2. Племянники

2. ПЛЕМЯННИКИ. В середине 60-х годов 11 века относительное спокойствие на Руси Матушке закончилось. Ему на смену пришло относительное беспокойство, местами доходящее до полного беспредела. Главной причиной этой разительной перемены стало новое поколение Рюриковичей, которое доросло, наконец, до того возраста, когда у человека появляются честолюбие и амбиции. И если сыновья еще здравствующих Ярославичей могли строить планы на будущее пока только в мыслях, то «безотчая» шпана правом голоса пользовалась уже вовсю. Юным Рюриковичам хотелось собственных княжеств, и подачки старших родичей в виде пары-тройки городков казались им унизительными.

Первым на своем троне заерзал Ростислав Владимирович Волынский. Ему надоело, словно цепному псу, торчать без дела на одном месте и выполнять функции бессловесного заслона для Ярославичей со стороны беспокойных ляхов. Ростиславу хотелось чего-то большего. А тут как раз подвернулась неплохая возможность значительно поправить свое материальное положение - в 1061 году в Смоленске умер Игорь Ярославич, и вопрос о его приемнике оставался открытым. Ростислав немедленно начал забрасывать Киев просьбами о своем перемещении на более престижный стол, а, получив категорический отказ, обиделся на весь белый свет. Варяжская кровь в нем вскипела, выброс адреналина стимулировал мозговую деятельность, в голове довольно быстро родились ответы на извечные вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?», и Ростислав начал готовиться к силовому варианту расширения своего удела. Воевать с ляхами ему было как-то боязно, а вот поскрести по сусекам на самой Руси отваги хватило. В 1064 году волынская дружина вынырнула внезапно из камышей в окрестностях Тмутаракани и взяла город излетом. Сидевший там наместником сын черниговского князя Глеб Святославич драться с двоюродным братом не стал, а просто собрал вещи и ушел к отцу. Говорят, что он на наглого кузена даже не обиделся. Зато как обиделся сам Святослав Черниговский! Он лично отправился выгонять дерзкого родственника из Тмутаракани. Горожане, которые Ростиславу, вроде как симпатизировали, ссориться из-за него с сыном Ярослава Мудрого, однако, не захотели, и волынскому князю пришлось пережидать дядин гнев в плавнях неподалеку от города. Через две недели, когда черниговские полки, наконец, ушли из города, радостное лицо волынского князя вновь нарисовалось в городских воротах. Как и в прошлый раз все обошлось без крови. Глеб спокойно собрался и отъехал в Чернигов. На этот раз, этим все и закончилось. Никаких ответных действий не последовало. Ярославичи решили, что отдаленные и не самые богатые земли не стоят вражды, и молчаливо признали за Ростиславом Тмутараканское княжество. На Волынь, где у Ростислава осталась вся семья, так же никто не стал покушаться.

Утвердившись в Причерноморье, Ростислав принялся собирать вокруг себя вольных ратников, и к нему, как некогда к Мстиславу, начали сходиться со всей округи кубанские и донские «казачки». Горцы Северного Кавказа, аланы и касоги почти сразу признали его своим государем. Эта активность «тмутараканского завоевателя» не на шутку встревожила таврических греков. Для этих же ребят с Запада безопасность собственной шкуры всегда стояла выше всяких там разговоров о морали и добрососедстве. Потенциальную опасность они старались выдирать с корнем еще в зародыше, зачастую путая свои надуманные страхи с объективной реальностью. Не прошло и года, как в Тмутаракань прибыл комес Склир с «дружественным» визитом. На пиру, устроенном в его честь, грек смешал вино с ядом и этим коктейлем угостил гостеприимного хозяина. На девятый день после визита ромеев Ростислав Владимирович умер. Само собой разумеется, что у русских сразу же возникли весьма веские основания подозревать своих соседей в вероломстве, но эти подозрения возможно так и остались бы подозрениями, не будь Склир таким болтливым. Он даже не пытался скрывать своего участия в смерти тмутараканского князя, полагая, очевидно, что за это херсонесцы должны теперь носить его на руках. Так, в общем-то, и произошло. Херсонесцы на руках вынесли комеса из его дома и уже на улице забили камнями. При этом, они опять же всего-навсего спасали свою шкуру. Говорят, что только благодаря этой расправе русские не стали им мстить.

С преждевременной смертью Ростислава закончилась и вызванная его действиями смута. Ростиславичи были пока еще слишком молоды для того, чтобы подхватить знамя, выпавшее из рук их отца. Впрочем, долго валяться в пыли этому знамени тоже не пришлось. Не успели Ярославичи вздохнуть свободно после разрешения конфликта с родным племянником, как в их огород начал швырять камни племянник двоюродный. Всеслав Брячеславич Полоцкий задумал вдруг расширить свои владения и, ни с кем не посоветовавшись, отправился воевать Псков. Там ему крепко навешали, и он, обидевшись на весь мир, взял да и захватил излетом Новгород. Северная русская столица признавать его своим князем не захотела, и, просидев в городе три дня, Всеслав ушел восвояси, попутно нахватав пленных для расселения в Полоцкой земле и сняв зачем-то колокол с Новгородской Софии. Очевидно, как «истинный» христианин он хотел повесить пленный колокол в какой-нибудь полоцкой церкви. На усмирение распоясавшегося племянника, не смотря на сильные морозы и обильные снега, выступили все Ярославичи. Их объединенные рати разорили кривичский Минск и 3 марта на Немане настигли самого Всеслава. Полоцкий князь, не смотря на явное неравенство сил, отважился на сопротивление, но был разбит и ударился в бега. Его княжество сумело избежать разорения только благодаря склокам, возникшим в стане Ярославичей. Изяслав Киевский чего-то там не поделил со Святославом Черниговским, и их совместный поход к Полоцку стал более невозможен.

Летом 1068 года старшие князья вызвали Всеслава в Киев на суд. Получив от Ярославичей крестное целование в неприкосновенности своей персоны, полоцкий князь прибыл в столицу и прямо из своего возка был препровожден киевскими дружинниками за решетку. Уже тогда Рюриковичи не считали клятвопреступление чем-то из ряда вон выходящим, даже в отношениях между собой.