Поливалка и огород...

Жара в поселке Верхние Каменки стояла такая, что даже ящерицы прилипали к раскаленным валунам щебёночного карьера и лениво шевелили хвостами, не в силах сдвинуться с места.

Воздух над гравийной дорогой, вилявшей между терриконами отработанной породы, колыхался, как над раскалённой докрасна сковородой.
Пыль, поднятая редкими машинами, висела в воздухе долго  густой белесой дымкой, оседая на листьях чахлых берез и на ставнях одноэтажных домов в дачном кооперативе рядом...

В самое пекло, когда солнце было в зените, со стороны автобазы доносилось урчание мотора.
Это был не просто мотор,  это был басистый, уверенный в себе рокот ЗИЛа-131, а на его раме вместо кузова красовалась огромная, цилиндрическая, цвета хаки бочка.
Водовозка. Поливалка...
Искусственный дождь в царстве пыли и раскаленного камня!

За рулем сидел Виталий. Молодой, двадцатипятилетний парень, с упрямым чубом, выбивавшимся из-под засаленной кепки с логотипом «Адидас», и руками, привыкшими к тяжелым рулям и упрямым рычагам.

Он обожал свою работу.
Быть водовозом в карьере,  это вам не по асфальту шнырять туда, сюда!
Тут нужна сноровка, чтоб не перевернуться на сыпучем склоне, и чутье, чтоб знать, куда лить воду, чтобы пыль не поднималась неделю.

А еще это была своего рода медитация: монотонные круги по одному и тому же маршруту, шипение воды, вырывающейся из перфорированной трубы из распылителя  позади бочки, и чистое, детское удовольствие от созерцания того, как сухая, серая земля превращается в темную, влажную и живую.

Сегодня он был особенно сосредоточен.

Начальник автобазы, Сергей Петрович, человек с лицом бульдога и голосом прораба, утром провел личный  инструктаж:

— «Пылища, Виталя, до небес! Комиссия из области может нагрянуть. Лей не жалей, но и бочку зря не гоняй! Топливо нынче дорогое».

Виталий крутил баранку, направляя свой стальной гиппопотам к очередному пылящему участку. Он включил подачу воды, и позади машины взметнулся веер брызг, а в воздухе повисла короткая, прохладная радуга. В кабине пахло машинным маслом, нагретым металлом и собственным потом. Из динамиков магнитолы , хрипя, играла какая-то забытая группа «Любэ».

Именно в этот момент он ее и  увидел!

У обочины, у самого забора последнего в поселке дома, стояла женщина. Она махала ему рукой.
Ему!
Не просто махала, а делала это с таким отчаянным энтузиазмом, будто тонула в реке и  видела в нём  единственный спасательный круг!

Виталий притормозил, заглушив заунывного  «Любэ».
Он высунулся из окна, смахнул со лба пот:

— «Девушка, что случилось, чем Вам могу  помочь?»

Женщина подбежала к кабине. Ей было лет двадцать восемь. Не девушка, но и дамой ее назвать язык не поворачивался. В ней было слишком много жизни, слишком много энергии, выплескивающейся из больших, темно-карих глаз и из упрямо поднятого подбородка.
Волосы, цвета спелой пшеницы, были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались непослушные прядки, прилипшие к влажным вискам. На ней было простое ситцевое платье в мелкий цветочек, которое от духоты прилипло к телу, обрисовывая всё, что положено обрисовывать такому платью на молодой и, как с изумлением констатировал про себя Виталий, шикарно сложенной женщине!

— «Водитель, милый, можно тебя на одну минуточку?» — голос у нее был низкий, немного картавенький, отчего по спине Виталия гуськом пробежали мурашки.

— «Виталий», — поправил он её  автоматически.

— «Виталик, я Нина. У меня тут беда с огородом. Жара ведь какая. Все горит. Помидоры, огурцы… Укроп уже в труху превратился. Не мог бы ты мне бочку на участок вылить? Я знаю, Вам нельзя, но я умоляю!»

