Эй, рулатэ!
Автор заранее просит прощения
за обильное цитирование.
Без него просто не обойтись.
"Если тебе одиноко взгрустнётся,
Если в твой дом постучится беда.
Если судьба от тебя отвернётся,
Песенку эту припомни тогда".
Эту песню я услыхал, когда мне было лет пятнадцать.
Смешной я тогда был – оболтус с прыщавой мордой и выраженным чувством собственной неполноценности.
Причин для этого чувства, на мой тогдашний взгляд, было предостаточно:
"Математичка", ставя очередную "двойку" за очередную контрольную, говорила, что более тупого ученика у неё не было.
Друг лепший, с которым мы курили в туалете и поверяли друг другу всяческие секреты, стал смотреть на меня тамбовским волком и грозился начистить рыло после школы.
И за что, спрашивается?
Соседка по парте, за которую я делал домашние задания по литературе (как просила! Как просила!), совершенно неожиданно стала прилепляться к новому однокласснику.
У парня была смазливая морда без прыщей, пышные волосы, наглый взгляд и хорошо подвешенный язык.
Да и родители не понимали мою мятущуюся душу:
- Пол помой!
- По воду сходи и грядки прополи (мы тогда жили в частном доме в центре Свердловска).
- Опять двойку получил! Да что из тебя вырастет? Смотри, по стопам дядьки пойдёшь!
Дядька в это время обретался в районе будущей Богучанской ГЭС, и, как вы, наверно, догадываетесь, не по своей воле.
Когда родственники начинали вспоминать его бурную юность, я завидовал и мечтал пойти по его стопам.
Беда тоже стучалась в дом – под видом старосты класса, который никак не мог понять, почему мне не даётся математика, и почему я не участвую в общественной жизни.
Иными словами – судьба мне лицо не показывала.
Вот и приходилось сидеть в кустах акации, смолить "Шипку", с каким-то мазохистским удовольствием бередить раны, полученные от окружающих, и, сквозь стиснутые зубы, бормотать:
- Эй, рула – тэрула, терула-терула".
Когда я стал постарше, душе стал ближе второй куплет:
"В жизни всему уделяется место,
Рядом с добром уживается зло.
Если к другому уходит невеста,
То неизвестно, кому повезло".
Соседка по парте, к которой я испытывал чувства (зря, что ли, я за неё "домашку" делал, до дому провожал, неся два портфеля – её и мой, а так же срывал хризантемы и астры в соседнем саду?), всё-таки поменяла меня на пышноволосого одноклассника и даже вышла за него замуж.
По сю пору не уверен, кому повезло.
Ему? Ей? Мне?
Философскую глубину и житейскую мудрость третьего куплета я прочувствовал, когда стал работать врачом:
"Если случайно остался без денег,
Верь, что придёт измененье в судьбе.
Если ты просто лентяй и бездельник,
Песенка вряд ли поможет тебе".
Лентяем и бездельником я не был (десять дежурств в месяц, не учитывая подработок "на стороне"), но денег всё равно не хватало.
Песенка, всё-таки, помогала.
Особенно в городском транспорте, когда я, полусонный, перемещался с одного места работы на другой.
Вы уже, наверно, поняли, что речь идёт о песне, прозвучавшей в начале шестидесятых годов прошлого столетия.
Называлась она "Эй, рулатэ".
Музыка финская, народная в обработке Оскара Фельцмана, русский текст Владимира Войновича.
Пела Гелена Великанова.
Песенка народу пришлась по душе, звучала из каждого окна (сейчас бы сказали – из каждого утюга), критики усматривали в ней нечто мелко-буржуазное и несоответствующее моральному облику строителя коммунизма. Дошло даже до того, что на некоторое время эту песню к исполнению и трансляции настоятельно не рекомендовали.
Стали появляться варианты текста.
Давно известно - на плохую песню пародию не напишут.
"Жил-был у бабушки серенький козлик,
Серенький козлик у бабушки жил.
Не состоял ни в одном профсоюзе,
Был тунеядцем и водочку пил.
Припев:
Эх рула-тэрула, тэрула, тэрула,
Был тунеядцем и водочку пил.
Бабушка козлика очень любила,
Крепко любила бабуся козла.
Горькою водочкой часто поила
И на поруки частенько брала.
Припев:
Эх рула-тэрула, тэрула, тэрула,
И на поруки частенько брала.
Вздумалось козлику в лес погуляти,
В лес погуляти надумал козёл.
Встретил он волка с повязкой "дружинник",
Больше к бабусе козёл не пришёл.
