отвисает теперь.
— Да ты чё, серьёзно? — удивились пацаны. — А чего, пройти-то к нему можно?
— Только родственникам! — усмехнулся Горлан. — Мы вон уже второй раз с его мамкой прошли.
— Понятно. Будете ещё у него, привет передавайте! Ну так, а куда вы теперь-то?
— Да куда?! — задумался Сергей и, мечтательно потягиваясь и позёвывая, добавил: — На Поповку бы купнуться съездить!
— Хера; ты! — удивился кто-то из их друзей. — Это на тачке надо ехать. Или на великах — на крайняк.
— Ну тогда пока в парк пошли! — хлопнул по спинам приятелей Костромин. — В тенёчке посидим.

Они все вместе прошли немного по Чугунова, свернули в переулок между фабрикой и больничным городком и направились в сторону Борисоглебского озера и городского парка.
Из-за угла забора в узкий проулок навстречу им вывалила группа ребят азиатской внешности. Их было раза в два больше, чем раменских парней.

— Это, походу, те черти, которые Завода «опрокинули»! — выдвинул догадку Костромин.
— Давай, мож, спросим с них здоровьем? — предложил Светличный.
— Мы этих сосунков ща размажем! — довольно добавил Горланов.

Приближаясь к группе южных гостей, раменские парни готовились вступить с ними в схватку. Азиатские ребята были все небольшого роста, поэтому пацанов не смутило, что их вдвое больше.

— Стоять! — скомандовал Иван Светличный. — Кто такие? Откуда?
Гости из Средней Азии остановились и стали тихо переговариваться между собой на своём языке.
— Ми работаем. На фабрика, — испуганно сказал один из них.
— Мочи их! — тихо скомандовал Светличный.

Кулаки полетели, врезаясь в головы и тела низкорослых южан. Первым из них, конечно, досталось. Раменские парни сначала серьёзно восприняли перевес противника в численности и били сильно. Но часть оппонентов, сразу же сообразив, что к чему, убежали обратно, откуда пришли. А раменские, почувствовав своё явное превосходство, стали куражиться, отвешивая тумаки и пинки убегающим гостям города. Поэтому не всем южанам досталось слишком сильно.
Воодушевившись лёгкой победой, парни двинули по намеченному маршруту. Но вдруг из-за угла, куда только что скрылись южные гости, вынырнула ещё одна группа азиатских мужиков, настроенных уже воинственно. Их тоже было около десяти человек, но там были не только молодые и невысокие, но и вполне зрелые и рослые мужчины. Раменские усмехнулись.
— Чего, тоже трындюлей хотите? — громко выкрикнул им Кострома.
Но за первым десятком южан словно бы живая река полилась. Смуглые парни стали заполнять переулок, оглашая окрестности воинственным гомоном на непонятном наречии.
— Парни! Тикаем! — тихо, но так, чтобы все услышали, сказал Горланов.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он стал выталкивать соратников из переулка в обратную сторону. Раменские ребята помчались со всех ног. Они выбежали обратно на улицу Чугунова и махнули мимо больничного городка в сторону Холодово. Толпа азиатов не отставала.
Вдруг убегающих парней догнал автобус и посигналил им.
— О! — глянув на автобус, радостно выкрикнул Светлый. — Это отец Лёхи Бочкина!
Автобус притормозил и открыл двери. Парни запрыгнули внутрь. Первые из преследователей тоже подоспели и стали цепляться за двери автобуса. Местные ногами выпихивали чужаков, пытавшихся залезть в салон. Двери автобуса закрылись.
— Гони, дядя Вить! — крикнул Горланов.
Южане забежали вперёд автобуса и преградили путь.
— Ах! Твою мать! — тихо, себе под нос, выругался дядя Витя и уже громко крикнул, чтобы было слышно «пассажирам»: — Путь преградили! Собаки страшные!
Подоспела и основная масса гостей из южных республик. Они окружили автобус и стали бить кулаками и ладонями по стёклам и, стараясь открыть складные двери, долбили по ним ногами.
Костромин упал на пол, упёрся руками в поручни, а ногами в двери, блокируя их.
— Двери держите! — крикнул он.
Парни бросились к дверям и тоже упали на пол. Они сели на ступеньки и, упираясь в них спинами, ногами также подпёрли складные двери автобуса.
Нападавшие стали раскачивать автобус.
— Ох ты! — воскликнул дядя Витя, — Сейчас ведь опрокинут! Черти!
Он стал сантиметр за сантиметром продвигаться вперёд, медленно отодвигая тех, кто преграждал дорогу.
— А ну! Пошли отсюда, черти марёные! — крикнул водитель, отмахиваясь рукой, словно от назойливых мух.
— Давай, дядя Вить! Трогай уже! Перевернут ведь! — крикнул Костромин.
— Щас, ребятки, прорвёмся! — успокаивал пассажиров и самого себя Бочкин. — Пошли отсюда, говорю! — выкрикнул он обступившим автобус и, беспрерывно сигналя, старался «разрезать» своей машиной людскую массу.
— Бочка, давай! Давай, миленький! — теперь шептал Антон сам себе, удерживая двери, которые сотрясались от сильных ударов извне.
Автобус, сильно раскачиваясь под напором беснующейся толпы, стал потихоньку набирать скорость.
— Уйди с дороги, басурман непуганый! — всё негодовал дядя Витя.
Наконец-то автобус поехал чуть быстрее, чем скорость пешехода. В этот момент кто-то из толпы бросил камень, и стекло водительской двери разлетелось на мелкие осколки.
— Вот сволочи! — отряхиваясь от стекляшек, выругался водитель.
— Давай, дядя Вить! Гони, миленький! — умолял Горланов.
Автобус выехал из толкучки и стал резко набирать скорость.
— Вырвались! — облегчённо выдохнул Бочкин. — А чё, Лёшка-то где? Не с вами, что ль?
— Не, дядя Вить, — встав с пола и отряхиваясь, ответил Костромин. — Я его сегодня вообще не видел. Вот это нам фортануло, что вы мимо нас проезжали. Спасибо вам! — улыбнулся парень.
— Да ладно, будет ещё!.. — отмахнулся водитель. — Что же я — своих в беде брошу, что ли? А чё это они на вас ополчились-то? — поинтересовался он.
— Да они Завадского в ту пятницу конкретно «уронили», — начал рассказывать Антон. — Мы щас человек десять ихних отпинали, а те толпу привели!
— Парни, вы бы с ними поаккуратней были бы, — предупредил дядя Витя. — Это ж басурмане! У них ведь ещё и кровная месть бывает.
— Да что у нас управы на них не найдётся, что ль? — усмехнулся Костромин. — Против толпы впятером, конечно, не вариант, но мы народ сейчас поднимем.

Автобус доехал до Холодовского круга и повернул направо в сторону Северного шоссе.
— Куда вас высадить-то? — спросил водитель.
— Да вон на «бетонке» скинь нас, дядя Вить! — попросил Антон, глядя через лобовое стекло. — Спасибо вам.
— Да не на чем, ребятки! — сказал Бочкин. — А на «бетонке» — это на Гурьева, что ль?
— Ну да! — подтвердил Костромин. — На Свободе, у РПКБ! (РПКБ — Раменское приборостроительное конструкторское бюро)
— Хорошо, ребят, — понял водитель.
Автобус промчался по пустынному Северному шоссе, свернул направо на улицу Гурьева и, проехав ещё с километр, остановился.
— Будьте аккуратнее, ребят! Берегите себя! — пожелал мужчина, открыв двери.
Парни, ещё раз поблагодарив своего спасителя, выбежали из автобуса и ринулись по улице Свободы в сторону городского парка и бассейна «Сатурн».
— Давай сейчас на «Лире» народ поднимать! — говорил Светличный на бегу. — Я на танцплощадку пойду и в парке народ пособираю, а вы, пацаны, по домам бегите.
— Да! — подтвердил Костромин. — Надо к тем, у кого телефон дома есть. И названивать всем подряд.
— Точно! — ответил Горланов. — Я к Бочке тогда щас пойду! У него как раз телефон есть.
— Парни! — обратился Иван теперь к двум своим товарищам. — Вы давайте по дворам и по домам шуруйте.

…

Часа через два возле танцплощадки так называемой «Лиры», что находилась в центре парка, собралось человек сто. И ещё продолжали подтягиваться.
Небо заволокло облаками, солнце скрылось и стало уже совсем не жарко.
Вновь прибывающие приветствовали друг друга. Все смеялись, радовались встрече, кто-то выпивал. Ваня Светличный уже не в первый раз рассказывал историю про недавние приключения в автобусе.

— Ну чё, пацаны! — крикнул кто-то. — Погнали чурбанов гасить!
Толпа воинственно и весело заголосила, заулюлюкала и двинулась от танцплощадки к озеру.
— Давай с двух сторон озера пойдём! — предложил Кострома. — Чтобы они не могли от нас улизнуть!
Разделились на две группы и стали расходиться по обе стороны озера. Обойдя его, снова встретились на другой стороне и опять стали приветствовать друг друга. Объединившись, скопились у кромки воды напротив дырки в заборе фабрики, через которую Фёдор Завадский ходил в общежитие к Насте. Подходить к забору или тем более пройти за него никто пока не решался. Стали выкрикивать речовки и призывы выходить на бой.

Через некоторое время из общежития стали выбегать молодые парни и мужчины азиатской внешности. Место за забором быстро заполнилось людьми. Начали выбираться за территорию фабрики. Раменские парни, не дожидаясь, пока все южане выберутся из-за забора, ринулись на неприятеля. Завязалась драка. Били сильно и жёстко. Но какого-либо оружия ни у кого не было. Тех, кто падал, не добивали. Силы были почти равны. Но по количеству бойцов чаша весов перевесила в пользу «гостей». Они стали медленно отжимать местную братву к озеру, разрезав их группировку на две части. Некоторые бойцы с обеих противоборствующих сторон даже попа;дали в воду. Там было мелко, но дно илистое. Увязая в нём и хватаясь за камыши, парни с трудом вылезали на берег, все вымазанные в болотной грязи. Кто-то даже обувь потерял в этой трясине.
Через несколько минут противники, что называется, «вымахались» и стали собираться в кучки, чтобы отдышаться. В основном отступили раменские парни, находившиеся в меньшинстве, а азиатские ребята просто остановились. С обеих сторон раздавались гневные выкрики. Местные требовали, чтобы южане убирались к себе домой, а южно-республиканские гости — что их так просто не возьмёшь.
Со стороны Вечного огня и больничного городка послышались милицейские сирены. Засверкали синие мигалки. Затрещали громкоговорители с призывами о прекращении беспорядков.
Несколько групп сотрудников милиции, по два-три человека, двинулись в сторону уже не драки, а скопища обозлённых друг на друга этнических групп молодых людей.
Брызнул дождик.
Молодёжь стала потихоньку разбредаться в разные стороны. Задерживать кого-либо сотрудники правоохранительных органов не стали. Побыли на месте недавнего противостояния ещё с полчасика, пока все окончательно не разошлись, покурили и уехали по своим делам.


***


Наступил прекрасный августовский субботний день. Несмотря на вчерашние события, Горланов успел передать и Насте нужную информацию, и смог убедить родителей Завадского проводить к сыну его подружку. Настя смогла-таки попасть к возлюбленному: она прошла к нему в палату вместе с его родителями. А после того, как те ушли, девушка осталась с Фёдором до самого вечера. Они даже выходили подышать свежим воздухом на балкон.

…

Стемнело. Парочки влюблённых прогуливались по улочкам и парковым зонам. Но в Раменском парке культуры и отдыха ещё со вчерашнего вечера было неспокойно, а сегодня стало ещё тревожнее.
Продираясь сквозь кусты, «галопом» пронеслись несколько милиционеров, придерживая на бегу фуражки. Один из них свистел в свисток.
На небольшой площадке в парке, в сторону которой и мчались сотрудники внутренних органов, толпа молодых людей азиатской внешности с остервенением избивала нескольких бедолаг. Всё вокруг было в крови.

