10.3.80. Чем живущий отличается от умершего? Тем, что живой человек всё может совершить, во всём поучаствовать, но ему очень мало дано видеть и понимать. Душа же умершего всё видит и всё ей открыто, но ни в чём она уже не может принять участия, ни на что повлиять. Из загробного царства виден весь мир, но нет оттуда сюда пути и нет связи. Духи умерших всегда среди нас, но нас не касаются. Они взывают, а мы глухи, они стенают и вопят, а мы не слышим. Они бьются оземь, но ни эха, ни дуновения. Страшно, жутко, безысходно!..
26.08.80. В общей сумме факторов национальной жизни определяющим является степень накала идеологии. Исторические закономерности нации и государства оказываются зависимыми и определяемыми идеологией.
Идеологическое поветрие.
Без даты. Первобытный человек ощущает, что мир населён духами — так называемый «первобытный анимизм»
Что это? – человек только вышел в мир в собственном облике; – ещё сильны связи с природным Паном; – вышел не всею душой, а только частью, какой-то частью ещё остался там (духи); – связь с природными духами и связь с умершими одна и та же, души умерших уходят туда, откуда пришли и где пребывают многие души, не входящие в данный момент в плоть; – поклонение силам природы и душам мёртвых сливается; – тотем, амулет — попытки понять существующую связь между человеческими душами там и здесь и между этим и тем мирами.
Воплощение — всё большее вхождение вечной души в плоть и всё большее воодуховление плоти. Повышение сознания — это большее вхождение духа в плоть.
Чем больше душа входит в плоть, тем духовнее человек и тем глубже его взор погружён в исходное лоно.
Без даты. Русская идея: христоцентрична, покоится на троическом богословии, на триипостасном образе бытия.
Советское хозяйство — не плановое, а стихийное: вместо созидательной стихии рынка — разрушительные бюрократические стихии.
Литература XIX века разделяла многие заблуждения времени, вернее — отражала их. Но она искала идеал. Неслучайно осмысление современных проблем у многих авторов начинается с литературы, идёт через литературу.
26.11.80. При чтении М. Э. Поснова «История Христианской Церкви (до разделения Церквей — 1054г.»).
Поражает, что большинство Отцов и Учителей Церкви либо до принятия христианства было увлекаемо внехристианскими учениями (св. Иустин Мученик — платоник, стоик, Минуций Феликс только в последние годы перешёл «из глубокого мрака к свету премудрости истины»), либо, уже став христианами, в одном создавали основы богословия, в другом же оставались даже еретичны. Тертуллиан: «предвосхитил формулы кафолической Церкви последующего времени… В Западной Церкви Тертуллиан считается величайшим из Отцов, едва ли менее значительным, чем бл. Августин. Догматической системе Тертуллиана усвоялось верховенствующее значение». Но «христианином он стал уже в зрелом возрасте, около 195 г… Около 213 г. Он открыто стал монтанистом и направил свою деятельность против кафолической Церкви». То же Ориген: «Отец церковной науки в широком смысле и вместе с тем основатель того богословия, которое развилось в IV–V вв. Создал церковную догматику, и он же заложил основание научного знания иудейской христианской религии (186)… Из рассуждений Никейского Собора видно, что многие Церкви владели тогда символами, содержащими библейско-богословские формулы Оригена» (198). Но: осуждение Оригена на V Вселенском Соборе в 553 г.
Это исторически иллюстрирует живизну Истины, антиномичность и трагизм её исторического раскрытия. Невмещаемость индивидуальной судьбы личности в привычные осудительные либо апологетические формулы. Соборность Предания: каждый вносит свою лепту, и этим находится общий путь.
Неоднозначность оценки исторической роли того или иного лица. Римские императоры могли быть несправедливы к христианам, но мудрыми и добрыми правителями. При гуманном и просвещенном Марке Аврелии большие гонения на христиан в силу независимого от него общественного климата. Кто-либо из императоров мог по личному капризу или из-за своекорыстных интересов взять христиан под защиту, а мог начать гонения по «высшим» имперским соображениям.
Историческая линза как-то меняет перспективу. Мученик и нечестивец, не переставая им быть, оценивается историей как положительный созидатель её.
История житий — личностна, в обвинениях, защите, претензиях друг к другу. Но Истина никогда не на одной стороне, а как-то таинственно поделена между ними. Александрийский епископ Димитрий был инициатором гонений на Оригена, но «едва ли при этом вместе с Евсевием нужно предполагать у епископа Димитрия дурные мотивы» (189). И защищаемые еп. Димитрием идеалы имели не только обрушивающуюся, но и положительную сторону.
Различие исторической роли Западных и Восточных Церквей в первые века христианства. Богословская работа сосредотачивалась в Восточных Церквах. На Западе же после Тертуллиана «казалось, у западных недоставало ни знаний, ни методы, ни склонности, чтобы научно разрабатывать учение о Троице» (183).
Но может быть, именно потому, что «Римская Церковь оставалась при древнем кратком символе, богословская, христологическая борьба не увлекала её на путь расширения regula fidei» (198). Поэтому «все великие вопросы из христианского учения, которые возникли во II–III веках, находили в Риме своё решение для всей Церкви. Замечательная историческая случайность, — удивляется проф. Болотов, — то мнение, которое римские епископы отстаивали, в конце концов одерживало победу».
Т. Е. созидание Предания — это и умственные странствования, духовная утончённость, диалектическая изощрённость на Востоке, но и трезвость, простота в;дения, духовная твёрдость — на Западе.
Всё это показывает диалектику и крёстность исторической и личной судьбы. Полнота Истины дышит где хочет и как хочет. Христианская чуткость позволяет отделить истинные плоды от искажений и гримас, которые в нашем грешном мире неизбежны при принятии Креста Истины. За истину будем благодарны друг другу, а во лжи у всех нас один Судия!
В Послании к Римлянам (Рим. 11. 11) апостол Павел говорит об Израиле как о «начатке», «корне» христианства. Он напоминает христианам, что само христианское предание укоренено в сложной и трагической судьбе Израиля. История Израиля не ушла в прошлое, ничто ещё окончательно не осуждено. И подъёмы, и падения этого народа и сегодня присутствуют в нашем пути: своим примером и искуплением, и нашим отношением. Но и эта проповедь ап. Павла универсальна, обращена и к нам. Не должны ли мы так же относиться к историческому прошлому, в котором источник нашего сегодняшнего состояния.
«Итак, спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность. Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их» (Рим. 11. 1–12).
В своих заблуждениях человек нередко берёт на себя Крест проложить новые дороги, открыться новому опыту («от их падения — спасение…»). Крайность и ложность этих искажений можно и должно отделять и осуждать. Но в самом дерзнувшем необходимо стремиться увидеть прежде всего христианские импульсы и быть ему благодарным за несение и нашего бремени («то тем более полнота их»).
«Итак, видишь благость и строгость Божию: строгость к отпадшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости Божией; иначе и ты будешь отсечён» (Рим. 11. 22).
5.09.80. Откровение, вера и разум
Пути христианской духовности:
– автономия от природы; «разум как фонарь, может освещать путь и к добру, и к злу»;
– секуляризация разума;
– секуляризация культуры;
– антиразумная «научная вселенная».
Христианское откровение расширяет, преображает и направляет разум. Но есть специфическая сфера разума. Это его методология («чистый разум»).
Элементы этой методологии: логика разума; последовательность; полнота; интеллектуальная совесть; аналитичность — синтетичность, то есть стремление всё разложить, но и всё собрать в целое; универсальность — универсальная направленность на универсум.
Человек принимает разум или отказывается от него. Приняв его, он приобретает инструмент духовного видения, но не более, чем инструмент. Разум не имеет собственной онтологичности, а предназначен выявить онтологию того, на что он направлен. Онтология же разума — его методология. Разум, пытающийся утвердить собственную самодостаточную онтологию, — обречён на зацикливание, саморазрушение.
Вера — это дар Божий, свободное принятие благодатных даров (возможно, отвержение). В вере человек открывается откровению, которое и выстраивает душу в новую онтологическую форму. Откровение — это уже не инструмент, а открывшиеся человеку новые горизонты и иные миры.
К вере можно прийти различными путями, в том числе и через разум. Разум облагораживается откровением и обогащает, просветляет веру.
Откровение есть или его нет. И в том, и в другом случае оно не противостоит разуму. Разум тоже. Самодовлеющий разум не противостоит откровению, ибо он вовсе вне сферы, в которой обретается откровение. Всякая борьба разума с откровением — это закрытость к откровению, закрывание того, что может быть открыто, то есть отсутствие его для разума. Разум же, исполненный откровения, тем более не противостоит откровению, ибо есть методология, то есть форма вибрирования души, движущейся к откровению. Это есть «обновление ума» (Рим.12. 2).
Если же у человека начинается так называемый конфликт разума и откровения, то это уже извивы путающейся его души, изменяющей и разуму, и откровению.
У секуляризованного разума, то есть у разума вне откровения, два пути. Или самозащикливание, которое порождает бесконечный и, в общем, безразумный фейерверк рациональных форм (теоретическая математика, математическая логика, теоретическая физика), или ориентация на «естественный» мир, что порождает безблагодатный и профанный мир научной вселенной.
В первом случае разум самоуничтожается порождением исключающих и съедающих друг друга рациональных форм. Во втором случае логика движения необратимо приводит к отрицанию основ разума. Это и есть «ослепление ума», которое суть от «бога века сего» (Кор. 4, 4).
Таким образом, полнота разума возможна только в откровении, в открытости его, как и всех прочих сторон человеческой души, Богу («иметь Бога в разуме» (Рим. 1, 28)).
Если разум будет последовательно следовать принципам, заложенным в его основе, он подойдёт к откровению.
Необходима «Критика персоналистического разума», выявляющая персоналистические категории. Говоря неперсоналистическим языком, такого рода «Критика» сняла бы антитезу теоретического и практического разума: моральность разума, разумность нравственности.
Апостол Павел:
– познание истины (II Тим. 2, 25);
– во Христе мы «обогащаемся всем — всяким словом и всяким познанием» (I Кор. 1, 5).
(В данном случае анализируется достаточно традиционное в христианской философии понятие разума. Со временем я сформулировал собственные представления на этот счёт, и данная критика уже не относится к моей концепции разума).
21.1.81. Распространённое выражение: «В первые века христианства, когда в борьбе с ересями вырабатывалось догматическое учение Церкви».
Прежде всего: признано, что «догматическое учение» вырабатывалось в «борьбе» с ересями. Эту мысль необходимо додумать. В «борьбе» — это уже неотрывно, вместе.
Но та ли модальность отношений?
Я думаю, что схема ложна: с одной стороны ереси, ставившие вопрос и неверно отвечающие на него, а с другой — Православная Церковь, вырабатывающая догматическое учение.
История Патристики показывает, что линия разделения на истину и ложь проходила не между людьми (деля на еретиков и православных), а по сердцам христиан. «Еретики» во многом были проницательны и впервые вносили в Предание впоследствии неотменимые истины. Некоторые же «православные» неистово еретикийствовали.
В общем: Существует единое всеобъемлющее тело Церкви, в недрах которого мучительно нарождается и входит в мир Истина. И каждому там своё место и своё назначение. Верю, что Церковь объемлет и стремится соединить в любви и многих анафеманствующих друг друга.
3.02.81. Куно Фишер, «Кант», т. 1, 334
Зло:
– злой принцип, оспаривающий у доброго принципа господство над человеком;
– зло в принципе своём противно божественному предустановлению;
– оно есть воля, которая хочет чего-то иного, нежели предустановление;
– если воля не предустановлена, то есть не нравственна, то она своекорыстна, то есть зла — третьего нет.
Царство мира сего: всё, что изначально дано как материя и средство, и то, что в этой данности стремится стать автономным и самодостаточным. Это и материя, и плоть, но и душевность, и духовность… Когда какое-либо стремление возводится в максиму, которая господствует в нашей воле, как высший стимул. Правит волей. Злая воля не хочет никакого иного царства, кроме этого, и потому противостоит Царству Божьему.
Царство добра — не от мира сего, царство зла только от мира сего.
Гордыня — страшный грех именно потому, что духовность (высшее в иерархии) вырывается из истинной предназначенности и в автономности своей противостоит Царству Божьему.
Если исполнение божественного предустановления имеет значение чужого, если его исполняют как таковое, — то в глубине воли господствуют себялюбивые побуждения (гордыня), то в душевном строе осталось несокрушимым господство злого принципа.
Как правило, такое законничество порождает внешнее благочестие, «политическое, а не моральное Царство Божие… В моральном Царстве Божием господствует вера и доброе настроение, в политическом господствуют жрецы, царство которых от мира сего» (Кант).
6.2.81. Кант, «Трансцендентальная эстетика»
Фантазии
Скульптура — вмещение пространства во время, вернее, попытка пространства выйти из времени. Борьба пространства со временем: а) победоносна, поскольку пространство временно неподвластно времени, пространство застывает вне времени, а время обтекает пространство; б) ограничивается конечным торжеством времени, разрушающим гармонический пространственный микрокосм.
Музыка — выход, врывание времени в пространство, потрясание пространства временем. Вибрирование пространства из-за столкновения с временным. Но поколебленное пространство стремится вернуться и закоснеть.
Материя существует в пространстве и времени, а дух во времени.
Музыка — борьба духа с материей, то есть времени с пространством.
В вечности отражаются первообразы, сформированные в мире сем — в пространстве и времени.
18.2.81. Иерархия индивидуализации:
– единичность; – самость; – индивидуальность; – индивидуум; – личность.
«Индивидуальное, индивидуальность означает единственное в своём роде, оригинальное, отличающееся от другого и других». (Н. Бердяев, «О рабстве и свободе человека», 33).
21.03.81. При чтении Н. Бердяева «Философия свободного духа».
Дух.
В духе всё из самого духа. Конституция духа конституируется духом.
Трансцендентальность:
– духовная (пространство, время, образы, реальности, символы, опыт, существа, а не начала); – душевная (пространство, время, состояния, образы, чувства, установка); – субъективная (пространство, время, индивидуальные состояния); – природная; – социоморфная; - иллюзорная; – должного; – разума; – эстетического чувства.
В духовной трансцендентальности всем прочим — должное место. Вне духовного опыта трансцендентальности секуляризируются и смешиваются.
Так называемое, например, трансцендентальное сознание не есть собственно трансцендентальность разума, а может проистекать из субъективной, природной, социоморфной, иллюзорной и проч. Трансцендентальных областей.
23.5.81. Эон Святого Духа
Соборность — индивидуальное свободное самоопределение личности к общности Божественного Предустановления.
Вершина личности, на которой открытость всем и всему, не умаляя, а наполняя себя.
В мирском состоянии мы достигаем этого в мгновения любви. В любви к ближнему проявляется та полнота, при которой отдавание — не потеря, а приобретение, сострадание — не умаление, а возвышение…
Но нас хватает только на любовь к близким. Мы отчуждены глобально от всех остальных. Все они для нас — чужие. На них не распространяются лучи нашей любви, и они, в общем, выступают перед нами не как живые люди, а как предметы. За пределами крошечного плацдарма личностной любви, участия, сострадания, близкого сорасположения, отношения объективированы и опредмечены. Мы любим, но только своих (возлюбленных, детей, друзей).
Духовное прорастание личности и состоит в том, чтобы, не умаляя этой любви к близким, ничуть не жертвуя ею, открыться в любви к каждому человеку. Когда каждая живая душа становится близкой. И не по долгу, а по любви. Когда судьба и самого далекого сопереживается как своя. Это требует невиданных сил. Но это только и есть истинная соборность (т. К. соборность, которая оставляет за своими пределами кого-то, не есть истинная соборность и вселенскость, а всего лишь частичность).