Припев:
Эх рула-тэрула, тэрула, тэрула,
Больше к бабусе козёл не пришёл.
Грузит на Севере козлик капусту,
Вот где с добром уживается зло.
А бабка другого козла полюбила,
Но неизвестно - кому повезло...
Припев:
Эх рула-тэрула, тэрула, тэрула
Но неизвестно - кому повезло"...
Года летели, песню (оригинал, а не пародию) я пел довольно часто.
И тут судьба свела меня со знатоком финского народного творчества.
Послушал он песню, сморщился, и изрёк:
- Делай со мной что хочешь, но это не финская народная. Финны такую музыку не играют. У них либо скороговорка, либо нечто тягучее.
- Но ведь на пластинке написано.
- На заборе тоже пишут. Я бы сказал, что это несколько изменённый напев какого-то русского романса.
Прошло лет сорок.
Моя хорошая знакомая попросила оцифровать старинный (1905 год) песенник её прадеда.
Растрёпанная тетрадь, желтоватые страницы с обтёрханными краями, выцветшие чернила, твёрдые знаки, уже никому не известные буквы под названьем "фита" и "ять".
Почерк – крупный, местами неразборчивый, со всякими завитушками…
И названия песен: "Плачущий муж", "Кухарка и мастеровой", "Фома и Ерёма", "Верёвочка", "Хороший мальчик"…
Известные романсы попадались, но с несколько непривычными изменениями в тексте.
Большинства романсов и песен я не знал.
Выражаясь вычурно – захотелось донести их до слушателя, но нот в песеннике не было.
Про магнитофоны в то время не знали.
Пришлось поработать композитором конца 19-го - начала 20-го столетия.
Удалось.
И вот сижу это я за компьютером, занимаюсь любимым делом. Сканер гудит, на мониторе появляются отсканированные копии, я осторожно перебираю страницы.
Древность всё таки, раритет.
И натыкаюсь вот на такой текст:
"CHANSON A BOIRE
Если измена тебя поразила,
Если тоскуешь ты плача, любя.
Если в борьбе истощаются силы,
Если обида терзает тебя.
Сердце ли рвётся.
Ноет ли грудь.
Пей, пока пьётся,
Всё позабудь.
Выпьешь – заискрится сила во взоре,
Бури, нужда и борьба нипочём.
Старые раны, вчерашнее горе,
Всё обойдётся, зальётся вином.
Жизнь пронесётся
Лучше, скорей.
Пей, пока пьётся,
Сил не жалей.
Если любил ты и счастлив мечтою,
Годы беспечности мигом пройдут.
В тёмной могиле,
Под рыхлой землёю
Мысли и чувства и ласки замрут.
Жизнь пронесётся
Счастья быстрей.
Пей, пока пьётся,
Пей веселей.
Что нам все радости, что наслажденья?
Долго на свете им жить не дано.
Дай нам забвенья, о, только забвенья,
Лёгкой дремой отумань нас, вино!
Сердце ль смеётся,
Ноет ли грудь.
Пей, пока пьётся.
Всё позабудь".
Прочитал - и, мягко выражаясь, слегка прибалдел.
Схожесть неизвестного романса и известной песни была очевидной.
Особенно в первых строках.
У Войновича:
- Если тебе одиноко взгрустнётся,
Если в твой дом постучится беда…
У неизвестного (пока) автора:
- Если измена тебя поразила.
Если тоскуешь ты плача, любя…
Я поймал себя на том, что я не читаю стихи, а пою.
На мотив "Эй, рулатэ!"
Создавалось впечатление, что песня, которую мы пели много лет, является, как бы сейчас сказали, ремейком романса, приведённого в песеннике 1905 года.
Но мало идею высказать, надо её и подтвердить.
Чем я и занялся.
Прежде всего – надо было найти автора стихов.
Полез в книжный шкаф, переворошил всё поэтическое, что у меня есть.
Наткнулся на томик стихов Алексея Апухтина.
В своё время я с удивлением узнал, что Апухтин является автором стихов таких романсов, как "Ночи безумные", "День ли царит" и, конечно же, "Пара гнедых".
Да-да, тех самых, которые когда-то были рысаками и имели лихих кучеров.
Листая книгу, наткнулся на поэму "Последний романтик", написанную в начале 60-х годов 19-го столетия. И обнаружил там вышеприведённое стихотворение.
Так, автора стихов я нашёл.
Теперь надо найти композитора.
Сложность заключалась в том, что я не знал, как называется этот романс.
Длительный поиск в интернете – и долгожданная находка.
