Старый фельдшер

 

    Дело идет к вечеру.   Темнеть стало  рано.   Надо бы свет зажечь,  а дом  напротив так и будет стоять с  темными окнами. Окошки  днем и  ночью  задернуты  плотными занавесками.   Хозяйки, бабушки Лены,  уже  два года, как нет в живых.
     Старики в  деревне  живут долго.  И она до девяноста дотянула, последний год была не в могуте,  сын ее в город звал.   Нет,  дома осталась.  Не раз, не два я  у  ней бывал, благо всего-то делов через дорогу перейти. До конца говорила Елена Осиповна здраво, гоношилась возле печи.  Дочь, тоже уже на пенсии, здесь же на соседней улице  недалеко живет, она и ухаживала  за матерью.  И вот дыма из трубы не увидел.
      
       Остался дом один, стоит, как неразговорчивый  бобыль,  смотрит на всех угрюмо. Но хозяин у него есть, то сын бабки Елены, что в городе живет. Сюда он уже не вернется.  Дом не слишком старый, не требует срочного ремонта,  жить в нем можно. А появятся ли в нем  новые соседи?  Едва ли...   Продать его не удастся, да кто ж его купит?   Для дачи дом не подходит - слишком далеко отсюда  до города.

      Селу больше двух сотен лет.  Но за последние два десятка лет село  заметно постарело. Идешь по улице, молодежи нет.

       Данила Борисович смотрит в окно. Пришла и к нему  осень,   Скоро, через месяц  стукнет  семьдесят.  Юбилей. Незаметно исчезает в нем бодрость духа. А ведь была еще года три назад.
      Надо будет день рождения отмечать. Люди ждут. Пора что-то к столу придумывать. Пора. Соберутся дочь с  внучатами, а может, и  сын появится, коль найдется у него свободный денек.  Приедет к отцу-матери. Чем кормить, угощать?  Чем угодить? Жена будет счастлива, коль удастся собрать всех-всех.

     Пустеет  деревня… Дом, который он раньше как бы и  не замечал,  вдруг приобрел особый смысл. Он стал для Данилы символом нахлынувшей душевной пустоты.  Не один теперь такой дом найдешь в деревне. На каждой улице есть такой, несчастный, покинутый. Вот они живут теперь вдвоем с женой, жилым духом в доме пахнет. А что будет потом, неведомо.
  Купить бы этот дом напротив, для сына. Были бы мы, старики под присмотром. Да не вернется сын  на родину.  У Лены Осиповны сын все же иногда приезжал на день-другой, а мой носа не кажет. Она говаривала, в  родном доме каждый кирпич свой, каждый душу греет.  Скучала в одиночестве.  То вспоминала  мужа, то сына.  А родители не вечны.   

     Или можно было бы купить любой другой дом  на выбор, да не вернешь дитя в родное гнездо. Это только   птицы перелетные возвращаются в родные края.
   
     Данилу Борисовича все знают, с почтением относятся.  Полвека назад  появился он  деревне,  тут женился, тут детки  встали на крыло. Всю жизнь проработал он  фельдшером в местной  больнице. И  всех  жителей  знает поименно. Все побывали в его кабинете не раз,  с каждым на улице он раскланивается,  понимает  их заботы и радости. Люди любят с ним поговорить.  - Был бы я писатель,  огромный роман написал бы, - улыбается он, когда собеседник рассказывают ему про очередной забавный случай.               

   Не стало больницы, даже фельдшерского пункта.  Это в деревне не первая всеобщая беда. Есть вещи для людей похуже наводнения.  Пропали деньги, что старики на черный день собирали.   Разрушили совхоз. В  один день люди оказались  без работы.  Прикрыли теперь вот   больницу. Но он  все равно  свой фельдшер для односельчан, хотя он  уже давно на пенсии.
   Врачи, -  их было четверо, больница была хорошая, деревня большая, - уехали  куда-то. Последняя докторша, уезжая,  сказала:  «Ну, теперь ты один в деревне врач.  Не болей. Люди будут к тебе ходить,  будешь здесь самый нужный человек»...
Так оно и получилось.  Люди приходят: - Что посоветуешь?

    Больница стоит пустая, всё из нее повывезли.  Жителям за лекарством приходится за несколько  километров ходить, в соседнее село. На несколько сёл аптека одна, одна поликлиника.  Заболеет  человек, остается без пригляда. А стариков много, молодые уезжают, старики остаются. Вот и Лены Осиповны не стало, добрая была соседка. По-всякому бывает. И плохо порой кончается. Привычное дело. Надо людям  помогать.