Соборность — это собрание свободных личностей, каждая из которых достигла такой высоты персонификации, когда в ней раскрылся универсум. Когда индивидуально открывается универсальное.
Когда истинные поступки не детерминированы внешними предписаниями, выпали из закона «общего», и только как итог внутреннего свободного выбора.
В любви, жалости, боли, сострадании конкретной личности гораздо больше истинного, чем в отвлечённом нравственном правиле.
Эмоции и страсти не должны подавлять и затемнять личность. Но в личностных порывах и чувствах заключена истина отношений, а не в общих нормах, которые принимаются как коррелят поступка и которыми вершится суд.
«Соборность — внутренний, конкретный универсализм личности, а не отчуждение совести в какой-либо внешний коллектив» (Н. Бердяев, «О рабстве и свободе человека»).
«Соборность есть моё качествование, расширение моего опыта до сверхличного, всеобщего опыта» (Н. Бердяев «Самопознание»).
«Соборность мне более всего близка в чувстве общей вины, ответственности за всех» (Н. Бердяев).
06.81. Я обращаюсь не к аудитории, а к читателю.
Норма безлична.
В страсти нужен контроль и самообуздание, страсть — безответственна.
В любви — ответственность.
Страсть оправдываема и истинна только в лоне любви. Тогда она перестаёт быть естественной, природной, а делается любовной, то есть преображающей естество.
Любовь — чувство не половое, а личностное, но пересекающее пол, единящее пол.
Чисто половое чувство — это сексуальная страсть, не имеющая сама по себе отношения ни к любви, ни к личности. Она вне любви и помимо личностей.
За любовь нужно бороться, а не подчиняться случаю или необходимости. Безактивная любовь остывает и уходит «неизвестно куда».
20–25.06.81. Формы (этапы) богочувствования и богопознания
Натуралистическое: – божественная природа ощущается и мыслится по аналогии с натуральным, то есть естественным миром; – древнейшие религиозные верования (тотемизм, натуралистический магизм); – всё сковано магической причинностью; – материалистично; – обожествление образов природных сил и стихий, предметов, вещей, организмов, существ.
Социоморфическое: – по аналогии с социумом; – категории властвования, авторитета, рабства; – образы социальных и индивидуальных отношений; – деление богов на социумы; – родственная и личная связь богов (греческий пантеон).
Эмоциональное, чувственное: – проецирование человеческих чувств, эмоций, страстей, аффектов; их обожествление и их конкретных проявлений; – боги Олимпа живут по законам социума и законам чувств.
Рациональное: – абстрактное, спекулятивное; – божественная природа сводится к мыслительным категориям; – задаётся логический универсум, который диктует закономерность системных построений; – мир идей Платона; – Единство, Несложность, Безначальность, Нерождённость и т. П. – схоластика; – сторона Патристики; – гегелевский панлогизм. Духовное: – в;дение духовных реальностей, полноты истины, добра, красоты, их источников как прежде всего духовных; – дуализм духа и мира; – неотмирность человеческого назначения; – теогония; – великие христианские мистики (Экхарт, Бёме); – сторона Патристики; – откровение Духа, Свободы, Любви; – Бог открывается как Путь и Жизнь.
Целостное, персоналистическое: – истинно теоантропоморфично, то есть личностно; – индивидуальная встреча всей полноты человеческой личности с глубиной Божественной Личности; – личная встреча; – мир — как путь и этап персонификации бытия, то есть путь Богочеловечества; – личность — как источник всех реальностей и ценностей; – личность — дух и свобода; – любовь — адекватнейшее проявление свободы личного Я; – личность как микрокосм; – отсюда истинная иерархиризация всех ценностей; – истинная ориентация всех путей и способов богопознания; – Бог открывается как диалектика личностной жизни, где и покой, но и движение, и трагедия, и единство, но и множественность, и Себе довлеет, и принимает обусловленность, и могущественен, но унижен и страдает, и потенция, и акт; – именно в этом абсолютность свободы Бога; – дуализм рабства и свободы; – все предыдущие этапы богопознания получают своё место и свой смысл.
Без даты. Воскресение: – невыразимая реальность; – тело — полное изменение тела, становящееся духовным, нетленным, бессмертным; «искупление тела» (Рим. 5. 23); – воскрешённое тело будет преобразовано: в нетленное — не подлежащее разрушению; сильное — не подлежащее болезням и изнеможению; духовное — не подчинённое требованиям животной жизни;
«Мы должны получить снова не какие-либо иные, чужие, но наши собственные тела» (Ориген).
«Мы получили наше эфирное, не подлежащее ни зрению, ни осязанию, не имеющее никакой тяжести и веса, способное изменяться сообразно с местом, где будет обитать» (Ориген).
Без даты. У нас всех один Судия, только Сам Бог может проявить «строгость к отпавшим». Мы же — люди — в отношении к друг другу и к отпавшим должны «пребывать в благости Божией», то есть не отвергать грешника и заблудшего, а суметь полюбить его, увидеть прежде всего его Крест и его долю положительного созидания.
Как бы ни ощущали себя правыми, мы никогда не исполнены истины и без обращения друг к другу не вынесем её бремени («иначе и ты будешь отсечён»). Вообще, сама истина открывается только в любви. Всякий акт отчуждения, осуждения человека, ненависти — испепеляет истину и наделяет творческим бесплодием: «1 Кор. 13. 2».
Без даты. Мужское и женское начала бытия.
Онтология мужского и женского.
Задание бытия — мужское плюс женское — соединение, любовь-творчество; творение.
Каждый субъект двуполярен — человек, народ.
Варианты: – наличествуют, но соединение не произошло: андрогинны — задами; – слабо проявлены оба; – доминирует чрезмерно одно; – амбивалентны — меняется ориентация
Это негатив, саморазрушение. Условия позитива творческого субъекта: – ярко выражены оба; – соединены — андрогинны лицом к лицу — оплодотворение; – доминирует один — мужское — творчество; женское — почва, потенция для других.
Русская душа — амбивалентна, ярки оба, доминирует мужское с перехлестами женского. Отсюда — большинство проблем.
Без даты. Возрождение — это прорыв языческой стихии, изначальной природы западного человека, которая в течение Средних веков подвергалась муштре христианской аскезы — с сильной тенденцией аристотелевского рационализма, римской правовой традиции.
Обе муштруют внешнего человека, мало преобразовывая внутреннего.
В титанизме — прорыв скованной, но не преображённой языческой стихии, застоявшейся и набравшей энергию взрыва.
Поэтому Возрождение — это возрождение античности, по сути — неоязычество, ищущее свои корни.
Без даты. Истина едина, то есть неделима и единственна.
Единство истины: всё в себе единит; всё истинное из единой Истины; обращённость только к Единству истины.
Единственность истины: истина неповторима, конкретна, личностна, жива.
Цельность истины — связанность единством.
Целостность истины — органическая законченность.
Полнота истины — всеохватываемость, открытость всем реальностям.
Без даты. Мироощущение — первичная интуиция бытия, живая потенция мировоззрения.
Мировоззрение — развёрнутое мироощущение, выраженное в языке современной философской культуры.
Без даты. Равновесие позиций. Крайность ведёт к абсурду и собственному отрицанию в противоположном («крайности сходятся»).
В антропософии доведены до крайности аллегорический и буквалистский методы толкования Св. Писания. Вместо органического аллегорический — болезненная фантазия — Акаши — к фактописанию. Буквалистский — фантазии на тему двух Марий.
Без даты. Многие учения представляют собой подробное рассмотрение какой-либо из множества альтернатив, открывающихся в духовном творчестве. Чтобы не пойти по этому пути реально, человек духовным взором проходит его и собирает опыт этого пути, все ошибки, заблуждения и возможные истины.
Без даты. Творчество Рильке воплощает зов космической плоти в человеке к человеку, как изменившему ей хранителю и преобразователю. Утерянный разум — это долг воплощения и преображения. Человек отлетел и забыл, а вещь здесь, помнит и напоминает.
Без даты. Человеку присущ некий метафизический эгоизм: во имя собственного спасения я заинтересован в спасении всеобщем, ибо, пока не спасётся последний грешник, — двери в Царство Небесное закрыты для меня.
Без даты. Обратиться к своей культурной традиции, к духовным истокам России.
Смена фаз мирового развития. Какой она будет — зависит во многом от России.
Историческая миссия русской цивилизации.
Россия должна верить в свою миссию в новой эпохе.
Включение, мобилизация национальной энергии.
Русский народ получил, наследовал целостное мировоззрение.
Без даты. Кроме веры — нет никаких других средств нравственного оздоровления.
Это наше убеждение доказывается эмпирически такими фактами: все перепробованные методы атеистического воспитания ведут к деградации нравственности. Все виды борьбы с религией и Церковью сопровождаются деградацией нравственности.
Без даты. Человека отличает не столько сознание, сколько сознание самого себя — лично и общественно; своей историчности, своей приближающейся смерти.
Сегодня сущность человека видят в том, что он отличает ценностное от целесообразного, полезного, приятного.
Этическая ценность личности состоит в сохранении верности самому себе, то есть своему небесному назначению.
Добродетель — и есть осуществление этой этической ценности, творческое самоосуществление в Боге.
Без даты. Не повторять ошибок прошлого, когда белое движение боролось с идеологическими силами под лозунгом «Единая неделимая».
Совместная борьба во имя свободного самоопределения каждого.
Начала государственной и общественной жизни должны обрести самостоятельные основы и должны быть сами укоренены в духовной почве. Начала собственности и труда.
Без даты. Наброски о начале ХХ века.
Обер-прокуророство Победоносцева
Следствие искусственной консервации (царствования Александра III) — бурные социальные процессы в связи с внешнеполитическими обстоятельствами — период дестабилизации.
Узнать: что было в действительности — как пришли к тому, к чему пришли? Каковы уроки истории для современности?
Интеллигенция отпала от христианства.
Народ — не просвещён, не было евангелизации, катехизации.
Уклад, Церковь и жизнь.
Неканонические вещи изменять неканоническим путём — сомнительное дело.
Выводы. Получается, что организация Русской Церкви никогда не соответствовала своим канонам. Отношение Церкви и государства тоже никогда не соответствовало канонам Православия.
Поиск новых традиционных форм — устройства Церкви, взаимоотношений с государством. Приходской устав и приходская жизнь.
4.9.81. Идеология и личность
О магической связанности сознания и подсознательных стихий
Перемещение в сознательной сфере вызывает движения в подсознании и в хаотических глубинах.
Так интеллектуальные формулы могут становиться магическими заклинаниями, перемещающими нижние сферы, прокалывающими броню духовности и приводящие к извержению хаоса.
Но всё от свободного выбора. Или поддаться магической загипнотизированности, и тогда всё работает. Или актом свободного выбора разрушить магическую цепь и связанность.
11.09.81. Сегодня весь день работал над «Поэтическим богословием Марины Цветаевой». Это требовало постоянного напряжения, но я внутренне молился и ощущал Его Духовное Присутствие.
В один из таких вдохновенных моментов, чувствуя особенную близость Духа Господня, я взмолился: «Господи, открой мне будущность моего творчества». Новый Завет открылся на Деяниях гл.5. 20:
«Ищите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни»
А до этого 5. 17–19:
«Первосвященник же и с ним все принадлежащие к ереси садукейской, исполнились зависти, и наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу. Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал…»
И далее до конца главы.
Ветхий Завет открылся на кн. Неемии гл. 7. 5–6:
«И положил мне Бог мой на сердце собрать знатнейших и начальствующих и народ, чтобы сделать перепись. И нашёл я родословную перепись тех, которые сначала пришли, и в ней написано: вот жители страны, которые отправились из пленников, переселённых Новуходоносором, царём Вавилонским, и возвратились в Иерусалим и Иудею, каждый в свой город».
Найти свой Град!
13.9.81. Теодицея
Поразительно, как в христианском мире сильно нечувствие, нев;дение Распятого Бога. Кресту поклоняются, им осеняют себя, но на мир смотрят так, будто Голгофы не было.
Это нечувствие постоянного присутствия Распятого Бога было причиной большинства заблуждений, нехристианских действий в истории.
У Н. Бердяева ортодоксальные представления об аде вызывали сомнения о благости Божией, судебном учении об искуплении. И он «находил выход в идее несотворённой свободы». То есть мировое зло не от Бога, а из глубин меонической свободы. Таким образом, Бог ко злу не причастен и не оправдывается.
Но Бог не нуждается в оправдании. Он в это время на Кресте. Распятый теми самыми силами, наличие в мире которых вызывает сомнение в божественном милосердии (а не зол ли Бог?). Бог совместно с человеком борется с силами зла, и человек может делать это только с Богом.
Таким образом, не нужно «находить выход». Свобода — сердце Бога и только от Бога (а вне Его действительно ничего нет — и вопрос об этом не является «рационализацией» (по Н. Бердяеву)). От Бога — только добро, и из свободы — тоже.
К слову: всё время вроде бы спорю с Николаем Бердяевым, а ведь он мне самый близкий. И во многом я просто его продолжаю и уточняю. Но близость общения выявляет и спорные вопросы.
«Я не задаюсь целью обнаружить себя в сыром виде, обнажить себя, я задаюсь целью совершить акт экзистенциального философского познания о себе, осмыслить свой духовный путь» (Н. Бердяев, «Самопознание»).
Многое из того, что мы вскрываем в себе (в сновидениях, психоанализом, в состояниях аффекта, транса), — ещё не является элементами нашей душевной конституции, а лишь «в сыром виде», ещё материал самоопределения. Это глубинное проживание различных возможностей, изживание, вытеснение чуждого и тёмного. Некритический взор может застигнуть эти тени и принять их за реальность. Выведение мутных образов на дневной свет «искренностью, доведённой до крайности», наделяет их бытийностью, тени начинают жить и господствовать в полдень, разъедать душу. Поэтому персоналистическая установка наряду с искренностью предполагает ответственность и трезвость мысли, предохраняющие от заразительного бесстыдства.
04.12.81. Любовь всё преображает, всё меняет, выстраивает всё в иной перспективе. Нужно довериться любви и идти по жизни наперекор всему, только тогда возможно торжество любви. Любовь не может породить зло, а только доброе. Злое временно возникает как вихревые движения вокруг любви: всё всколыхнулось любовью, всё обнажилось, и многое скрытое поднимается на поверхность. Но только любовь даёт силы и возможность всё пережить и излечить.
5.12.81. Зло не только свирепость, жестокость, но и паскудство, грязь («лукавый»).
27.01.82. Человек призван выполнить божественное предустановление. Но это не автоматическая завершённость и не отсутствие свободы, т. К. промысл Божий есть совместное творчество Бога и человека. (Богочеловек).
5.02.82. «Утопия — то, чего нет и не может быть, но что выставляется в качестве единственно достойного человеческих устремлений идеала» (Борис Михайлов «Вестник РХД», № 134. Париж).
Утопия — это то, что показывает, каким всё должно стать, чтобы перестать быть.
7.10.83. Фразы
«Зашизофренены» (Ваня Жданов).
«Естественное должно найти себе завершение в сверхъестественном» (Всеволод).
«И душу нашу делают с определённой неповторимой физиономией» (Галя Дубовская).
