Еврей и финка

Лидия Невская
09.10.2025 г.

"Самые мемуарные мемуары"
"Еврей и финка"

  Спешу на улицу Гидротурбинную в Дом культуры «Авангард» на литературную встречу местного клуба «Вдохновение». Название банальное, но лучше и не придумаешь для творческих людей.

  Вижу Валера Лобанов идёт с гитарой, значит, вечер будет приятным.
  Он хорошо и душевно поёт. Мало того, он сам сочиняет стихи и музыку к своим песням, играет на гитаре. От всей души уважаю таких людей.
  Замечательные у него песни, трогательный голос, но на сцену боится выходить, говорит, что очень сильно начинает волноваться, аж до остановки сердца.

  Поэтому я думаю, что голосов хороших и высоких у людей много, но не все становятся певцами.

  Для этого ещё нужен артистизм, сила воли и смелость, которой у нас с Валерой нет.

  Почему говорю у нас, потому что я тоже очень боюсь читать свои стихи со сцены и не только со сцены, а просто перед публикой. Когда я волнуюсь, я начинаю картавить, а это, мне кажется, не украшает поэта, тем более женщину.

  У нас в роду в каждом поколении кто-нибудь да картавит.  У моей бабушки было четверо детей, трое говорили нормально, а младший Саша немного картавил.
 
  У дяди Саши родилось трое детей, все  нормальные, а внучка картавила, у маминой сестры трое детей,  все молодцы, а вот у мамы  родилась я с таким дефектом.

  От меня передалось моему сыну, но совсем чуть-чуть. Да и про меня говорят, что незаметно, только, когда я волнуюсь, поэтому стараюсь реже читать свои стихи, больше стараюсь писать и мечтаю, что их будут чаще печатать. Только это всё «мечты-мечты, где ваша сладость?»

  В этом мы с Валерой похожи, только я не пою. У нас в роду никто не пел.
   На пианино я училась играть, а петь не научилась. У меня поёт душа и передаёт свои песни в виде стихов.

  Иду, а снежок ложится под ноги. Белая дорожка ведёт меня к Дому культуры, где в небольшой местной библиотеке, в маленьком читальном зале на три стола, будет проходить наше заседание.
 
   Нам разрешают занимать зал только до девятнадцати ноль-ноль, потом библиотека закрывается.

   Время семнадцать часов. Два часа в нашем распоряжении. В зале уже сидит Таня Коровина, черноволосая и черноглазая молодая женщина. Она пришла сразу же после работы на заводе. Заводоуправление, где она работает, находится напротив библиотеки, дверь в дверь через площадь.

 Надежда Белова, тоже заводчанка, уже сидит за столом, выкладывает печенье из пакета в вазу. На столах, приставленных друг к другу так, что получился один большой стол, вокруг которого мы сейчас размещаемся.
 
  Галя Елисеева тоже тут, Слава Харитонов приехал из посёлка Варламово. Валера Тимофеев никогда не пропускает наши заседания.
 Валера держит в руках электрический чайник, собирается налить в него воды.

  Задерживается всегда только Игорь Рабштейн.  О нём придётся рассказать особенно, потому что именно он герой моего рассказа, да и, как оказалось, всей моей последующей жизни и карьеры.

  В том году по заводу был объявлен  конкурс стихов о родном заводе к его юбилею.

  Стихи заводчане приносили в редакцию заводской многотиражки «Машиностоитель».
  В жюри вошли я и Слава Харитонов, когда-то он  работал редактором этой газеты, потом перешёл в районную газету «Красное Приволжье».
  Я дала Рабштейну первое место и Слава Харитонов меня поддержал. Так Игорь появился в заводском литературном кружке «Вдохновение».

 Читальный зал наполняется запахом конфет и печенья, кипит электрический чайник. Женщина библиотекарь подаёт нам чашки и блюдца, чай в пакетиках.
  Конфеты и печенье мы приносим для себя сами.

 У нас вышел первый сборник «В счастливом спектре вдохновения».  Это нас сплотило и вдохновило. Настроение у всех хорошее. Вечер начинаю я лекцией об акростихах.

  Акростих — форма стихотворения, в которой начальные буквы (реже — слоги или слова) каждой строки составляют слово или фразу (обычно — имя автора или адресата). Рассчитан на зрительное восприятие. 
 