    Стучит в  окно девчонка. Легко одета, а уж осень на дворе. Схлынуло летнее тепло.
-  Данил Борисович, пойдем к нам. У нас малыш заболел.  Меня за  Вами послали.
   Пришлось ему одеться и идти на другой конец села.
   
     Девчонка шустрая, остроглазая.  Путь провели в разных разговорах.
    - Вы меня помните? Лёвкина я. Таня Лёвкина. За вами послали. Не знаем, что делать с малышом.
   Говорливая. -  Помните меня? - продолжает, - Я в десятом учусь в городе. Там  у брата маминого  живу, а на лето приехала к своим.  Дед Лёвкин,  знаете, гармонист?  В совхозе трактористом работал.  Смешной он у нас, как песню по телевизору услышит, сразу за баян берется.  И песни поет. Патриотические, военные сильно любит. Я уж таких песен и не знаю, редко теперь старые услышишь.
-  А ты какие поешь?
-  Другие, молодёжные. У нас в школе ансамбль есть, дискотеки разные бывают. В школьной столовой, в обеденном зале большая сцена устроена. Ребята по вечерам выступают.
- Ну, школу закончишь, какие  планы?
- Дальше учиться. В медицинский собираюсь  поступать. На лечебный или на  педиатрический.
- Вишь как.  Будет у  меня замена.  В село-то поедешь?
- Не страшно, я же здесь выросла.
- Да вот беда, больницы больше нет.
- Наладится все, Данила Борисович.  Поймут в Москве, что Россия это не только большие города,  что и поля, и перелески, и поселки ей нужны.
- Здраво судишь. Сколько летчиков, моряков, гагариных  , королевых  разных на селе родилось. Ломоносова все помнят. Русь селами славилась. Гжатск, Холмогоры.
  Помолчали.
-  Парень-то у тебя здесь есть?  Учись, Танюша, и знай,  Данила Борисыч тебя ждет.  Небось, замуж не  пойдешь за деревенского?
-  А что? Пойду. Вон Володька Воротников  в город  уехал, так уже через
три года  себе «тойоту» купил.
-  А в деревне не останешься?
-  Не знаю.  Может, все-таки в городе жить будем. Здесь, папа говорит, работы хорошей мужику не найти!
-  Ну, вот дед был трактористом,  отец  тоже на ферме работал. Вот  еще у вас в семье теперь малышок.
-  Ага. Только брат тоже, вроде, уезжать собирается. С ребенком  маленьким какая тут жизнь…
-  Какие вы  деловые все стали...

- Как мальчика назвали? Что случилось у вас?
- Костиком.  Костя. Мать  умучилась с ним. Плачет он, в кашле заходится, хрипит   надсадно, до синевы. Мы уж не выдерживаем.  Не помогает ничего. Молоко с медом  в   ложечке даем.  Сколько ни укачиваем, не спит. А Валя,  мать, тоже плачет, жалеет. Болеет он.
- Посмотрим, посмотрим. Не простудили?

     В доме их ждали. Свет был во всех окнах.  Собака во дворе было залаяла, но замолчала, увидав Таню. Расстроенная мать слабо им улыбалась.
    Вымыв руки, Данил Борисыч двинулся  к детской кроватке:
-   Ну, где ты,  самый юный на   участке пациент? Константин-свет-Павлыч. Давай-ка, мама, распеленаем сыночка. Лежит как кукла, ни рукой, ни ногой. Ножками сучить надо.
  Ребенок сразу же замахал ручками.  Доктор дотронулся до ладошек, малыш крепко уцепился за пальцы.
  - В деда пошел. Механизатором будет. Крепко руль держать будет. Скоро в ладушки будем играть.   Перекутываете вы сына.  Видите, кожица краснеет.
- Гуляли?
  - Так болеет он.  Нельзя, простудим.
  - Не простуда.  Коклюш это. Прививку-то, АКДС делали? Вроде нет маленьких в деревне, п вот на тебе... Переболеет, пройдет. Привитый он, как  это вас заболеть-то угораздило?   Хотя чему удивляться, семь бед – один ответ, но береженого бог бережет.
- Я боюсь, Данил Борисыч, я этот подарок из города привезла, - вступила в разговор Татьяна
- Ничьей тут вины нет. Помнишь нашего детского врача,  Лизавету Идьиничну, первой она из больницы уволилась. Детишек не только в поселке, в округе нет.  Первый звоночек тогда был.  Кончились вдруг первоклашки.  Был бы налажен быт, были бы.
 