Один из южан, развернувшись, пырнул ножом в живот набросившуюся на него сзади и довольно сильно и болезненно со всего маху колотившую его сумочкой по голове девушку.

Вдруг южные гости метнулись в разные стороны выкрикивая на своём:
— Politsiya !.. (менты — узб.)
— Bo`shashmasdan !.. (врассыпную — узб.)
— Qochib ketamiz !.. (разбегаемся — узб.)

— Заходи со стороны «Сатурна»! — скомандовал один из милиционеров в рацию.

Со всех сторон стало появляться всё больше сотрудников милиции, которые наскакивали на растерявшихся и испуганных азиатских ребят, старавшихся спрятаться в кустах или в траве и, сбивая их с ног, вязали.
Посыпались команды: «Стой!», «Стрелять буду!», «Лежать!»


***


В просторном помещении без окон была хорошая мебель: добротный современный стол, стулья вокруг него, несколько шикарных диванов, шкафы, комоды, тумбочки. В углу у выхода на большой тумбе стояли видеодвойка  и две игровые приставки: новая «SEGA MegaDrive-2» и уже пошарпанный китайский аналог «Dendy».
Здесь же был спортивный уголок. На деревянном гиревом помосте, задвинутым в угол, стоял новый станок для жима лёжа «Kettler» с олимпийским грифом на стойках. Вокруг помоста лежал разнообразный спортивный инвентарь. Вдоль одной из стен этого угла на специальном стеллаже с горизонтальными штырями, на эти штыри были насажены прорезиненные «блины» для штанги. У каждого веса «блинов» был свой цвет, для каждого цвета — своё место (штырь). У другой стены на специальных стеллажах были аккуратно уложены в рядок с десяток новеньких блестящих сборных гантелей, на полу стояли три пары старых советских с облупившейся краской гирь на 16, 24 и 32 килограмма. Напротив места для гантелей находилась профессиональная перекладина на тросовых растяжках. В стороне от помоста на цепях висела хорошая боксёрская «груша» от мирового лидера по производству экипировки для единоборств — «Еverlast».

— Прикиньте, пацаны, его нет больше! — сокрушался мужчина лет тридцати с мощной бычьей шеей. — Больше нет Серёги! Я просто поверить в это не могу.
Мужчина был расстроен и сильно пьян. Вокруг него сидели его соратники и друзья, такие же крепкие, с хорошо развитой мускулатурой и пышущие здоровьем, как и он сам.
— Помнишь, лет пять или шесть назад, я травму на соревнованиях получил? — обратился мужик к одному из парней. — Когда мне врач, пока я восстанавливался, плаванье прописал? Помните, пацаны?
— Конечно, Стас, помним! — поддержали его товарищи и стали одобрительно кивать.
— Я тогда месяцев семь или восемь в Раму ездил, в бассейн, плаванием занимался, — продолжил он и налил себе в стакан из почти уже опустевшей бутылки. — Вот там я с Серым и познакомился. Он меня-то помоложе, лет на пять или даже больше. Я сначала-то его ещё не воспринимал. Он же ещё «писюном» тогда был. Но тренер мне его всё время в пример ставил. Говорил, чтобы я на него смотрел и так же делал. Он очень перспективным был. Его же сейчас в сборную пригласили. Жить бы и жить!
Здоровяк, еле сдерживая слёзы, злобно, от собственного бессилия, ударил себя в грудь кулаком и опрокинул в глотку только что наполненный стаканчик с водкой.
— Мы с ним прям сдружились. Я всё время советовался с ним, что и как там делать, — сморщившись от горькой, продолжил свою «исповедь» спортсмен. — Блин! У меня прям всё внутри как будто бы оборвалось, когда мне пацаны позвонили и про Хряса сказали. Я прям порвал бы там всех просто! — злобно, сквозь зубы, процедил он, жестикулируя кулаками, словно разъярённый Кинг-Конг. — А у меня на следующей неделе всё чуть ли не по минутам расписано. Сервис надо открывать!
Мужчина снова налил себе и сильно стукнул дном уже пустой бутылки, ставя её на стол.
— Стас, давай сюда. Уберу, — указывая на тару, предложил Ливень.
— На, братан! — отдал тот бутылку, глядя на парня. — Ещё нужно! — расстроенно выгнув губы, обратился он непонятно к кому.
Кто-то поставил ещё одну полную бутылку водки на стол.
— А с другой стороны, — задумался Стас, — ну, приедем мы все туда, ну, поубиваем мы там этих чурбанов всех! А дальше-то что?! Что дальше?! Скажи Харитонов!
Харитонов тяжело вздохнул и пожал плечами, ничего не ответив.
— То-то и оно. Ничего дальше! — сам себе ответил пьяный. — Хряса всё равно не вернуть. А нас посодют на;хрен! Вот и всё!
Стас развёл руками, заглядывая собеседникам в лица.
— А слыхали, что Пятака закрыли? — вдруг вспомнил он.
Некоторые покивали.
— Он же одноклассником моим был! — продолжил монолог Стас. — Ой дура-а-ак! Стрелять там начал, дебил, блин! — он обхватил руками голову, отрицательно ей покачав. — Мы же с ним вместе на борьбу-то ходить начинали. Он, правда, бросил потом. Ну не важно! Корешком он моим нормальным был в школе. Он же сейчас коммерсом стал! Кооператив свой открыл. Водярой вон этой занимался.
Мужик показал глазами на свой стакан и снова выпил.
— «Кристалловскую» водку всё возил в свой ларёк, — продолжал Стас. — У него кто-то восемь, что ли… — задумался он, — или десять ящиков стыбрил! Мне сосед про него рассказал. Я потом в изолятор к нему ездил, но меня не пустили. Только родственникам можно. Просто передачку отдал. Короче, у соседа отец в «мусарне» работает. Водилой каким-то там. Не начальником! От него инфа! Ну, короче, Пятак вычислил, кто его «обул». Слил ему кто-то. Короче, в одну там бомжарскую хату следы вели. «Кроты», что ль, их зовут? Или как их там, алкашей этих? Короче, пришёл он туда со своими двумя братками. Кстати! Вы их тоже, наверное, знаете! Они тоже борьбой занимались! Молодые! «Писюны» ещё. Ну так вот! Он его на колени поставил. Ствол в рот засовывал. Издевался, короче, сначала. А потом говорит: «Беги!» и шмалять по нему начал. Вальнул, короче, его, на глушняк! Две или три пули всандалил, а потом ещё и контрольным в голову вроде добил!
Стас открыл новую бутылку, снова налил себе и выпил.
— За восемь ящиков водяры человека вальнул!? — он в удивлении покачал головой. — Потом ко мне приходил. «Братан! Чё мне делать? Как от мусоров отмазаться?» Чё делать? Чё делать? Снимать штаны и бегать! Не надо было стрелять! Хер ли ты стволом своим хвалишься?.. Он всё надеялся, что, мож, пронесёт и его не повяжут! Ага! Держи карман шире! Бомжары всю эту херню слили мусорам, конечно. Ну а куда им деваться-то? Не на себя же трупак брать! Короче, «десятка» ему теперь «светит». Вот я и говорю: если мы-то чурбанов этих всех перережем, нас ведь тоже потом повяжут. А у нас только жизнь начинается! Сервис свой наконец-то уже на днях ведь открываем!
Он снова выпил. Его уже сильно развезло. Обычно он не пил — спортсмен!
— Не, пацаны! — помотал Стас головой, словно пытаясь стряхнуть с себя хмель. — Хоть я и хотел бы отомстить за Хряса, но я туда не поеду! — твёрдо сказал он. — И вы не ездите! Вас звать будут! Точно будут! Меня уже звали! А вы не ведитесь! Это я вам точно говорю! Послушайте меня — старика вашего! — он потыкал себя пальцем в грудь. — Закроют всех! Сколько верёвочке ни виться — всё равно конец найдётся! Попомните моё слово!


***


— Парни! Короче, есть маза одна! Зыбучие глаза, — серьёзно сказал Слава Бурденко собравшимся в подвале ребятам. — У меня кореш есть в Раме. Он меня попросил подключиться по возможности. Там, короче, чучмеки… Не знаю уж, кто они там, чеченцы или азеры. Короче, они чувака одного грохнули и всю его семью вырезали.
— Хера се! — воскликнул кто-то из парней. — А за что же они его так?
— Да я хер их знает за что! — пожал плечами Бурый.
В подвале поднялся шум. Посыпались вопросы и возгласы возмущения:
— Что же он им сделал-то такого?
— Почему у них ненависть такая к нему?
— Скинхед он, что ли?
— Да они вообще охренели вконец!

— Пацаны! Пацаны! Пацаны! Гребучие рога!.. — стал перекрикивать шумевших Слава, пытаясь привлечь к себе внимание. — Да хер его знает, короче! За что они всю семью порешили. Вроде спортсменом этот чувак был. Ну не важно! Главное, что эти чурки вконец оборзели! Короче! Пацаны просят помочь им. По возможности, конечно! Чурбанов этих загасить! Двадцать четвёртого там они собираются на Фабричной, короче. Часов в семь вечера. Зыбучие глаза. Всех, кого знаете, всех зовите! Пусть даже если это «Птицы» будут! Если есть у кого там знакомые. Сейчас, как в Великую Отечественную, нужно всем против черноты этой встать в один ряд. Зыбучие рога. Сначала чуреков накажем, а потом уж и между собой разбираться будем.

Многие с тревогой и даже испуганно смотрели на своего предводителя. Когда подраться «до жопы» с пацанами из соседнего района — это одно, а когда целую семью какие-то чеченцы вырезали и их нужно наказать — это уже совсем другая история.

— Ливень! Братан! Ты там у своих пацанов узнай, чё да как! — по-доброму попросил Бурый. — Там у тя все пацаны серьёзные. Мож, тоже помогут нам? Мож, даже оружие какое у них есть?
— Бурый! Мы уже вчера обсуждали у себя эту историю, — задумчиво и хмуро начал говорить Антон. — Наш шеф, Стас Порхунов, он этого убитого чувака вообще лично знал. Стас взрослый, писец! Ему тридцатник уже! Он набухался вчера вообще в хламину. Короче, рассказывал про него. Он с ним в басике плаванием занимался. Разложил всё по полочкам «по красоте». Но сказал, что сам туда не поедет. Типа, пацана уже всё равно не вернуть, а если мочить этих чурбанов поедешь, то только жизнь себе испортишь! Всё равно мусора загребут.
— Антох!.. Братан!.. Я прям не узнаю тебя! — возмутился Слава Бурденко. — Ты же каратист! Ты же всегда за любой ки;пиш был! Ты же всех тут замочить можешь, если захочешь! Или ты зассал, что ли?
— Да причём тут «зассал»?! — вспылил Ливнёв.
Он ещё хотел что-то сказать, но Бурый его перебил гневным криком:
— А как это ещё называется?! Ты чё, блин! От своих пацанов в отказ идёшь, что ли?! Зыбучие рога.
— Да какой, блин, отказ, Бурый? — отмазывался Ливнёв. — Здесь другое вообще!
— Какое, нахрен, «другое»?! — не унимался Бурденко. — Тебе «башню», что ли, «пробили» на твоём каратэ?!
— Бурый!.. Не бурей! — строго предупредил Антон. — У меня времени вообще нет! Меня сейчас тренером назначают в тринадцатой школе. У меня все вечера забиты. Сейчас нужно всё время там быть, каждый день. Тренером назначают! Понимаешь, Бурый? Тренером!
— Ой, ой, ой. «Я тренер!» — саркастически тонким голосом проговорил Бурденко, покривлявшись и покрутившись вокруг себя, а руками сделав так, будто приподнял подол юбки. — Мы — императрица-королева — тренер! Очень приятно! Тренер я!
— Бурый, иди в жопу! Понял? — обиженно процедил сквозь зубы Ливнёв.
— Да ты, Ливень, вообще размяк с этой мэзовской тёлкой! — агрессивно проговорил Слава. — Где твоя голова? Алё! Алё! — он пощёлкал пальцами обеих рук, наподобие как врач проверяет реакцию пациента. — Или у тя, когда хрен, стоит — мозг отключается?!
— Да пошёл ты! — злобно, но тихо выдохнул Ливнёв и направился к выходу.
— Вот и вали к своим этим… спортсменам «Лесным»! — вдогонку крикнул Бурденко. — Все «Лесные» — ссыкло-о! — снова тонким голосом проговорил он, приложив ко рту одну ладонь.
— Бурый, зря ты так, — мрачно сказал Мэз. — Светку не надо было вообще приплетать! Она сама себе на уме. Ты же знаешь — «сучка не захочет — у кобеля не вскочит!»
— Ты тоже можешь валить! — ответил Бурый. — Идите «тройничок» там устройте! А мы чурок ****ить поедем! Да, пацаны?!
Поднялся одобрительный гомон. Все уважали своего лидера. Он умел внушить уверенность в собственные силы. И даже если было страшно, всё равно находили в себе смелость идти за ним.
— Зря ты так, Бурый, — повторил Мезин. — Я пацана одного хорошо знаю с Мясищева. Позвоню ему, узнаю… Может, он тоже своих подтянуть сможет.
— Вот, Мэз! За это я тебя и уважаю, брат! — сказал Бурденко, обхватив голову Саши Мезина руками. — Вот ты, брат, — красавчик! Из-за тёлки — последнее дело раскисать! Так ведь?.. — он обвёл присутствующих взглядом. — Давайте, парни! Осталось всего четыре дня! Соберите всех, кого сможете! Поедем накажем этих чурбанов!