19–20.10.83. Если всё вокруг будет рушиться и гибнуть, но мы сохраним веру, то спасёмся, хотя бы и в последнее мгновение. Не теряя веру в своё назначение, вопреки всем обстоятельствам, мы сохраняем ту связь с источником благодати, которая позволит нам обрести силы в последних испытаниях и оказаться победителями тьмы вопреки всей очевидности. Не прекращая борьбы до самого конца, вопреки кажущейся бессмыслице этого, мы получаем единственный шанс оказаться победителями в пределах земной жизни и созидаем спасение в вечности.
25.10.83. Земная любовь — отражение любви небесной, а небесная любовь взращивается и открывается через любовь земную. Поэтому «законы любви» одинаковы и для неба, и для земли.
16.12.83. Дух Святой как Ипостась Троицы.
Дух Божий — как духовность всей Св. Троицы («Господь есть Дух»).
Дух — как духовое бытие в миру.
Дух Божий — это собственная природа Божества, естество Его, иномирное трансцендентное, но являющееся в мир как некое дуновение, подвигающее, преобразующее. Дух Божий — это целостное отношение Триипостасного Бога-Творца к тварному миру. Как специфическое божественное бытие Дух свойственен всем ипостасям Троицы, и как исхождение к тварному миру Дух есть прежде всего проявление ипостасности Св. Духа.
Троица и творение. Отношение к творению каждой ипостаси.
23.12.83. Внутреннее освобождение требует и освобождения внешнего. Внутренне свободный стремится сбросить с себя оковы внешней зависимости. Но необходимо понять, что даже при торжестве внешней порабощающей силы мы должны оставаться внутренне свободными.
25.12.83. Реальность Родины и Отечества последовательно уничтожается: разрушается органичная культура, память, история. Но остаются, хотя и искаженные, патриотические чувства. Чтобы сэксплуатировать их энергию, идеология паразитирует на этих чувствах, создавая ложную и фиктивную патриотическую символику — магическая символика «социалистического отечества».
13.02.84. Человечество движется в истории к осознанию Бога. Образ Бога открывается миру соответственно образу человека. В этом смысле «человек творит Бога по своему образу и подобию и вкладывает в Бога не только лучшее в своём образе, но и худшее» (Н. Бердяев).
Реальность духа
Духовность метаисторическая, довременная, Мировая Душа, Мировой Дух:
– первично создана Творцом;
– персоналистична, индивидуальна;
– свободна;
– первореальна;
– мир духовных первообразов и первосуществ;
– «копилка» вечности;
– мир начал и конца;
– преображённый мир.
Духовность мировая, Мировая энтелехия:
– объективированная;
– создана человеком;
– имеет собственную реальность;
– мир человеческих идей;
– отражение всех эмпирических действий, их смысла и итога;
– отражение космических предметов — их смысла;
– отражение множеств и общностей — их единства и смысла;
– отражает ступени воодуховления и персонификации бытия;
– сгорает в конце времен;
– объективное отражение субъективной жизни;
– иерархия:
– мир положительных духовных ценностей, норм;
– мир объективированной духовности, космических и исторических реальностей;
– мир лжедуховности, болезнь духа;
– объективированные духовные состояния человека, которые становятся реальностью, иноположной ему и воздействующей на него.
13.02.84. Божественные идеи о мироздании — есть мысли Бога, умопостигаемый образ мира. Это уже тварное бытие, но не мирское. Это предвечный райский мир первообразов, сотворённый ранее мира сего.
Бытие не статично, а динамично. Быть — значит соучаствовать творческому акту Бога, творить, утверждать новое бытие.
2.04.84. Без движения и изменения нет жизни, без постоянства и покоя нет смысла. Преображённое бытие должно быть диалектическим единством движения и постоянства — живая онтологичность.
26.04.84. В России всё произойдёт именно тогда, когда все ждущие отчаются и перестанут ждать. Случившееся будет одинаково неожиданным для всех: и для надеющихся, и для неведающих.
Я пишу о том, что все слышат, но никто не говорит. Моя задача музыку времени, дух эпохи выразить в слове, в сформулированном образе. Поэтому то, о чём я пишу, можно прочесть «везде и нигде».
17.05.84. Вакуум не содержит никаких регистрируемых приборами частиц, но он оказывается физическим фактором, участвующим в физических процессах. При определённых условиях в вакууме появляются частицы, которых ранее там не было и которые не привнесены извне. Это не означает, что вакуум «содержит невообразимо плотно упакованный ассортимент всех частиц, существующих в природе».
В метафизическом рассмотрении вакуум представляет собой физический аналог представлений о первообразной сфере, в которую погружён предметный космос. Духовная первообразность как потенциальность всего пронизывает этот мир и присутствует во всех его аспектах. Это ничто, которое является предпосылкой всякого нечто. Там нет ничего, но там есть всё «виртуально», то есть потенциально. Там нет чего-либо определённого, но там есть всё, что необходимо для появления всякой определённости в этом мире.
Так при электромагнитном излучении (свет) в вакууме образуются ранее в нём не существующие частицы, то есть активное воздействие (свет воплощает собой саму активность, саму энергию этого мира) на первообразные сферы вызывает из них в реальность этого мира определённые начальные сущности, от взаимодействия которых создаются всё более сложные реальности.
Вакуум — это физический аналог ничто в этом мире, реальность нереальности в нём. То начало, из которого исходит сама реальность. Это то, чего нет, но что, тем не менее, участвует в том, что есть, и участвует непосредственным образом и изначально.
В других планах мы сталкиваемся с этим ничто-во-всём более непосредственно: духи, мысль, творческие состояния.
Бытие выходит из ничто и преодолевает небытие. Бытие плюс ничто — есть становление. Бытие — небытие — аннигиляция. Аннигиляция — это переход отсюда туда. Остающиеся при этом фотоны света сохраняют в этом мире энергию, присущую ранее вышедшим из реальности частицам.
Антивещество — физический аналог реальности небытия. Очевидно, формы небытия материализованы и даже опредмечены в этом мире. Злой дух есть антидух.
Реальность — универсум всего в мире, включающий бытие, небытие, нечто и ничто.
Бытие — становящаяся, преобразующаяся реальность. Бытие не статично, а динамично. Бытие не то, что просто есть, а то, что устремлено к тому, каким оно должно быть. Быть не означает наличествовать, но бытийствовать — значит стремиться к назначенному. Бытие — не фотографическая структура реальности, а её творческое становление, движение, жизнь.
Небытие — активность, отрицающая импульс бытия, в пределе — восстание на творческий акт Бога. Поэтому всякое угасание подъёма и остановка в пути — небытийны. Ослабление и снятие творческого напряжения не есть передышка и стояние на достигнутом, но неминуемо означает потерю и падение, то есть небытийствование.
Современная физика утверждает, что существует антивещество, но нет никаких свидетельств об антижизни. Варианты:
– антивещество — удобная модель, а антижизнь — модель ненужная, и не существует ни того, ни другого;
– если антижизнь — реальность, то либо антижизнь не наблюдаема (как антивещество) и непредставима в образах современной физики, она не улавливается, в том числе и потому, что физика — наука о нежизни; либо это свидетельствует…
– если же антижизнь не существует, а антивещество существует, то это может говорить о том, что формы жизни прогрессивно освобождаются от определённых естественно-природных закономерностей.
Но что же существует? Нечто, оказывающее опосредованное влияние и на восприятие научной установки. Это нечто более адекватно и полно можно ощутить и описать только с метафизической позиции, пытающейся увидеть формы жизни и её источник.
Синдром сознания советского человека:
– не верит в возможность нового и перемен, не замечает их появления;
– но коль они вошли в жизнь, относиться к ним так, будто они были всегда и не могло быть иначе.
Это отсутствие историчности сознания и его основного элемента — памяти — делает его нечутким и не воспринимающим реальность.
21.05.84. Все проблемы в тварном мире разрешимы только религиозно, то есть при непрерываемой связи с Творцом. Всякий же религиозно поставленный вопрос может быть истинно рассмотрен только в свете крестонесения как миротворческого начала. Сущность бытия в целом и каждой его единичности вскрывается только под сенью Креста.
22.05.84. Есть философия, служащая больше времени, чем вечности, выражающая дух времени, переводящая на современный язык вечные истины или вновь открывающая старое. Здесь набираются образы, оттачиваются, выявляются нюансы и взаимоотношения. Какой-либо оригинальный штрих может создать возможность для нового поворота, нового взгляда, но сама по себе эта установка не стремится к принципиально оригинальному взгляду, то есть к новизне. Это, как правило, высококультурные рафинированные создания (известные философские течения, школы, направления). Здесь необходим профессионализм в философских занятиях.
Есть же философия как взгляд на мир титана. Здесь пролагаются новые пути, расширяются горизонты, она уводит в неизвестные дали. Она слагается из новой позиции в жизни и принципиально нового в;дения мира. Целостная творческая установка создаёт новый облик личности. Наряду с новыми идеями и смыслами в жизнь входят новые отношения, чувства, образ поведения. За этим прорывом духа следуют затем все виды культурного творчества. По отношению к устоявшимся культурным слоям эта философия несёт в себе стихию дикарства, то есть нечуткости к безусловным ценностям культуры и неприятия незыблемых авторитетов её. По отношению к санкционированному языку культуры (значениям и смыслам) она преисполнена дилетантизма. Это — титанические одиночки вне всяких школ и культур. Философ не вмещается в традиции, и, если его песня будет услышана, она окажется основанием новой культуры, новой истории. Философ второго рода — дилетант и дикарь не буквально. Его культурный уровень может быть и выше, чем у первых, но он внешколен, внеакадемичен, а индивидуален и анархичен.
Каждый философ несёт в себе преобладание одной из этих установок.
Модерн — архитектурная форма философии жизни.
8.06.84. В греческой культуре — трагический пессимизм. В буддизме — бестрагичный пессимизм. В христианстве — трагический оптимизм.
23.06.84. Ад — временные состояния души, закрепленные навечно, временность обращается в вечность. Не вечность, а дурная бесконечность времени.
Рай души, ад души.
Ад — не суть становится сутью.
Фрагментарность современного восприятия мира.
Необходима новая целостная картины мира.
Истинная революция духовна, есть духовный переворот, нарождение новой духовности, которая овладевает историей
Контрреволюция — антидуховность. То, что привычно называется революцией, — есть контрреволюция.
Нам всем недостаёт великодушия.
12.07.84. Вечные человеческие души бессмертны. Смерть души означает выпадение её из вечности, страдание в бесконечном круговороте бессмысленных тварных состояний.
Ад — не умирание и уничтожение души, а невозможность выйти из дурного временн;го повторения.
2.08.84. Всё в Боге, но не всё Бог и не всё Божие.
Тварь — Богоявление, Теофания, но не в том смысле, как это описывал Карсавин. Бог в твари является не истекаемо, а творчески, то есть и катастрофически, и противоречиво, и болезненно.
Бог — Всеединство в том смысле, что всё в Боге.
Троичность как бытие, разум и воля.
– бытие есть Единое, единство;
– разум есть смысл каждой единичности;
– воля есть движение единичности в едином и движение Единого во многом.
17.08.84. Апофатическое жизнеощущение наиболее прагматично.
Метафизически ориентированный человек наиболее адекватно воспринимает предметный мир.
В наше время спасти жизнь можно только при служении ценностям высшим, чем сама жизнь.
Эта проблема (грехопадения) настолько сложна, запутанна и вместе с тем всеобъемлюща и актуальна, что требуются всё новые и новые подходы к ней, уточнение формулировок, прояснение смыслов.
2.09.84. Основное бедствие современного мира — бегство человека от свободы и ответственности. В творческой свободе и вселенской ответственности — богоподобное достоинство человека. Эту истину принесло в мир христианство. И осью развития христианской цивилизации было возрастающее бремя свободы личности. В какой-то момент человек испугался открывающейся ответственности и предпочёл делегировать своё право решения социальным институтам взамен на душевный и материальный комфорт. Но закон жизни людей таков, что сохранить и увеличить любые блага человек способен только при сохранении собственного достоинства. Забывая себя, мы рано или поздно потеряем всё. Но готовностью же всем пожертвовать во имя собственной свободы мы получаем возможность приобрести всё. В наше время спасти жизнь можно, только служа ценностям высшим, чем сама жизнь. А этой ценностью являются открывшиеся нам богоподобная свобода и ответственность.
3.09.84. Безверие — тоже вера, но безосновная, обессмысленная.
5.09.84. Слабость либерализма в потере религиозных корней. Персоналистические ценности либерализма, сформулированные в лоне христианской культуры, изнутри размываются позитивистской стихией.
Вообще дух антиперсонализма в европейской культуре (и философии) оказался ужасающе разрушительным.
Без даты. Либерализм как концепция общественного и государственного устройства, направленная на предоставление и охранение безусловных свобод и прав личности, сложился в лоне западноевропейской культуры. В этой концепции нужно различать целеполагающие принципы, которые сформулированы на частном языке этой культуры, но которые вместе с тем всеобщи. Эти принципы:
– Равенство людей перед Богом.
– Из чего следуют прирождённые и естественные свободы каждого человека: вероисповедания, слова, собственности. Вероисповедания как формы личной связи с Богом. Слова как формы свободного личного волеизъявления. И собственности как формы свободного воплощения личности в предметном космосе.
Эти первичные свободы конституируют ряд прав, раскрывающих и детализирующих основные принципы свободы: право печати, собраний, выборов, передвижения и пр.
Складывание либерализма в западноевропейской цивилизации связано с определёнными общественными и государственными традициями, которые тесно переплетены с системой либерализма, но которые тем не менее не являются выражением его сущности. В этом историческом регионе либерализм сложился в формах парламентских демократий, то есть многопартийности, и «правового государства» — то есть государства с жёстко разделёнными законодательной, исполнительной и судебной властями.
Если безусловные принципы либерализма являются тем, без чего либерализм перестаёт быть таковым, то европейская парламентская и правовая форма его, являясь инвариантной для весьма многообразных видов государственных устройств Европы, вместе с тем не является безусловной. То, что исторически система либерализма сложилась только таким образом, вовсе не исключает другого пути.
Во всяком случае, невозможность других путей и других форм либерального строя ещё нужно доказать. Все известные доказательства этого до сих пор весьма некорректны, ибо они сводятся к одному: если вы не желаете у себя европейскую систему парламентаризма, то вы против либерализма как такового, вообще против человечности. Т. Е., если вы за национально-самобытный общественно-государственный путь, то вы заведомо шовинист и ненавистник свободы.
Но почему же Западной Европе допустимо пройти своеобразным, весьма тернистым путём к свободе, а другим народам и культурам это изначально заказано? Соответствует ли постулат: вы свободны только постольку, поскольку следуете за нами и повторяете нас — самому принципу либерализма и плюрализма?
Следовало бы далее задуматься над тем, что всякое неорганичное заимствование, всякое насильственное насаждение инородных влияний, во-первых, не гарантирует благих последствий и, во-вторых, неизбежно вызывает реакцию отторжения, которая только закрывает путь к здоровому взаимовлиянию культур. Неужели глобальный российский эксперимент ещё не раскрыл глаза на этот очевидный факт? Российская интеллигенция, пройдя двухвековую школу европейского воспитания, с энтузиазмом восприняла весь спектр европейских политических учений — от партийного парламентаризма до марксизма. В результате наивный, беспомощный, двойственный, то есть неорганичный российский парламентаризм «про-агукал» Россию в пасть самой беспринципной в истории политической силе — марксизму. Может быть, имеет смысл вглядеться в это историческое действо и сделать из него выводы, а не отгораживаться от него псевдонаучными схемами, не имеющими отношения ни к какой действительности?