Виталий посмотрел на ее огород. Участок был не маленький, и действительно, все на нем поникло. Земля потрескалась. Он посмотрел на полупустую бочку. До заправки еще далеко.
Сергей Петрович бы его за такое самовольство, конечно,  на мыло пустил!
Но он посмотрел внимательнее  на Нину,  на ее умоляющие глаза, на капельку пота, скатившуюся по шее и скрывшуюся в загадочной глубине декольте, и что-то в нем дрогнуло!

— «Ладно, — сказал он, сдаваясь. — Загнать машину не смогу, калитка узкая. Но могу со стороны забора полить. Шланг у меня длинный».

Нина всплеснула руками:

— «Спасибо! Я тебе потом пирогов напеку! Угощу!»

Виталий вылез из кабины, размотал толстый, резиновый шланг, подсоединенный к бочке, и перекинул его через забор. Попробовал поливать...
Струя была сильной, но не доставала до дальних грядок.

— «Маловато давления», — озадаченно сказал он сам себе и потом вслух, почесывая затылок.

Нина наблюдала за ним, поджав полненькие и вкусные  губки:

— «А что надо сделать, чтобы сильнее было?»

— «Давление в системе поднять. Надо газ немного добавить, обороты двигателя. Но я же тут, снаружи, а рычаги в кабине».

И тут у Нины загорелись глаза:

— «А я посижу за рулем! Ты скажешь мне, что делать!»

Идея показалась Виталию сомнительной, но и отказать он уже не мог.
Эта женщина обладала какой-то гипнотической силой. Он помог ей забраться в высокую кабину. От ее близкости пахло нагретой кожей, какими-то полевыми травами и простым мылом – самый пьянящий коктейль, который он нюхал за всю свою жизнь.

— «Вот садись, — проинструктировал он, — это сцепление, это газ. Я когда скажу «дави», ты плавненько, чуть-чуть, нажмешь на газ. Поняла? Плавненько!»

— «Поняла, плавно, чего тут понимать?», — кивнула Нина, сжимая ручку КПП так, будто это была рука врага.

Виталий вылез, забрался на бочку, как на седло лошади, взял в руки брандспойт и крикнул:
— «Давай! Чуть-чуть!»

Что произошло дальше, он потом вспоминал, как в замедленной съемке.

Вместо плавного, робкого нажатия, Нина, видимо, от волнения или от природной решительности, вдавила педаль газа в пол со всей силы своей упругой, загорелой ножки...

Двигатель ЗИЛа взревел, как раненый слон. Обороты взметнулись до небес.
Давление в системе, рассчитанной на штатный режим, подскочило мгновенно. Толстый шланг, который Виталий держал не слишком уверенно, дернулся, извился и… ожил!
Он превратился в стального удава, со свистом вырвался из его рук и с нечеловеческой силой ударил его самого в грудь.

Виталий почувствовал, как его отрывает от бочки.
Он пролетел по воздуху, беспомощно размахивая руками, как персонаж одного  мультфильма, перелетел через невысокий забор и с глухим, сочным «шмяком» приземлился прямиком на грядку с капустой. Бренное тело водовоза смяло несколько кочанов, разбрызгав во все стороны их ещё и сильно  водянистые ошметки...

Он молча и неподвижно лежал на спине, глядя в ослепительно синее небо, слыша безумный рев двигателя и пытаясь понять, что же всё таки случилось?

По спине разливалась горячая боль. Резкая, простреливающая. Он попытался пошевелиться,  и не смог. Поясницу заклинило так, что любое движение отзывалось огненным спазмом и фейерверками в глазах...

Рев двигателя прекратился. Послышались торопливые шаги, скрип калитки:

— «Виталик! Родной! Что с тобой? Я видела, как ты куда то полетел! Ой, капустка-то моя!»

Нина, бледная, как полотно, рухнула на колени рядом с ним. Ее лицо было искажено неподдельным ужасом.

— «Двигатель… заглушила?» — с трудом просипел Виталий.