***


Шли дни. «Сарафан» очень быстро разносил весть об ужасном происшествии и о назначенном в этой связи сборе «войск» всей округи. По всем углам шушукались о предстоящем событии. Готовились — запасались «оружием». Кто-то не заморачивался и собирался ехать с обычной дубиной. А кто-то продумывал, как сделать оружие компактным и незаметным, и, соответственно, меньше привлекать к себе внимания. Делали кастеты, точили ножи, сооружали так называемые «рейки»: прут из арматуры, длиной сантиметров пятьдесят-шестьдесят, засовывали в резиновый шланг и закрепляли «рейку» с внутренней стороны штанов. Те, кто занимался единоборствами и умел крутить нунчаки, оттачивали своё мастерство, разбивая своим оружием стволы деревьев.

…

Они зашли в старый дом из красного кирпича. Поднялись по гранитным ступеням на третий этаж. Пётр открыл дверь и пропустил вперёд Алису.
— Присядь пока, — показал он на односпальный диванчик, когда они прошли в его комнату. — Я сейчас рюмки принесу.

Пока Иванов шустрил на кухне, Алиса, сидя на диванчике, стала осматривать комнату. На стенах висели плакаты, постеры и развороты журналов. При входе слева стоял шкаф; чуть дальше, изголовьем в угол к окну — диван; в углу напротив дивана, справа от окна, — рабочий (ученический) стол, на котором стоял магнитофончик, а над ним висели настенные полки с книгами и кассетами.

— Ну вот! — радостно сказал Иванов, принеся посуду.
— А у тебя запивка-то есть? — встревожилась Федякина, привстав с диванчика. — Ну и закуску было бы неплохо.
— Да. Сейчас принесу, — сказал Ваня.
Алиса стала ходить по комнате и изучать картинки на стенах.
— Пойдём лучше в большую, — поманил рукой Иванов, снова заглянув в комнату.
Девушка взяла со стола тарелку и рюмки, а также пакет с выпивкой, который парень повесил на спинку стула, когда они только пришли.
Когда Федякина вошла вслед за своим молодым человеком в большую комнату, Иванов уже включил телевизор и раскладывал на столе закуски.
— Ну, сегодня должно всё получиться, да? — радостно сказал он.
— Да. Только мне расслабиться надо, — ответила Алиса, поставив на стол тарелку и вытаскивая из пакета бутылку водки.
— Поэтому мы сейчас напьёмся! — радостно потёр руками Ваня.
— Да! Только это мне нужно напиться посильнее! А тебе…
— Угу, угу, — покивал Петр, не дослушав подружку, облизывая при этом пальцы, мокрые от солёных помидоров. — А мне, наоборот, — поменьше. Всё правильно.
— Ну да, ты в форме должен быть! — улыбнулась Алиса.
Иванов открыл бутылку и разлил. В одну рюмку он налил почти до краёв, во вторую — до половины. Потом разлил из графина компот по кружкам.
— Давай… чтоб получилось! — почти прошептал Иванов, взяв неполную стопку.
Они выпили, запили компотом, закусили.
Ваня снова налил.

…

— Димон! Здорово! — сказал Мезин в трубку.
— Здорово, Сань! Как оно? — ответил Пономарёв.
— Да вроде норм! — улыбнулся Мэз. — Слушай! А у тебя много знакомых в Колонце?
— Ну да. Хватает. А чего?
— Да тут, братан, понимаешь какое дело, — замялся Мезин. — Братва попросила помочь в Раме с чурками разобраться. С чеченцами, что ли? Или… не знаю, кто там они. В общем, они мужика одного мочканули. И всю его семью вырезали.
— Семью вырезали?! — удивлённо присвистнул Дмитрий. — Хера; се! И как им помочь-то?
— Ну… В общем… — снова размышляя, как бы выразиться, замычал Саша. — Короче… двадцать четвёртого августа в семь вечера они собирают всех кого можно. Мочить чурок.
— О! уже двадцать четвёртого? Всего три дня осталось, — задумавшись, удивился Дима. — А сколько ж там «басмачей-то» этих?
— Да кто ж их знает! — ответил Мезин. — Наверное, немало, раз даже к нашим жуковским обратились.
— Ну ладно, — сказал Дима. — Потрещу со своими пацанами. Может, тоже захотят. Я, правда, тут, то-сё, с этими похоронами брата вообще «выпал из седла», как говорится. Всё узнаю и позвоню тебе завтра. Лады;?
— Спасибо, дружище! — обрадовался Мэз. — До завтра!
— Да. Пока, друг.

…

— Что-то я не пьянею, — пожаловалась Алиса.
— Да ща напьёмсу! — хохотнул парень.
— Ты смотри мне, сильно не напивайся! — повелительно сказала Федякина. — А то будешь сейчас вялый.
— Да я не в жись! — показал тот растопыренную ладонь. — У меня вон уже!
Парень привстал и, подав вперёд свой таз, что-то продемонстрировал девушке на своих штанах спереди.
Алиса улыбнулась, приблизилась и присела к нему на колени.
— Давай ещё! — сказала девушка.
Они снова выпили.
— Ну я вообще не пьянею, — огорчённо проговорила Алиса. — У меня опять не получится расслабиться.
— Ща! — сказал Иванов и снова налил.
Они выпивали и обнимались. Катались по огромному родительскому дивану. Потом Иванов снова наливал и они снова пили. А после всё это вновь повторялось по кругу.

— Блин! У меня опять не получается расслабиться! — расстроено, чуть не плача произнесла Алиса, отстранившись от молодого человека. — Я вообще трезвая!
— Давай ещё жахнем! — предложил уже захмелевший Петя.
— Да что-то не действует эта фигня!
Алиса обиженно выпятила нижнюю губу и села на край дивана, закинув ногу на ногу. Она поставила при этом локти на колени и оперлась подбородком на ладошки.
Ваня налил снова одну полную, вторую до половины.
— Блин! Ты так много ещё наливаешь! — всё так же обиженно и сморщившись возмутилась Федякина. — Я блевану прям щас!
— Ну тебе же расслабиться нужно, — растерявшись, сказал парень. — Пей сколько можешь.
Они выпили и закусили. И снова целовались. Потом ещё раз попробовали сблизиться, но результат снова был отрицательным.
Алиса снова уселась на край дивана в той же позе.
— Я фригидная просто! — надув губки, призналась она.
— А это чё такое? — с недоумением спросил Пётр.
— Это значит, не могу возбудиться, — смотря куда-то вдаль, ответила девушка.
— И чего это значит?
— Это значит, что половина девушек до двадцати пяти лет не получают от секса удовольствия, — ответила Алиса. — Я не могу возбудиться, и поэтому нет нужной «смазки».
— Да? — удивлённо, но как-то довольно равнодушно поднял брови партнёр. — Неприкольно тебе.
Девушка вдруг встала и на цыпочках, грациозно, словно балерина, пошла по комнате в сторону балкона. Потом она вдруг сделала балетный разворот и прыжок, но, приземлившись, схватилась за груди.
— Блин! Сиськи трясуться! — стыдливо прыснув, поведала она.
Теперь парень сел так же, как недавно сидела Алиса, и с огоньком в глазах разглядывал девушку.
— Прикольно у тебя получилось! — восхищённо похвалил он.
— Я раньше на бальные танцы ходила, — ностальгически улыбнувшись, ответила она.
Затем снова грациозно встала, как балерина, на носки, подняла обе руки над головой, махнула ногой, прикоснувшись ступнёй к кистям, и, удержав ногу руками на несколько секунд, опустила её.
Как уже говорилось, Алиса была невысокая и довольно упитанная. У неё были довольно плотные ляжки, складки на боках и животик. Лишнего веса, особенно для балерины, было много.
— Не похожа я на балерину, да? — стыдливо поджав губы, спросила она.
— Блин… да ты так классно это делаешь! — облизнув пересохшие губы, восхищённо оценил подругу Иванов. — У меня прям порвётся там всё сейчас!
— А я совсем тебя не стесняюсь, — хитренько прищурившись, сказала Алиса.
— Слушай! — воскликнул Петя. — А может, вместо смазки масло подсолнечное подойдёт?
Алиса, словно не услышав своего парня, снова, как балерина, разведя носки, зашагала в его сторону и опустилась перед ним на колени.
— Масло? — задумалась она. — Надо попробовать.
Она села перед Ивановым на колени, задумчиво посмотрела ему в глаза, потом опустила взгляд вниз, а после снова на него и спросила, вздёрнув бровями и облизнувшись:
— Можно? Мне это очень нравится.
— А говоришь — фригидная! — вожделенно улыбнулся Ваня, одобрительно кивнув головой.

…

— Здорово, Мэз! — хмуро сказал Ливень, когда тот открыл ему дверь.
— Здорово, Антох! Случилось, что ль чё? Заходи.
— Сань!.. — начал было говорить Ливнёв и запнулся. — Это… Короче!.. Виноват я перед тобой, братан!
Мэз молча смотрел на своего мнущегося товарища, не понимая о чём тот толкует.
— Понимаешь, Сань, она сама ко мне пристала! — начал оправдываться «качок».
— А! Ты об этом! — облегчённо выдохнул Саша.
— Я говорил ей, что тебе сказать нужно, чтобы все чин по чину было, — продолжил Ливнёв. — А она говорит: «Не надо ничего говорить! Я сама всё скажу!» Короче! Она, прям как ведьма, меня охмурила своими чарами! Ну! Ты же сам её знаешь! — потряс он рукой. — Я ж, как кролик перед змеёй, перед ней был. В натуре, мозг у меня выключился. Пацаны, конечно, не извиняются, но это ведь перед лохами и врагами!? А я перед своим нормальным пацаном в косяке — признаю, братан!
Он протянул открытую ладонь в знак примирения. Мезин принял рукопожатие. Они крепко обнялись.
— Да ладно тебе, Антох! — спокойно ответил Мезин, ещё находясь в объятиях Ливнёва. — Из-за тёлки мы ещё не ссорились!
— Фу-у!.. Как гора с плеч! — облегчённо воскликнул Ливнёв, посмотрев на друга. — Только ты уж никому не говори ничего про это, ладно? В натуре, Бурый прав — размяк я, что ли, с ней?
— Да ладно тебе, Антох! — повторил Мэз, дружелюбно улыбнувшись. — Мы — нормальные пацаны ещё из-за тёлки, что ль, ссориться будем?
— Никому ни слова! — повторил «качок». — Особенно про кролика и змею! Лады;?
— Зуб даю! — заверил Саша и, зацепив ногтем большого пальца за свой передний зуб, щёлкнул им.
— А Буриверу скажи, что я с вами! — вдруг серьёзно заявил Ливень. — Я со своим тренером перетёр. Долго вчера говорили. Он, конечно не одобряет. Но сказал: «Честь пацана нельзя потерять! Если все твои пацаны едут, — говорит, — тогда и ты поезжай!»
— Ну окей! Как скажешь! — пожал плечами Мэз. — Передам.
— Но перед Бурым я не в косяке! — твёрдо сказал Ливнёв. — Мои никто не едут! Я вообще-то из «Лесных», а не из «Медведей», если что. Но я всё равно с вами еду! Пусть только попробует мне предъявить что-то!
— Да Антох, как скажешь! — согласился Мезин.
— Со мной ещё двое пацанов будут, — уже собираясь уходить, сообщил Ливень. — Помнишь, я тогда про Татарина и Сапёра говорил?
— Ну да.
— Вот их возьму! Они, пипец, спортсмены тоже! Борьба, бокс, кикбоксинг. Я с ними уже побазарил. Они едут.

