Последний и первый

ВЛАДИМИР  ВЕЩУНОВ

П О С Л Е Д Н И Й   И   П Е Р В Ы Й

          Ф э н т е с к а з


Упор, болезненный и тощий мужичонка, простудился на мокрых работах в шахтах, добывая рудное золотишко. Помимо чахоточного бремени он к тридцати годам влачил тяжкий семейный воз ; жена да шесть малолеток, из которых старшому Сниму стукнуло всего лишь десять годков. Ни на казённые шахты, ни на артельные, пайщиковые, Упора не брали: кому нужен хворый? И вот второе лето он, собирая остатние силёнки, горбатился на хищническом старанье со своей супружницей Сбегой, здоровой, грудастой бабёнкой лет тридцати двух, да со старшим мальчонкой.

* * *
К той поре начало сбываться пророчество: «Демоны, вследствие их большого количества называемые народами, всячески оскверняя и тело, и душу, и всего человека, называемого землёй, обозначат планетку Плюшка ; Ура 1001, ибо полностью овладеют ею».
Исподволь разжигая преступные страсти, невидимые демоны развели на тихой Плюшке незатухаемый кострище ; из убийств, насилий, грабежей… Не в силах справиться с чёрным всепожирающим пламенем, плюшкинцы обратились за советом к магам. Те объяснили, что есть силы, способные обуздать преступность. Но они находятся по ту сторону этого зримого мира. Надо с помощью магии пробить брешь в стене, разделяющей плотный и невидимый миры, и пригласить из запределья демонов для службы в полиции.
С год Плюшку донимали съезды, сессии, референдумы. В конце концов беспомощное правительство, ссылаясь на голоса, от имени народов издало указ о борьбе с преступностью и создании полиции нового типа из профессионалов демосов. Дабы не пугать народы, демоны-черти назывались демосами и им предписывалось пребывать на Плюшке в обличье народов.
Отменные служаки, демосы со свойственной им чертовской быстротой стали занимать и тёплые управленческие места и, естественно, называть себя народами.

* * *
Жалун оставался последним из народных рудных мастеров: все штейгерские места облюбовали демосы. Сокрушаясь, негодуя и жалея горемыку Упора, штейгер яростно мотал головой:
; Эх,  Упорчик, Упорчик!.. Ежели бы не твой голодный выводок, давным-давно упёк бы тебя в тюрьму. Честное слово, упеку, коли ещё попадёшься!
Смиренно и покаянно склонив голову, тот несуразно залепетал:
; Упеки, родной, упеки… да вот если бы не болезнь моя… да не ребятишки… а то и не знаю как… посему и упеки…
Ничегошеньки штейгер не мог понять из его лепетания:
;  Да как тебя, бедолагу, упекать? На душу грех, что ли, буду принимать? А кто твой корогод кормить станет? Эк что выдумал!.. Ты вот что, хилая твоя душа, на носу заруби: чтоб каждое воскресенье мне на бутылку водки доставлял! Ну и работой после этого, чёрт с тобой!
; Дак и-и… конечно. Ладно, предоставлю. Только ты уж не упекай, дорогой.

* * *
За лето Упор намывал золотишка совсем ничего ; одни слёзы. Поработает до полудня через силу, а после отлёживается.
; Что, тять, схватывает грудь-то? ; горестно вздыхал Сним. ; Отдохни, авось полегчает. А я уж как-нибудь сам…

Летом семья Упора ещё кое-как перемогала, а зимой приходилось туго. Голодные ребятишки кускорадничали под окнами. Судачили народы:
; Вон сколько Упорко детвы настрогал, а прокормом не обеспечит.
Однако немногие оставшиеся из земель жалели несчастных деток, у которых тятьку хвороба сломала, и подавали оборвышам кто хлеба кусок, кто отрубей горсть.