Если исходить из принципов либерального плюрализма и научной корректности, то следовало бы более внимательно отнестись к аргументам оппонентов, а не отмахиваться от них навешиванием всяких собак. Да, русские мыслители многократно критиковали систему западноевропейского парламентаризма. Но почему сам факт такой критики неизбежно вписывает её автора в ретрограды и шовинисты? Или эта зона вне критики? Доброжелательный взгляд обнаружил бы в этой критике много конструктивного и проницательного. Почему явно либеральные позиции многих русских мыслителей объявляются непоследовательными, а то и лицемерными только по тому критерию, что они ищут органичных для России путей к свободе? Не теневые ли стороны многопартийного парламентаризма, которые обличали ещё славянофилы, при искусственной пересадке на российскую почву получили…
Без даты. Интеллигенция
Унаследовала ложное отношение к Родине и Западу.
Сама порвала и установила отношения с задами западного просвещения и совсем уж ложное отношение к родной культуре.
Почему только через почвенную культуру можно выйти к общечеловеческой культуре? Почему только через свою культуру можно попасть в рабство культурам другим?
У Запада и России совершенно разные отношения с идеями и разные поступки.
Орденская интеллигенция с приближёнными, равняющимися на неё, — специфически русское явление.
В других странах была интеллигенция в первом и втором смысле. Она, конечно, тоже культурно оторвана от простонародья. Но только в России — пропасть — две изначально противоположные и даже враждебные культуры. Одна создана для переработки другой по заимствованным чуждым идеалам. Там — только социальный раскол. Здесь — и культурный, и религиозный.
Опричники — первые интеллигенты в орденском смысле, а не как интеллектуалы.
Версилов: русские больше европейцы, чем европейцы.
Пётр — не монарх, а деспот и тиран.
Русская идея — апокалиптична и эсхатологична — ввести, разделить. Как сопрягается с «Москвой — Третьим Римом»?
Русский характер
Необузданность русского характера.
Бердяев — противоречия русского характера:
– Россия — самая государственная и бюрократическая страна;
– внутренне свободные люди.
Но это не противоречие, ибо речь идёт о разных сферах жизни:
– государство народ вынужден усиливать — для самосохранения; это проявление условий жизни;
– оставлять внутреннюю жизнь и жизнь бытовую нерегламентированной — это проявление национального характера в реакции на условия жизни.
Россия в поисках себя:
– не демократическое настоящее,
– не коммунистическое прошлое,
– и не восстановление дореволюционной России — быть России собой,
– строить новую Россию на основе своей природы и сущности.
Какова сущность в изменчивости временных форм?
Русский философский гений более поэтичен, более художественен. Поэтому только здесь возможны феномены «умозрения в красках» (иконы), «философия в образах» (художественная литература), экзистенциальная философия (Розанов, Бердяев).
Иосифляне — нестяжатели
Сверхнапряжение самосохранения требовало твёрдости и незыблемости форм, значит, их консервации. Иосифлянство давало ответ на этот исторический вызов. Но, с другой стороны, отрываясь от традиции русской духовности, вносило чуждый дух — заимствованный с Запада.
К XV веку сформировалась органичная двуполюсность национальной психеи:
– делатель-консерватор,
– созерцатель-новатор.
В преп. Сергии Радонежском — обе в едином облике.
В преп. Иосифе Волоцком и преп. Ниле Сорском — персональное выражение каждого полюса.
В последователях — раскол в национальной душе, повлекший последующие расслоения и расколы в русской жизни — «Трагедия русской святости».
Сознание иосифлян более поверхностно, предметно, неметафизично, а натуралистично. Их не интересовали глубинные проблемы бытия.
В раскольниках чувствуется патологическая экзальтация чувств, навязчивые видения, маниакальность, то есть — все признаки идеомании.
Не только раскольники, но и никониане были подвержены этим состояниям.
Бывают времена, когда заболевает национальная психея: Опричнина, Смута, Раскол, Петровский коловорот.
Знаменательно, что первый просветитель славян Константин — Кирилл — был философом, почему и называется в жизнеописаниях Константином-философом. Определение философии Константином.
Русское философское умозрение — усвоение в слове, выражение в образе — чувств, смыслов.
Историософия более индивидуалистична и персоналистична:
– индивидуальная судьба народа,
– фактор личности в истории.
Философия истории — общие закономерности истории. Предмет — само поле истории и её законы.
Поэтому в философии истории — законы, а в историософии — принципы.
Декабристы
Одни хотели, чтобы общество (то есть прежде всего они сами) было освобождено от «гнёта власти» немедленно, что несоизмеримо с ходом исторического процесса. Представить такую свободу — означало бы не изменить власть, а отменить её. Эти подтачивали устои, думая об их усовершенствовании.
Другие всё зло современности (а в какой современности нет зла?!) списывали на существующую власть и потому всячески стремились её низвергнуть. Эти рушили устои во имя химер будущего.
Третьи — авантюристы во все времена — стремились самоутвердиться на господствующем мнении и возможностях. У этих не могло быть никаких устоев ни в жизни, ни в голове.
Чаадаев — это вопль человека, взращённого в утопии «русского Запада» и обратившего взор на огромный материк — Россию. Для такого европеизированного взгляда она могла представиться именно такой.
16.09.84. Невозможно истинно увидеть вещи без того, чтобы не попытаться разглядеть небесные их истоки и причины.
Органичное развитие общества: деятельность свободных индивидуумов, координируемая безличными силами.
30.09.84. Высшая нравственная максима: поступай всегда свободно.
Отступление от свободы в личности всегда сопровождается ощущением душевной тяжести и угрызением совести.
В свободном поступке душа свободна, ощущение исполнения собственного назначения.
«Поступай по своей совести» (Фихте), ибо со-весть — это весть свободы.
Совесть — высший критерий истины, судья всего.
Свободное состояние — это состояние творческой активности.
Свобода и долг?
Свобода и назначение?
Чувство свободы — чувство долга быть свободным и поступать свободно.
В полноте свободы проявляется образ Божий в человеке.
В книге «О рабстве и свободе человека» Н. Бердяева очень много сказано о рабстве человека и мало о его свободе. Может быть, потому, чтобы не порабощать человека нормами свободы, не заглушать его свободы заповедями свободы.
Без даты. Совесть — это голос вечности в человеке.
Диалектика свободы и своеволия.
Борьба свободы и своеволия.
Свобода своеволия?
Свобода быть и свобода не быть?
Свобода выбора свободы.
Свобода — это творческое усилие.
Свобода — не просто пассивный выбор, а самоосуществление.
Свобода отказа от свободы — рабство и своеволие.
Свободное самотворчество и рабство — две полярности.
Анатомия свободы и онтология свободы показывают, что из свободы не могут произрастать своеволие и зло.
Без даты. Ничто в мире не может гарантировать истину в выборе и поступке. Но есть истинная онтология выбора, те корни, посредством которых только и вливаются в поступок живительные соки истины.
Истинным может быть только свободный выбор. В истинном выборе человек принимает на себя Крест. Истинный выбор всегда целен и целостен, то есть выбор, чтобы быть истинным, должен проистекать из свободы, осуществлять принятие Креста и цельность, а не частичность, быть ориентированным на всеединящее единство. Одиночество человека в выборе.
Собственно, свобода — это прежде всего Крест, т. К. нет бремени тяжелее свободы. И свобода может быть осуществлена только в целостной жизни.
Принятие Креста — это принятие свободы, принятие жизни целостно, всеобъемлюще: всё надо услышать, ни от чего не отвернуться и на всё дать ответ жизнью.
Цельно жизнь может быть осуществлена только свободно. Жизнь становится цельной, поскольку делается Крестом.
Другими словами: принять свободу можно только как принятие Креста и принять её можно только целостно; Крест — это прежде всего бремя свободы, тяжесть вселенской, целостной ответственности; целостно истина открывается только свободному, и цельная истина есть Крест, т. Е она распята в мире.
Без даты. Свободным действием войдя в зону выбора, человек тем не менее не оказывается в ситуации выбора между добром или злом. Проявив свободу, он получает только плоды её — добро, истину, красоту. Выбирать, то есть самополагать, в человеке способна только личность, то есть свобода. Выбор свободы есть выбор между максимами, ценностями, формами добра. Свобода не способна выбрать зло, так же как Сам Бог не способен совершить злого поступка.
Зло человек не выбирает, а, не проявив личной свободы, отдаёт ему себя и свою энергию. Человеческая индивидуальность сама действует на арене жизни, но не как личность, а как самопроизвольность.
Свобода не выбирает, а творит добро, её выбор есть форма этого творчества. Произвол не выбирает, а совершает зло, его «выбор» есть отдавание формам зла.
Свобода — это возможность добра, но проявление свободы и акт свободы — это актуализация, совершение добра. Возможность добра в свободе не потому, что из неё же возможно и зло, а так, как была бы возможность добра ещё из несовершённого действия Божьего. Добро — актуализация свободы.
Без даты. Свобода — самотворчество индивидуального вечного духа. Творчество — созидание нового — приращение в бытии — со-творчество Богу.
Ни одна форма зла не может являть собой созидание бытийной новизны. Ибо зло — это сопротивление творческому акту Бога:
– активное противостояние ему противопоставлением активной силы, происхождение которой небытийно;
– насильственная остановка творческого действия;
– разрушение творческих достижений и плодов.
Зло возможно только в динамике творения как сопротивление ему, зла самого по себе нет.
Метафизический реализм — реальность духа.
Экзистенциальная онтология.
Персоналистический онтологизм.
Без даты. Зло — нарушение Добра.
Сатана — враг замысла Божия о человеке.
Божественный замысел спасения.
Зло — противник (Сатана) спасения, противник Божественного предустановления.
Мы — жители небес.
Без даты. Линия разделения добра и зла — не между народами, как и не между людьми, а по сердцам человеческим.
Но бывают люди добрые и злые и народы — добрые и злые.
Но все — и народы, и люди — способны восстать и способны пасть.
Нет натурального центра зла.
Без даты. Умственная воля, умственная совесть, воля к истине, воля к серьёзности, воля к адекватности, воля к точности, воля к антиупрощению — к глубине и сложности смысла.
Без даты. Принципы персоналистической логики:
– внутренняя последовательность;
– верность собственной интуиции и своему образу;
– критерий — творческая совесть;
– самостоятельность по отношению к общеобязательным доказательствам не значит, что не должен заботиться о методологической регуляции материи;
– соответствие ткани работ образам, сложившимся в культуре, не…
– внутренняя персоналистическая связь и стройность высказываний;
– не самозамкнутость, а открытость к традиции и к своим слушателям.
Без даты. Заметки по философии русской истории
Диалектическая гармония духовной жизни разрушается в разгроме нестяжателей. Оба полюса духовного напряжения осуществляли положительную творческую миссию только в единстве церковной жизни. Каждый при этом выражал определённую необходимую сторону, уравновешивая друг друга и стимулируя одно в другом здоровые творческие силы.
При разгроме же одной стороны неизбежно вырождается и оскудевает другая. В ней побеждают ретроградные и агрессивные инстинкты. Нарушение духовного равновесия ведёт к тому, что восторжествовавшая сторона теряет полноту и целостность, в ней побеждают сдерживаемые ранее тенденции, вырываются агрессивные движения.
Без даты. Реализм по большей части трактовался как эмпиризм и натурализм. «Реалистическая» «правда жизни» описывает натуралистические формы, тогда как истинный реализм — метафизичен. Реалистическое отношение к жизни покоится на метафизических её основах. Реально то, что укоренено в реальности, в незыблемом, а не предметно-текучем. Душевное гораздо реальнее телесного, духовное реальнее эмпирического, метафизическое же есть основание реальности. Все неметафизическое, то есть натуралистическое — есть не реальное по существу, а все антиметафизическое — это антиреальность, фантом, пленительная фикция, небытие.
2.10.84. Как реалист духа Достоевский изображает дух человеческой души и раздирающих её духов.
Бытие — не наличность, а становление, заданность.
Бытие — это бытие становления.
Становление — это становление бытия.
Бытие как становление — бытийствует. Каковы его направления, формы и этапы.
Становление — ответ на вопрос: как бытие становится — исходные начала и движущие принципы, сама динамика движения.
4.10.84. Закон и организм.
Не закон действует, а организм живёт. Формы этой жизни отчасти можно уловить законом, но закон никогда не покроет всего многообразия жизни.
Для того чтобы понять, что и как нам нужно делать на земле, мы должны вспомнить — как мы задуманы на небе.
Дух призван воплотиться, должен войти в инобытие, выйти в собственную противоположность, то есть умереть, но вновь родиться в инобытии. Поэтому транссознательное свёртывается до семенной потенции и нарождается в формах плоти. Земное сознание поэтому неотрывно от плоти, проявляется только в формах плоти.
Идеология — это искаженная, ложная система мировоззрения, выраженная в предельно рациональных формулах.
Без даты. Идеология — это система идей, искусственно объединённых вокруг одной или нескольких доминирующих идей. Смысловым стержнем идеологии является идея, вырванная из органичного культурного контекста и наделённая гипертрофированным значением. Абсолютизация центрального ядра идей ведёт к тому, что искажается смысл всех прочих представлений. Направленность на определяющую идею задаёт шифр для перетолковывания изначального смысла каждого слова на идеологический лад. Полная фиксация на частичном смысле частной идеи ведёт к сужению сознания и отрыву функций разума от духовных основ мировоззрения. Поэтому идеология — это искажённое мировоззрение, выраженное в предельно рациональных формах.
6.10.84. Выражение мироощущения эпохи через архитектуру
Архитектура отражает степень и качество освоения пространства, ориентации пространства, даже пространственных представлений, осознание в пространстве места и роли человека. Но в архитектуре выражаются не только пространственные характеристики. В ней находит отражение духовное состояние эпохи. Ритм, пластика, объёмы архитектурных форм отражают пульс времени. Человек строит прежде всего по образу и состоянию своей души, отпечатлевает вовне объём и содержание души.
Синтетичность и целостность мировоззрения средневекового человека отражала органическая целостность и единство функций архитектуры Средневековья. Полезное было прекрасным (духовным), а прекрасное — полезным (душевно).
Индивидуализм Нового Времени сказывается в функциональной дискретности, самостоятельности эстетической и утилитарной функций. Иерархичность, выделение «высокого» и «низкого».
8.10.84. Антиперсонализм немецкого идеализма взрастил современный тоталитаризм.
Культ общего и умаление индивидуального в немецком идеализме подчинял личность разного рода «абсолютам». Эта тенденция была доведена до рафинированного абсурда у Гегеля. Авторитет объективистской установки оказался настолько велик, и она так глубоко внедрилась в немецкий дух, что всё последующее столетие проблема индивидуального бытия была практически «вынесена за скобки» в немецкой культуре. Все борющиеся друг с другом философские, научные и общественно-политические течения были единодушны в том, что они восприняли с Гегелем: общее первично и абсолютно, индивидуальное — вторично и производно. Младогегельянцы и Маркс, Шопенгауэр и Ницше, социалисты и Бисмарк — все были в поисках единого и общеобязательного для всех идеала. Постепенно целая нация была воспитана в убеждении, что в индивидуальном, личном — средоточие мирового зла и что необходимо искоренить персоналистическое ощущение в себе и в других и подчинить общему «благому» принципу. Практически Гитлер довёл до логического предела то, к чему в тех или иных формах стремились все или почти все.
18.10.84. К «Реальности духа»
Апофатическая духовность:
– вечный индивидуальный (личный) дух или душа в полном смысле слова, предстояние в вечности;
– транссознательное как полнота сознания в вечности.