…

Алиса, тяжело дыша, оторвалась от своего занятия.
— Ну давай… это… неси масло своё! — стоя на коленях и глядя на Иванова снизу вверх, сказала она.

…

— О-о! Пропащая душа! — воскликнул Костя Ерохин. — Здорово, Пономарь, братишка дорогой!
Он побежал встречать долгожданного гостя.
— Здорово, здорово, пацаны, — заулыбался Пономарёв.
Он говорил так, словно популярный артист, ступая по красной ковровой дорожке, приветствует своих поклонников.
Все поднимались со своих мест и уважительно пожимали руку Дмитрию.
— Как дела, братан? — обнимая дорогого друга, спросил Улукбеков.
— Нормально, Костян, — невесело ответил Пономарёв.
— Чё хмурый? Не отошёл ещё? — поинтересовался Улукбек. — Как мама?
— Нормально мама. Отошёл. Я тут с Рыжей со своей у «кротов» побывал, — поведал Дмитрий.
— У кого? — не понял Улукбек.
— У «кротов»! Алкаши с Дугина.
— Это у Гвоздорёвых, что ль? — уточнил Гамаков. — А чего это вас туда занесло-то?
— Да чего, Витёк? — вздохнул Пономарь. — Это, оказывается, её родственники какие-то там… то-сё. Она про младшего их братишку хотела узнать.
— Ну и чё, узнала? — заулыбался Гамак.
— Узнала, — снова тяжело вздохнул Дима. — Там трэш, конечно, полный! Мы там такого насмотрелись… Называется — «оказались в не нужное время в не нужном месте!»
— А чё, а чё там? — влез с вопросами Ерохин. — Бомжатник, он и в Африке бомжатник! Чего удивляться-то?!
— Да там стрельба была! — поведал Пономарь.
Слава Антонов присвистнул от удивления и заинтересованно воскликнул:
— А вот с этого момента поподробней!
И Дима рассказал про визит к «кротам».

— Блин! Точно! — воскликнул Стас Семёнов, вспомнив что-то важное. — Говорили же, что стрельба где-то на Дугина была. Что завалили там кого-то! Бли-ин, фига; се!
— Ну да, — покивал Пономарёв. — Такая история.

— А у нас тут своя война была! — сказал Антонов, переведя тему.
— Какая ещё война? — не понял Дима.
— Мы тут с «Голодными» разбирались после «днюхи» твоей! — пояснил Гамаков.
— Нас, капец, конечно, толпа была! — радостно вклинился Ерохин.
— Да и этих тоже нехило собралось! — добавил Улукбек. — Походу, они все мафии Старого Города собрали!
— Да? — усмехнулся Пономарёв. — И чё? Кто победил-то?
— Да никто, — прыснул Улкбеков. — Договорились десять на десять. А потом мусора приехали, и все разбежались. Как они никого не поймали? Я до сих пор понять не могу!
Пономарёв посмеялся и уточнил:
— А потом-то чё? Не ездили больше их захерачить-то?
— Да чё с ними волохаться-то! — возмущённо сказал Слава Антонов. — Мусорские подстилки! Забрали же они маляву-то свою. А этого мудилу мы и так уже загасили ещё на твоей «днюхе». Ну и пошли они на хер!
— Ну и правильно! — одобрил Дмитрий.

— А ты слыхал, что наши молодые учудили? — спросил Гамак.
— Нет. А что? — заинтересовался Пономарёв.
— Они смену, походу, себе готовят! — с усмешкой поведал Улукбеков.
— Короче, они свою «мафию» собрали! — начал рассказывать Витя. — «Пингвины» называется! Тоже птичья тема! Короче, отправляют они пару своих малолеток, которым по одиннадцать, вперёд по чужим территориям. Их встречают местные и начинают «обувать». А потом появляются наши младши;е, но для тех-то малолеток они «старшаки». Ну и прессуют местных. Прикинь! Продуманные какие!
— Да уж. Прикольно, — согласился Дима.
— А если что, — продолжил Гамак, — молодёжь не справилась бы или попали бы на кого-нибудь посерьёзнее, то нам бы пришлось разбираться! Прикинь.
— Я как узнал, прям припух вообще! — хохотнул Антонов. — «Пингвины», блин! Во фраера! Мне даже мысли такой прийти не могло! А эти сообразили.
— Это они уже на будущее, что ли, готовятся? — предположил Пономарь. — Когда уже наши все в «армейку» свалят, да?
— Походу, да, — улыбаясь, подтвердил Улукбеков и сразу стал серьёзным. — Димон! У нас тут мероприятие намечается…
— Какое? — встревожившись, спросил Пономарь.
— В Раму нас зовут, чурбанов мочить! — сказал Константин. — Там чурбаны вообще все рамсы попутали! Замочили какого-то кента вместе с невестой и с матерью. У меня родственник в Раме живёт, у него одноклассник — младший брат этого убитого. Пацанёнок вообще в шоке. И брата, и мать сразу потерял. У тебя вон, Диман, с братухой такое произошло, ты в себя всё прийти не мог, а у этого, прикинь, вообще полный швах.
— Ну да. Капец вообще, — задумавшись, проговорил Пономарь. — Я, кстати, тоже по этому поводу пришёл побазарить. Ко мне кент один из Старого Города обратился. Они там тоже толпу собирают, ну и он попросил меня, чтобы я с вами перетёр. А вы тут и так уже собираетесь.
— Да! Собираемся, — снова воткнулся в разговор Улукбеков. — Мы «Бродяг» и лацковских опять подтянули. Толпа вообще не херовая собирается.
— Этот твой кент не из «Голодных», случайно? — вдруг съязвил Гамак.
— Да я не знаю, — улыбнувшись, пожал плечами Пономарь. — Он вообще нормальный пацан, музыкант. На гитаре шпарит только в путь!
— На всякий случай оружие какое-нибудь приготовь! — посоветовал Антонов.
— У меня автокра;товский кастет лежит, — вспомнил Пономарь. — Он Мишке на сохранность отдал, пока сам в «армейке».

…

Любовники откинулись на подушки и жадно хватали воздух.
— Ну вот, и получилось всё! — довольно сказал Иванов.
— Ага, — широко улыбаясь, тихо ответила Алиса, не открывая своих глаз.
— А ты говоришь «фригидная», — напомнил парень. — Понравилось тебе?
— Да, — шёпотом выдохнула девушка и, взяв ладошками Петино лицо, пристально взглянула ему в глаза. — Я люблю тебя. Очень-очень, — прошептала она.
— Ага, — покивал Ваня Иванов. — И я тоже.
Они полежали ещё некоторое время и начали собираться и убирать со стола.
— А мы в пятницу в Раму поедем, — сказал вдруг Пётр.
— Да? Прикольно! — обрадовалась Алиса. — Меня возьмёте с собой?.. — она вдруг смутилась и, сдвинув брови, добавила: — А вы — это кто?
— Ну, «Медведи» там, «Голодные»… Все! — глядя куда-то в сторону, ответил Иванов.
— Чего, прям, всей толпой, что ли? А куда? В парк? Или куда?
— Ну да, толпой, — покивал паренёк. — Только не в парк. Тебя с собой не получится взять.
— А куда? Ну возьмите меня, пожалуйста, — стала канючить девушка, дёргая парня за рукав. — Возьми меня с собой! Возьми! Возьми! Ну пожалуйста!
— Да не могу я! — немного вспылил он и выдернул свой рукав из цепких рук Алисы. — Мы биться туда едем.
— Как биться? — Федякина села прямо на пол.
— Ну вот так — кулаками по морде — тыды-ыщ, — показал он, ударив себя по челюсти.
— А зачем?.. А с кем?.. — растерялась девушка. — А почему в Раменское?
— Да чучмеков там каких-то надо поучить, — почесал голову Иванов. — Набарогозили они. Грохнули кого-то. Всю семью вырезали.
— Да ладно, — снова осела Алиса. — А ты-то тут причём?
— Да не причём! — снова вспылил парень. — Надо так! С пацанами! Все вместе едем! Много вопросов задаёшь!
— Не… Ну… А как ты хотел-то?! — возмутилась девушка. — Мы же теперь, прям, совсем-совсем уже пара! Почти семья! У нас, можно сказать, первая брачная ночь сейчас была! Ты… теперь… как муж мне! Я волнуюсь!
— Да какой муж! — скривился Петя. — Чё ты говоришь-то такое? Трахнулись, и всё! Чё ты там выдумываешь-то?
— Как это «всё»?! — чуть не плача, возмутилась Алиса. — Ты что, бросить меня хочешь, что ли?! Поматросил и бросил — да?
— Да нет же! — нервно возразил непониманию девушки Иванов. — Вот у тебя фантазия по пьяни работает! Нормально всё! Никто тебя не бросает. Как гуляли, так же и гуляем дальше! Чё ты нагнетаешь-то?
— Там убили кого-то! — вытаращив глаза, проговорила Федякина. — А если тебя убьют?
— Да блин! Чего ты мелешь-то? — опять стал отбиваться от нападок девушки Иванов. — Короче! Мы едем туда наказывать, а не получать. Это — раз. И это не обсуждается. Это — два. Понятно?
— Хорошо. Хорошо! — покивала она. — Только приезжай живым-здоровым, ладно?
Девушка, стоя на коленях, с покорностью собачонки головой прильнула к коленям молодого человека.
— Ладно, — улыбнулся парень. — Сколько там время-то? Может, ещё разок успеем? С маслицем-то, а?


***


7 сентября, пятница
В кабинете начальника уголовного розыска Раменского района сидели более двадцати человек — руководители учебных заведений города Жуковского.
— Итак, товарищи, я попросил всех вас прибыть ко мне не случайно! — начал говорить, почтительно привстав со своего рабочего места, хозяин кабинета Сергей Иванович Ничипоренко. — Хочу сразу извиниться, что выдернул вас в столь прекрасный пятничный день. В этом году сентябрь у нас — почти как в Ялте. Не правда ли? — задав риторический вопрос, милиционер сделал небольшую паузу и продолжил: — Понимаю, что начало учебного года, и у вас много своих забот, но дело действительно серьёзное. Я многое повидал за свою службу в органах, но такого у нас ещё никогда не было. Как говорится, земля слухами полнится. Может быть, кто-то уже слышал, что тут у нас произошло?
Начальник УГРО вновь сделал многозначительную паузу, оглядывая присутствующих пронзительным взглядом следователя.

Этому худощавому, лысеющему, с растрёпанными остатками седеющих волос подполковнику было уже за пятьдесят. Выглядел он весьма уставшим.
Его кабинет был длинным, приспособленным для совещаний. Поперёк этого помещения, в торце, стоял рабочий стол начальника УГРО. К нему было приставлено ещё несколько столов. Эта обычная для кабинетов руководителей конструкция напоминала букву «т». За столами сидели директора школ, вузов и профтехучилищ. В другом торце кабинета, у стены, было ещё два стола. На них, словно экспонаты музея, лежали различные предметы.