— «Да, да, я дернула какую-то ручку! Ой, прости меня, дуру! Ты хоть  живой?»

— «Живой, раз еще пищу!— пробормотал он. — А вот спина… Кажись, приехали мы!».

Он попытался приподняться на локтях, но боль в пояснице заставила его со стоном откинуться назад, опять  в ласковые капустные объятия.

— «Не двигайся!», — скомандовала Нина, и в ее голосе вдруг появились металлические нотки, не терпящие возражений. — «Сейчас будем решать эту проблему!».

Она окинула его опытным, хозяйским взглядом:

— «Сорвал спину. Явно. На ногах ты не устоишь. Надо растирать!».

Она посмотрела на свой небольшой дачный домик, стоявший в глубине участка, потом на Виталия, потом на раздавленную капусту, вздохнула и сказала:

— «Так! Будем действовать!».

Каким-то чудом, опираясь на нее, ковыляя и замирая от каждого прострела, Виталий доплелся до крыльца дачного домика.
Он был маленьким, аккуратным, там  пахло деревом и сушеными травами. Нина втащила его внутрь, в прохладную полутьму, и усадила на узкую кровать, застеленной ситцевым одеялом.

— «Ложись на живот», — коротко распорядилась она.

Виталий, покорный, как агнец, повиновался.
Боль была настолько всепоглощающей, что ему было уже все равно. Он уткнулся лицом в прохладную подушку, пахнущую тем же мылом, что и она, и тихо, жалобно застонал.

Нина тем временем рылась в комоде.
Послышалось звяканье каких то  пузырьков:

—  «Сейчас, Виталик, сейчас я тебя поставлю на ноги. У меня тут есть меновазин, звездочка, еще какая-то разогревающая штука от мужа!».

Она села на край кровати, вылив ему на спину что-то холодное и резко пахнущее. Ее руки, сильные, умелые, отчего-то даже и  нежные, коснулись его поясницы.

Виталий вздрогнул, но не от боли, а от неожиданности. Ее пальцы начали втирать мазь, сначала осторожно, потом все увереннее, разминая зажатые мышцы.

И вот тут, когда острая боль начала понемногу отступать, уступая место глубокому, разогревающему теплу, к Виталию стало возвращаться сознание. А вместе с ним и способность оценивать окружающую  обстановку.
А обстановка, кстати,  была более чем располагающая!

Он лежал на животе, а она сидела рядом, склонившись над ним.
Ее платье, уже и без того не слишком свободное, теперь туго  обтягивало каждую линию ее тела. Он увидел крутую округлость ее бедра в сантиметре от своего лица, услышал ее ровное, чуть учащенное дыхание.

А когда она наклонялась, чтобы взять еще мази, он краем глаза видел ту самую полуоткрытую «пятую точку», которую до этого лишь мельком отмечал, когда она бежала впереди него к дому. Она была… просто  идеальной. Круглой, упругой, обещающей самые  райские наслаждения!

Тепло от ее рук разливалось по его спине, проникало внутрь, согревало не только мышцы, но и нечто глубоко спрятанное, дремавшее в нем. Боль уходила, а на ее место приходило другое, давно забытое, щемящее и настойчивое желание...

Его рука, лежавшая вдоль тела, сама, без команды мозга, пришла в движение.
Он осторожно, почти невесомо, как бы нечаянно, коснулся тыльной стороной ладони той самой округлости, что находилась в зоне его досягаемости и обозрения..

Касание длилось всего то долю секунды. Но это была целая вечность!

Руки Нины на его спине почему то  замерли...

Виталий зажмурился, ожидая крика, пощечины, обвинений в хамстве.
Но вместо этого он услышал её  тихий, хрипловатый смех:

— «Так, Виталик… А у тебя, я смотрю, не только спина болит, но и руки очень чешутся?».

Он не успел ничего ответить.
Он только услышал легкий шорох ткани. Потом еще один. Он рискнул повернуть голову и посмотреть, что там такое происходит...