В конце лета убрёл Упор со Снимом на хищническое старанье, на речку Пышку, вёрст за семь от своего Завода, перемывать отвалы старых выработок.
В августе ночи похрустывают от заморозков, трава седеет от инея, а то и дождь со снегом зарядит. Слепили Упор с сынишкой дерновый балаган ; ладно в нём спать ночами: тепло, сухо. После трудов тяжких до темна поужинать спешат старатели печёной картошкой с солью да хлебом ; и на боковую.
Шумят вековые сосны, ломает ветер ветки, швыряет горстями сухую хвою. Чудится Сниму, что кто-то по тайге бродит.
; Тять, ; шепчет он, ; чёрт поди шлёндает. Слышь, как сучья под копытами трещат?.. ; и жмётся, жмётся мальчонка к отцу.
; Э-э, что нам чёрт, Снимушка. Чёрт нас с тобой не тронет. Ты ; маленький, а я ; хворый. Ему таких не надо, он не дурак и даже лучше иного народа. Да ему и не положено в его чертовском обличье народам являться. Не бойся, он нас не тронет. Спи, сынок.
Прижавшись к отцу, уснул успокоенный Сним, а Упору не до сна. Думы, одна угрюмее другой, лезут в голову…
Осень катит, а за нею ; зима. Что он намыл за лето? С гулькин нос. Кое-как перевалил с семьёй лето ; и только. И без того шесть вечно голодных кукушат, а тут ещё баба снова на сносях. Чего-чего, а в такой благодати судьбинушка не отказывает.
На днях ко всему старшина, чёрт, в волость вызывал. Подушное справляет. Нигде, говорит, ты, Упор, вроде не работаешь, а чем-то всё-таки живёшь и свою ораву кормишь, стало быть, что-то да делаешь. Не деньги ли фальшивые чьи-нибудь сбываешь, не то шибко много их по волости гуляет.
Обидно Упору до слёз, но не скажешь же, что на хищническом старанье он перебивается… Чёрные, как глухая таёжная ночь, навалились на него думы. Да и на грудь навалился болезненный камень, вот-вот раздавит проклятая лихоманка. И не спихнуть никак. К доктору бы надо, да дело за малым стало ; деньги. А без них доктора не принимают. Всем деньги надо ; и штейгеру, и старшине, и доктору. А где их взять?..
Так лежит всю ночь напролёт Упор, мается печалями. Перед рассветом лишь забудется на часок-другой тяжким сном.

За две недели старательства добыл он из старых отвалов аж двенадцать золотников и несказанно рад был такому фарту.
В пятницу из-за дождя зашабашил работу и со Снимом отправился домой, в Завод. Смеркалось. Дождь бусил не переставая. Отяжелевшие капли падали с сосновых лап Упору за ворот рубахи и ожигали до озноба. Сним босиком бежал впереди отца, шлёпая по лужам.  Упор с болью поглядывал на покрасневшие от холода ноги сынишки и рассуждал сам с собой:
; Сапоги бы парню надо купить, не то простынет работничек мой. Эх, соберусь вот да и куплю! ; он глянул на свои размичканные сапоги, из которых пальцы на волю повылазили: ; Ничего, эти скороходы я как-нибудь починю, они ещё послужат мне.
; Тять, ; остановился Сним, ; ты что еле плетёшься? Домой ведь идём.
; Знобко мне, Снимушка. Ты-то хоть не замёрз: ноги у тебя, как у гуся.
; Не-а, у меня ноги горят. И самому жарко.
Упор прижал к себе сына, гладя его жёсткие, шпыном волосы, неподатные дождю:
; Тёплый, тёплый сы;ночка…
Его сильно зазнобило, и то ли от хвори проклятущей, то ли от морока таёжного, сумеречного, приблазнилось ему: впереди на тракте бредёт в грязи партия арестантов. Слышится тоскливый звон кандалов, скрип обозной телеги, понуканья чертовской солдатни… И примерещится же такое! Хворь, видать, голову мутит.
Упор прячет под мышкой головёнку сына, страшась, что и он может узреть эту несусветчину:
; Тё-ё… тёплый ты у меня, Снимушка…