Мирская духовность:
– индивидуальный дух или душа в воплощении, та часть вечного духа, которая вошла в плоть;
– общечеловеческий дух, культура;
– застывшая духовность или объективации духа в культуре;
– расщепление и отпадение духа — чёрная духовность;
– полудуховные реальности — энтелехия;
– космический или природный дух или духи.
Я не собираюсь писать историю человеческого духа. Это само по себе интереснейшая и грандиозная задача. Для сохранения цельности задуманной композиции работы я ограничусь некоторыми пунктирными обозначениями и постановкой проблем. Собственно, в этом и состоит задача философа, остальное — дело специалистов.
– Метафизика духа. Дух как он есть.
– Феноменология духа. Как дух представлен в мире.
Дух есть трансцендирующая субъективность. Дух изливается из личности.
Христианское предание не мертво, оно пишется и сейчас.
Древнегреческий эпос является синтезом и продолжением космогонической линии древневосточной мифологии.
Добро только тогда благо, когда оно имеет источник и опору в себе самом, т. Е. в свободном непреднамеренном и необусловленном благоволении и доброделании. Человек подлинно благ не тогда, когда он таков, потому что ему это зачтётся или без этого вычтется, но только тогда, когда без этого и вне этого он не живёт, когда это становится его натурой. Всё остальное — пути добра и к добру. И они сами по себе благи, поскольку ведут. Но истинное добро по ту сторону напряжения, судороги, усилия, оно органично и вне регламентации закона и установления норм. Заставить быть добрым невозможно, научить добру почти нельзя, можно только воспитать душу и взрастить в любви, и она открывается добру. Добро само по себе самопроизвольно и свободно, оно прекрасно, как сама истина, и истинно, как красота.
23.10.84. Мировоззрение современного человека поразительно неосмысленно. Он ощущает себя безродной случайной песчинкой, выброшенной хаотическим вихрем на космическую свалку. Бессмысленно распахнутым взором человек оглядывает чужую ему реальность и пытается выделить в ней — а на самом деле приписать ей — какую-то закономерность. Что им при этом движет? Бессознательная попытка сложить из космического хлама временное прибежище, в котором можно было бы укрыться от мирового ненастья и отдаться сладостной душевной дрёме. Жизнеощущение современных людей — это жизнечувствие дикарей, без цели шатающихся по неведомым пространствам и пытающихся удовлетворить свои самые элементарные потребности. Разумеется, найти какую-либо твёрдую основу в такой жизни невозможно. Жизнь человечества определяют во многом случайно встреченные природные явления. Соответственно открытым наукой так называемым фактам выстраивается понимание и жизненная позиция. А что нас ждёт за поворотом, за холмом, за переправой? Можно ли знать об этом что-либо достоверное, если судить только по аналогии с тем, что у нас в данный момент под ногами и под рукой? Что же удивительного в том, что из хаоса, каким, по сути, видит современное мировоззрение мир, невозможно выстроить упорядоченное гармоничное строение, и цивилизация вот-вот похоронит под своими обломками создателей.
Конечно же, наши телесные органы ограничены физическими пределами, и мы не можем обозреть панораму космического целого, какие бы линзы ни навесили на нос. Смешно высокомерное глубокомыслие современных учёных, думающих, что они разглядели в микроскоп или телескоп космическую тайну. Леденящая грусть охватывает душу, когда вдруг понимаешь, насколько эта картина напоминает по смыслу происходящего известный сюжет гримасничанья обезьяны с очками.
Мы гордо не хотим слушать, чему учит нас вековечная общечеловеческая мудрость, которую сейчас называют религиозным дурманом или, приличнее, — устаревшей догмой. Но трагический опыт заставляет нас вновь понять давно забытое. Мы стольким смутным идеалам служили и стольким поклонялись идолам обмана, и это имело такие разрушительные последствия, что приходится судорожно хвататься за единственно спасительную альтернативу. Возвращающаяся современная религиозность во многом ещё продолжение горячечного состояния. Интеллигенция и у нас, и на Западе повально охвачена слепым увлечением периферийной по отношению к христианству духовно провинциальной мудростью. Но всё же это — первые невнятные фразы возвращающегося сознания.
А понять-то нужно истину, которая сохранила род людской и донесла до нас удивительную человеческую культуру. Эта простая истина в том, что обрести основу можно только в самом безосновном. И мы можем адекватно ориентироваться в этом мире, только если вернём себе полномочия ходатаев и предстоятелей этой Безосновной Основы бытия. Мир будет таков, каким мы его попытаемся увидеть и устроить. В предметном мире мы можем обнаружить вехи и ориентиры, только выставленные и забытые нами же. Чтобы ощутить космическое цветение, мы должны прежде всего очистить свой духовный взор. Истинная же ориентация в мире возможна только при следовании внутреннему компасу нашей совести, нашего свободного назначения и ответственности.
Итак, сохранить прагматическое благополучие и даже само существование далее невозможно без принятия христианской истины о том, что человек не затерянная песчинка в хаосе, а хозяин мироздания и устроитель космического в нём порядка.
Без даты. Представим себе следующий образ. Мы, люди, находимся в большой, но ставшей тесной комнате, которая полна разнообразных существ и предметов. Но она темна, и мы слепы в ней. Мы бессмысленно движемся с протянутыми от испуга руками, натыкаемся на предметы, друг на друга, падаем от неожиданных столкновений, раним себя и других. Мы не видим и не понимаем мира вокруг себя, всё нам кажется чуждым. Никто не ощущает человеческой единоприродности. Мы агрессивно защищаемся от мнимых опасностей и не видим реальной угрозы, слепо ввергаемся в трагические коллизии и не можем найти из них выхода. Все во взаимном непонимании и во всеобщей вражде.
Не похоже ли это на духовное состояние современного человечества?! Мы слепы духовно и потому не можем понять окружающий мир и по достоинству оценить друг друга. Человек разрушает природу, уничтожает живой мир. Отдалённые во времени и пространстве наши «браться по разуму» для нас не существуют. Мы забываем дела предков, не хотим отвечать перед потомством. Проблемы других континентов и даже наших непосредственных соседей начинают нас волновать, только когда задевают наш покой и благополучие. А сколько боли и мук мы доставляем своим близким?! Многое из преходящего нам представляется незыблемым, а частное — абсолютным, и мы будем яростно требовать от наших близких соответствия этим фикциям, в то время как вечная любовь, сострадание, милосердие забываются в толчее повседневности.
Мы обращены друг к другу не вечным своим образом, а застывшей уродливой гримасой либо защитной маской. Наш земной лик искажен гримасой страха, недоверия, агрессии. Жилище человечества напоминает темницу или палату душевнобольных. И мы не подозреваем уже, ибо забыли и боимся вспомнить, что за пределами нашего жилища — безбрежный светлый мир. Сам Христос смотрит в наши окна-сердца и протягивает руку любви и помощи, сострадания и участия. Нужно только раскрыть наши души, и свет иных миров сделает жизненное пространство видимым. Мы сможем ясно различить всё вокруг, узнать друг друга и себя. Сможем истинно понимать и верно действовать, сможем жить в истине. Многие пугающие предметы вокруг нас выступят из тени небытия и окажутся живыми, родными и близкими.
Мы должны идти, зная, что всё приобретенное в этой жизни обратится в прах. Но, не теряя последней надежды и стремясь к истине, мы вернём на небе всё утерянное на земле. Мы обречены падать, но призваны всякий раз вставать и идти, идти… Принять жизнь такою, как она есть, но как путь и задачу к достижению того, какой она должна стать. Смириться с безысходностью жизни, но только затем, чтобы найти окончательный выход. Для тех, кто понял это, скорбь является постоянным земным спутником, ибо означает знание изначального трагизма бытия, понимание того, что нет на земле никакого окончательного утешения и быть не может.
В том отчаянном положении, в котором находится человек, ни с кого нельзя требовать по высшему счёту, кроме, как только с самого себя: нам ли добавлять к непосильному бремени человеческой жизни. Всех можно только жалеть в их слабости и поддерживать своей любовью. Самому же — примириться со своим безмерным одиночеством в жизни и положиться только на Бога и на свои силы. Мы непроницаемы друг для друга здесь. Таков закон мира сего. И только в мгновениях любви опадают сковывающие законы, и мы выходим за пределы мира сего. Обретём же мы друг друга только на небесах. Но разбить окончательно панцирь отчуждённости нам дано только в том случае, если мы научимся любить здесь на земле вопреки всей розни и ненависти мира сего.
Но только любовь даёт силы и возможность всё пережить и излечить, всё понять. Любовь дарит взаимность, и поэтому всё возможно только при полном доверии любви. Мы же далеки от понимания великой целительной силы любви и открытости любви. Мы боимся совершить этот решительный шаг доверия Высшей Любви, Высшему Милосердию. Но только мужество веры снимает оковы с нашего разума, даёт силу воле и делает нас свободными, ответственными хозяевами жизни.
Только вера может вывести нас к свету. И только надежда даёт нам возможность не погрязнуть во тьме окончательно. Светит и ведёт нас не свет мира сего, а спасительная надежда внутри нас. И потому всё прейдёт, а любовь не прейдёт, и потому пребывают здесь из вечности «вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор. 13, 13). Любовь и есть вечное в нас — и то, что нами вносится в вечность, и то, чем мы можем что-либо внести в вечность.
Такой дана нам жизнь, но для того, чтобы мы её преодолели и вошли в новую жизнь. Мы посланы жить в падшем и не просветлённом мире, но образами преображённой жизни.
Без даты. Апология трагического оптимизма
Мир сей дорог не своей данностью, а заданностью — тем, к чему он устремлён, тем, что является ареной преображения бытия. Только через эту жизнь можно войти в жизнь вечную. Поэтому в мире ценно прежде всего то, что не от мира сего. Царство Божие невозможно на земле, ибо Царство Божие не от мира сего, и есть Новое Небо и Новая Земля.
Бессмысленно надеяться на полное торжество истины и справедливости в пределах этой жизни. Жизнь изначально трагична. Бесконечны ошибки и падения. Истинные выводы из них никогда не доступны нам вполне. Смысл всего происходящего отражается земным сознанием только частично. Целостная истина недостижима в этой жизни. Яркие вспышки истины меркнут во тьме существования. И основной колорит наших будней — грязно-серый.
Нет здесь торжества правды и добродетели и быть не может. Правда не признана, добродетель попрана. Сама Истина распята в мире, где нам приходится жить. Мы цепенеем от ужаса происходящего, но не имеем сил прекратить распинание Христа. Все мы нескончаемо пребываем в мерзостях и пороках. Не за что ухватиться, некуда поставить ногу, некому ввериться. Все предадут тебя в конце концов, по порочности своей, по слабости или равнодушию. Кто нас понимает, и стремимся ли мы понять другого? Ни на что нельзя надеяться в этой жизни сполна. Никому нельзя вверяться целиком — только Богу («Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это (спастись) невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу» (Мр. 1. 27). Ни на кого нельзя надеяться абсолютно, только на себя. Ни с кого нельзя спрашивать по высшему счёту, который отпущен только для себя.
В этой беспросветной жизни наш долг — стремиться к истине и справедливости через заблуждения и ошибки, через падения и грехи, хотя мы знаем, что заблуждения — наш рок, а истина принципиально недостижима на земле. После каждого падения, а падения неизбежны, мы обязаны вставать и упрямо идти вперёд, даже не видя ясно пути и потеряв зримую цель. И если, падая, цепляясь и карабкаясь, мы будем стремиться исполнить своё земное назначение, то истина озарит нас, даже если мы не сможем стать достойными её. Свидетельством тому то, что об ушедшем из жизни близком человеке у нас в памяти остаются его достижения, а не падения. Перед лицом вечности обнажается смысл совершённого, и мы, омыв взор страданиями о смерти родного человека, лицезреем его небесный облик. Но и эти прозрения — кратковременны и тонут в текучке обыденности. Окончательно истина откроется, лишь когда здесь всё кончится навсегда.
29.10.84. Истинный, то есть духовный вселенский интернационализм взращивается в лоне патриотического чувства.
3.11.84. Убогая фантазия писателей-фантастов рисует картину урбанизированного, техницизированного будущего. Будущего, конечно, нельзя определить, но бесспорно, что нельзя увидеть его простой проекцией гипертрофированных тенденций настоящего. Кто знает, какие крутые повороты ожидают человечество в обозримом будущем? Но тектонические толчки слышны уже сейчас, и если современное человечество выживет, то это будет означать, что облик его изменится, культура станет принципиально иной, не научно-технической. Иметь будущее человеческая цивилизация имеет шанс только при вхождении в иную форму жизни. История сейчас эмпирически требует, чтобы человек стал более духовным существом. Дальнейшее движение вперед возможно только через духовное углубление человеческой природы.
Личностное Я и есть то, что по Фихте вызывает само себя к бытию и не определяется ничем иным, кроме самого себя. Субстанциональна в этом мире только личность.
Фихте настолько был зачарован открывшейся ему истиной о том, что мироздание является продуктом деятельности Я, что он проглядел субстанциальность этого Я, которая только в личности. Мировое Я есть Я Личности — Личности Божественной и личности человеческой. Вне личности вообще нет и не может быть Я, ибо Я и есть самоназывание личности. «Я» — о себе может сказать только личность. Таким образом, мир не монистичен и не множественен, он персоналистичен.
Воплощение. Энтелехия
«Ка» древних египтян — это та сторона вечной человеческой души, которая отражает творческое приращение души, итог земного пути. Это облик, которого душа достигла, который она сама себе создала в земной жизни. Поэтому «Ка», с одной стороны, рождается и растёт вместе с человеком, с другой же — она вечна и отходит после смерти в вечную жизнь. Но после земной смерти человека путь преображения его душой ещё не пройден до конца. Душа участвует в преображении бытия в других измерениях и другими связями остаётся соединённой с этим миром. Эта истина и отражена в представлениях древних египтян о том, что условием вечного существования «Ка» была забота о нём оставшихся в живых. Души живых и умерших глубинно связаны общим делом в мировом процессе. Египтяне остро и по-своему чувствовали самоценность земного воплощения вечной души, что отражалось в трогательной заботе о сохранении мёртвого тела. Облик плотского тела в какой-то мере отражает тот образ, который приобрела вечная душа — «Ка», и который она уносит на небо. Небесный суд будет оценивать именно то, что принесла с собой душа из земной жизни. Ну и чем здесь могут помочь живущие мёртвым, как только не сохранить от разрушения телесный облик итога земной жизни. Живущие как бы ходатайствуют перед строгими небесными судьями за умершего: «Вот его нетленное тело, в котором воплощены нетленные его дела». Поэтому же с мумией помещались и предметы, близкие человеку в жизни, то есть отражающие его облик, и нередко прямое описание его судьбы и заслуг. Всё это вместе с телом ощущалось египтянами как бы единым земным отражением небесного облика души — «Ка». Но связь двух миров понималась египтянами магически, а не духовно. Это говорит о том, что египтяне только смутно прозревали вечный духовный образ души, и их взор фиксировал более энтелехийную сторону души, энтелехийную реальность, магическую связь явлений.
26.11.84. Гений уникален и неповторим, но именно он выражает дух эпохи. Так как именно в индивидуальности творца выражается универсальное содержание времени.
Трагический период нашего отечества отражала музыка Шостаковича. Через его музыку будущие поколения услышат, как все мы мучительно переживали потерю прежних ценностей и что мы чувствовали при обретении ценностей новых. Это искусство разделения целого и гармоничного на составляющие и распавшиеся.