Нина стояла посреди комнаты. И на ней уже не было никакого  платья!

Оно лежало на полу, ситцевое пятно на выскобленных деревянных досках.
На ней были только легкие полупрозрачные трусики и простой бюстгальтер.
И это было в тысячу раз сексуальнее, чем любой кружевной комплект из модного журнала!

Ее тело было загорелым, сильным, с мягкими округлостями в самых желанных местах и тонкой талией.
Ее грудь высоко поднималась под простой тканью, а на бедрах играли тени от ветвей яблони за окном.

Она не говорила ни слова.
Она смотрела на него тёмным, горящим взглядом, в котором не было ни стыда, ни кокетства, а было одно лишь голодное, не скрываемое более желание...

— «Врачиха ты, я смотрю, отличная! Лечишь не только от спины!», — еле  выдавил ошалевший от неожиданности и проснувшегося  желания Виталий.

Нина довольно улыбнулась, и в уголках ее губ заиграли смешливые морщинки:

—  «Я, Виталик, от многих болезней лечу.
И от одиночества. От скуки даже. И от излишней скромности тоже!».

Она подошла к кровати, и ее пальцы, еще пахнущие меновазином, коснулись его щеки, потом шеи.
Потом она легла рядом с ним, прижалась всем телом, обняла его, и ее губы нашли его губы.

Потом было нечто!

Следующим  был не нежный, исследующий или пробный  поцелуй.
Это был уже поцелуй-шторм, поцелуй-ураган, сметающий всё на своем пути!
В нем была вся та энергия, что она вложила в педаль газа, вся та страсть, что копилась, видимо, очень долго!

Виталий ответил ей с той же силой. Он забыл и  про спину, про заклинившую поясницу, про раздавленную им капусту и ревущий мотор ЗИЛа.

Весь мир сузился до этой узкой кровати, до ее губ, до ее рук, скользящих по его груди, до ее тела, прижимающегося к нему с требовательной настойчивостью...

Он перевернул ее на спину, и боль в пояснице отступила, придавленная волной адреналина и огромнейшего желания.
Он срывал с нее последние тряпочные  преграды, и она помогала ему, торопливо и жадно.
Ее кожа была горячей и шелковистой под его ладонями. Она не стеснялась ни своих стонов, ни своих желаний, она была дикой, прекрасной и абсолютно естественной в страсти...

Их близость была сногсшибательной.

Это был не просто секс.
Это было катастрофическое землетрясение, извержение вулкана и падение метеорита и всё это в одном флаконе!
Это был тот самый случай, когда химия, простая физика, и  неприкрытая страсть сливаются в один ослепительный и оглушительный  взрыв.

Нина была неистова, изобретательна и просто ненасытна!
Она кричала, кусала его за плечо, впивалась ногтями в его спину, и Виталий, обычно скромный и не слишком опытный, вдруг обнаружил в себе такие резервы страсти и выносливости, о которых и не подозревал! Даже полностью забыл о своём падении!

Когда этот оглушительный  взрыв окончательно стих, они долго  лежали рядышком, тяжело дыша, покрытые потом, прилипшие друг к другу.

Лучи заходящего солнца пробивались сквозь занавески и рисовали на их телах золотые полосы.
Виталий чувствовал себя так, будто его разобрали на мелкие винтики, протерли каждый винтик-шпунтик спиртом и собрали всё заново, только намного  лучше!
Боли в спине не было и в  помине!
Была лишь приятная, глубокая усталость и чувство полного, абсолютного удовлетворения.

Он повернул голову, глядя на ее профиль.
Она лежала с закрытыми глазами, улыбаясь какой-то своей мысли. Он провел пальцем по ее мокрому виску.

— «Нина…» — начал он.

— «М-м?» — она не открывала глаз.

— «А муж твой… Не застукает нас тут?»

Она открыла глаза и посмотрела на него. В ее взгляде было что-то сложное, смесь нежности и легкой насмешки:

— «Муж? Нет. Он на работе. Дела, планы, отчеты. Приедет  поздно».