* * *
В субботу, оставив Снима домовничать, Сбега и Упор отправились сбывать золотишко. Сбега уверила мужа, что заводской скупщик Елпах возьмёт у неё по два с полтиной за золотник. Упор в такой неслыханной щедрости жадюги усомнился, но дал настырнице пять золотников, а сам побрёл в город.
Скупщик Елпах сам прежде горбатился старателем. Тогда он, земля, влачил рабское существование. Мало-помалу выбился в народы и теперь даже и представить не мог, что колотился когда-то в нужде жалким человечишкой.
Прислуга, прехорошенькая девчушка лет тринадцати, внесла пузатый, сияющий золотом самовар. Она старалась не смотреть на хозяина, и эта её испуганность доставляла ему необычайное удовольствие. Став народом, он быстро поменял и мерзкое человечье обличье. За какой-то год у него на теле лезом полезла шерсть ; превосходная, сталистая, истинно чертовская, будто он всегда был чистопородным демосом. И горбатый нос свернулся в пятак, и широкие мужичьи лапы ороговели в копыта. Лишь руки остались руками. Да ладно, нет худа без добра. Старатели как заворожённые смотрят только на них, когда он меряет их золотишко и отсчитывает рублики.
Девочка принесла на тарелке гору горячих мясных пирожков.
; Глянь на меня, голубушка! ; ласково велел Елпах.
Она потупилась, не решаясь поднять глаза на хозяина-чёрта.
; Ну что же ты?.. ; он притянул её к себе, взяв за подбородок с ямочкой, задрал ей голову: ; Ведь я совсем нестрашный. Привыкай, скоро все такими станут. И ты тоже, несчастная земелька. Ну ступай, ступай.
Елпах сам заварил чай ; не простой, а цветочный. Заваривать надо умеючи, да и отсы;пать девчонка может. Почаёвничав, умолов две тарелки пирожков, он сел к окну и закурил. По стеклу, как чьи-то слёзы, сбегали капли дождя. Пузырились лужи. Старая ведьма Спира вышла за ворота, приложила ко лбу ладонь козырьком, всматриваясь в дождевую наволочь. Завидев кого-то, ушмыгнула в избу. Частенько старая карга делится новостями с Елпахом. Всё про всех ведает по своей ведьмаческой книге…
Мимо окна прошла Сбега, замотанная, брюхатая, но ядрёная ещё бабёнка. Неужто к нему, к Елпаху?..
Сбега робко вошла в горницу и остановилась у порога. Хозяин важно откинулся в мягком кресле подле письменного стола:
; Чем могу служить?
; Не купите ли, ваша милость, немного золота?
; А где мужик твой? Почто сам не пришёл?
Сбега переступила с ноги на ногу, замялась:
; Хворый он.
; Хворый, говоришь?.. ; недоверчиво оглядел лохмотную землю Елпах и, звякнув колокольцем, вызвал девчонку.
При посетителях хозяин выглядел нестрашно, и девочка без опаски приблизилась к нему.
; Мигом слетай к Спире, снеси блюдечко пирожков, уважь старушку, ; прошипел он ей в ухо и любезно спросил Сбегу: ; Мужик-то твой, Упор, ; чахоточный?
; Он самый, ваша милость.
; Много ли принесла? Не стесняйся, показывай.
; Да пять золотников.
Дрожащими руками Сбега достала из платочка бумажку, в которой было завёрнуто золото, и, подойдя к столу, подала его Елпаху. Он развернул бумажку, оценивающе поднёс к глазам:
; Сколько просишь?
; Муж наказывал, по два с полтиной за золотник.
; За такое золото?!.. Ты в своём уме, дорогуша?
; А сколько бы вы дали?
; Моя цена ; полтора рубля, и ни копейки больше! ; отрезал Елпах и закурил ещё одну папиросу.
; Нельзя ли хоть по два, ваша милость? В городе меньше двух с полтиной тамошние скупщики не дают.
; Ну так и неси в город! Зачем ко мне пришла?
; Да муж помирает, детей шестеро. Некогда в город. Нужда заела вконец. На это золото вся надёжа. Пожалейте, ваша милость!
; Ну будет, будет… ; Елпах взял Сбегу за подбородок и многозначительно посмотрел в сухие, неслёзные совсем глаза: ; Баба ты справная, а вот мужичошка у тебя никчёмный…
В дверях появилась девчонка, и Елпах проворно вскочил из кресла и заспешил к ней.
; Бабка Спира велела передать, что ейный мужик, ; тараторка кивнула на Сбегу, ; с семью золотниками ушёл в город.
; Тс-с, малявка!.. Немедля скажи Цыге, чтобы тотчас дул следом за Упоркой.
Девочка понимающе кивнула и выскользнула за дверь.
; Нужда, говоришь, заела? ; Елпах вплотную приблизился к Сбеге. ; В том вины моей нет. И что короедов наплодила, и с брюхом опять ; я тоже ничуть не виноват.
Он затянулся папироской и сбил пепел. Выдвинул ящичек стола, достал маленькие весы и взвесил золото Сбеги: пять золотников, даже с долями. Незаметно ловко убрал маленькую гирьку и вскинулся на бабу:
; И тут соврала, негодница! Пять золотников, сказываешь? Да у тебя и до четырёх-то не дотягивает.
; Н-не знаю, муж говорил, ровно пять… ; замямлила Сбега.
; Ладно уж, за пять полных положу. Уважу тебя, но и ты уважь меня, голубушка. Не бойся меня, любезная. Я не то, что твой чахоточный. Да и ты, милая, на землю не похожа…