Музыка Валерия Котова олицетворяет собой новый этап: первые попытки собирания в целое. Конечно, это новый опыт, а не повторение старого. Это собирание человека современного, сегодняшнего опыта.
Котов слушает пульс времени и новые в нём ритмы. А время долго разрушало и много пыталось строить. Он мир слышит, а не видит. Котов — композитор разноплановый. Он раскидывает свои творческие объятия — вобрать современность во многих её проявлениях. Любознательный человек и композитор, пробует себя на разном материале, не технические задачи, а самовыражение. Но у большого таланта именно самовыражение является объективным свидетельством.
Как истинный творец открыт влияниям, но они всегда индивидуально пережиты и органично входят в арсенал собственного творческого выражения. Классический пример — Пушкин.
Музыка Котова всегда захватывает, волнует, в согласии ты с нею или нет.
Современные молодые авторы заформализовались, они стерильны на сильные чувства и на смелые волнующие образы: скучны, серы, пресны, безвкусны.
Но это не возврат к ясному и гармоничному Прокофьеву. В музыке Котова содержится весь хаос, до которого разложил его гений Шостаковича. Это уже не хаос, а материя, материал для новых образов и новых воплощений.
28.11.84. Личность — это индивидуум свободы, субъект свободы, источник свободы.
5.12.84. Дух — это то, что не принадлежит никакому закону, ибо дух — это свобода. Дух сам является законом для себя, и законы есть уже отпадение, отчуждение, объективация духа. Закон — это застывшая ступень воплощения духа. Через закон дух мобилизует и дисциплинирует себя. Закон для духа и из духа, но не дух для закона.
30.12.84. Психология, которая глубже гносеологии (О работе «Под сенью Креста»)
Несмотря на большую форму — это лирическо-метафизическое самовыражение, сокровенное признание, но ни в коем случае не постулат, не императив и не догмат веры или разума. Исходно в работе нет ничего объективного, или только то объективное, которое, по Бердяеву, в глубине субъекта. Совсем другое дело, какое значение оно будет иметь объективно. Но это не моя забота. Моя же — только самовыражение: что услышал мой слух или что говорит голос моей совести, со всеми её богатствами и со всей ущербностью. Я чувствую и знаю, что призван к этому.
Временами безапелляционный тон объясняется тем, что я глубоко убежден в истинности высказанного и неудержимо захвачен им. Я призван высказаться о том, что велит творческая совесть, что уловил духовный слух. Внутренне это сродни музыке и поэзии, а не философской прозе и не, тем более, научным текстам. Я пою свою песню, слушаю свою музыку, рисую свои этюды. Из этого слагается большое полотно — мозаичная картина, проявляющееся целое которой удивляет меня самого. Эта установка присутствует и в самой форме, хотя мне не удалось вполне это воплотить и освободиться от традиционной объективированной формы.
Всё, с чем я встречался — материя, палитра для моих образов. Отсюда такая вольность цитирования: без научного аппарата, без ссылок и оговорок. Моя потребность в цитатах двоякого рода. Во-первых, я пишу и обращаюсь к читателю в разорванном и разобщённом времени, и мне приходится иллюстрировать работу картинками той традиции, с которой я ощущаю свою родственность. Отослать читателя некуда и не к кому. Но эта потребность не главная и представлена она сравнительно мало. Более же всего мне нужна цитата как удачный образ моей мысли. Когда кто-то сказал лучше меня мою заветную мысль, я хочу поделиться этой радостью встречи и с читателем. Это первичный импульс, а из штрихов-цитат затем складывается пунктирная линия, которая вырисовывает из традиции образ, явившийся изначально мне. Из недомолвок, оговорок, ослепительных, но мгновенных вспышек мысли, то есть из периферийных осколков привычной традиционности мне удаётся собрать абрис того целого, гармония которого звучит у меня в душе. Чем яснее мне является мой индивидуальный образ, тем явственнее я вижу то, что я возрождаю и продолжаю в традиции и своё место в ней. Безусловно, я отдаю себе отчёт, что это не традиционное прочтение традиции. Хотя у неискушённого и невнимательного читателя может создаться впечатление, что это компиляция из авторитетов. Тем не менее я убеждён, что поднимаемое мной соответствует внутренней задаче христианской традиции.
Отсюда же и другие вольности. Я почти не ссылаюсь на авторов заимствованного мною материала. Прежде всего потому, что прямого заимствования я не знаю. Я произношу мысль, если только она моя, независимо от того, родилась ли во мне или услышана мною. Я не передаю чужие голоса, но слышу только свой, хотя отдаю себе отчёт, что формирование его было бы невозможно без постоянного вслушивания в голос и голоса духовно близкой мне культуры.
С другой стороны, я настолько убежден в оригинальности собственного видения, что в выявлении и передаче его не боюсь использовать готовые образы и целые блоки их. И для экономии сил, и по чувству эстетического равновесия это для меня допустимо. В контексте целого всякие заимствования приобретают другое, нужное мне звучание.
Но большая часть увиденного и сделанного мною не входит впрямую в работу. Прежде всего потому, что всё это мне необходимо только для оттачивания собственного слуха и постановки своего голоса. Я ощущаю глубоко в душе волнующее меня биение, некий духовный пульс. Всё явственнее услышать его я могу, только если буду вслушиваться и всматриваться в культуру, традицию, жизнь. Я смотрю вовне, чтобы обрести зрение самовидения. В этом — критерий отбора материала-материи. Временами я даже сознаю потребность, чтобы мой голос ненадолго стал подголоском. И не боюсь этого, т. К. подчинено это только одному — раскачиванию внутреннего маятника, который только мой и ни от чего не зависим по существу.
Большинство самообъяснений — это разного рода самоукрывательства. Гносеология — это самое расхожее покрывало, в которое укутывается зябнущий и стыдливо боящийся дневного света разум. Я беззастенчив по природе и не боюсь обнажения.
Какая симфония, какое полотно или какой роман из этого получится — не мне судить.
Я согласен с Лялей, что подзаголовком работы можно было бы поставить: «Персоналистическая поэма».
Вторая половина семидесятых — начало восьмидесятых: апогей застоя в стране, но именно в это время внутренняя жизнь, духовные поиски были напряжённы как никогда ни до, ни после. На кухне квартиры в Тёплом Стане мы втроём — Миша Борк, Гена Галкин и я — могли застрять на многие часы над разбором главы «Триипостасность Бытия» из моей будущей книги «Под сенью Креста». Встретились по другому поводу, но разговорились, они задавали наболевшие вопросы, я раскрывал своё вызревшее. Поразительно, но моим молодым друзьям были действительно интересны крутые богословские и философские проблемы, более того — это им было необходимо. По поводу объяснения каждого понятия я закатывал лекции, они въедались, я уточнял, углублялся в себя, в своё, прояснял для себя и для них. Затем мы уже встречались специально — продолжить. Казалось, вот оно — подлинное творческое общение, которого мы наконец достигли, и так будет всегда. Но оказалось, это только мгновения. Миша погиб вскоре: его затоптали ногами милиционеры в центре Москвы, Гена подарил мне ещё два десятилетия бесподобного дружеского общения, мы многим делились и обсуждали вдвоём. Такой жгучей вспыхнувшей заинтересованности в метафизике, которой я был ошпарен с детства, более не встречал.
30.12.84. Тем, что партаппаратчики захотели гарантий жизни, то есть перестали осознавать себя смертниками идеологии, с ХХ съезда инакомыслие внедрилось в саму систему власти, и с тех пор началось неуклонное разрушение идеологической структурирующей основы власти.
Кровь миллионов и миллионов замученных вопиет к нам, живущим, а не к палачам. Палачи будут судимы на небе, а мы здесь, на земле, ответственны за оправдание их мучений и смерти.
Без даты. Идеологическая пропаганда всё же очень действенна. Если американская кинореклама, длящаяся доли секунды, успевает вбить нужное в головы людей, то что же внедряется в души при бесконечном радио-теле-газетном вещании изо дня в день! Источник истинного знания забит свинцом. Противостоять тотальной лжи нечем. И при всём сопротивлении она тончайшими щупальцами внедряется в поры сознания. Защититься от этого заражения можно только в одном случае: выйти душевно из жизни в идеологизированном поле и создавать здоровые духовные сообщества, замкнуться духовно в кругу семьи, ближайших друзей, в творчестве. При этом оставаясь вполне социальным. Это самое трудное, но только в этом спасение.
Разрушение личности — главная и конечная цель Идеологии. Возрождение личности — первое необходимое условие оздоровления нации. Только через внутреннее личностное делание возможно изживание идеологии.
Не анонимная Идеология, а люди, одержимые Идеей, стремятся к господству — не своему, а идеологическому.
Советский строй поддерживается только прислуживанием технической и гуманитарной интеллигенции.
10.01.85. Наш нигилистический и разрушительный век негативно доказал, что единственно твёрдой реальностью в этом мире является реальность духовных сущностей. Потеряв их, невозможно удержать в руках и ломаной полушки. Наше понимание, купленное ужасной кровью, в том, что единственно возможный для жизни и реальный мир — это мир Высший, а не какой-либо гипотетический.
Взять за всё ответственность — это значит прежде всего всё стремиться понять. Современное восприятие мира фрагментарно. Сегодняшний человек, несмотря на то что сложилась общечеловеческая цивилизация, ограждён конфессиональными и профессиональными барьерами, и даже больше, чем раньше, ибо эта разобщенность не географическая, экономическая или политическая, а прежде всего внутренняя, духовная. Этот человек инертной души не может и не хочет заглянуть за пределы привычных ограниченных представлений. Самая универсальная часть культуры — наука — не может предложить целостной и универсальной картины жизни, т. К. она по внутреннему заданию стремится к всё большей дифференциации частей, а не к интегрированию целого. Современная философия тоже не избежала заражения разобщающим позитивизмом и стремится стать «научной», то есть приобрести механистическую строгость и последовательность за счёт органичности и целостности. В рамках лишённой смыслового стержня секуляризованной культуры искусственными становятся всякие попытки из безжизненных частей создать образ живой единой реальности. Жизнь и мировоззрение людей становятся всё более частичными. Современность же более чем когда-либо требует целостной картины мира. Плоды цивилизации объединили человечество на новой основе. Огромные пространства теперь не разобщают людей, весь мир всё более живёт в одном ритме и всё ускоряющемся общем темпе. Теперь случившееся в одном месте — становится достоянием всех, безответственность одних отзывается в судьбе остальных, жизнь миллионов зависит от решений немногих или даже одного. Человечество сложилось в единый организм, члены которого тем не менее разобщены и в противодействии. Это тело не смогло обрести своей души, и даже более — растеряло душу, и потому не имеет общей воли и единого самосознания человека. Мы настолько чужды и преисполнены враждебности друг к другу, что делают нас схожими, кажется, только общие видовые физические признаки. Люди, чтобы получить возможность сохранить жизнь, должны понять себя, своё место в мире и собственно человеческое назначение. Безумный и безответственный рост далее невозможен, ибо вот-вот опрокинет человечество в пропасть. Спасти современный мир может только глобальная переоценка наших идеалов на основе верности традиционным христианским ценностям, являющимся фундаментом европейской культуры, да и всей современной цивилизации. Чтобы иметь будущее, мы должны вернуться к истокам, мысленным взором вновь повторить пройденный путь. Понять, куда он ведёт и куда нужно идти, можно только на основе осознания общечеловеческого назначения. Современному миру людей жизненно необходима спасительная великая идея о вселенском назначении и всеобщей ответственности богоподобного существа, называемого человеком. Дать адекватную целостную картину мира и миссию в нём человека может только христианское мировоззрение, ибо только христианство — религия общечеловеческой Истины.
22.01.85. Читая И. Дамаскина «Точное изложение православной веры»
В святоотеческих писаниях непревзойдённым остаётся всё, что касается богопознания. Проблемы триипостасности, христологические, Слова-Логоса, Духа — рассмотрены потрясающе глубоко, с разработкой филигранного образного и понятийного арсенала.
Все же описания земного мира в свете современного знания кажутся наивными.
Нужно иметь мужество признаться, что всё, понимание чего непосредственно завязано на земном опыте, было у Св. Отцов достаточно наивным. Это прежде всего опыт зла, которого не знала предшествующая история. На краю самоуничтожения по-особому встают для человечества и вопросы смысла и конечной цели земного бытия. Чистоту веры, нравственную твёрдость и аскетическую мудрость мы можем заимствовать только в святоотеческой традиции. Но понимание смысла истории и природы мирового зла мы должны предложить сами, исходя из беспрецедентного опыта современности.
Святые Отцы одаривают нас христианской мудростью и учат ей, но они не решают за нас наши проблемы.
5.02.85. «Поэты все индивидуальные и разные, а философы — это как бы один длинный философ, которого все продолжают. В этом представлении виноват Гегель» (Е. Андреева).
10.02.85. Критика креационизма
Ответственна душа, а не тело, ответственность и общая греховность могут передаваться только духовно, а не по физиологической эстафете.
Но если душа творится Богом в момент зачатия, то каким образом она ответственна за грех Первочеловека? Или Бог творит её грешной — что недопустимо? Или же Творец связан исходными и не зависимыми от Него условиями?
Вечность в одну сторону — не вечна.
Зачатие — по воле человека и часто случайно. И что же, Бог в ответ на этот случайный позыв отвечает актом вечного творчества?
Современная идеологическая история и современная цивилизация — это реакция на прорастание в истории христианской истины о богочеловеческом достоинстве, свободе и ответственности личности. Цивилизация — бессознательный уход от бремени персоналистического бытия. Идеология — осознанная борьба.
Критика грехопадения
Непонятно, почему человек должен стремиться преобразить мир сей, если он попал в него случайно, по своей греховности, а не послан в него с благой миссией. Или миссия преображения даётся ему походя, уже после падения?! Как бы заодно с возвращением в первоначальное состояние попутно ему Творцом даётся вселенское задание — спасти и преобразить всё творение Божие — к этой бессмысленной формуле, по сути, сводится весь смысл концепции грехопадения.
Мы все живём так, будто забыли что-то самое главное и мучительно пытаемся вспомнить. В то же время бездумно стремимся утвердиться в этом состоянии забытья.
Церковь — это то в мире сем, что не от мира сего, вечное во временном. Собрание душ в вечности, водительствуемых Христом и на земле нашедших и узнавших друг друга. Поэтому Церковь не сводима ни к чему в мире. И потому Церковь — собрание не для земного устроения, а для торжества вечности.
19.02.85. Есть во всяком организме — индивидуальном или коллективном, личном или историческом — внутренняя, духовная детерминация, стадии и направления душевного роста. Подбор эмпирической материи, в которой воплощаются эти импульсы роста, исторически случайны: рождение осуществилось в известном месте, а могло быть и в другом, оформление приобрело такие телесные формы, а могло и другие. Материя запечатлевается на исторической судьбе, но только своей косностью. Законосообразной цепью материализованных фактов она выглядит только ретроспективно, и линия эта является не сцеплением хаотических случайных материальных явлений, и не результатом действия материальных причин и условий, но она прочерчена в материи личным усилием. Духовная доминанта перебирает встреченные на пути эмпирические факты и явления и включает в линию собственной судьбы те из них, которые в лучшем случае наиболее соответствуют достижению стремления либо, в худшем, представляют для этого единственно возможную историческую возможность.
Философ не пророк или учитель, а прежде всего ответственный труженик истины. Если истина ему открывается, она сама за себя свидетельствует и пророчески, и учительски.
1.03.85. «Нет власти, кроме как от Бога» (Рим. 13. 1).
Прежде всего нужно уяснить, на каком уровне и с каким смыслом нужно понимать «от Бога».