Виталий кивнул, чувствуя сейчас даже какой то  странный укол ревности:

— «А он… хороший человек у тебя?»

Нина громко  рассмеялась, но смех ее был каким-то горьковатым:

— «Хороший. Ответственный. Зарабатывает хорошо. Дом  у нас  полная чаша. Забор новый поставил вот на даче!».

Она помолчала и потом продолжила:

— «Скучный он, Виталик. До зевоты скучный. И видит меня как бы  раз в неделю, да и то, по расписанию, между футболом и своим  пивом!».

Виталию стало ее немного жалко.
И одновременно он почувствовал себя этаким рыцарем на бочке-водовозке, спасающим прекрасную даму от вселенской  скуки...

— «Жаль, конечно...», — сказал он, и это была правда.

— «А ты не скучный, — сказала она, поворачиваясь к нему на бок и облокачиваясь на локоть. Ее грудь касалась его руки. — Ты… такой неожиданный и горячий!».

Она снова поцеловала его, уже нежно, почти ласково. Потом ее взгляд стал серьезным:

— «Даа! Забыла тебе сказать, Виталик, а ведь  ты моего мужа, кстати, хорошо знаешь!».

У Виталия екнуло немного сердце:

— «Да? А как его зовут?»

— «Сергей Петрович», — сказала Нина, и в ее глазах заплясали какие то  чёртики.

Сначала мозг Виталия отказался обрабатывать эту информацию.
Потом...
Сергей Петрович?
Не начальник ли их автобазы?

Человек с лицом бульдога, который только сегодня утром говорил ему о комиссии и экономии топлива!
Его прямой начальник?

Человек, который мог одним звонком поставить его, Виталия, на самые завалящие маршруты, а то и вовсе вытурить с работы!

Виталий замер.
Потом он попытался резко сесть, как подброшенный пружиной.
И тут его тело, забывшее о травме, предательски снова  напомнило о себе.
Поясницу снова сковала та же адская боль, что и на капустной грядке. Только теперь она была в сто раз сильнее, ибо уже была  приправлена еще и ледяным ужасом.
Он не просто сел, он дернулся, и его спину снова заклинило так, что он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Он застыл в полусидящем положении, с искаженным от боли и паники лицом, глядя на Нину широко раскрытыми глазами.

— «Что ты?» — испугалась она.

— «С-Сергей Петрович?» — просипел он. — Твой муж — Сергей Петрович? Мой начальник?!

Нина смотрела на него с искренним испугом:

—  «Да… А ты разве не знал?»

— «Откуда я мог знать!» — почти закричал он, и боль в пояснице пронзила его новым шквалом.

Он с стоном повалился на спину, скрючившись:

—  «Ой, мамочки… Опять… И теперь еще хуже!…»

Он лежал, глядя в потолок, и его мир, только что, такой яркий и страстный, рухнул, превратившись в черную дыру и яму, на дне которой сидел Сергей Петрович с увольнительной в одной  руке и зазубренным серпом в другой...

Нина смотрела на него, и ее испуг постепенно сменился чем-то другим. Сначала небольшим  пониманием, потом… чуточку  весельем. Уголки ее губ мелко задрожали...

— «Ты чего, Нина? Что то ещё хуже есть?» — простонал испуганно Виталий.

— «Да так… — она прикусила губу. — Представляю, что у тебя сейчас в голове творится. И в твоей пояснице, заодно!».

Она снова рассмеялась, уже открыто, заливисто, как колокольчики на тройке запряжённых коней:

— «Ну ничего, Виталик. Я его усыплю, успокою, если что. Скажу, что это я тебя на капусту уронила. Он мне во всём  верит!».

От этих слов Виталию не стало легче.
Мысль о том, что Сергей Петрович может «во всеё?  верить!» своей жене, находя у себя на огороде следы от мужских ботинок и вмятину с полным профилем его тела на грядке, была не утешительной, а уже  даже пугающей...