Древнейшей формой акростиха был “абецедарий”: начальные буквы стихов или строф следовали в простом алфавитном порядке. ... 5. Акростихи можно писать не только в форме сонета, но и в любой другой форме написания .

Приведу пример, чтобы вы понимали, о чем речь. Стихотворение, посвященное… впрочем, догадайтесь – кому, прочитав первые буквы строчек.

Валы стремят свой яростный прибой,
А скалы все стоят неколебимо.
Летит орел, пределов жалких мимо,
Едва ли кто ему прикажет: «Стой!»
Разящий меч готов на грозный бой,
И зов трубы звучит неутомимо.
Ютясь в тени, шипит непримиримо
Бессильный хор врагов, презрен тобой.
Ретивый конь взрывает прах копытом.
Юродствуй, раб, позоря Букефала!
Следи, казнясь, за подвигом открытым!
О , лет царя! Как яро прозвучала
В годах, веках труба немолчной славы!
У ног враги — безгласны и безглавы.

Правильно, эти стихи были посвящены Валерию Брюсову.

 В литературном мире отношение к акростихам довольно неоднозначное.
 Например, в средневековой литературе акростихи рассматривались, как «изощренная форма поэзии».
Но, тем не менее, согласитесь, это действительно очень интересная и необычная форма написания стихов.
Писать такие стихи сложно. Почему? Да потому, что поэт оказывается как бы «привязанным» к первым буквам строчек. И если в обычных стихах он привязан только к рифмам, то здесь это сразу две «привязки-ограничения» - первые буквы строчек и рифма в конце. Те, кто пишет стихи, понимают, о чем речь.

Привела я и свои акростихи, и стихи  учеников своей «Поэтической мастерской», которую я вела шесть лет при городском Дворце творчества детей и молодёжи.

  Лекции я всегда стараюсь давать маленькие, чтобы не утомлять собравшихся.

  Валера Лобанов уже настраивает гитару. Мы все в предчувствии красивых песен.

  И они начинают звучать.  Маленький читальный зал заполняется чистым мужским баритоном.
  После песен Игорь читает своё стихотворение

Игорь Рабштейн

«Буква Р»

Я с буквой «Р» давно на ты,
Давно запанибрата.
Сей буквы милые черты –
Моей душе отрада!
Моя фамилия на «Р»,
«Р» в имени есть тоже,
И даже в слове СССР,
Чем «Р» ещё дороже!
Но если б я картавить стал,
Да хоть бы шепелявить,
Я б русским быть не перестал,
Хотя, к чему лукавить,
Моя фамилия Рабштейн,
Но мыслю я по-русски.
Студентом пил, как все, портвейн
В подъезде без закуски.
И сало с водочкой порой -
Лечебный *«Ерофеич»…
Да мой любимейший герой –
Иванушка Царевич!
А впрочем, что тут говорить,
Впустую распинаться!
Мне повезло в России жить,
И русским оставаться!


*«Ерофеич» - водка, настоянная на различных пахучих травах.
   
  Это стихотворение больно кольнуло в моё сердце, но я молчу. 
  Он не виноват, что я, когда волнуюсь, начинаю картавить, или, проще говоря, не выговаривать букву «Р».
  Хочется верить, что он не намеренно написал это стихотворение.

 Декламирует стихи он замечательно. У него хорошо поставлена речь и громкий голос. Это я с моей генетикой репрессированной матери, прошедшей сибирские поселения, боюсь открыто и громко выражать свои чувства.

  К тому же Игорь всегда меня провожает до дома после наших поэтических вечеров. Мы живём на одной улице. Мой дом дальше, но он, как истинный джентльмен, всегда доводит меня до подъезда, проходя мимо своего дома.

  По дороге он много говорит мне приятных комплиментов. Поэтому, я быстро спрятала свои подозрения, решила, что он, действительно, гордится этой буквой, этим звуком, который встречается и в его имени, и в его фамилии.

   Чтобы немного разрядить обстановку, я прочитала своё юмористическое стихотворение о курении.

Лидия Невская

«Сигарета»

 Сигарета, сигарета,
Не люблю тебя за это,
Что ты мужа отняла,
За собою увела.

У него одна забота
Покурить и за работу.
В перерывах перекуры
И домой идёт понурый.

У подъезда курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Думает, что я не вижу,
Ненаглядный чижик-пыжик.
У окошка я стою,
Проклиная жизнь свою.
Он придёт домой, поест
С сигаретой на насест.
 