— А что же, собственно, произошло? — спросил сухощавый мужчина, директор СПТУ № 49 Игорь Антонович Бровкин, низким трескучим голосом приятного тембра.
— Значит, не все ещё знают, — устало вздохнул Ничипоренко, сдвинув густые брови, опускаясь в своё кресло. — Это хорошо, что на этот раз «сарафанное радио» довольно медленно распространяет информацию. А произошло у нас, товарищи, чрезвычайное происшествие! Его масштабы поражают даже искушённые умы.
Подполковник сделал затяжку из дымящегося в пепельнице окурка и затушил его.
— Извините, — сказал Ничипоренко, выдыхая струйку дыма, и вытряхнул содержимое пепельницы в мусорное ведро под столом. Он сдул «снежинки» пепла со стола и отряхнулся. — Вот уголовное дело об убийстве молодого человека, его невесты и его мамы.
Сергей Иванович положил ладонь на папку, лежащую у него на столе.
— Господи Боже мой! — затараторила светловолосая, плотная и низкорослая женщина, прижав ладони к груди. — Ужас-то какой.
— Это-о… — начал было хозяин кабинета, но осёкся, вопросительно взглянув на женщину. — Простите, как вас?
— Светлана Петровна. Директор ЖАТа. (ЖАТ — Жуковский авиационный техникум)
— Это, Светлана Петровна, ещё не самое страшное, — продолжил подполковник. — Хотя, безусловно, и это тоже ужасно. Но подобные убийства, спешу вас успокоить, случаются чаще, чем событие, которое заслуживает особого внимания. А именно внимания председателя Раменского горкома партии и председателя горисполкома вашего города Жуковского. По их указанию я и собрал вас здесь.
— Так что же всё-таки случилось? — снова пробасил Бровкин. — Не томите, Сергей Иваныч. Рассказывайте. Что ещё может быть ужаснее тройного убийства?
— В этой стопке, Игорь Антонович, — глядя на Бровкина, Ничипоренко переложил руку на стопку с другими папками, — дела по массовой драке в районе станции Фабричная, произошедшей две недели назад, точнее — двадцать четвёртого августа. И это дела только по жуковским ребятам. Все остальные дела вон там, на подоконнике лежат.
На подоконнике лежали папки в несколько стопок.
— Если вы заметили, — продолжил Ничипоренко, — здесь руководители учебных заведений только вашего города. Наши директора школ уже были у меня вчера. Так вот там, товарищи, была просто мясорубка. Двенадцать человек погибших.
Слушатели загудели, а кто-то даже присвистнул.
Подполковник помолчал, пока возгласы изумлённых гостей не начали стихать, и снова продолжил:
— Хорошо что хоть наших ребят никого не убили — только гостей из Узбекистана. Из местных несколько человек ранены, один, с ножевыми, уже переведён из реанимации в стационар, его жизни ничего не угрожает. Все остальные от врачебной помощи отказались. А вот лимитчики… — старый следователь тяжело вздохнул, — из двухсот девятнадцати человек семеро погибли на месте; пять человек скончались позже, в больнице; сто семьдесят два человека — с ранениями и увечьями различной степени тяжести… — Сергей Иванович сделал паузу, чтобы все присутствующие вняли его словам, — были доставлены в стационары по всей округе. Сами понимаете, раменская больница была не в состоянии принять такой поток пострадавших. На данный момент почти все выписаны из больниц.
В разговор вступила статная, ухоженная брюнетка:
— Что-то я в замешательстве, — сказала она и запнулась. — Извините. Меня зовут Тамара Ивановна, я директор школы номер двенадцать. Вы говорите, что погибших среди наших ребят нет. А как же парень с девушкой и матерью?
— Хороший вопрос, Тамара Ивановна. Эти трое — действительно местные, из Раменского. Но они были, извините за неюридическую формулировку, предвестниками и причиной такого массового побоища. А во время самой драки, повторюсь, среди «наших» жертв нет.
Теперь небольшая предыстория. Извините… — милиционер закашлялся, — закурю ещё.
Подполковник достал сигарету и прикурил, чиркнув зажигалкой.
— Позволите мне тоже? — спросил Бровкин, доставая свои сигареты.
Сразу же появились ещё несколько желающих закурить.
— Пожалуйста. Угощайтесь, — разрешил хозяин кабинета, сдавив зубами фильтр сигареты. Он перекинул гостям со своего стола пачку «Родопи» и переставил туда же свою пепельницу. Потом нажал кнопку селектора и позвал дежурного.
— Старший лейтенант Све;рдлов! — раздалось по громкой связи.
— Свердлов, — обратился подполковник, снова нажав на кнопку селектора, — распорядись, пусть принесут несколько пепельниц в мой кабинет!
— Сейчас сделаю, Сергей Иванович.
Все желающие закурили.
— Вот ещё, куда пепел стряхивать, пока пепельницы несут… — сказал милиционер, выпинывая из-под своего стола ведёрко для мусора.
И Сергей Иванович продолжил рассказывать:
— Ещё весной на фабрику привезли этих узбеков. Ну, и начали они в городе беспределить. В основном по району, где сами и обитали. Под раздачу, извините за жаргон, многие попали. Даже ребятишки моих знакомых. В основном, конечно, несерьёзно. Куражились. Хотели показать себя. Так сказать — авторитет и статус заработать. Приставали к случайным прохожим. К взрослым меньше, в основном к подросткам — одиночкам или к маленьким группам по два-три человека. Запугивали. Подзатыльников да тумаков надают да и отпустят.
У нас указание сверху было: «Их не трогать! Только наблюдать!» Вот мы и наблюдали.
В дверь постучали.
— Войдите! — выкрикнул хозяин кабинета.
— Разрешите, товарищ полковник? — в кабинет вошёл «повысивший в звании» своего начальника высокий, с «бычьей» шеей, розовощёкий младший сержант. В руках он держал несколько «разнокалиберных» пепельниц.
— Давай, заходи уже скорей, Трифонов! — по-отечески поторапливая подчинённого, замахал рукой начальник УГРО. — Видишь, люди уже в руку пепел стряхивают? И ещё! — заострил Ничипоренко внимание молодого милиционера. — Я подполковник! И полковником никогда уже не буду. Так что впредь обращайся ко мне по моему настоящему званию.

Все милицейские начальники периодически пересекаются друг с другом по службе, а особенно после такого резонансного происшествия, ради которого начальник Раменского УГРО собрал директоров жуковских школ. Во время этих встреч они делятся друг с другом информацией и опытом. И большинству из тех, кто встречался с Быком — Середой Юрием Ивановичем — начальником Жуковского УВД, пришлось по душе его требование обращаться к нему по званию с подчёркнутым «под». И почти во всех региональных отделах и управлениях у подполковников по этому поводу началась «цепная реакция».

Младший сержант расставил пепельницы на столы и, спросив разрешения идти, вышел.
— Я продолжу, — сказал Ничипоренко. — Иногда узбеки избивали и грабили. В основном, конечно, тоже не сильно, да и брали по мелочи: зажигалку, сигареты, несколько монет или другие мелкие вещи. Но что бы они не забрали — это уже преступление. Они словно по инструкции действовали — крупные деньги не брали. Ещё и мы всегда за ними по пятам следовали. После первых таких грабежей попытались мы задерживать их. А нам опять приказ сверху: «Не трогать!» Пришлось отпустить. После этого даже «до выяснения» ни разу не задерживали никого из них. А стоило бы! Тогда бы этого, — подполковник указал глазами на столы с «экспонатами», — возможно, и не случилось бы.
Все присутствующие с недоумением и любопытством стали крутить головами, оборачиваясь на столы, что стояли у противоположной стены от рабочего места подполковника, пытаясь разглядеть, что там лежит.
— Это оружие, — пояснил следователь. — Было изъято на месте столкновения.
Все зашумели, кто-то даже стал вставать и подходить к столам.
— Товарищи! — обратился к гостям Ничипоренко, видя, как все отвлеклись от основной темы. — Если кому интересно, потом, пожалуйста, сможете всё детально посмотреть. Только руками попрошу ничего не трогать. Здесь каждый предмет пронумерован, занесён в картотеку, и, кроме того, это — вещдоки.
На столах лежали ножи; палки; кусок арматуры в резиновом шланге; кастеты — как профессионально изготовленные, так и в виде водопроводных вентилей, свинчатки; цепи, нунчаки и многое другое. Даже окровавленная «розочка» из разбитой бутылки присутствовала. Возле каждого «экспоната» лежала бирочка с номером.

— Потом стали более серьёзные происшествия происходить — продолжил Сергей Иванович. — Но, естественно, уже не на наших глазах. Такое ощущение, что эти узбеки с нами играли, а их действия кто-то чётко координировал: отвлекут нас и напоказ что-то несерьёзное, как обычно, отчебучат. А за нашей спиной творят, что хотят. В других районах города стали орудовать. А по сообщениям из Жуковского УВД, в вашем городе тоже шухеру навели. Хотя, конечно, может, и не все преступления их рук дело. Но приказ есть приказ! Задерживать их мы не могли даже для опознания или допроса. Поэтому доподлинно выяснить их фактическую причастность к уголовным правонарушениям было практически невозможно. Очень тормозят работу такие распоряжения. В Жуковском, конечно, вряд ли, что это были они. Далеко. Да и по показаниям потерпевших и свидетелей не южные ребята там грабили, а русские мальчишки. Хотя, почерк похож: в темноте пьяненького сзади палкой по голове, потом все карманы навыворот. Или внаглую, лицом к лицу, правда кепкой или капюшоном прикрываясь, требовали деньги, а при отказе — профессионально избивали. Среди гостей из братских южных республик большой процент спортсменов. В основном как раз силовые виды: борьба, бокс. Так что — не удивительно. И вполне возможно, что могли и они быть. Потому что после побоища грабежи прекратились и в Жуковском, и у нас.
Подполковник в очередной раз затянулся и продолжил:
— Дальше — больше! Начались этнические противостояния, драки на национальной почве. Местные ополчились, начали прессовать маленькие группы приезжих. «Гости» тоже обозлились. Стали местных вылавливать и уже более жестоко избивать своих жертв. Мы, конечно, старались всё это пресекать на корню. Мы же наблюдали за этими узбеками. Так сказать, по пятам за ними следовали. Но их же более двухсот человек! Как их всех-то охватишь? Поэтому где-то что-то и не видели. Драки стали более жестокими. Дело до больниц доходило. Пострадавшие с обеих сторон были. Заявления, правда, никто не писал. Гордые все!
Сергей Иванович снова сильно затянулся, выдохнул дым и, тяжело вздохнув, стал рассказывать дальше:
— Восемнадцатого августа отмечали они что-то в парке, у озера, большой компанией. Выпивали. И, на свою беду, гражданин Хрясов со своей мамой и с гражданкой Елисеевой — его невестой, тоже там прогуляться решили. Ну, джигиты до них и домотались. Хрясов спортивным человеком был, крепким, плаванием занимался, попытался отпор дать пьяным хулиганам. Завязалась драка. Женщины тоже не робкого десятка оказались, бросились на обидчиков с сумочками да с кулаками. Но куда там против пьяной толпы. В итоге: у Хрясова Сергея Сергеевича — семь ножевых, погиб на месте. У Хрясовой Тамары Евгеньевны, его матери, — множественные ушибы и закрытая черепно-мозговая травма. До больницы не довезли. Скорее всего, при падении ударилась виском, но если бы не это происшествие, то и падать бы ей не пришлось! У гражданки Елисеевой Василисы Даниловны, находившейся, ко всему прочему, ещё и в положении — также несколько ножевых. Три дня за её жизнь боролись — но она умерла в реанимации, не приходя в сознание. У плода голова была… ножом проткнута. Его сразу же, по приезду в больницу извлекли. Считай, четверых на тот свет отправили эти «гости». Ух лимита! Товарища Сухова на этих «басмачей» нет!
Сергей Иванович посмотрел куда-то в сторону, сжав кулаки так, что костяшки побелели.
— Ну так вот, — с хмурым видом, но уже снова спокойно заговорил милиционер, — арестованы одиннадцать узбеков. В данный момент эти дела переданы в КГБ. Теперь это их прерогатива. Надеюсь, всем этим отморозкам «высшую меру» присудят.
Он снова задумчиво посмотрел в никуда, играя желваками.
— Данное происшествие, товарищи, — продолжил свой монолог подполковник, — спровоцировало объединение до того постоянно враждующих между собой молодёжных территориальных групп. От Люберец до Гжели. Как сама молодёжь их называет — «мафий». По общей договорённости был назначен час икс. И двадцать четвёртого августа, естественно в вечернее время, в конце рабочего дня, грянул гром! Результаты вы уже знаете.