С огромным трудом, преодолевая боль и панику, он кое как  собрался.
Оделся, ковыляя и кряхтя, как девяностолетний старик.
Нина смотрела на него со смесью и жалости и нескрываемой озабоченности:

— «До дома-то дойдешь?»

— « Ой, да ладно! На машине же… как-нибудь доеду», — пробормотал он.

Виталий  вышел из домика, не глядя на разгромленную им несчастную  капустную грядку. Нина проводила его до калитки. Она была снова в своем ситцевом платье и выглядела так же невинно, как и час назад. Только теперь Виталий знал, какая сногсшибательная  буря скрывается под этой невинностью!
Но, сейчас ему не до этого!

Добраться до ЗИЛа было уже героическим  подвигом! Забраться в кабину,  подвигом вдвойне!
Он завел двигатель, и привычный рокот мотора показался ему мрачным похоронным маршем...

Весь путь до дома он ехал, сидя неестественно прямо, боясь лишний раз повернуть голову, чтобы не спровоцировать новый прострел. Но боль была ничто по сравнению с терзающим его душу страхом...

Он представил, как завтра утром придет на автобазу, и Сергей Петрович, глядя на него своими бульдожьими глазками, коварно спросит:
— «Ну что, Виталик, дороги полил? А… огородик один не залил случайно, не потоптал грядки?»

Виталий провел ночь в аду...

Ад состоял из двух кругов: физического (поясница болела так, что он не мог найти удобное положение!) и морального (он представлял себе все возможные и невозможные сценарии разоблачения!).

Утром, накачавшись  обезболивающими, он все-таки пошел на работу.
Он шагнул в ворота автобазы, чувствуя себя так, будто входит в камеру к смертникам!

Сергей Петрович, как обычно, стоял у диспетчерской, с папкой в руках.
Он спокойно кивнул Виталию:
— «Ооо? Спину что ли потянул? Вижу, что еле дышишь и как ломик вместо позвонков!
Смотри, не валяй дурака!
На поливалку садись, и за работу, маршрут сам знаешь!».

И все!
Никаких намеков.
Никаких подозрительных взглядов.
Виталий выдохнул, но ненадолго...
Потому что через пару-тройку  часов, когда он заправлял бочку у водонапорной башни, к нему снова  подошла Нина.

Она выглядела очень свежо и потрясающе.
На ней были легкие шорты и майка, подчеркивающая все ее достоинства и прелести фигурки:

— «Виталик, привет! Как твоя  спинка?»
Он заозирался, будто вокруг везде  были снайперы и он торчит в их прицеле:

—  «Нормально… Тихо ты, не кричи так громко!».

— «Чего тихо то?
Я за тобой!
Муж сегодня на целый день уехал в область. У нас, можно сказать, полноценный  рабочий день продолжается!».

Виталий даже покраснел с неожиданности:

— «Нина, послушай… Это… это был просто прекрасный случай. Но…»

— «Но? Что? — она подошла ближе и положила руку ему на грудь. — Ты же не хочешь, чтобы моя женская обида пролилась на уши моего мужа?
А я, знаешь, какая обидчивая! Могу и нажаловаться. Что ты меня на капусте силой изнасиловал!».

Она говорила это с такой игривой улыбкой, что он хотел посмеяться заодно, но в ее глазах прочиталась какая то стальная решимость.
Виталий понял, что попал!
Как кур во щи!
Попал в самые, что ни на есть сладкие, но очень уж опасные сети!
И она его не выпустит так просто!

— «Нинок! Я же … я сейчас на работе! И спина ещё...», — слабо попытался он сопротивляться.

— «А я тебя на обед приглашаю! В тот самый домик. Я там и пирогов напекла тебе, как и  обещала тогда! И массажик с растиркой сделаю!».

И Виталий сдался.
Он поехал с  ней с уже щевелящимся желанием, но и  терзаемый смешанными чувствами страха и опасности...

