Лузина

Чёрная, как якутский ворон, с характером как якутский нож и белым пятном на лбу бразильская тёлочка Лузина оказалось в нашем скотном дворе.

Отец купил её по блату, - многие хорошие вещи и даже экзотичного теленка в конце восьмидесятых можно было достать по блату, - и мы с мамой с любопытством ждали, сколько же молока она будет давать, когда вырастет.

Отец был директором совхоза и с точки зрения деревенских жителей - местной элитой. Элитарий вставал в четыре, в пять утра объезжал поля, в восемь вечера управлялся в наших стайках, - хозяйственных постройках со скотом, - а мы с мамой помогали отцу.

Когда развалили страну и по кирпичам расталкивали один из двух лучших в стране телятников, построенных отцом, я впервые увидел отца плачущим. И у меня появляются слёзы, когда иду по улицам родного села, построенным отцом. И когда с мысов смотрю на перекресток, уносивший дюжину жизней каждый год, пока отец не добился от краевых инстанций строительства развязки с круговым движением - гибнуть на этом месте перестали.

Когда двадцать лет спустя я бился с московскими бюрократами за пешеходный переход в убойном месте дороги около метро Кузьминки - мне снова и снова отказывали, а отец в начале девяностых смог…

..когда думал об этом у могилы отца, ко мне подошел слегка выпивший земляк с подругой и сказал, - умер последний директор, кто что-то делал для совхоза и людей.

***

Я доил коров с одиннадцати лет. И даже в сорокаградусный мороз, когда дома не было родителей, - они уезжали в командировки, - после звонка будильника в пять утра просыпаясь в остывшем от мороза доме усилием воли двигал под одеялом левую ногу к краю кровати и, после небольшой паузы, как перед отделением от борта кукурузника с парашютом за плечами, ставил ногу на холодный пол. Медленно подтягивал правую к краю постели и словно ныряя с обрыва в холодную речку садился на край кровати.

Заходил в ванную, больше похожую на предбанник с рабочими куртками для похода в стайки, - «элитный» дом, хоть и отапливался не печкой, а отоплением от котельной, был просторным, но скромным по наполнению: ковры на стенах, как у всех, мебель - как у всех, вот только в самом большой комнате, - мы называли её залом, - было очень много книг в шкафах, - она была не как у всех.

Книги я собирал их все детство и юность. Моя утраченная библиотека часто мне снится. Много лет я ждал свободного времени, чтобы все их прочитать, но не смог увести с собой в Москву.

Я открывал томики из собрания сочинений Теодора Драйзера, Толстого, Николая Лескова, Джек Лондона, Вальтера Скотта, вдыхал запах свежей типографской краски, немного медленно-медленно читал, словно драгоценное вино отпивал и смакуя каждую каплю впитывал буквы. Я словно запрещал себе читать быстро, - как можно поверхностно скользить глазами по строкам! Ведь это же как бегло читать молитву!

Ах, Игорь, Игорь… Если бы ты знал, что станет с твоей библиотекой, ты бы ни минуты не тратил на телевизор и пустяки, наслаждаясь чтением, как общением с любимой. Кто станет смотреть телевизор, обнимая девушку?

***

А когда все стайки были почищены, коровы подоены, куры и поросята накормлены, я садился за свой письменный стол и в своем дневнике мечтал о будущем.

В этих мечтах я спасал мир. Становился ученым, большим руководителем, становился первым секретарем парткома и вдохновлял коллективы на строительство новых заводов, школ, больниц, институтов, домов творчества… я мечтал, построить общество, где каждый трудится для раскрытия талантов всех людей. А всё общество - заботится о каждом человеке…

***

Тридцать лет спустя, возвращаясь с корпоратива после пары бутылок выпитого вина я на мгновение выпал из Москвы двадцатых в другую, советскую Москву двадцатых годов двадцать первого века…

И такая горечь залила душу после осознания потери этой другой Москвы, что я внутри словно горел от отчаяния.

***

Однажды Лузина сбежала со двора. Я долго за ней бегал и сумел накинуть верёвку на рога. Около часа я пытался затянуть её во двор. Многие односельчане из окон двухэтажного дома напротив этот час наблюдали за поединком воль сына директора совхоза и бразильской упрямицы.

Победила Лузина. Я подошел к ней, снял с рогов веревку и отпустил.

Она пару дней бродила по окрестностям села, а потом её кто-то зарезал. Отец нашел только её шкуру.

Она хотела свободы и получила её.

Я долго сожалел, что не привязал к какому-нибудь столбу. Вечером пришел бы отец и мы вместе затащили её во двор.

Но живое существо можно силой загнать в скотный двор. Вот только счастья это ему не принесёт.

Хорошие люди мечтали о коммунизме. Тираны вместо этого загнали народ в скотный двор. А народ вместо превращения своего двора в хорошее место, после обретения свободы поодиночке разбежался и попал под нож… а где-то, в таинственном месте, - хоть его и не найдёшь нигде, куда ни глянь, всё-же есть Город, где каждый заботится о всех, а все - о раскрытии талантов каждого.