* * *
; Щедрый барин! ; довольнёхонький, вслух хвалил Упор скупщика, которого прежде не встречал в городе. ; Без слов по четыре рубля за золотник отвалил. Не то что скупердяй Елпах.
Целых двадцать восемь рубчиков упрятал Упор в тряпочку. Вывернул карман залатанных штанов: не худой ли? Удостоверившись, что карман не дырявый, бережно положил в него деньги и для пущей сохранности прихватил его булавкой.
Проходя мимо базара, он увидел мужика, продающего мясо.
; Вот бы купить мяска… ; почесал затылок, ; ребятишек мясными щами бы побаловать. Э-эх, была не была! Раззорюсь, что ли? Возьму!
Упор долго торговался с мужиком и решил взять пять фунтов мяса. Он отстегнул булавку, вытащил из кармана тряпицу и, развернув её, достал рублёвую бумажку.
; Эко сколько денег-то у тебя! ; воскликнул мужик. ; А ещё за копейку трясёшься.
; Затрясёшься, дядя, когда семья у меня сам восемь, да девятый скоро на свет пожалует. Поневоле будешь рядиться… ; сокрушался Упор, снова закалывая булавкой карман. ; Ничего, прокормлю как-нибудь, ; вздохнул он с надеждой.
Мужик отсчитал ему  сдачу с рубля:
; Да-а… У меня у самого пять ртов. Никуда не деться, не выбросишь же…
Упор взял мясо и торопко зашагал домой. Вот, даже мяса купил, не из самых, стало быть, последних земель. Ох и наварит жёнушка щец, вдосталь похлебают детишки, и на завтра должно хватить…

* * *
Сытный ужин разморил Упора, утишив надоедное ознобное недомогание от хвори и утомительной дороги. Он в недоумении цокал и мотал головой, удивляясь талантам жены: как же ей удалось уломать скрягу Елпаха и получить два с полтиной за золотник?!.. Изумлению его не было бы предела, кабы он сам не продал золото необычайно выгодно.
; Он мне сразу попался в городе-то, ; довольный собой, рассказывал Упор жене, ; и предложил безо всяких яких. «На, ; говорит, ; мужичок, по четыре целковых за золотник». Я, Сбегушка, подумал, что ослышался, да опять и спрашиваю: «По скольку, по скольку даёшь, барин?» ; «Сказываю, ; твердит, ; по четыре целковых». Это заместо двух-то пятидесяти. Ну и я не оплошал. Извольте, мол, господин хороший, вот вам семь золотничков! «Получай, ; говорит, ; все твои, двадцать восемь целковых. Вот тебе четвертная да три ; рублёвками. Всего, стало быть, двадцать восемь». Так я и обстряпал дело-то, Сбегушка. Не зря ходил. Только вот не пойму, из чьих он будет. По доброте да по щедрости, похоже, из нашенских, из земель. Однако в скупщиках-то их уж никого не осталось. Но всё равно добрый барин, щедрый.
; Щедрый, щедрый, Упорушка… ; поддакивала Сбега, отодвигаясь от жавшегося к ней костлявого, выболевшего мужа.
; Муки надо побольше купить, Сбегушка, муки. Сапоги вот Снимке надо бы. Работник он у нас, а босой.
; Мучки непременно… ; невпопад соглашалась Сбега, ; а то как же…
Ещё долго, так и не согревшись возле жены, строил радужные планы Упор. В другое время, лишённый единственной утехи в жизни, он бы призадумался над жёниной холодностью. Но сейчас взамен супружеской радости манила возможность ухватить за хвост недосягаемый семейный достаток. Коли ещё так подфартит, обязательно продаст золото этому же щедрому скупщику, разбогатеет и сходит к доктору. Нет такой болезни, которую за деньги доктора не вылечили бы…