Этот «обед» оказался еще более страстным, чем их первая тогдашняя  встреча.
Теперь, когда первый шок прошел, Виталий мог оценить все умения Нины!
Она была не просто страстной, она была искусной любовницей, знающей, чего она хочет, и умеющей этого добиться любыми способами!
И он, к своему удивлению, обнаружил, что страх быть пойманным,  лишь подливал ему  масла в огонь!
Это была запретная страсть, опасная связь, и оттого она была в разы слаще!

Так начались их странные и почти постоянные  встречи...

Нина оказалась не просто «женщиной, жаждущей ласк», как он сначала о ней подумал. Она была охотницей.
И он стал ее законной добычей!

Она выслеживала его везде.
У магазина, у гаража, на маршруте поливалки.
Ее «жигуленок» появлялся,  как призрак перед обеденным перерывом, и Виталий, покорный своей судьбе, следовал за ним, как собачонок за своей хозяйкой,  на дачу...

Он теперь жил в постоянном стрессе, но это был самый сладкий стресс в его жизни.

Его жизнь превратилась в захватывающий  шпионский роман, где были чуть ли не погони, тайные встречи, условные сигналы (если на окне дачи висит красное полотенце,  муж там, белое, значит  можно!).
Он даже заметно похудел, под глазами залегли темные круги, но при этом он чувствовал себя живее, чем когда-либо.
Он был похож на человека, который постоянно пьет самый крепкий кофе! Или энергетик...

Ирония судьбы заключалась в том, что на работе у него тоже  начался какой то подъем.
Через пару недель Сергей Петрович вызвал его к себе в кабинет!

— «Виталий, садись!», — коротко сказал начальник, и Виталий сел с таким чувством, будто садится на электрический стул.

— «Смотри, тут дело такое! Старую водовозку, на которой ты ездил, мы списываем.
А новую, МАЗ, только что пригнали.
Современная машина, с подогревом воды, с системой полива и  орошения. Я думаю, посадить на нее тебя!».

Виталий остолбенел.
Новая машина была мечтой любого водителя автобазы!

— «Сергей Петрович, я… я не знаю, что сказать…»

— «Да не благодари! Это Нина моя меня и надоумила. Говорит, ты, Виталий, парень старательный, спина у тебя, правда, ни к черту, но за рулем это не помеха. И что тебя надо поощрить! За хорошее отношение к работе!».

Виталий сидел, чувствуя, как по его спине бегут уже широким веером знакомые  мурашки.
Теперь он был должен не только ей, но и ему!
Его любовница, по совместительству жена его же  начальника, уговорила самого начальника- мужа посадить его на новую, шикарную машину!
Что творится с миром, господа-товарисчиии?

Цена этой «заботы» была ему прекрасно известна,  он лихо  отрабатывал ее в постели на даче с этой ненасытной женщиной!

— «Спасибо, Сергей Петрович», — еле выдавил он.

— «Не за что. Смотри, не подведи. И спину свою береги. Сходи к массажисту, Нина, кстати,  одного знает, может, запишешься».

Виталий вышел из кабинета в состоянии полной прострации.

Он был обласкан, вознагражден и при этом находился в самой настоящей ловушке!

Он сел в кабину своего нового МАЗа, пахнущую свежим пластиком. Это была прекрасная машина. Но он понимал, что каждая поездка на ней будет напоминать ему о цене, которую он платит за это комфортное рабочее место!

В обед того же дня он, конечно же, оказался на даче.
Нина поздравила его с триумфом:

— «Ну как, водитель? Нравится тебе  твоя новая машина?»

— «Нина, это… Это же опасно! Он же может догадаться!»

— «О чем догадаться? — она невинно округлила глаза. — О том, что я заботливая жена и интересуюсь кадрами на его предприятии? Или о том, что у тебя такой талант… поливать не только дороги?»

Она рассмеялась и потянула его к себе.