Час икс
На платформе Фабричная собралось человек триста, а то и все четыреста.
Людская масса медленно, словно разлитое подсолнечное масло со стола, потекла с платформы на простирающуюся вдоль железной дороги улицу Фабричный проезд. Вся дорога заполнилась гомоном. Многие смеялись, делясь между собой весёлыми историями, а также прогнозами и предположениями о предстоящих событиях. Молодые люди, встречая знакомых, радостно и взаимно приветствовали друг друга. Некоторые опасливо озирались на своих соседей. Здесь были все: и «Птицы», и «Медведи», и «Голодные», и многие-многие другие. И, как ни странно, сейчас, даже узнавая своих врагов, никто не пытался накалять обстановку. Ильинские встретились с малаховскими и по-братски обнимались. Даже удельнинские приехали. Но их было немного, и они держались обособленно.

— О! Диман! Здорово! — воскликнул Мезин, увидев своего приятеля.
— Привет! — радостно ответил Пономарёв.
Друзья пожали руки и обнялись.
— Чё, много тут твоих пацанов-то? — поинтересовался Саша.
— Да все почти! — Дмитрий провёл рукой вдоль толпящихся ребят. — Вся стая!
— Вся «чего»? — не расслышал Мэз.
— Стая! — повторил Пономарь как само собой разумеющееся. — Почти все «Птицы» здесь!
— «Птицы»?.. А ты из «Птиц», что ли?
— Ну да.
— Ясно, — удивлённо проговорил Мезин, с опаской оглядывая «птичью стаю». — А ты третьего августа тоже в парке был?
— В каком парке?
— Ну… в нашем, в Жуковском. Там разборка была.
— А-а… Нет. Не был. У меня же брат второго умер.
— Ну да. Помню. Соболезную.
— Спасибо. А ты, чё, был?
— Ну да, — покивал Мэз, глядя на приятеля из-под бровей. — Там «Голодные» с «Птицами» биться должны были.
— А ты чё, «Голодный»? — зыркнул на него Дима.
— Нет. Я из «Медведей». «Голодные» нас и «Дворян» подтянули.
— И чего? — уже хмуро спросил Пономарёв.
— Да ничё. А ты не в курсах, что ли?
— Ну так. В общих чертах.
— Мусора, короче, приехали и всех разогнали, — сказал Мэз и, немного подумав, добавил: — А ты и Пономаря знаешь?
— Ха-гха, — усмехнулся Дима с удивлением. — Я и есть Пономарь!
— Ты?!
— Ну да. А чё?
— А-а-а! То-очно! — протянул Мезин. — У тебя же фамилия Пономарёв, да?
Дмитрий кивнул.
— А у меня даже мысли не было, что это ты можешь быть! Хера;, ты зверюга!
— В смысле? — не понял Пономарёв.
— Это ж всё, как я понял, из-за тебя было?!
— Чего из-за меня? — непонимающе сдвинул брови Дима.
— Ну как? Это ж ты этого… как его?.. — задумался Мезин, втягивая воздух через зубы. — Чувака-то этого из «Голодных»?.. Не помню, короче, как его зовут, брата Пахи Зелёного, конкретно уделал!
— Да с чего это вдруг? — возмутился Пономарь. — У меня же «днюха» была! — начал рассказывать он. — Я вообще пьянущий был. С тёлкой со своей всё время сидел… Ну с той, помнишь? С рыжей! — Дима вдруг резко взглянул на приятеля и спросил: — Это ваш этот хрен — Калач, что ли, так сказал?
— Ну да. Наверное. Я же подробностей не знаю. Они сказали просто, что Пономарь его ногами конкретно ушатал. Тот аж на больничке неделю чалился.
— Опупенно он придумал! Пошёл он на хер! — разозлился Пономарёв. — Он просто, кроме меня, походу, никого больше и не знает. А ты вааще знаешь, что этот Калач, вместо того, «покоцанного», заяву в «мусарню» накатал?
— Нет, — удивлённо замотал головой Мэз.
— Мы сидели праздновали, — начал рассказывать Дмитрий свою версию происшествия. — Они пришли. Их пригласили за стол. Ешьте-пейте на здоровье! Калач же моим одноклассником раньше был. Ну, короче, всё чин-чинарём. А этот чёрт начал на наших тёлок там чё-то гнать. Его один раз предупредили. Второй. Третий. Он вообще не отдуплял ничего. Вот его и отхреначили. А он ещё и заяву в «мусарню» написал… В смысле, не он, а Калач вместо него.
— Ничего себе, — присвистнул Саша Мезин. — Если бы наши знали, что такой расклад, то вообще не подписались бы под эту тему.
— Вот такие дела, брат, — заключил Пономарь. — А я его вообще не трогал.
— Да уж. Капец, — соглашался с ним Мэз.
— А он здесь вообще, Калач-то?! — грозно сдвинув брови, зашарил глазами по «волнам моря» молодёжи Дима. — Ща мы, то-сё, с него за его балабольство вааще конкретно можем спросить!..

Но вдруг толпа внезапно потянулась через дорогу и устремилась в северном направлении в проулок, ведущий мимо ДК имени Воровского к улице Чугунова, заполоняя его своей массой.

— Братан, да я же не знаю, — стал успокаивать Мэз своего товарища, потихоньку двигаясь туда же, куда и все. — Он же «Голодный», а я-то из «Медведей».
— Ладно. Не по этому поводу собрались сейчас, — улыбнулся Дима. — Хрен с ним, с Калачом с этим!

Через улицу Чугунова переходили бодро, гордо, не обращая внимания на машины. Эта улица пролегает параллельно Фабричному проезду. Наводнили часть дороги, перекрыв всё движение. Автомобили не могли сдвинуться с места. Водители боялись, что толпа может начать крушить их машины, поэтому терпеливо ждали, когда эта людская «река» наконец-то закончится и можно будет ехать дальше. Город словно вымер. Пешеходов вообще не было видно. Все детские площадки во дворах, обычно заполненные детьми и их родителями, быстро опустели.
Молодёжь двинулась прямо, мимо школы № 5 и хлынула дальше к Раменскому парку культуры и отдыха по улице Мира, что лежит с западной стороны Борисоглебского озера. Потом людская масса, повернув направо к бассейну «Сатурн» и миновав его, растеклась по тропинкам парка в юго-восточном направлении. Прошли мимо танцплощадки «Лира» и вышли к озеру с северной его стороны. Разделившись на две части, людские ручейки потекли по тропинкам у самой кромки воды, обтекая озеро с двух сторон. Одна часть направилась к восточной стороне озера к Вечному огню. Вторая — с противоположной стороны, снова вдоль улицы Мира и мимо больничного городка к забору старой фабрики.
У Вечного огня уже собрались местные раменские парни. Их тоже было очень много, больше, чем в прошлый раз, когда драка закончилась боевой ничьей. Иногородние ребята встретились с местными. Все радостно приветствовали друг друга, словно старые друзья. Хотя абсолютное большинство видели друг друга впервые и раньше даже могли враждовать между собой. Но сейчас ситуация была иная. Сейчас они были заодно! Сейчас они были братьями!
Объединённая группировка «Вечного огня» снова отправилась к озеру, уже на южный его берег, к фабричному забору. Снова радостная встреча со второй половиной иногородних, что обходили озеро со стороны больницы, снова горячие приветствия, снова братские объятья.
Кому-то было весело. Кто-то хотел уже выпустить пар и наконец-то подраться, а от этого заводился и злился, выкрикивая что-то гневное в адрес гостей из братских республик. Для кого-то это было весёлое приключение, а для кого-то — ещё один повод выпить и подебоширить.
Наконец-то решили, как действовать.
Разбились на три, примерно равные группы.
Первой группировке «Рама», или «Центр», состоящей из местных раменских ребят, нужно было попасть к общежитию южных гостей, преодолев забор со стороны озера и, соответственно, с тыльной стороны фабрики, где они сейчас и находились. Здесь неделю назад они уже встречались с южанами в не увенчавшемся успехом противостоянии. Теперь им самим предстояло штурмовать фабричные корпуса. Они должны были вызвать «гостей» на себя. И, при удачном стечении обстоятельств, погнать их на западную окраину фабричной территории к главным фабричным воротам, где противников должна была встретить одна из резервных групп. А при неудачном раскладе их должны были подстраховать обе резервные группы.
Вторая команда называлась «Жук», потому что бойцы этой группировки в основном были из Жуковского или его окрестностей. Место расположения этих «войск» на «театре военных действий» было со стороны железной дороги, поэтому данная бригада имела и второе название — «Железка». Группа составляла примерно половину от всех иногородних ребят. Парни стали обходить фабрику по периметру с восточной её стороны по улице Карла Маркса. Эта сторона фабрики практически не использовалась. Здесь были старые фабричные цеха, давно пустующие или используемые под склады. За пределами фабрики находилась школа № 4. Обогнув школу и выйдя к железной дороге, они повернули направо и двинулись по Фабричному проезду, который лежал между железнодорожными путями и южной стороной забора фабрики. Сделав почти полный круг, вокруг озера, они двигались в сторону платформы Фабричная. Их задача заключалась в том, чтобы оцепить южную и восточную стороны фабричного забора от возможного бегства южан. И если те побегут в их сторону, встретить их мощным ударом и не дать уйти. А если же эта сторона окажется «непопулярной» у противника, то следовало находиться в резерве и наблюдать за ситуацией, чтобы оперативно прибыть к группе, которой понадобится помощь.
В третью группу — «Ворота», или «Больничный городок», вошла вторая половина иногородних. По задумке, они должны были заблокировать ворота — главный вход на фабрику с западной её стороны — и отрезать противнику пути отхода к улице Чугунова и больничному городку. В случае бегства азиатских парней с фабрики в их сторону — дать им бой. И при необходимости помочь группе «Центр», если она вдруг начнёт проигрывать этим лимитчикам из южных регионов страны.

