Скоро будут стрелять... Скоро все замаршируем...

О блаженной Марине (в схиме — Евдокии) свидетельствует р.Б. Зинаида:

Дорогая наша Мариночка, как она нам помогала!

Мы к ней обращались со своими сложными вопросами. Она нам объясняла, кому помолиться, как помолиться. Одна раба Божия подходит и говорит: «Мариночка, я так устала…» Она — хирург, с Нижнего Новгорода. Она к ней подходит и говорит: «Успокойся, моя дорогая, скоро отдохнёшь…» Эта женщина, хирург, 42 года, такая уставшая, от всего устала… Она: «Подожди, отдохнёшь…» 26 марта разговаривали, а 20 августа она уже почила. Цветущая красивая женщина. Вот она ей так и сказала, что «отдохнёшь скоро».

У меня такие были случаи, когда мне надо было оказать помощь. Она мне и оказывала молитвенную помощь. Говорю, у меня сын в тяжёлом состоянии, там… Она говорит: «Молись трём Николаям». И убежала. Думаю, как её догнать, и ничего не получается. Иду после ранней службы, иду тихонечко, думаю… Святителю Николаю — понимаю, Царю Николаю — понимаю, а кому же третьему?.. Где-то издалека голос: «Николаю Сербскому!» Откуда она могла это знать, рядышком её не было? Она где-то далеко была, но она видела мои мысли на расстоянии. Моё истерзанное сердце, вот, услышало, что надо ещё и третьему Николаю Сербскому молиться.


Ещё такой был случай. Идём. Она идёт марширует — в камуфляжном костюме, в ботинках солдатских. И меня тихонечко обнимает… А у меня курточка, а сзади на курточке молния… Она говорит: «У меня тоже змейка на спине… Я её не люблю… Так и ты не любишь. Но ты помни: появился в мире змей, который всех кусает… Но тебя не укусит, успокойся». Прихожу в храм, а там батюшка и говорит проповедь: «В мире появился змей…» А это, оказывается, вак-ци-на-ция. А она мне сказала, что она тебя не укусит, эта змея.

Вот такие вот были случаи. И много таких случаев, которым она помогала — и молитвенную помощь оказывала, и материальную помощь оказывала: когда ей что-то давали, она тут же передавала человеку, который очень нуждается.

Знаю, женщина одна стоит у магазина и плачет… Дом сгорел, дети маленькие. Идёт Марина. Наклоняется, вытаскивает из сапога резинового денежки и ей даёт, и говорит: «Деток накормишь». Откуда она это знала? Она вообще эту женщину никогда не видела.

Сильная духом была, очень сильная. И сейчас мы к ней обращаемся, приходим в часовенку, и просим: схимонахиня Евдокиюшка, помоги!

Есть фотографии её: она одевала сержантский китель, юродствовала… Юродствовала, и говорила: «Скоро будут стрелять». Через два месяца началась война (СВО — прим.). Идёт и марширует, впереди женщины идут в брюках, она говорит: «Ну во-от… Скоро и вы туда пойдёте маршировать…». Это было в 2021-м, наверное… Нет, 2022-й, осенью.

Когда были похороны [блаженной] Пашеньки Саровской, она там была. И ходила сначала тихо, спокойно — обычная женщина ходит возле могилочек… Как только прошло отпевание, она руки вверх поднимает и кричит: «Молитвенница пошла ко Господу! Ещё одна молитвенница за нас, грешных, пошла ко Господу!» И начала так радоваться… А тут снежочек падал такой лёгенький, и начала по этому снегу кататься и кричать: «Какая радость!.. Какая радость!..» Вот знаете, вот это всё просто отложилось в памяти.

Когда первый раз я с Пашенькой познакомилась, я приехала в Дивеево, чтобы купить дом. Ничего здесь купить было невозможно. Пашенька идёт. Её тогда ещё Маргарита водила (послушница у неё была). Идёт… Я спрашиваю: «Пашенька, я домик куплю? Или мне строится?». А она так стоит: «Акупать и коитса». Я говорю: «Это что она сказала?..» «Она, — говорит, — сказала тебе: покупать и строиться». И вот видите, я дом купила, я его строю, и строю, и строю, — он у меня ещё … [неразборчиво]. Я его строю и строю…

К ней приезжают: «Матушка, дочку замуж выдавать или не выдавать?» Она стояла-стояла… Берёт из таза куклу, нянчит её — аа-аа-аа-аа… Приезжают — а там она уже беременная дочка. Замуж её выдавать или нет… А она уже объяснила всё.

А ещё одна спрашивает за своего сына. «Матушка, мне как с сыном поступить? Ему в монастырь идти или жениться?» Она ходила-ходила, кругами, … [неразборчиво], ходила, а потом показывает пальцами решётку. И он на три года попадает в тюрьму.

Кто-то ей дал верёвку… Длинная толстая верёвка. Она подошла — там стела была возле монастыря, она туда подошла, верёвкой себя всю обмотала-обмотала-обмотала… Стоит. Потом наклоняется низко, молится. А потом верёвку опять разматывает. И говорит: «Вот видите!.. Замотают вот так — и никуда не выберетесь. Знайте: грядет время, когда нас всех свяжут — и не шевельнётесь. Что для этого надо — чтобы пошевелиться? “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, спаси нас грешных! Сохрани нас от вражьих наветов — чтобы они нас не связали! Не отправили туда, куда все скоро пойдут!” (и при этих словах крестится — р.Б. Зинаида)».