И Виталий снова сдался.
Он прилежно, но и с огромным  удовольствием отрабатывал такую  «заботу».
И надо признать, отрабатывал с большим, хоть и вымученным, энтузиазмом.
Он же был молодым, здоровым мужчиной, а Нина была женщиной, способной свести с ума кого угодно.
Это был порочный круг страха, риска, невероятного секса и постоянного чувства вины перед добродушным, хоть и скучным, Сергеем Петровичем...

Однажды, выходя с дачи Нины, он встретил её соседку, пожилую женщину, которая полола грядки.
Она как то посмотрела на него с укором:

— «Молодой человек, а Вам не стыдно? Семью чужую разрушать?».

Виталий покраснел до корней волос и пробормотал что-то невнятное.

— «Она у нас хорошая, Ниночка, — продолжала соседка. — Душа-человек. Муж тоже у неё  золото.
А вы, молокососы, только и рады, что на готовенькое запрыгнуть!».

Этот укор запал ему в душу глубже, чем все его собственные терзания.
Он решил положить конец этой связи. Он был должен собрать свою  волю в кулак!
Надо как то решиться всё решить!

На следующий день...

А на следующий день, когда Нина снова поймала его на маршруте, он, глядя в лобовое стекло, а не на нее, сказал:

— «Нина, все! Это должно всё  закончиться. Я не могу так больше. Это неправильно!».

Она смотрела на него с минуту, что то  решала про себя, а потом улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой:

— «Хорошо, Виталик. Как скажешь! Хозяин - барин!».

Он выдохнул с облегчением.
Это было слишком что то легко!

— «Только сегодня последний раз. Прощальный. А? Для памяти!» — Нина жалобно заглянула ему в глаза.

И… он согласился!
Прощальный, так прощальный!

Прощальный раз к удивлению, оказался таким страстным, что Виталий усомнился в своей способности когда-либо отказаться от этого безумства.

Где еще и когда он встретит такую симпатичную, страстную до безумия демониху в юбке?

Но на следующий день он снова попытался сказать:
— «Нет, Нина, серьезно!
Все!».

— «Я понимаю, — кивнула она. — Ты прав. Мы оба не правы! Давай сегодня просто поговорим. Как друзья. Чайку попьем?».

Они попили чай. И, конечно, это опять закончилось не чайными посиделками и разговорами...

Виталий понял, что он не просто в ловушке.
Он в раю, который одновременно является и адом! И выхода из него нет.
Он прикован к этой женщине цепями из страсти, страха и чувства долга за новенький МАЗ.

Он стал замечать, что Сергей Петрович смотрит на него как-то странно.
То ли с подозрением, то ли с одобрением?
Однажды начальник даже похлопал его по плечу и сказал:

— «Я смотрю, ты, Виталий, совсем другим человеком стал! Посерьезнел что ли?
Молодец.
Нина права была, когда мне говорила, что  перспективный ты парень!».

Виталий чуть не подавился обильной слюной...

Так вот и текла его жизнь.
С утра – рулить новой поливалкой, поливая пыльные дороги карьера, в обед – отрабатывать «заботу» на даче у жены начальника.
Он был водовозом по профессии и любовником по совместительству.
И все это было очень смешно как то, но и очень страшно и до невозможности жизненно!

Он иногда ловил себя на мысли, что скучает по тем простым временам, когда единственной его проблемой был рев мотора старого своего  ЗИЛа и указания бульдожьего начальника.
Но потом он смотрел на Нину, на ее смеющиеся глаза, чувствовал прикосновение ее рук, и понимал,  назад никакой дороги нет!
Совсем нет!

Он обрек сам себя на эту сладкую каторгу.
И единственное, что ему оставалось,  это поливать дороги днем и наслаждаться бурей в обеденный перерыв, молясь лишь об одном,  чтобы Сергей Петрович и дальше оставался таким же скучным, занятым и невнимательным мужем Нины...

А жара в Верхних Каменках всё так и  не кончалась!

И пыль на дорогах все не убывала!
И работа у водовоза Виталия была такой бесконечной и очень  сладенькой...

Как, впрочем, и его «внеурочная» нагрузка...
По совместительству...