На балконе курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Мы поехали купаться,
На песочке поваляться.
Он разделся, сразу в рот
Сигарету достаёт.
Покурил разок, нырнул,
Вышел, снова затянул.

На песочке курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Мы приехали домой.
Спать легли, но боже мой!
Он вскочил, включая свет.
Вспомнил:"Нету сигарет!"
Слышу, вышел милый мой,
Магазин искать ночной.

Под луною курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Накурившись, лёг он спать.
Пахнет дымом вся кровать.
От подушки так несёт.
Сон на запах не идёт.
Я не сплю, его молю:
"Не кури, я не люблю!"

Но во сне он курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Он хорошим был когда-то.
Сигарета виновата.
Импотент и инвалид.
На каталочке сидит.

На каталке курит, курит.
Губы тянет, брови хмурит.

Вдох, затяжка, выдох, вдох.
Накурился и издох.

  Посмеялись и начинаем расходиться.

 Выходим из Дома культуры «Авангард», фотографируемся возле колонн и всей дружной группой идём к автобусной остановке.

 После того, как все уехали по своим маршрутам, мы с Игорем остаёмся вдвоём.
- Нам с вами по пути. Вечер такой хороший.
- Да, идём.

- Лидия Ивановна, - начинает говорить Игорь с каким-то  заискивающим придыханием.

 Мне даже кажется, что он чуть присел, что  вдруг стал ниже ростом.

- Понимаете, у вас такой талант, как у певцов в несколько актав. Недавно, а точнее,  первого ноября две тысячи восьмого года умерла Има Сумак - перуанская певица с поистине уникальным голосом. Его диапазон достигал пяти октав. А ваш поэтический голос звучит более шести актав. Вы можете писать во всех жанрах и для всех возрастов. Я сегодня так смеялся над вашей сигаретой. Это меня потрясло, с каким юмором вы описываете простые житейские неурядицы.

- Спасибо, Игорь, но мы уже мимо твоего дома прошли.
- Ничего, Лидия Ивановна, я вас провожу до вашего дома.
- Не надо, Игорь, мой дом рядом и тебя, наверное, жена ждёт.
- Нет, нет, я провожу вас. Мне ещё надо будет за хлебом зайти. 

  Однако, возле магазина, что в данный момент оказался у нас на пути, он задерживается  в минутном сомнении, идти ли ему  провожать дальше старую по его меркам женщину? А может, действительно, зайти за хлебом и домой?

   Но еврейская дальновидность и хитрость срабатывают в лучшую сторону.
 
  «Лидия Невская давно в большом литературном объединении, работает в газете литературным консультантом, значит, была в составе жюри в заводском поэтическом конкурсе, где он стал победителем и именно она дала ему первое место и это   первое признание его поэтического дара. Может, она поспособствует его продвижению и дальше?" - щекочет его душу в данный момент самолюбие и тщеславие.
«А что тут плохого? - продолжает рассуждать Игорь Рабштейн — плох тот солдат, который не хочет стать генералом! Решено, иду дальше провожать эту бабку»

- Лидия Ивановна, я иду с вами. Уже темно. Я провожу вас до подъезда. Джентльмен я или не джентльмен!
- Конечно же, Игорь, ты джентльмен! Идём!

   Они сворачивают на улицу Красильникова. Магазин остаётся с левой стороны. Тёмное небо, освещённая улица, в свете фонарей блестит, медленно идущий, мелкий снежок. Всё располагает для  романтического объяснения.

- Лидия Ивановна, я вами восхищаюсь.
- Ну, что ты, Игорь, ты меня смущаешь.

  Хорошо, что дом выплыл из снежной крошки, как огромный лайнер из тумана. Пятиэтажка стоит торцевой стороной к дороге и напоминает сейчас нос корабля.

- Спасибо, попутчик, да свидания! - говорю ему я.
- Нет, нет, Лидия Ивановна, я же сказал, что провожу до подъезда. Какой у вас подъезд?
- Второй от тюрьмы! Я от сумы и от тюрьмы не зарекаюсь!

  Дом с номером шестьдесят три стоит на повороте, вдоль улицы Красильниковой и второй торцевой стенкой выходит на тюремный комплекс: «Сызранский централ»

- Ха- ха - ха! Лидия Ивановна, вы и тут шутите.