* * *
В воскресенье, похлебав мясных щей, Упор со Сбегой отправились в лавку купца Щёта купить муки, соли, крупы и, самое главное, сапоги сыну.
Народу в лавке было много, все свои, знакомые, золотари. Кто в долг просил, кто в заклад, кто деньги муслякал, кто золотишко принёс. Набрали и Упор со Сбегой из продуктов самое необходимое и придирчиво затем приценивались к сапогам. Прикинули к ним мерку, снятую со Снимкиной ноги. Как раз подошла!
; Посчитай-ка, друг любезный, сколько с нас полагается, ; обратился с важным видом к приказчику Упор.
Пощёлкал костяшками на счётах продавец, ещё раз пересчитал, написал ярлычок на уплату и  с поклоном подал Упору:
; Пожалте, уважаемый, платите в кассу.
Достал из кармана Упор заветную тряпичку, взял из неё новенькую четвертную, остальные два рубля с мелочью Сбеге велел подержать.
На месте кассирши восседала за одним из прилавков важная барыня Фемья, сноха хозяина, а неподалёку от неё и сам Щёт подбочас стоял. Поклонился низко хозяину Упор, да тот будто не заметил его поклона и даже до кивка не соизволил снизойти. «Не замечает барин наших поклонов, ; ничуть не обиделся Упор. ; До них ли ему? У него поди в голове сто дум сидят». Он подошёл к Фемье, подал ей ярлычок с подсчётом приказчика и двадцать пять рублей перед ней выложил:
; Получите, хозяюшка!
Взяла она четвертной и почему-то на свет его посмотрела, потом пощупала, к окну подошла и опять бумажку на просвет подняла. «Что же это Фемья деньги мои так разглядывает, ; с недоумением подумал Упор, ; не видала, что ли, таких крупных?» Та тестя подозвала и что-то зашептала ему, кивая на Упора. И Щёт поднял четвертную на просвет и прощупал её:
; Земля, где ты взял эту бумажку?
; Заработал, хозяин, ; ответил Упор, а сам подумал: не верит купец, что он, чахоточный, заработал такие большие деньги.
; Плохо, земля! ; даванул Упора подозрительным взглядом Щёт. ; Эта четвертная ; фальшивая.
Если бы в этот момент перед Упором разверзлась бездонная пропасть, это бы не так поразило его, как чудовищные слова Щёта. Как рыба, выброшенная на берег, задыхаясь, открывал и закрывал рот побелевший смертно Упор, бессмысленно глядя на купца.
; Эта четвертная ; фальшивая, земля! ; будто кузнечный молот бил по несчастной голове Упора. ; Эту бумажку принять к оплате никак нельзя!
; А ну-ка, дайте сюда фальшивку, уважаемый Щёт!
Упор с ужасом увидел подходившего к прилавку волостного старшину Пантуя. Купец угодливо подал ему фальшивую четвертную.
; Кто её сдавал?! ; грозно спросил Пантуй.
; Да вот он! ; указала на остолбеневшего Упора Фемья.
; А-а!.. ; обрадованно взрычал старшина. ; Я так и думал! Ишь какой шельмец! Нигде не работает, а в лавку шастает. Вот тебе и тихоня Упорка! Теперь, грязная земля, ты от меня не отвертишься! ; точно клещами схватил Пантуй Упора за руку.
Щёт занял своё хозяйское наблюдательное место. Фемья стала принимать от покупателей расчёты… Всё это, как сквозь донную муть, видел Упор. Но сколько глаза его не искали жену, так и не нашли её… Голова его закружилась. Все вокруг закружились тоже. Только старшина Пантуй стоял перед ним столбом и довольно, как кот, мурлыкал:
; Идём-ка, земля, до урядника, давно пора тебя на тёплое местечко определить.
Старшина куда-то повёл Упора, а ему нестерпимо хотелось увидеть Сбегу, ровно в ней заключалась его воля… Но её нигде не было.