Штурмовое подразделение «Рама» начало преодолевать бетонный забор, перепрыгивая через него сверху или пролезая в проломы в нём. В окна общежития полетели камни. Зазвенело битое стекло. Самые активные стали забегать внутрь здания, но их сразу же вытеснили. Из дверей и из окон первого этажа повалили азиатские мужики. Завязалась драка. Людская масса растеклась по западной половине территории фабрики вокруг старых кирпичных корпусов. Количество южан быстро и заметно прибавлялось. Они начали теснить местных к забору и «размазывать» их вдоль него.
Часть бойцов группировки «Жук» уже перелезли через забор. С воинственными криками они поспешили на помощь раменским парням, стремясь перекрыть восточную сторону фабрики. Это возымело действие: противник старался уже не двигаться в ту сторону.
По фабричным проездам людские ручейки, огибая корпуса, потекли к главным воротам фабрики. Часть дерущихся вывалились из ворот на улицу. Машин там уже не было. Вся улица была заполнена молодыми парнями, жаждущими крови. К дерущимся с улюлюканьями подключилась группировка «Больничный городок». «Гостей» не пустили на улицу Чугунова, а также в проулок между фабрикой и Больничным городком, ведущему к озеру. Часть лимитчиков, которые уже покинули территорию фабрики через ворота, устремились в сторону железной дороги. Остальные не стали выходить за ворота.
Завыли сирены — появились первые милицейские машины. Со включенными «люстрами» они остановились на улице Чугунова — на почтительном расстоянии от беснующейся молодёжи. Фабричный проезд тоже перекрыли, оцепив дорогу со стороны улицы Карла Маркса и у стадиона «Красное Знамя». Сотрудники органов сидели в машинах, не решаясь не только приближаться к месту драки, но и выходить из машин. Присутствие правоохранителей на дерущихся никак не подействовало.
Ребята из Средней Азии заметались. Те, кто ещё оставались на территории фабрики, тоже ломанулись от своих общежитий и от главных ворот к юго-западному углу забора. Часть группировки «Жук», которая уже находилась на территории фабрики, бросилась на противника. Южане стали перепрыгивать через западную часть забора, южнее ворот, спасаясь от преследования. Другая половина «Железки», находившаяся с внешней стороны южного ограждения, поспешила навстречу группировке «Больничный городок», зажимая в «тиски» лимитчиков, перелезавших с территории фабрики через забор с целью уйти к железной дороге. Тех, кто спрыгивал с забора, сразу же начинали избивать. Бой уже шёл не на жизнь, а на смерть.
Объединённые силы «Рамы» и «Жука» полностью вытеснили лимитчиков с территории фабрики. Их бойцы стали выскакивать на улицу и устремляться в погоню за южанами. Толпа дерущихся хлынула от фабричного забора в близлежащие дворы, сметая всё на своём пути: сохнущее бельё, конструкции детских площадок, лавочки, ограждения газонов, растительность. «Гости» пытались уйти от преследователей в сторону ДК имени Воровского — забегали в подъезды ближайших домов, взбирались на верхние этажи, на крыши. Но их везде настигали и жестоко избивали. Некоторые из южан умело оборонялись, но многократное численное превосходство подмосковных ребят приносило свои кровавые плоды.
Упавших добивали ногами, растаптывали. Потерявшие сознание — грязные, в крови, со следами от ботинок на телах и лицах, в разорванной одежде — валялись повсюду. Те, кто был ещё в сознании, катались по земле и стонали от боли.
В ход шло всё заранее заготовленное оружие. Пономарёв орудовал автократовским кастетом. Ливнёв, словно Брюс Ли, умело крутил нунчаками. Бурый — «работал» «рейкой». Мартынов активно махал направо и налево своей дубиной, которая уже окрасилась в бурый цвет. Антонов остервенело бил кастетом — водопроводным вентилем. Кто-то хватал и применял всё, что только попадалось под руку: камни, палки, трубы, бутылки.
Подъехали военные грузовики и пожарные машины. Из грузовиков стали выпрыгивать солдаты, выстраиваясь в колонны. На каждой стороне улицы, где происходила вся эта вакханалия, собралось по двести пятьдесят – триста военнослужащих. Офицеры, вооружённые пистолетами, тревожно оглядываясь на дерущихся, давали последние инструкции подчинённым.
Вперёд строя военных выехали пожарные машины. Начали разворачивать пожарные рукава.
Зашумели громкоговорители:
— Товарищи! Прекратите беспорядки! Иначе будем вынуждены применить оружие!
Эту фразу, словно мантру, повторяли снова и снова, иногда немного её перефразируя, чтобы было некое разнообразие. Это снова не возымело никакого эффекта.
Пожарные врубили брандспойты по толпе. Дерущиеся стали разбегаться.
Военные оперативно перестроились в две шеренги. По команде и вслед за немногочисленными сотрудниками милиции они двинулись на нарушителей порядка. Одна часть дерущихся ломанулась через дворы на север в сторону улицы Чугунова, другая ринулась к мосту через железную дорогу, третья, прорываясь сквозь кордоны к самим путям, пускалась наутёк вдоль железнодорожного полотна, а их часть из более сообразительных ребят, перебравшись через рельсы на другую сторону, растворялась в густых зарослях лесополосы.
Подоспели кареты скорой помощи. Бригады медиков стали класть на носилки лежащие повсюду тела. Милиционеры корректировали действия военных.
Те, кто рванул в сторону улицы Чугунова, стали растворяться во дворах. Кордон, перекрывший эту дорогу, почти ничего не мог сделать. Молодёжь, словно песок сквозь пальцы, ускользала от боязливых солдат, возглавляемых несколькими армейскими офицерами и милиционерами. Но были и более смелые, которые бросались в погоню за убегающими нарушителями, и некоторых удалось задержать.
Беглецам, устремившимся на мост, повезло меньше. С другой стороны железной дороги, со стороны посёлка Красный Октябрь, на мост уже вступили правоохранители в сопровождении военных. Там началась давка. Несколько южан было сброшено с моста на рельсы. Зеваки, коих за кордонами силовиков собралось уже довольно много, ахнули от такого зрелища. Медики поспешили на помощь этим бедолагам, дабы их ещё и поезда по рельсам не раскатали.
Молодые люди ринулись с моста обратно на Фабричный проезд, стали прорываться сквозь окруживший их строй военных и разбегаться в разные стороны. Хотя солдат и было намного больше, чем участников потасовки, всех задержать было просто нереально. К тому же, военные не очень-то умело и, что самое главное, не очень-то охотно хватали правонарушителей. Многие солдаты, особенно первого года службы, сами были напуганы столь многочисленным сборищем разбушевавшейся и к тому же вооружённой молодёжи. Опасаясь за своё здоровье, солдаты вели себя весьма неуверенно. Только сотрудники милиции, которых собралось уже с полсотни, действовали жёстко и грамотно. Начались задержания.
Схватили Пономарёва. Свой кастет он сбросить не успел. А может, не сообразил или просто не стал. Ливнёва задержали без оружия. Олега Дёмина из Ильинки и младшего брата убитого на днях Сергея Хрясова — Александра — задержали с «розочками» из бутылок.
Всего задержанных на месте было шестьдесят семь человек.

Вплоть до полуночи дорога была перекрыта. Кареты скорой помощи без конца мотались туда и обратно, развозя покалеченных по больницам всей округи. Следственные органы занимались изучением места происшествия и сбором улик. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов. Ночью дорогу снова открыли для проезда транспорта. Вокруг общежития на фабрике, где проживали представители южных республик, выставили круглосуточное оцепление.

…

— Заведено более семидесяти уголовных дел, — поведал подполковник гостям своего кабинета. — Естественно, все дела на наших ребят. Двадцать три дела только на жуковских. Представителей Средней Азии КГБ взяло на личный контроль. Теперь их караулят круглые сутки, чтобы не покидали свои общежития. Нагнали милиции со всей области. Нами ведётся следствие. Выясняются детали организации такого масштабного объединения группировок. В такой короткий срок целая армия собралась. И ведь основная масса участников — мальчишки от четырнадцати до семнадцати лет. Почти все задержанные также несовершеннолетние. Задержан младший брат Хрясова. Тоже, как и брат — спортсмен. Занимается борьбой самбо в КВСК. Ему и пятнадцати ещё нет. Активный участник событий. Условным сроком, скорее всего не отделается. Но организовать такое масштабное мероприятие он, в силу своего возраста, просто не мог. Здесь, скорее всего, замешаны более серьёзные люди. Однако выяснить это пока не удалось.
Были, конечно, задержаны и взрослые — совершеннолетние участники потасовки, но почти все они — иногородние. Свидетельствуют, что приехали в Раменское по каким-то своим делам и стали участниками драки совершенно случайно. Соответственно к организаторам их отнести невозможно. Даже несколько бывших десантников, тоже участников этих событий, задерживали, допрашивали, но пришлось отпустить. Кроме «хулиганки», предъявить им нечего. Они все были без оружия, ввязались в потасовку неожиданно, и в первую очередь для самих себя. Да и нанесение «тяжких телесных» ни по кому из них не доказано… — милиционер запнулся, — э-э… точнее не рассматривается из-за недостатка улик. Опять же, десантники проходят только как участники, а не организаторы. У нас ни одного взрослого среди подозреваемых пока нет. Видимо, уже и не будет. Ни одной зацепки. Колоссальную работу за столь короткий срок провели. К нам со всех близлежащих населённых пунктов следователей прислали. Только из Жуковского четверо приехало. Считай, пол-отдела! Спасибо коллегам. Очевидно, будет применена формулировка — «Спонтанно вспыхнувшая потасовка». Хотя мы все понимаем, что это совсем не так.
Сергей Иванович сделал последнюю затяжку и затушил сигарету.
— Вот списки так называемых «мафий», — милиционер показал несколько скреплённых листов А-4. — Данные очень приблизительные. Тяжело найти информаторов. Все, как партизаны. Начну с Раменских: «Славяне», «Красные дома» — это одна из самых серьёзных группировок Раменского. «Голубятня», «Коляска» — кто не знает, это улица Стальконструкции. «Спасалка» — район озера Пионер с лодочной станцией. «Монахи» — тоже крупная группировка, их район обитания от стадиона «Красное Знамя» до фабрики и от железной дороги до улицы Чугунова. Как раз в этом районе и произошла «битва столетия» — извините за каламбур, — усмехнулся милиционер. — Это самый криминальный район в городе. Там много неблагополучных семей проживает. Ну, и ввиду нахождения там общежитий, в том числе и женских. А теперь и узбеки статистику «улучшили». В кавычках, конечно… Холодовские объединения — «Восход», «Волки», «Кровные».
В Жуковском группировок побольше будет: «Голодные», «Крестьяне», «Дворяне» — очевидно, их местоположение в «Дворянском Гнезде» на улице Ломоносова (об истории появления квартала «Дворянское Гнездо» рассказывалось в исторической справке про г. Жуковский в главе 1). Хотя это, конечно, мои личные догадки. Так же есть «Пожарники» — возможно, улица Горельники. «Лесные» — самая малочисленная бригада, но почти все профессиональные спортсмены. И далеко не подростки, а вполне взрослые ребята. Почти все занимаются коммерцией или тренерским делом. В преступлениях не замечены. В потасовке на Фабричной участия не принимали. Есть также «Медведи», «Ежи», «Птицы». Зоопарк прям! Ей-богу! «Греки» есть, «Комса» — видимо, на улице Комсомольской обитают, «Бродяги». Может, кого и не назвал. «Птицы», кстати, самая многочисленная жуковская группировка. По данным, полученным нашими жуковскими коллегами от их информаторов, численность может достигать до трёхсот человек. Территориально находятся в Колонце: улицы Гудкова, Мясищева, Молодёжная, Лацкова. Да! У вас ещё и девичье объединение есть — «Скворечня» называется! Девочки, им бы борщи варить, а всё туда же.
В дежурной части можете взять распечатки, где представлен полный список известных нам на данный момент группировок, с указанием территориального нахождения, примерной численности и принадлежности к ним лиц, которых уже удалось идентифицировать.
Также можете посетить наших жуковских коллег. Они вам тоже много интересного могут рассказать про ваших «Бродяг», «Медведей» да «Птиц».
Ну, товарищи, на этом у меня всё. Спасибо за внимание. Не смею больше вас задерживать. В шестнадцать тридцать вас ждёт у себя мой тёзка Сергей Иванович Мисайлов — председатель Жуковского горисполкома. Он, мягко выражаясь, крайне обеспокоен всеми этими событиями. Желаю вам удачи. Наш автобус доставит вас в Жуковский Дом правительства.


***


9 сентября, воскресенье
Стоял погожий сентябрьский вечер.
Возле старых фабричных корпусов, приспособленных для временного проживания, и почти во всех проулочках старой фабрики стояли кордоны: жёлтые милицейские машины и серые или зелёные «бобики» со включёнными мигалками.
К подъездам корпусов, так же плотно оцепленных людьми в синей форме, подъезжали автобусы. В них набивались выходившие из подъездов с чемоданами и сумками люди азиатской внешности — лимитчики. Кто-то из них передвигался с трудом, ковыляя. Большинство были забинтованы: у кого голова, у кого рука. Кто-то передвигался при помощи костылей. Картина напоминала эвакуацию военного госпиталя.
Лимитчиками или лимитой, в Советском Союзе называли приезжих из братских республик или из провинциальных регионов на заработки. В наше время таких людей называют — гастарбайтерами.
То и дело, гулко разносясь эхом между красными кирпичными зданиями, слышались команды милиционеров: «Не задерживаться!», «Не терять вещи!» и обращённые уже к водителям автобусов: «Отъезжай!» или «Пошёл!» Последние команды обычно сопровождались двойным постукиванием по кузову автобуса.