 Наконец-то мы подходим к моему подъезду и Игорёк пожимает мне руку:
- До свидания! Спокойной ночи!
- До свидания, Игорь! Спасибо, что проводил!
- Ну, что вы, мне приятно проводить приятную женщину!

  «Льстец, но мне тоже приятно!» - думаю я, не понимая ещё, что меня ждёт впереди.

  Незаметно пролетают дни, как белые снежинки пропадают в туманном прошлом.

  Снова я иду в маленькую, но уютную заводскую библиотеку на заседание заводского кружка поэзии, подготовила новую тему, взятую из уроков в «Поэтической мастерской».

  Это моя мечта сделать заседания интересными и полезными. После каждого заседания члены нашего тесного общества должны уходить обогащённые знаниями и воодушевлённые.

   Как всегда поёт Валера Лобанов неподражаемым голосом в сопровождении гитары, что мне напоминает «Грушинский фестиваль», костры, лирическую атмосферу единения душ,

  Но в конце литературного заседания происходит низменное человеческое предательство.

   Я уже второй год учу финский язык самым неожиданным образом. Каждую пятницу вечером я сажусь в любой проходящий поезд до Москвы. Как правило, чаще всего мне попадаются боковые места, а то и верхнее боковое у туалета. Хуже не бывает, но что делать? Мне надо ехать на занятия.
  Девять лет назад мама подала заявление в финское консульство в Санкт-Петербурге на переезд в Финляндию. Нам поставили условие — знание финского языка.
  Мама финка по национальности, родилась в финской семье, которая жила в Ленинградской области.
 История этой семьи обычная для советских финнов. Когда-то эта территория называлась Ингерманландией и относилась она к Финляндии. Но после войны отошла к Советскому Союзу. Кто мог уехали, а мои родственники пожалели своё хозяйство, нажитое большим трудом, и остались. У них был коровник с коровами, конюшня с лошадьми и другие домашние животные, большой деревянный дом, пятеро детей.

   Мама училась в финской школе до четвёртого класс, потом школу полностью перевели на русский язык, но в семье все говорили по-прежнему на финском, поэтому мама знала финский язык, а мне пришлось учить его в Москве.

   Мама не может научить меня, потому что прошло очень много времени и современный финский язык уже в корне отличается от языка тех лет К тому же местный диалект присутствует.

  В Финляндию уже переехали мамины сёстры, братья и племянники, звали её, но она долго не хотела, привыкла к русской земле, хотя с ней обошлись большевики жестоко.

  Пережив раскулачивание, блокаду Ленинграда и ссылку в Сибирь по национальному признаку, она всё-таки оставалась доброй и трудолюбивой.

  Но ради детей в перестроечные девяностые года, когда совсем было плохо, когда на заводе, где мы работали,  зарплату выдавали китайскими товарами, а еду надо было покупать за деньги, а денег не было, мама решилась и написала заявление в финское консульство, добавив слова:
- Ждать придётся девять-десять лет, а за это время и в России всё наладится.

  Не наладилось и нам пришло приглашение, спустя девять лет, на переезд, но сначала надо сдать всем экзамен. Вот я и нашла эти курсы в Москве, стала ездить туда. Ничего лучшего я не нашла. С интернетом я ещё не была знакома,  а в Москве предложили занятия в группе по четыре часа каждую субботу. Мой муж ушёл с завода и работал в Газпроме, деньги у нас появились и я решилась на эти курсы, не надеясь, конечно, на свои способности.
 Выучить трудный финский язык в почти шестидесятилетнем возрасте, по-моему было невозможно, но я решилась.

Это был две тысячи одиннадцатый год.

   Мои две сестры в Петрозаводске тоже ходили на такие курсы в своём городе. Одна из них сдала экзамен, а другая — нет, завалила.

   Так и я не особо верила в себя, но «попытка не пытка». А если экзамен не сдаёшь, с очереди в консульстве снимают и уже не восстановиться.
 
   Так что, я мучилась, возможно, напрасно, и с подругой Галей Елисеевой  делилась своими переживаниями.

   Она-то и объявила зачем-то на нашем сегодняшнем заседании литературного кружка, что я собираюсь переезжать в Финляндию.
  Зачем она выдала мой секрет, не понимаю, а может, она это сделала намеренно, чтобы люди отвернулись от меня ещё до переезда в другую страну.