* * *
Зимний день клонился к вечеру. С хмурого неба крупными хлопьями валил снег. В снежной замятии меркли дали. Наступившие сумерки становились всё смутнее и тревожнее.
Ухабистой дорогой брели трое. Крючком согнулся от холода, пряча окоченевшие кулачки в лохмотья, тщедушный Упор, загребая снег култыхами тряпья, намотанного на развалившиеся кирзачи. Слева его сопровождал крупный, породистый демос из тайной полиции в суконной широкополой шляпе, едва укрощавшей колыхания копны густых рыжих волос. Его морда скорее напоминала пёсью, нежели чертовскую, и даже выражала добродушие и ум. Демос кутался в чёрный длиннополый плащ с пелериной, которая задиралась при ветре и нахлобучивалась на шляпу. По правую руку Упора сопровождал полицейский стражник из народов. «Вот и таскайся с чертями да землями в такую непогоду, да по такой убийственной дороге! ; ругал про себя свою полицейскую судьбу стражник. ; Чёрта-то зачем приставили к этому земельному сморчку? Он бы и от меня не убёг. Ишь какая важная птица! Доктору даже показывали, а затем и знахарке Спире, чтоб чахотку сняли. Плетётся еле-еле ; и хоть бы кашлянул разок! И за что землям такой почёт?..»
Вдали сквозь снежную пелену в густых сумерках мигнул огонёк. Он то вспыхивал зазывно, то гас безнадёжно, и это мигание тревожное неудержимо манило к себе.
Все трое, несмотря на валившую их усталость, прибавили шагу и через полчаса были в волости.
Пока Упор с демосом отряхивали в коридоре снег, стражник разговаривал с ключником ; замухрышкой чёртиком, в пыльной свалявшейся шёрстке которого застряли пух, нитки и крупинки самосада.
; Сторожем я здесь, служивый, сторожем, ; бренча увесистой связкой ключей на чулочном пояске, скрипел чёртик, как болотный коростель.
Шлёпая разбитыми копытками, он суетливо зажёг пятилинейную керосиновую лампу в коридоре. Стражник, который не так давно очертенел, но уже добился чина, начальничьим тоном допрашивал заполошного ключника:
; Сторожем, говоришь? А имеешь ли ты полное узаконенное право принять арестанта, которого мы привели этапом? А? Отвечай!
; На это начальство есть, уважаемый народ, ; уел-таки низким народным происхождением стражника чёртик.
Наверняка он и сам был из народов, но, видно, так лебезил перед демосами, что полностью, без остатка поменял обличье на чертовское.
; Та-ак, а где же взять начальство? Нам сдать арестанта надо.
; Обождать, значит, маленько придётся. Писарь или помощник его должны прийти. Стало быть, кто-нибудь да придёт. Другой раз сам старшина приходит, когда благоусмотрит. Всяко бывает…
; Пошли-ка оповестить кого-либо из начальства! ; сурово прервал пустопорожнюю болтовню демос и лукаво подмигнул арестанту: ну и бестолковщина, мол!
От дружелюбия тайного сыска Упор совсем упал духом. Во всём благорасположении к себе после ареста со стороны властей он усматривал какой-то жуткий подвох. Разве можно ждать добра от народов? Однако ж и не побили его ни разу; колдовка Спира к тому же за неделю грудь его от чахотки ослобонила, и вообще интерес и внимание к последнему из человечишек… Даже этот чертина из тайной полиции приглядывает за ним. Как будто Упор, по их догадке, не только сбывал фальшивки, но и сам насобачился их печатать…
После оповещения пришли двое дежурных десятских, а немного погодя и сам писарь. Ключник зажёг у него в кабинете большую лампу и позвал Упора:
; Иди, сам господин писарь зовёт!
Упор почему-то оглянулся на тайного, точно ища у него поддержки. Тот побадривающе кивнул: ничего, дескать, не бойся!
Упор робко открыл дверь писарской. Писарь, чертяка из народов, сидел, откинувшись на спинку стула, держа сплющенными писаниной пальцами самопальную сигарку «козью ножку». Перед ним на столе лежали бумаги по делу Упора. Он солово глянул на арестанта, глубокомысленно сохмурил и без того морщинистый лоб, помолчал с минуту и, зевнув со звериным подвывом, меленько заморгал свиными глазками, прогоняя докучливую дремоту.
; Ишь, гусь… ну, раз гусь, то придётся обождать старшину.
Упор вышел в коридор. Ни ключника, ни стражника, ни тайного не было. Лишь в каморке сто;рожа вовсю табачили и резались в подкидного два чёрта. По мундирам на спинках стульев Упор догадался, что это десятские.
В коридоре мелькнула тень, объявился тайный и загадочно шепнул Упору:
; Я посажу тебя в тёмную, но не запру. Как только десятские захрапят, можешь выходить.
Демос открыл каталажку, и Упор оказался в темноте. Он сделал от двери несколько осторожных шажков и упёрся в стену. Шагнул вправо и наткнулся на деревянные нары. Отступил от них влево и снова уткнулся в нары. Кромешная тьма тяжестью суток, которые он провлачил, и арестантскими вёрстами этапа навалилась на Упора. Он устало сел на краешек нар и сколько просидел так, не помнил. Очнулся от мощного храпа, рвущегося разом из двух протабаченных глоток десятских. Дверь маняще была приоткрыта, и сквозь щелочку прямо к мокрым култыхам Упора тянулась ниточка света. Он встал и, прикрыв дверь, оборвал ниточку:
; Виноват, так виноват… ; тяжко вздохнул и блаженно растянулся на нарах.