— Наверное, в восемьдесят шестом нечто подобное было в Припяти? — сказал Фёдор Завадский, наблюдая за происходящим внизу из окна четвёртого этажа.
— Ага, — так же глядя вниз и попыхивая сигареткой, промычал Горлан, — Чё это ты про Чернобыль-то вспомнил?
— Да у меня ж там родственники жили, — ответил Завод. — Дядька мой — доброволец, в ликвидации аварии на АЭС принимал участие. Только там масштаб-то куда больше был. Гораздо больше.
— И ещё: те пассажиры не были такими побитыми и забинтованными, — с ехидной ухмылочкой и потирая разбитые кулаки, заметил Кострома.
— Да, драка была знатная. Жаль, что я не смог поучаствовать, — с некой завистью и восхищением к своим друзьям сказал Фёдор.
В соседних корпусах здания, из которого выходили раненые, располагались общежития Раменского медицинского училища (РМУ) и других учреждений. В одной из комнат общежития РМУ и находились собеседники.
Почти изо всех окон этих общежитий сотни людей глазели на процедуру этой странной эвакуации. Нет-нет да и вырывалось у кого-то из них что-то гневное и оскорбительное в адрес эвакуируемых. Народ «заводился», реплики сыпались с разных сторон и сразу же начинался всеобщий одобрительный гомон. Через некоторое время он стихал. Затем снова раздавался чей-то злобный и насмешливый возглас. «Зрители» опять оживлялись и начинали гудеть, свистеть и перекрикиваться. А потом снова наступала тишина.
Сегодня были мобилизованы все милицейские силы города. А так уже третью неделю общежитие с лимитчиками было оцеплено ментами круглосуточно.

— Козлы, блин! Давно надо было их выпнуть отсюда! — снова вступил в разговор Завод.
Он сидел на подоконнике, туда же закинув и загипсованную ногу. Сильно затянулся и, показательно выговаривая слова дымом, добавил, скорчив рожу и скосив глаза: «Я бы целее был». Фёдор захохотал, всё так же выдыхая дым. Вдруг он поперхнулся и тяжело закашлялся, схватившись за бок.
Он выглядел, образно говоря, «помятым». У него были загипсованы стопа и кисть правой руки, грудина была перемотана многослойными бинтами. Этот «букет» дополняли багрово-жёлтое ухо, мелкие, почти зажившие ссадины на лбу, жёлтый фингал под глазом, расплывшийся на пол-лица, кроваво-красный белок глаза.
— Рыжуль, налей ещё чаю, что ль, — прохрипел Завод, обращаясь к своей девушке Насте и схватившись при этом рукой за больной бок. — И музычку включи какую-нить. А то сидим, как в гробу.

В комнате женского общежития РМУ, помимо Насти, проживало ещё три девушки. В данный момент у них гостили Фёдор Завадский и двое его друзей — Горлан и Кострома. Завадский встречался с Настей, и парни сопроводили его к возлюбленной. Одна из её подружек, квартирующая здесь, встречалась с парнем не из их круга, и в настоящее время отсутствовала, проводя время со своим другом. А Федины друзья имели большое желание «замутить» с двумя Настиными соседками по комнате.
Настя Антипова — миловидная, довольно высокая, стройная блондинка. Её длинные кудрявые светлые с рыжеватым оттенком волосы были настолько яркими, что в толпе она сильно выделялась. Друзья часто так и называли её: «Рыжая», «Рыжуля» или «Рыжка». А самые близкие подруги могли звать «Антипом» или «Антипкой». Учиться в медицинское училище она приехала из Волгограда.


***


10 сентября, понедельник
Утро. Солнышко припекало. Денёк обещал быть тёплым. Деревья ещё зелены. Щебечут птахи. В голубом, по-летнему безоблачном небе, порхают ласточки. Летают высоко — дождя не предвидится.
Во дворе п-образного трёхэтажного здания идёт школьная линейка.
— Здравствуйте, товарищи учащиеся! — начал говорить высокий худой мужчина в возрасте немного за пятьдесят. — Наше внеочередное построение не было запланированным. Но в свете последних событий я, как руководитель нашего с вами училища, должен довести до вашего сведения некоторую информацию.

Директор был одет в светло-серый костюм, в тонкую белую вертикальную полоску. Его не очень короткие волосы, уложенные на обе стороны головы, трепал и развевал лёгкий ветерок. Он снова и снова и с каждым разом всё более раздражённо приглаживал их, укладывая на место. Но ветер игрив. И волосы вновь поднимались, иногда сразу со всех сторон, и стояли нимбом. Что несомненно вызывало смех в строю учащихся. Но директор продолжал монолог, и его громогласный голос раздавался на всю округу.
Рядом с руководителем стояли преподаватели, в основном — мужчины. Учащиеся — только старшеклассники и тоже в основном юноши. Да и здание не п-образное, а буквой «н». Просто с места построения, два крыла «верхней» части этой «буквы» были не видны. Да и не школа это вовсе, а профучилище — СПТУ № 49.

— Чуть более двух недель назад на станции Фабричная в городе Раменское произошло вопиющее происшествие — массовая драка, — продолжал говорить директор Бровкин. — Массовая настолько, что там были не только представители самого города Раменское, но и изо всех близлежащих населённых пунктов. В том числе, товарищи, и из нашего с вами родного и любимого Жуковского. Драка была организована против представителей наших южных республик…

Построение было вызвано чрезвычайным происшествием, поэтому и голос директора не как обычно — мягкий и приятный, а громогласный. И сам руководитель несколько возбуждён. И нервный тик его глаз (всё время мигают) — сильнее, чем обычно.

…

В вагонах поезда суета, гомон. Бо;льшая часть пассажиров — мужчины, в основном азиатской внешности. Они раскладываются, достают из сумок съестные припасы, торопятся, выглядывают из окон, что-то бурно обсуждают на своём языке, о чём-то спорят.

…

— Мы живём, товарищи, в самой прекрасной стране на свете! — продолжал Игорь Антонович. — Самой большой! Самой счастливой! Самой коммунистической! Самой дружной! — он сделал небольшую паузу, вновь пригладив свои взъерошенные ветром волосы. — Пятнадцать республик — пятнадцать сестёр! Такая дружба народов! Ни в одной стране мира нет такой гармонии среди соседствующих народностей. Все республики в нашей советской стране являются братскими народами. И такое, я сейчас о происшествии, произошло, в том числе, на национальной почве! Очень горько, товарищи, осознавать, что произошло такое чудовищное варварство, ещё и в нашем тихом, мирном и родном краю.
Мужчина снова поправил непослушные волосы.
— В стенах нашего учебного заведения должна соблюдаться строгая дисциплина — как учебная, так и трудовая! — подчеркнул оратор. — Учиться, учиться и ещё раз учиться! Как завещал нам с вами великий Ленин! Этот лозунг должен быть в подкорке у каждого учащегося! — он постучал пальцем по своей голове и снова пригладил волосы. — Ведь профессионализм, чему мы с вами и учимся в стенах нашего заведения, — это один из принципов построения коммунистического общества. Ещё принципами государственности являются: демократизм, иерархичность, сочетание выборности и назначаемости, а также сочетание коллегиальности и единоначалия, открытость, равный доступ к государственной службе, законность. А соблюдение законных прав и свобод человека является высшей целью Коммунистической партии Советского Союза! В нашей стране очень хорошо выстроена система управления и работа органов правопорядка. У нас лучшие в мире детские и молодёжные организации: октябрята, пионерия, комсомол! Я хочу уверить вас, что всех преступников рано или поздно ждёт раскаяние и суровая ответственность за все их злодеяния! Законность!.. — Бровкин сделал паузу, поднял палец вверх и снова пригладил волосы, — …должна безукоризненно соблюдаться как один из принципов государственности Союза ССР. А для этого, нам с вами, товарищи!.. — он снова поднял палец, — …как для части большой системы — Советского Союза, очень важна самодисциплина! В том числе и за пределами училища. А если это понадобится, то нужно помогать нашим органам правопорядка, оказывать им всестороннюю помощь и поддержку в их нелёгком труде…

— Ага. Точно, — с усмешкой шепнул Пахом соседям по строю. — Наша милиция нас бережёт: сначала поймает, потом стережёт!
Кто услышал эту шутку, засмеялись, прячась от бдительных глаз преподавателей за спинами впереди стоящих учеников.

— …чтобы вся эта махина — наша с вами горячо любимая Советская Родина работала как часы: выверенно, чётко и слажено! — убеждал собравшихся Игорь Антонович. — А для этого мы с вами, товарищи, то есть наше родное училище, как один из агрегатов этой огромной махины, также должен работать без сбоев. А стало быть, и каждый из нас — винтик, шестерёнка, а может быть, даже узел или небольшой механизм нашего с вами училища, которое тоже образно можно сравнить с механизмом, чуть бо;льшим, чем каждый из нас в отдельности, и тоже являющегося частью огромной системы, или, как я уже сказал ранее, — махины, должен изо дня в день учиться, трудиться и совершенствоваться!.. И не только в стенах нашего учебного заведения, но и за его пределами.

— Мало им Пономаря, что ли? — так же вполголоса, как и его сосед Пахом, начал рассуждать Сэл. — Сейчас начнут ещё выискивать и вынюхивать. Менты теперь, походу, замучают нас. Пономаря-то ведь с автократовским кастетом приняли. Ему теперь точно реальный срок светит, «условкой» не отделается… Во! Смотри! Опять «кокошник» у Бровкина встал! — захихикал он, пригибаясь.

— …Сейчас, — продолжал директор, — в эту самую минуту, этих представителей Средней Азии, товарищи, всех израненных и покалеченных, в срочном порядке эвакуируют на их историческую родину! Побоище, товарищи, было ужасное. Я видел его результаты. Был в больнице. Скажу вам, товарищи, страшно смотреть. Могу себе представить, как там всё было. Вероятно, как в стихотворении «Бородино»: «Земля тряслась — как наши груди, смешались в кучу кони, люди…», — процитировал он.

— У нас только у Пахома груди трястись могут, — проговорил кто-то из студентов, сдавливая смех.
Снова по строю покатился смешок.
— Кому там табло сломать? — буркнул в ответ на колкую шутку Пахом.

Руководитель учебного заведения устало вздохнул, пробегая глазами по пёстрому строю учеников, и уже спокойным тоном, но как бы с сожалением добавил:
— Там были замечены «Голодные», «Холодные» и прочие головорезы! «Крестьяне», «Дворяне»... Прям в феодальный строй возвращаемся… Да! «Птицы» какие-то ещё там были. И это только те, кто мне наиболее запомнился. Там, этих, извините, «мафий», полно было. Целый список вон дали мне, — Игорь Антонович потряс бумагами. — И главное, что эти так называемые «Птицы» — откуда-то из наших краёв — из Колонца. И ведь не лень было отсюда на Фабричную ехать, чтобы подраться?! Как бы не оказался кто-нибудь из вас кем-нибудь из этих «Птиц»!..

…

На ещё зелёных деревьях, растущих вдоль длинной ухоженной улицы, пролегающей параллельно железнодорожным путям, от лёгкого ветерка на солнце переливается золотом местами пожелтевшая листва. На стадионе «Красное Знамя» развиваются флаги. В воздухе царят спокойствие и утренняя свежесть.
На платформе станции Фабричная кто-то сидит на лавочке и грызёт семечки, также разбрасывая их рядом с собой. На угощение слетелась стая воркующих голубей и чирикающих воробьёв. Ожидающие своей электрички граждане, завидев приближающийся состав, стали говорить друг другу, что это не электричка, а пассажирский, и что он проедет мимо, без остановки.
Вдруг из окон проносящегося поезда посыпались бутылки, банки, полиэтиленовые и бумажные свёртки и прочее.
Люди на платформе зашумели, стараясь спрятаться и укрыть своих детей от обильно сыплющегося мусора.
Поезд умчался, а вдоль всей станции, на самой платформе и даже на довольно большом расстоянии до и после неё — всё было усыпано выброшенными из поезда отходами…