Костик ваш под приглядом.  Может и моя вина, не доглядел. Не стало детей в  поселке,  вот теперь ни больницы, ни школы, клуб закрыт.  Ломать – не строить, и  не строители нынче в почете у власти,  а торгаши.  Вот и хиреет жизнь.

  - Гулять обязательно. И свободу дайте ребенку, повесьте погремушку, пусть тянется. - Правильно, Костя?  - Ну, ну, успокойся, не хнычь.   
         Вылечим вашего  сыночка, мамаша! А ты, Костя, скажи маме, чтоб колыбельные  песни пела. Ребенок  голос матери среди сотен других узнает...

     Отца отправили на машине в соседнее село в аптеку.
   - Вы не  против, если я у вас ночь проведу?  Бросьте мне подушку на диван.
   Данила Борисович  уже дремал.  Во сне увидел он посиневшего, задыхавшегося малыша.  Стряхнув   сон, он увидел, нет, ребенок спит, мать около него  Привезли лекарство.   Все благополучно.
     Утром его ждал стакан кофе на столе, сметана. Немудреный завтрак.  Люди ходили на цыпочках вокруг  него.  Светало...

        Он шел домой умиротворенный.  Солнце легко поднималось вверх. Небо голубело. Осенняя холодная синева застилала небо до горизонта. Узкой яркой ровной полосой на небе  шел след от реактивного  самолета.
     След четко  разделил небо на две половины. Так всегда  в жизни. Резкая грань.  Было видно, что есть где-то за горами-долами другая жизнь.
    Деревня и город.  В городе теперь платные больницы. Богатому все нипочем. Любая беда по плечу.  Прыщик вскочил,  чуть чихнул, деньги плати, десять врачей прибегут лечить. Праздная городская  жизнь, беззаботная. Там есть шумные улицы, потоки  нескончаемые  машин. Другой темп жизни у них,  городской, быстрый, нервный. А тут неторопливый  сельский быт.  Слабнет тут жизнь год от году.

   Четко обособились два мира – один деревенский, умирающий по чьей-то злой воле, и другой  - мир колбасного изобилия, ненатурального молока,  сладких пряников  и дорогих сластей.  Данила Борисович, с его небольшой  пенсией, едва ли бы прожил там хоть один месяц. Здесь  еще хватает на одежду да обувь, раз в год  что большое купишь, - а как там?  За квартиру отдай сумасшедшие деньги. И что самое плохое, не нужен там никому  человек.
   А здесь и люди хорошие, и картошка, и десяток куриц во дворе. Молочко не магазинное, настоящее.

    Идет Данила Борисович  уверенно по деревне. Но сомнения   заползают в душу. Может быть, уже пора им обоим с женой в город к  сыну перебираться? Только безделье там скоро здоровье подточит.  Нужный он здесь человек.
    Хоть школа пока есть, одна на три села. Да коль подумать,  без молодежи в селе кому она нужна будет?  И ее закроют. Тяжелые будни. Как говорят, приехали...
   Так ведь у Лёвкиных ребенок. Не подозревает о сложности бытия.  А Татьяна молодая, тоже уже городская,  жизнь на селе уже не приемлет. Что  стало не так, не поймешь.  Были хлебные поля,  стоят, заброшены, зарастают  лесом.  Молодые елки, сосны  уже стеной  стоят.

     Деревня оживет, когда  жители увидят, что они  нужны друг другу.  Нужно создавать, а не рушить все подряд. Нужна хорошая дорога,  школа, поликлиника, магазин, клуб, библиотека.  Раньше все было, куда все подевалось?    Деньги людям хуже  уксусной кислоты душу разъели,  жизнь порушили. За  что боролись, на то и  напоролись.

     И вновь он заулыбался. Лёвкины. Может, увидит  Константин  другую жизнь.   Поймет власть,  что не рушить, а созидать надо. Надо земельку пахать, поля засевать, скот разводить.  Учить, лечить,  стараться,  чтобы каждый себя в жизни нашел, понял, не в деньгах счастье, а в достойном   существовании  среди счастливых, умных людей.
      Лёвкины! Спасители они!..