Или от Бога непосредственно, прямо из Его рук, что есть всегда добро и всегда ко благу человека. Иного Бог человеку и не предлагает, ибо Бог есть само Добро.
Но мы знаем, что в мире сем, где Сатана — князь, может быть власть злая и даже власть зла, хотя может быть и власть добрая. Возможность же злой власти и возможность власти зла показывает, что власть не даётся непосредственно Богом и, следовательно, не является безусловным законом добра, которому неукоснительно обязан подчиниться христианин.
Значит «власть от Бога» можно понимать только в смысле Божьего попущения. Как и зло в этом мире с Божьего попущения, так и власть зла может быть с Божьего попущения. Но зло есть результат нашей греховности, с которой мы обязаны бороться. И со злом мы обязаны бороться, хотя оно и попущено Богом. Собственно, оно для того и попущено, чтобы мы боролись, и оно для того и не устраняется непосредственно Создателем, чтобы его преодолели мы сами. Но в таком случае злая власть есть греховная власть, и власть зла требует нравственного неподчинения и духовной с нею борьбы. Христианин призван бороться с властью зла так же, как и со злом во всех возможных его проявлениях, несмотря на то что он осознаёт само зло как Божие попущение или бич Божий.
Итак, для христианина безусловен императив полного неподчинения власти зла, когда у власти зло как таковое, и духовного неподчинения злой власти, то есть власти, искаженной греховностью, но ещё не отпадшей целиком в руки зла. Далее встаёт вопрос о формах сопротивления злой власти и борьбы с властью зла. Злой власти христианин обязан не подчиняться в том случае, если она посягает на его духовный суверенитет и религиозную совесть. В меру же исполнения злой властью положительных функций христианин может подчинять себя упорядочивающему требованию властей, которые ограничиваются чисто эмпирическим существованием.
Вопрос же борьбы с властью зла принципиальней и неизмеримо сложнее. Прежде всего — кто ей судья? Наш немощный и зависимый разум может подвести нас. Безусловен только тот редкий случай, когда сама власть объявляет себя активно безбожной и манифестирует антидуховные и безнравственные цели. В остальном же можно полагаться только на свою религиозную совесть, подсказывающую конкретное решение в каждой уникальной самой по себе ситуации.
Но если вопрос власти зла бесспорен? Тогда сопротивление ей и даже борьба с нею необходима безусловно. И здесь встают ещё более сложные вопросы. Возможно ли сопротивление злу силою? — Даже необходимо, если это зло посягает в данный момент на сами основы достойной жизни и человеческого достоинства. Как и какими средствами — не может подсказать никакая формула, но опять же, только религиозная совесть христианина, живущего в конкретной ситуации, которая предоставляет ему определённые и ограниченные средства. Для одного посильно будет только сохранить внутреннюю независимость, для другого же возможна и борьба с открытым забралом. Но для всякого христианина положены допустимые границы, очерчивающие арену его борьбы с властью зла. И эти границы прежде всего духовные и диктуются законом его религиозной совести: с властью зла, как и со злом, можно бороться только теми средствами, которые не нарушают христианские заповеди, во-первых, и не ведут к умножению зла в мире, во-вторых.
Итак, власть, как и всё человеческое общество, не является непосредственным созданием Творца, но есть дело рук человеческих. Никакая власть сама по себе не сакрализована и потому не может являться абсолютным авторитетом, которому обязан подчиняться человек. Если власть подчиняет себя выше её стоящим религиозным нормам, то есть ценностям божественным, то власть служит добру, и в этом случае христианин ощущает душевную симфонию с властью и желание сотрудничать с нею. Если же власть выходит из подчинения высшим духовным идеалам, то она обращается во власть злую. Когда же она скрыто или явно попирает высший авторитет духа, она превращается во власть зла.
Другими словами, власть может стоять над человеком только в том случае, если сама она не ставит себя над Богом и не пытается заменить человеку божественный авторитет.
08.03.85. Каким образом уничтожается злая сила? Не столько непосредственной борьбой с нею, сколько созиданием бытия, в свете которого исчезают тени небытия.
Наука не объясняет, но только пытается описать природные явления искусственно созданным языком. Тем более она не объясняет основные и исходные принципы и причины, цели и даже формы…
Наука достигает уровня магизма.
Неизбежно и необходимо не «петровское обращение к Западу» (А. Шмеман), а обращение к Западу, которое могло быть вовсе не петровским. Трагедия именно в том, что оно было петровским. Поворот к Европе назрел и стал осуществляться в недрах русской культуры, и это закономерно. Но вовсе не закономерным и не предопределённым исторически было появление такого лидера этого поворота, каким оказался Петр.
10.03.85. Совесть — не только критерий нравственной жизни, но и орудие познания.
Поэтому человек и разрушает мир, что отделил познание от совести.
По сути, познание никогда и не отделялось от совести, но по мере секуляризации было движимо совестью, но больной, искажённой и загнанной в подполье совестью.
Познание, то есть его исходная позиция и принципы созданы актом прежде всего нравственной ориентации, актом совести.
15.03.85. Философское творчество есть прежде всего создание новых смыслов, обозначающих новые жизненные реальности, с одной стороны, и дающие саму жизнь этим реальностям истинным их именованием — с другой. Осмыслить наличный опыт и внести в него новые маяки смыслов — без этого невозможна адекватная ориентация, неясны цель и назначение.
19.03.85. На все важные вопросы жизни можно найти ответы, сопереживая земному пути Спасителя. Чтение Евангелий придаёт душевный строй, который позволяет чисто и глубоко понять, найти трудный, но светлый выход. Возникла неразрешимая проблема — прочти Евангелия, и светлый образ Христа, Его неземная любовь и прощение, обезоруживающая кротость и смирение, Его опаляющее учение подвинут к решению, подскажут путь.
Все мы слабые и грешные люди, но все мы апостолы Христа. И кто ощутит и воплотит это, становится титаном.
20.03.85. Свобода большинством в современном мире понимается как свобода от ответственности и от обязанностей. Тогда как онтологически свобода дана нам в назначении и ответственности.
Монарх должен быть поставлен над законом, ибо «закон совести» личности выше права. Но монарх не может быть поставлен над людьми, над их суверенными личными правами.
04.85. Где точка и источник мировой свободы? — На Голгофе! Где человек свободен, как Бог? — Под сенью Креста!
9.04.85. Мужское — по образу Логоса.
Женское — по образу Софии.
«Назад к Отцам» — означает: темы и духовный реализм Отцов; прагматические знания и философская методология на уровне европейской культуры.
Церковь не может освящать государственные и социальные институты. И должна заботиться о религиозном, духовном, нравственном облике народа, состояние и уровень которых породит соответствующие им общественные и государственные структуры
1.05.85. Объединяют людей идеи, а не организации. В организации и партии собираются по идейным соображениям. Идейное единство может быть оформлено, но большей частью оно организационно не оформлено. Не тайные организации управляют миллионами людей, а явные идеи руководят миллионами умов.
Масонство имело различную идеологию, поэтому этим словом обозначают совершенно различные по сути образования.
14.05.85. Каждый народ во всякую эпоху имеет своё духовное назначение, которое определяет его характер и склад души, направление активности и методы действия в мире. Природные условия и достигнутый уровень культуры оказываются материей воплощения этой духовной интенции народа, и, как всякая материя, откладывают печать на форму воплощения духовной задачи. Исторический дух человечества движет его плотью.
Всемогущий Бог мог сделать нас рабами. Но мы знаем из уст Божиих, что мы созданы свободными и призваны к богоподобной свободе.
21.05.85. Никакой магический акт сам по себе не может быть гарантией нисхождения благодати. Таинства — это условия, при которых душе открываются наибольшие возможности, принесённые и даруемые всем историческим опытом вселенской Церкви. Но содержание благодати определяется личной духовной встречей человека с Богом. О том, произошла такая встреча или нет, может свидетельствовать очищение совести и приобретённая сила духа, нежели формальное наличие таинства.
Итак, таинство по форме — условное действо, предоставляющее человеку в виде духовного опыта Церкви условия и средства общения с источником благодати. Без этого путь к благодати затруднителен, но не невозможен в принципе. Возможны пути и вне церковного таинства, но как экстраординарные случаи, требующие исключительных личных сил и усилий.
Содержательно же таинство совершается только при наличии душевных превращений. Без них церковное действо остаётся неиспользованными латами.
То, что я делаю, послужит к очищению религиозной совести православия и к духовному единению христианских церквей.
В творчестве — я Человек, и я чист. Это единственная заветная сфера души, где мне удалось отстоять чистоту и высоту духа. Это моё Я во мне, обращённое с любовью и благодарностью к Творцу. Здесь судья — моя незамутнённая совесть. Здесь я независим от низшего, добр и благороден. Ни слова не выйдет из-под моего пера (исключая полемические письма), движимого обидой или претензией. Здесь говорит само моё достоинство.
Ради сохранения чистоты собственного творческого духа я вынужден погрязать в низменном, и ради творческой свободы я продаюсь в рабство миру. Я не позволю себе приобрести какие-либо жизненные блага за счёт творческой позиции. Но, Господи, как же это трудно. Ради чистоты творческой совести я растрачиваю свой нравственный капитал в жизненной сутолоке. Я с трудом удерживаю свой облик и достоинство, и мне стоит невероятных усилий не растерять себя. Я уже вижу многие потери. Характер мой представляет собой коварное переплетение честности и хитрости, обязательности и равнодушия, принципиальности и сервильности, доброты, щедрости и эгоистической холодности… Господи, дай сил устоять и сохранить! Прости мне мерзкие мои грехи.
24.05.85. Верить в Богочеловека — это значит верить в Бога и верить в человека, в неумаляемое достоинство Божие и в божественное достоинство человека. Верить в Бога-Творца — значит и верить в человека-творца и его божественное назначение. В этом смысл христианской веры, смысл христианства и христианского персонализма.
27.05.85. Курган — из письма Гале Дубовской
…Это случается только тогда, когда невыносимая для меня ситуация застаёт врасплох. Я больше всего боюсь не испытаний, даже смерти я не боюсь. Я знаю свои резервы, и я больше всего боюсь оказаться перед лицом испытаний неподготовленным. Мне дана слабая нервная система, к тому же прилично травмированная (несколько сотрясений мозга в детстве, психические травмы и потеря сознания от угара). У меня сильный дух. Но всегда требуется время, чтобы его мобилизовать и расставить костыли. Поэтому я требую от близких гарантий в самых больных для меня ситуациях… Я очень сильный человек, но в неожиданных ситуациях, не собранным духовно, я могу оказаться трусом и тряпкой. Это не оправдание, а жалоба…
Есть и более существенные вещи, которые увидеть непросто:
– то, что я творец и призван к великому делу, и что это требует особого отношения и ко мне, и к моему творчеству;
– то, что я веду уникальную битву на многих фронтах одновременно: творчество, борьба с ГБ за свободу и жизнь свою и друзей, изнурительная драка за жизненную материю;
– то, что при этом я никак не снимаю с себя обязанностей перед сонмом близких;
– то, что мои требования к моему достоинству есть та защитная реакция, без которой я просто умру под невероятной жизненной ношей…
Не понять меня — значит не быть со мною рядом и не разделить со мною мою битву…
Я настолько одинок, непонятен людям и не понят в мире, что не могу строить близкие отношения на недоверии. Меня нельзя обманывать не из-за моего «каприза», а потому, что с этим я жить не могу. Конечно же, в силу своей слабости, а не силы. Именно обман ввергает меня в ситуацию, когда я не успеваю подготовиться духовно и не переношу. Если же я готов в духе, то я способен вынести величайшие испытания. Именно поэтому я должен быть абсолютно уверен в своём близком окружении, — ведь только здесь я расслаблен и совершенно беззащитен. Из-за своего глобального земного одиночества я должен полностью довериться близкому, и не в тепличных для него условиях, а именно в жизненных испытаниях. Без этого, как бы я не был титаничен, я просто не вынесу жизни. Или я должен быть совершенно один, и ни на кого не рассчитывать, и не снимать свою броню. Но мне хочется быть живым человеком, а не куском стали. Если же я доверяюсь, то — целиком и доверчиво.
9.06.85. Петухово Курганская обл.
Я себя ощущаю призванным и вас воспринимаю так же. Для меня вы служите примером чистоты исполнения творческого призвания. Призванность борьбы за богочеловеческий облик есть призванность творческая и призванность гражданская.
Имею в виду гражданство не государства и не мира даже. Мы граждане прежде всего небесной нашей Родины. Мы граждане небес, и там возложили на себя обязанности перед Творцом и друг перед другом. Но посланы-то жить мы на эту грешную землю, в пределах этой жизни и в земной плоти обязаны осознать и воплотить своё небесное достоинство и своё гражданство. Мы имеем обязательства по отношению друг к другу по небесному счёту. В этом и есть смысл гражданства, как я его понимаю. Не всем нам и не всегда достаёт сил отстоять своё гражданское достоинство, но это не означает, что оно перестаёт быть жизненным идеалом и целью.
13.06.85. Мистика натуралистическая и мистика духовная.
Мистика магическая и оккультная.
Мистика — изучение и оперирование духовными основаниями и основами реальности. Но есть Дух и есть духи, есть духовность и антидуховность, дух добра и дух зла.
21.06.85. Надо перестать бояться старых опасностей, которые отходят, и научиться видеть и бояться новых, которые грядут.
Эпоха национального примирения.
Нет противников среди людей, ибо противник в нас. Но если и был бы — то каков выход? Бойня?
Духовный путь России.
Перелив власти из партийного аппарата в государственный аппарат и децентрализация власти — передача функций управленческой технократии.
Каждый на своём месте должен заниматься делом. Не фронда, а работа.
В России сейчас уже нет диктатуры коммунистической партии, в ней диктатура Идеологии над всеми людьми. Идеологическая диктатура во многом внутренняя, и потому трудно отделить её.
Я за очищение духа национальной культуры созиданием, творчеством, но ни в коем случае не противопоставлением и не бойней.
06.85. Метаморфозы русского патриотизма
Парадоксальная преданность российского народа своим правителям. Их ругают, критикуют, обвиняют, но при этом считают своими, и при обнажённой постановке вопроса простой советский человек готов заявить: лучше плохой, да свой, чем хороший, да чужой. Или более того: наши правы. Потому, что они наши. Не могут же «наши» быть виновниками таких злодеяний, которые уже очевидны, поэтому злодеи другие (империалисты, капиталисты, американцы, евреи, масоны и проч.)
С этим специфически русским долготерпением имеют дело и современные правители России. Народ, в массе своей относясь к государственным учреждениям критически, вместе с тем готов отозваться на любую положительную инициативу власти и увидеть благой смысл в таких действиях властей, которые заведомо далеки от блага народа. Народ осуждает действия властей, но стремится изо всех сил оправдать их. Из любой акции власти будет выделена та её сторона, которая может послужить оправданию. Как это ни чудовищно, но необходимо признать, что массы верили, хотели верить, что в Чехословакию мы должны были вторгнуться потому, что на границе её стояли немецкие дивизии, и что если бы мы не взяли Афганистан, то его взяла бы Америка.
С этим фактором необходимо считаться, ибо в критической ситуации он может оказаться решающим. Именно он решил итог Второй Мировой войны. Только сэксплуатированное патриотическое чувство позволило Сталину победить Гитлера и затем захватить пол-Европы. В такого рода «патриотизме» несколько составляющих: и осколки истинной любви к Родине, и искажённые формы этой любви, и прямая подмена.