На Пасху идёт, поёт “Христос Воскресе!”… Я с ней встречаюсь, иду навстречу, у меня в одном кармане лежат яйца крашеные, в другом кармане маленькая бутылочка молока. «Христос Воскресе!» Я говорю: «Воистину воскресе!» «Христос воскресе!» «Воистину воскресе!» «Матушка, молочком угостить?» «Да». Даю. «А ещё что-нибудь есть?» Я говорю: «Яичко». Даю. «А ещё ведь есть яичко!..» Пока всё не отдала. Потом она идёт: «Я тебя очень люблю. Ты меня благослови». «Матушка, ну как я тебя благословлю…?» «Как? Как благословляют». Я себя перекрестила: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, благослови меня благословить рабу Божию…» Говорю (и крестит — прим.): «Господи, спаси рабу Божию Марину от всех наветов вражьих, огради её от всех людей лукавых!» Поворачивается спиной: «И ещё раз». И через плечо: «Марину!» Я же имя не сказала. «Марину». И вот идёт, марширует. Марширует, марширует… «Даа, люди… Не видите, что происходит вокруг… Скоро все замаршируем. Молиться не будете — все пропадёте. Начнёте молиться — начнётся спасение России. Не верите мне, поверьте тем, которые уже (и на этих словах поднимает руки к небу — прим.)…!»

А оказывается: стоит в храме покойник (Владимир его зовут)… Она так начала матом ругаться… Все говорят: вот, вы её считаете, что она святая, а она, смотрите, как матом ругается… А бабушка выходит из храма и говорит: «Да, она просит вас, чтобы вы помолились вот за этого человека… Он так ругался матом, так ругался матом… Она, — говорит, — его не знала, а знала его дела». И поэтому Марину, кто если начинает говорить, вы чего, она больная, она и пьяница, и не поймёшь кто, — это самая настоящая блаженная, которая претерпела на Земле столько несчастий… Её и избивали, и увозили… Во всяком случае над ней и насмехались… А она терпеливо всё переносила и за всех молилась. И молилась: утром её видеть — когда она в 4 часа утра стоит у берега озера молится, вечером её поздно видели — как она стоит, смотрит в поле, молится. А когда она идёт по улице, и к ней кто-то собирается подойти и что-то спросить, она чувствует, что этот вопрос для неё [для вопрошающего?] будет ненужный, она просто отворачивается и быстро уходит в противоположную сторону.

А когда она ходила по кладбищу — тоже надо было видеть! это надо было просто за ней следить, — она к некоторым могилочкам подходила, делала земные поклоны, поднимала руки кверху и просила: «Господи!.. Пощади его, Господи, пощади его». Мы тогда не понимали этого, мы просто не обращали внимания, как она себя ведёт. А на самом деле надо было за ней внимательно следить, потому что она своими действиями показывала, какие мы грешные и несчастные, сами себя не замечаем.

Приехали знакомые… Приехали, одна рассказывает: я, вот, замуж собираюсь выходить… вот всё у меня уже там готово, сейчас приеду — и мы поженимся… Идём возле храма Елисаветинского, нам навстречу идёт Марина. И к этой женщине обращается: «Подари, пожалуйста, юбочку». Она на неё смотрит: подарить… Снимает юбку. А мы думаем: почему она к ней обратилась… На ней, оказывается, две юбки. Она юбку к себе прижала, смотрит так на неё… и говорит: «Замуж захотела…! Ха-ха-ха-ха! Замуж захотела!..» Приезжает домой эта женщина, а этот её жених, оказывается, у него жена и двое детей. Никакого замужества не состоялось. А откуда она знала — она вообще эту женщину первый раз видит?! Мы сначала удивились: почему так. А когда всё это открылось уже, тогда мы поняли, что она просто её увела от того, чтоб не надо было этого делать — замуж выходить за человека, у которого есть [семья и] дети.

Она людей обличала. Она могла подойти ТАКОЕ сказать, что люди шарахались. Обмотает голову платком и идёт… Кто-то встречается, а она скажет: «Ах, ты как себя ведёшь!.. Если ты так будешь продолжать вести, всё потеряешь, и даже голову!»

Вот пьяных очень сильно обличала.

Ещё были такие моменты в жизни, что она встречается с кем-то, начинает говорить, говорит, говорит и говорит, а потом этот человек думает: «А что она мне наговорила…? Пойду у батюшки спрошу…». А обращались они к батюшке отцу Иоанну обычно. Вот отец Иоанн, он у нас здесь, митрофорный, он был сначала в монастыре, потом его, так сказать, “освободили”, он в Елисаветинском служит (но не в штате). И она и его иногда так, что-нибудь, там, ему скажет — обличает его. Он всегда говорил: «Это настоящая блаженная». Вот сейчас я не знаю, как он там говорит, но раньше, когда мы к нему обращались: «Можно к ней подходить? Можно у неё что-то спрашивать?», «Да, подходите. Она вас научит молиться. Она настоящая блаженная. Божий человек».

А стояла она в храме Царских Мучеников… Народу приходило очень много! Вот столько людей шло, удивительно. И приехал целый автобус. А откуда, мы не знаем, этот автобус. Священников очень много было на отпевании [Марины], чужих, не наших. Наши не были. И что интересно, все в одно слово говорили: «А мы за неё слышали. Но никогда её не видели». Ну вот, а теперь уже лица нельзя было увидеть, потому что она в схиме — схимонахиня Евдокия.

Слава Богу, что такие ещё на Земле бывают и нас, грешных, учат, как правильно себя вести!

Блаженная схимонахиня Евдокия, моли Бога о нас! Чтобы такие подвижники у нас не умалялись, чтобы они были здесь. А мы сейчас не знаем… Она кому-то передала [старческое благословение], но мы не знаем, кому.