* * *
На допросе у следователя Упор ни единым словом не обмолвился ни о скупщике, ни о своём хищническом старанье на золоте, а сказал, что фальшивые деньги нашёл. Старшина Пантуй расписал Упора как отъявленного мошенника, который нигде не работал, а жил припеваючи, ловко сбывая фальшивки. Упор в своих показаниях путался и не мог толком указать место, где нашёл деньги. Догадливый следователь усмотрел в его путанице злостную попытку сбить следствие с истинного пути и скрыть сообщника и фальшивомонетчика.
И вот Упора привели из тюрьмы в суд. Он ослеплён был и парализован золотом судейских мундиров. Будто всё золото, добытое им на старанье, пошло на эту начальничью обмундировку. Всё! Это конец! И благорассудней соглашаться со всем, о чём его, ничтожного земляного червяка, будет спрашивать столь высокое народное начальство. И теперь, когда его спросили, признаёт ли он себя виновным в получении и сбыте фальшивых двадцати пяти рублей и в сокрытии своего сообщника, он, дабы не обидеть высокое судейство, чистосердечно признался:
; Грешен, чего уж тут, ваши высокородия! Оно, конечно, того… было. Грешно обижать ваши высокородия. Вы больше знаете, так и судите, что ж…
Потом судьи долго и мудрёно о чём-то говорили, показывая на обвиняемого чёртовыми когтистыми пальцами в золотых кольцах и перстнях с каменьями.
Упора спросили, что он может сказать в своём последнем слове. Он этого вопроса даже не слышал. Конвоир потряс его за плечо. Упор очнулся, и вопрос повторили. Он, однако, ничего не понял и понёс какую-то околесицу:
; Не знаю, купила ли Сбега Снимке сапоги? А купить бы сапоги мальчонке надо.
Ввиду некоторого расстройства обвиняемого приговор суда был необычайно мягким: четыре года каторжных работ.