Романс назывался "Сердце ли рвётся", музыку написал Анатолий Тарновский, ноты были напечатаны в 1877 году, а на пластинке, записанной в 1913 году, звучал голос Нины Дулькевич.
Слушать, а главное, сравнивать, было достаточно сложно как из-за качества записи, так из-за манеры пения, бытовавшей тогда среди исполнительниц (как бы советские критики сказали – "цыганщина"): перепады голоса, резкая смена интонаций, неожиданные паузы, но музыкальное сходство было несомненным.
Так что свою идею я подтвердил.
Как, впрочем, и высказывание моего друга, приведённое выше.
Попутно мелькнула мысль – а вдруг создатели этой песни обо всём этом знали?
Музыкальной и поэтической культуры ни Фельцману, ни Войновичу было не занимать, а Гелена Великанова в своё время готовилась как будущая актриса оперетты, и училась сначала в Гнесинке, а потом перешла в Школу-студию МХАТ, в которой преподавали такие актёры как Ольга Андровская и Борис Петкер – знатоки песенной культуры 19-го века.
Так что вполне возможно, что сначала песня прозвучала на каком-нибудь из капустников МХАТа, а уже потом, с благословения учителей, вышла на эстраду.
А может, этого и не было.
Кто знает.
Но оставалась ещё одна загадка.
Оскар Фельцман на всех своих творческих вечерах утверждал, что исходный вариант "Эй, рулатэ" он привёз в 1961 году из командировки в Финляндию, где проходил традиционный студенческий фестиваль «Ваппу», и эту песню с незапамятных времён пели тамошние студенты.
Стало интересно – а что же пели горячие финские студенты в те незапамятные времена?
Полез искать исходный текст.
Нашёл.
Подстрочник.
"Если идёшь своей дорогой грустный
Я знаю, как этому помочь,
Прежде чем ты закроешь свои глаза и умрёшь
Садись к нам, спой и выпей.
Эй, крутись-вертись, крутись-вертись.
Жизнь коротка, как рубашка ребёнка,
По-иному, пожалуй, не скажешь.
Поэтому с песней забудь о своей печали.
Братья, здесь мы счастливы".
В общем-то, обычный набор для того времени: любовь, смерть, вино.
И характерный вывод: радуйся жизни сейчас, а дальше будь, что будет.
Текст я узнал, но ведь его в таком виде не споёшь.
Нужно что-то более удобоваримое.
Удобопесенное.
А стихосложению я, увы, не обучен.
На моё счастье, песенный текст сотворила некая М. Берёзкина (к сожалению, в цитируемом источнике я не нашёл расшифровку имени):
"Если по жизни бредёшь ты невесел,
Выпей, дружище, и снова налей!
Мир в кружке пива — велик и чудесен,
Пей вместе с нами
И пой веселей!
Жизнь коротка, чтобы думать о смерти —
В этом глубокая истина есть.
С песней забудутся беды, поверьте...
Братья, так будем же счастливы здесь!
Краткая радость весны на исходе,
К нам приходи веселиться, мой друг...
Не предавайся тоске и невзгоде,
Радуйся дружбе и крепости рук!
Кажется, братцы, мы сбились с дороги...
Улица, что же ты так широка!
Криво идём, заплетаются ноги...
Ба, до канавы — ещё три вершка!"
Вот такая история, казалось бы, незамысловатой песенки.
Шестьдесят с лишним лет прошло с тех пор, как я услыхал "Эй, рулатэ!
Но и по сю пору, когда мне одиноко взгрустнётся, я, ностальгически вздыхая, отыскиваю видеозапись, на которой молодая, но уже известная певица Гелена Великанова, под сопровождение инструментального квартета, хрустальным голоском выводит:
"Песенка эта твой друг и попутчик,
Вместе с друзьями её напевай.
Если она почему-то наскучит,
Песенку эту другим передай".
И я ей подпеваю:
"Эй, рула-тэрула, тэрула, тэрула
Песенку эту другим передай".
А потом, поднимая стакан с соответствующим напитком, говорю "Большое спасибо" Оскару Борисовичу Фельцману, Владимиру Николаевичу Войновичу и, конечно же, Гелене Марцельевне Великановой.
А следующий тост я пью за Алексея Николаевича Апухтина, полтора века назад сочинившего стихотворение "Chanson a boire", что, кстати, переводится как "Застольная песня" и Анатолия Константиновича Тарновского, написавшего музыку на эти стихи.
Свидетельство о публикации №225100901415
Юрий Трушников 10.10.2025 08:32 Заявить о нарушении