  Уловка её удалась. В первую очередь она отвернулась от меня, выдав мои тайны. Ей это было выгодно. Она собиралась пойти в большое городское литературное объединение, где властвует Портнягин Олег Алексеевич, всемогущий и ужасный, но только он может сделать протеже любому новоявленному поэту в городе.
  Видимо, именно это и подтолкнуло её к предательству своей подруги, то есть меня.

- Как, уезжаете, Лидия Ивановна? - остолбенел Игорь Рабштейн. 

  Он столько дифирамб говорил мне, в надежде, что я ему сделаю протекцию перед главным в городе поэтом, с которым я давно работала секретарём и литературным консультантом, а тут вдруг такой облом.

  В семь часов вечера библиотека закрывается и мы собираемся домой.
  Я одеваюсь медленно, потому что вижу, что Игорь, мой попутчик, о чём-то в уголке разговаривает с Галиной Елисеевой.

   Галине идти совсем у другую сторону, поэтому я надеюсь, что Игорь с ней поговорит и мы с ним пойдём своим путём, но не тут-то было. Я уже нутром чувствую холод, идущий из того угла, где стоит эта пара.
  В конце-концов я не выдерживаю:
- Игорь, - говорю — ты идёшь или нет? Я уже одета.

  Игорь засуетился, заволновался, но отвечает твёрдым решительным голосом:
- Нет, Лидия Ивановна, мне в другую сторону! - и тут же отворачивается, высоко подняв голову. С этого вечера он уже никогда не будет её опускать.

  Так и пойдёт в паре с Галиной Елисеевой в большое литературное объединение, где вскоре станет сопредседателем.
- Галина Александровна, я восхищаюсь вашим талантом — слышу слова Игоря, обращённые уже не ко мне.

    Самое интересное, что они мои достижения стали приписывать себе!
   В газете выходит статья про Игоря Рабштейна, как о молодом многообещающем поэте, и там я читаю, что его неординарный талант открыла  Галина Александровна Елисеева, а о том, что это я его нашла во время заводского поэтического конкурса.

   В третий раз напоминаю себе, что на заводе был объявлен конкурс стихов о заводе к юбилею завода и я там была председателем жюри и дала ему первое место.
   У меня даже черновики сохранились, если в суд подать «За унижение человеческого достоинства и намеренное сокрытие заслуг».
  Я пригласила его, как победителя в заводской кружок поэзии.

При чём тут Елисеева? 

  Хотя, сейчас я их понимаю: «Кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку». Бессмертные слова Ивана Андреевича Крылова.

  «Кукушка и Петух» — басня И. А. Крылова, написанная в 1834 году. Впервые издана в 1841 году в сборнике «Сто русских литераторов».

   Когда на заседании Рабштейн резко поменял направление и не пошёл провожать меня до дома, как это делал, пока думал, что я ему бесплатная помощница, мечтал использовать мою доброту, умаслив сладкими речами, мне было очень обидно, но я не видела всей страшной картины, которая открывается теперь.

   Елисеева очень быстро скоопрерировалась с верхушкой литературного бомонда. У неё на вооружении есть всё: и способности писать стихи, и библиотечное образование, и профсоюзные навыки выступать на митингах и на литературных подмостках.

   У меня только доброта и открытое сердце, а у 
 Рабштейна на  виду еврейская хитрость и приспособляемость.

  На всех фотографиях он обнимается с сыном начальника всех поэтов города. Эта хитрость чаще всего применяется по отношению к женщинам.

  Помните такое выражение: «Чтобы завоевать внимание женщины, подружись сначала с её ребёнком!»

  Я проигрываю им по всем статьям.
 
     То Рабштейн к ней примазался, а теперь она к нему примазалась.
  Игорь Рабштейн, еврей по национальности,  сейчас в почёте.
О нём даже заводской представитель в городской думе пишет: «волжский самородок».

  Я проработала тридцать два года на заводе инженером-технологом, каждый день писала стихи по просьбам заводчан от уборщиц в цехах до директора завода.
   И в министерство писала стихи к юбилейным датам от имени завода, но меня почему-то завод не называет «волжским самородком».
 
  О девочке-финке из бараков, которая писала стихи с восьми лет, танцевала в балете «Шопениана», училась в художественной школе, играла на фортепиано «Седьмой вальс» Шопена», очень трудную вещь, молчат.

  В чём разница между двумя нациями евреев и финнов?
Надеюсь, что меня кто-то услышит.





На фото Рабштейн слева, бабка справа