* * *
По таёжному тракту понуро брела, звеня кандалами, партия арестантов. В полуденном солнце ослепительно сверкали соболино-снежные кедры и зализанные ветрами плешины сопок. Конные конвоиры, нахохлившись в шинелях с башлыками, подрёмывали в сёдлах.
; Эй, партия, стой! ; крикнул фельдфебель.
Давно ожидавшая передышки, партия враз остановилась.
; Что случилось? ; спрашивали арестанты друг друга.
; Да пал кто-то, ; отвечали сведущие.
Минут десять партия ждала, пока не подоспел тащившийся позади обоз из пяти телег с дорожной кладью и немощными арестантами.
Упавшего отнесли на обочину.
; Жив ещё? ; подскакал фельдфебель к конвоиру, склонившемуся над каторжником.
; Никак ещё жив, господин фельдфебель… дышит.
; Кто он будет?
; Упор, господин фельдфебель. Земля. Сбыт фальшивок и сокрытие напарника. Четыре года каторги. Он ещё утром больным заявлялся, да фельдшер сказал: ничего, мол, обдует. Вот и обдуло…
Фельдфебель достал из перемётной полевой сумки список и долго водил по нему крючковатым когтистым пальцем:
; У-упор… тэ-экс-с… зем-ля. И где такой выискался? Они ж вымерли давно, земли-человеки. Стоп! Тс-с… ; он приложил палец к свиному пятаку и, опасливо озираясь, прохрюкал что-то на ухо конвоиру.
Тот, с болтающейся шашкой на боку, мешковато взобрался на низкорослую клячу, которая, ёкая селезёнкой, потрусила к всаднику в чёрном плаще и широкополой шляпе, дремлющему на рослом кауровом жеребчике позади обоза. При приближении конвоира демос встрепенулся и, поняв всё без слов, поскакал к месту происшествия. Крылато взмахнув плащом, он, точно летучая мышь, спланировал с коня к лежавшему на снегу арестанту. Едва нащупал пульс, прислушался к угасающей жизни. Минута-две ; и его подопечный земля Упор умрёт на планете Плюшка.
Демос поднялся с колен, отряхнул плащ и махнул фельдфебелю, чтобы тот этапировал партию дальше…
Упор услышал скрип смазанного тележного колеса… И огорчился: видать, забыл дёгтем ступицу смазать. А до покоса далеконько. Сбега правит лошадкой, а сам он лежит себе, отдыхает. И грудь не давит, хотя весь горох его ползает по нему, щекочет. И вроде у доктора не был… Нет, знать, был… Это доктор его за деньги вылечил. Спросить разве у Сбеги? Но спрашивать почему-то не хотелось, ничего не хотелось, уж больно он удобно улёгся, лень языком пошевелить, лень шлёпнуть младшенького голожопика… Ишь, пожарник, прудит прямо папке в лицо… После спрошу о докторе, когда приедем на луг. А для чего нам сено косить? Ведь нет у нас со Сбегой ни коровы, ни лошади. Эка незадача, ну и память! Лошадка-то куплена, а то как бы мы ехали? И Снимке сапоги куплены, вот он бежит в них за телегой. В такую жару ; и ноги парит. Э-эх, неразумный парнишка! Снимка, сбрось сапоги-то, чего ты их понапрасну таскаешь?.. Вот молодец, уселся на зелёный бугорок и снял сапоги. О-о, какие большу-ущие кирзачи! Загородили всего Снима. Сбега, а где старшой, куда подевался? Но и Сбега куда-то запропала, и все ребятишки… Сон, наверно, меня сморил… Да и ладно…
Упор вытянулся и вздохнул последний раз на этой планете.

* * *
Чрезвычайно секретно!
     Народному Преобразователю
и Победителю земель
Р а п о р т

Довожу до Вашего сведения, что операцию «Ура-1001» можно считать завершённой. Проведено поголовное обнародование земель планеты Плюшка.
Поскольку планет земного типа в пределах досягаемости не осталось, дабы не прервался процесс освоения и преобразования земель, нами начата операция «Ура-1002» по оземеливанию астероида Кмень.
После длительных поисков на Плюшке, отныне Ура-1001, мы обнаружили последнего из земель. Имя его ; Упор. Это настоящий человек, лишённый народных свойств. Тщательная проверка подтвердила его полную человечность. Он с успехом прошёл все испытания вплоть до акта смерти.
Тело земли Упора доставлено на Кмень и реанимировано. В его организм введены детородные органы, произведено искусственное осеменение женской яйцеклетки семенем самого Упора. Операция по двуполости была вынужденной, поскольку жена Упора по имени Сбега землёй не являлась.
Срок созревания плодов (по два 2 близнеца обоих полов) ; 3 месяца. Половое созревание ; 4 года. Аномальные последствия кровосмешения ; исключены. Срок размножения, по земному циклу, достаточный для преобразования и обнародования ; 115 лет.
Нами проводится работа по расширению границ досягаемости, а также подыскивается база для Ура-1003.
За наши победы!
Даешь Ура, Ура, Ура!..
С нами Победитель!
О п е р а т о р