В преданности народа правителям не только рабья покорность, хотя, конечно, уничтожение десятилетиями лучших и сильнейших представителей народа способствовало формированию изначально рабского и безответственного человеческого существа. Но вместе с тем во всё это вплетено и некое здоровое чувство, свойственное русскому характеру. Патриотизм русского человека сказывался всегда и в том, что он воспринимал судьбу России, судьбу всех в ней живущих как собственную, он внутренне разделял всё происходящее в России — и плохое, и хорошее, и считал это своим. И бесчинства Грозного, и переворот Петра русский народ воспринимал как общую беду в своём доме, беду, которую нужно изжить и пережить. Знаменательно, что злодея на троне Ивана IV народная память именует не кровавым или жестоким, а грозным, чем не отделяет от себя своего правителя. Но никогда такие бедствия не могли мобилизовать народ и объединить для борьбы. Стихийное объединение и мощная само-мобилизация произошли только при смертельной опасности от внешнего врага в Смутное время и в Наполеоновское нашествие. Только в борьбе с внешним врагом народ сумел проявить активность и показать силу организации.
В России никогда не было религиозных и гражданских войн, были смуты, локальные бунты, вольницы, раскол, но не восстания трудового населения, не общенациональные войны, которые так характерны в истории европейских народов (тридцатилетние религиозные войны в Германии, война Алой и Белой роз и пуританские войны в Англии, религиозная война с Варфоломеевской ночью во Франции). Чтобы разразилась гражданская война в России, потребовались десятилетия целенаправленной разлагающей и разрушающей деятельности. И даже при всей жестокости и стихийности этой войны нельзя сказать, чтобы это была война одной части народа против другой, что и было бы, по сути, войной гражданской. В Первой Мировой войне разрушилось ощущение собственного национального дома (бегство с фронтов), начался гражданский разброд — против своего права, своего отечества. После этого своё стало ничьим, и стали грабить церкви, усадьбы, заводы. Был стихийный бунт народа, но народной войны не было.
С одной стороны — железная спаянная организация, насилием и обманом создавшая бронированный кулак, с другой же — стихийное и локальное во времени и пространстве сопротивление собственно народа — крестьянские восстания. Белое движение не было общенациональным и потому погибло. Русский народ в большинстве своём в критический момент проявил роковое бездействие во многом и потому, что не сумел разглядеть врага внутреннего, ибо не привык и не приучен был его видеть. Организованная же злая сила поочерёдно уничтожала здоровые члены национального организма и мобилизовывала агрессивный асоциальный элемент, которого у русского народа не больше и не меньше, чем у других европейских народов, но который при нормальных условиях жизни был ограждён и принуждён сублимировать свои агрессивные инстинкты.
Итак, в русской душе есть некая характерная черта, которая на протяжении столетий играла охранительную и даже самосохранную роль в сложной исторической судьбе России. Что бы стало с Россией и её народами, если бы к беспрерывным вторжениям с Востока, Юга и Запада добавились бесконечные войны всех против всех, подобные европейским? Эта черта стягивала силы русского народа не на взаимную вражду и войны, а на созидательный общенациональный труд в неимоверно тяжелых географических, климатических и политических условиях. Без этого невозможно было бы хозяйственное освоение обширных пространств, и без этого не состоялся бы непревзойдённый расцвет русской культуры. Но в катастрофических обстоятельства с 17-го года именно эта черта сделала русский народ беззащитным. Враг вошёл в дом исподволь и поразил душу изнутри, и потому массой народа он не был опознан. Русское образованное общество, т. Е., образно говоря, голова народа или мозг нации, повально заразилось разрушительными идеями, и в этом смысле совершило предательство по отношению к собственному народу. Масса русского народа, иронически относясь к интеллектуальным упражнениям собственной интеллигенции, никогда не смогла бы воспринять её как собственного врага. В этом сказался монадизм и души, и тела России. Все сословия России разделили единую судьбу.
Таким образом, речь идёт о такой стороне русского патриотического чувства, которая являлась сильной чертой национального характера. Но при определённых условиях эта сила становится слабостью. Коварству и беспринципности идеологии и её вымуштрованных носителей русскому народу нечем было противостоять. Поистине Россия, по свидетельству главного маньяка, «слабое звено в цепи…»
Сейчас уже можно подвести итог: основное сопротивление идеологической экспансии Россия оказала не взаимной бойней, а жертвенностью. Русский народ не отдался рабству, но по сути и не отозвался жёсткой и кровавой организованной борьбой, которую реально можно было бы представить, ибо практические возможности для этого были. Русский народ в массе своей не принял идеологию, но он оказывал ей сопротивление в основном пассивно. Это может показаться загадочным. Конечно, хочется представить счастливую возможность, когда русский народ преодолел бы свою инертность и твёрдой рукой очистил землю от идеологической чумы. Очевидно, такая решительная борьба оказалась бы менее кровавой, чем террор идеологии, приведший к беспрецедентным в истории жертвам. Но кроме несомненной нерешительности и инертности, проявленной в роковой исторический момент, основная причина того, что массы не поднялись на организованную вооружённую борьбу с идеологической властью, объясняется душевным строем русского народа, способного воодушевиться и объединиться либо под положительным созидательным идеалом, либо для борьбы с внешним врагом, но останавливающегося перед необходимостью избиения своих соотечественников (неслучайно поэтому во всех репрессивных аппаратах власти — ЦК партии, Советское правительство, отряды ЧОН, ЧК — было пропорционально мало русских). Русский человек способен наломать дров в кратковременном буйстве, но его трудно поднять на долгую разрушительную борьбу.
Но, может быть, с таким национальным характером и при таких исторических условиях это был органичный и единственно реальный путь борьбы со злом. И единственно христианским — пережить нашествие зла внутренне. Ибо тотальная борьба со злом есть тотальное насилие, а такое насилие не способно искоренить зло, но только его умножить, то есть породить войну всех против всех до взаимного истребления. Православная душа русского народа отдала себя распятию, но не погибла окончательно, и мы свидетели современного её воскрешения. Но воскрешение на этой грешной земле ещё не значит вознесение. И потому это скорее возрождение, не итог пути, а возвращение здорового состояния души, которое ставит вопрос о дальнейшем движении.
Русский народ, принеся огромные жертвы и рискуя своим историческим существованием, изживает идеологическое засилье. Сейчас, когда возвращаются сознание и историческая память масс народа, а не только одиночек, впервые реально встаёт вопрос об истинном отношении народа к идеологической власти. Какие возможности открываются новым историческим поворотом и какие соблазны ждут за ним. На творческом меньшинстве, как всегда в истории, лежит ответственность в осознании происходящего и формировании положительных идеалов.
Никакие формы борьбы с идеологической властью не были только ошибочными и ложными. Но каждая из них сыграла свою частичную историческую роль. Именно только частичную, на что бы не претендовали их сторонники. Так рассудила история, которая лишила их полной победы. И об этом говорит смысл происходящего, который на метафизической глубине событий и потому не поддаётся разрешению частичными средствами.
Сейчас же ситуация совершенно иная — Россия входит в период, когда идеология вошла в глубину российской души, и линия её оккупации проходит не между людьми, а по нашим душам. Сейчас нет поработителей и порабощённых, мы все рабы самих себя, собственной одержимости и цинизма либо безответственности и инертности. «Враг внутри нас», и этого противника невозможно отделить для нанесения ему удара. Поэтому всякие формы насильственной борьбы сейчас бессмысленны и способны только усугубить общий распад. А из распада само собой ничего не возникнет. Необходима прежде всего длительная, упорная внутренняя работа души. Только такое духовное оздоровление может вызвать созидательный труд.
Все формы ненасильственной борьбы с властью идеологии, объединяясь в общий фронт борьбы с социальным злом России, по духовному счёту не пропали бесследно. И диссидентское движение сыграло свою историческую роль. Не добившееся своих прямых целей и разгромленное, оно тем не менее способствовало изменению общественного климата в стране и формированию нового достойного человеческого облика у многих. Именно в этом непреходящее значение правового движения. Программные цели его были утопичны, но по внутреннему счёту оно достигло своих целей, ибо новые поколения вырастают в иной общественной обстановке. Для них становится жизненным фактом многое из того, за что боролись и что терпели правозащитники. Мы имеем именно ту степень свободы сознания и высказывания, которую отвоевали для нас герои-правозащитники. Пока ещё в столицах, но думающая интеллигенция включена в круговорот свободного общественного мнения. И забитый перебранный епископат Русской Церкви делает многое: рукоположениями, отстаиванием храмов. Достойных единицы, но даже большинство что-то пытается делать перед угрозой в каждое мгновение лишиться всего, а совсем недавно — свободы и жизни. Не надо преувеличивать трусливость и продажность нашего архиерейства, и забитость нашего священства. Не надо забывать, что сильным людям сюда поставлен прочный заслон, а оставшиеся слабые в бесправном и подконтрольном положении с одной стороны, поставлены перед непосильной задачей с другой.
Борьба с идеологическим засильем идёт на многих фронтах невидимо явно, без лозунгов и программ, без организационных объединений. Это борьба глубоко внутренняя и объединена не организациями, а общим духом. Отечественная гуманитарная наука за последние 8–10 лет подняла на нравственно достойном и культурно высоком уровне многие запретные ранее темы. Выходят ценнейшие издания по истории России и её культуре. В лучших традициях русской классической литературы преисполняются нравственным пафосом отечественное литературоведение и современная русская проза. Это в том, что издаётся официально. Большой же и чистый слой культуры (богословие, философия, проза, поэзия) формируется подспудно. Это пока ещё одиночки, но в столицах слагается новый культурный слой со здоровым многоцветьем культуры, разнообразием проблем и подходов. Эта кропотливая глубинная собирательная работа тоже является существенным участком общего фронта борьбы с идеологическим злом.
Таким образом, российская интеллигенция создаёт многие формы внутренней борьбы с Идеологией. Изжить идеологические предрассудки прежде всего в своей душе, в образе жизни, в творческой работе, и сосредоточить силы на формировании жизненных антиидеологических ценностей. Процесс этот очень сложен, медленен, чреват рецидивами старого и новыми соблазнами. Участники его не осознают происходящее вполне и часто полны непримиримости и непонимания друг к другу. Но этот процесс тем не менее из года в год увеличивает достояние свободной внеидеологической культуры в России. И это есть форма борьбы с Идеологией, форма, которая органично порождена той самой созидательной и охранительной стороной русского характера, о которой речь шла выше. Лучшая часть русской интеллигенции выбрала путь ненасильственной внутренней борьбы с Идеологией.
То же самое можно сказать о массе трудового народа, который, будучи порабощённым и забитым, разорённым и, наконец, споенным, всё-таки во многом живёт по здравому инстинкту, а не по идеологическому предписанию. Десятилетиями он пытается использовать малейшую возможность внеидеологической хозяйственной инициативы, не принял в душу идеологический образ жизни и идеологический способ мышления, но, тем не менее, десятилетия уже не вступает на путь организованной либо стихийной насильственной борьбы. И это нельзя объяснить только наличием у власти мощного аппарата подавления. Очевидно, в глубинах души русский народ избрал путь внутреннего изживания идеологического нашествия.
Как бы там ни было, хорошо это или плохо, но исторический факт таков: Россия как целое на каком-то этапе отказалась от кровавой борьбы с внутренней идеологической оккупацией. И не только потому, что были физически уничтожены кадры, способные к насильственным формам борьбы. И необходимо сознавать, что этот путь несёт в себе и свои смертельные опасности, которые проявляются именно сейчас. Не отделяя себя насильственно от Идеологии и вынужденно приняв в душу идеологическую реальность, народы России во многом оказались внутренне заражёнными. Облик человека в Росси за десятилетия господства идеологии сильно исказился. Идеологические маньяки не смогли добиться своих непосредственных целей, и народная стихия стала постепенно переваривать этот болезненный нарост. Но душа народа оказалась подверженной другим, менее острым формам духовной заразы.
Это и привело к тому, что сейчас в России уже нет диктатуры идеологической партии над противостоящим Идеологии народом. Идеология оккупировала душу России, и потому диктатура её во многом внутренняя. И это самое трудное.
Сейчас ситуация трагична как никогда. Идеология не смогла уничтожить Россию физически, но настало время, когда актуальна опасность внутреннего её разложения. Выжженная земля смогла породить титанов во многом и потому, что в ней сохранились жизненные силы прошлого. Сможет ли что-либо порождать земля отравленная?
Самое трудное — жить в мирных буднях с властью, нацеленной на твоё поражение, удерживаться от праведного насилия против неё, но суметь каждодневно отделять себя от неё, противостоять ей нравственно и духовно.
23.06.85. Трагедия титанизма, когда самодостаточный индивидуум исчерпал себя.
Страсть у всех. Каждому греховные и мерзкие мысли. У посредственности они — тени, как, впрочем, тень и добро. Гений — наиболее человек, всё обострено и обнажено.
Мы погружены:
– мир натуральный;
– мир магический и оккультный.
В натуральном мире — цивилизации — очеловеченный островок космической материи, двойственной: и дающей опору и средство, и порабощающей.
В оккультном мире — мир духов, не духа, а духов. Объективация различных импульсов души — магия белая, магия чёрная.
На высоте успеха, которого достиг собственными усилиями, в отличие от посредственности.
Просто мысли (Раскольников: «так, ради фантазии сам себя тешу, игрушки»).
Мысли титана прорываются из-под контроля воли и овладевают, объективируются, материализуются.
24.06.85. Под Сенью Креста.
Сень — тень, но не темноты, а света.
Прикрывающая, но не для отдохновения, а для битвы; открывающая миру.
Защищающая, но оставляющая наедине с миром.
25.06.85. История не может состоять из сплошных рецидивов.
Сейчас события приобретут всё больший размах и скорость.
2.07.85. У меня такое впечатление, что французы после умной мысли спешат сказать пошлость. Чтобы не подумали о них тривиально.
3.07.85. Есть ли половая дифференциация в Боге? Нет.
Логос — не мужчина, Он воплощён в мужском, но через женское. Каждое начало выполняло свою роль в Боговоплощении.
30.08.85. Муки совести души умершего: видеть плоды своих грехов в мире и невозможность их изменить. Видеть страдания и заблуждения близких и любимых и невозможность непосредственно им помочь.
Мир — арена. Вышедшие из него становятся зрителями, всё видящими и всё понимающими, но только зрителями, вмешаться непосредственно в ход мировых событий они лишены возможности. Оставшиеся здесь — в незнании и во тьме, но они участники и борцы.
Мою интуицию трагически пережил и поэтически углубил друг и соратник Глеб Анищенко.
ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ
Виктору Аксючицу
Вся жизнь театр:
со сценой, мизансценой.
Актёры — МЫ,
а зрители — ОНИ.
ОНИ — поступкам нашим знают цену,
но совершать поступки в силах МЫ одни.
Актёр блистал — ему в ладоши били,
актёру свист — паршивая игра.
Любили, разлюбили, полюбили —
позавчера.
И только смерть —
вчера.
Сегодня —
перемена состояний:
стал зрителем уволенный актёр.
Но связывают НАС и покаянье,
и вечности зияющий простор.
Из этой вечности ОНИ глядят пристрастно:
боятся, чтобы ближний не упал…
а если так, то помереть — не страшно,
переходя со сцены в зал.
А завтра — завтра тоже будет:
присядет в кресло выбывший актёр —
уходят люди.
Приходят люди —
срывая голос, пробует стажёр.
1–2 ноября 2008 года,
40 дней после гибели Олеси Запальской
30.08.85. Если Всемогущий Бог взошёл на Крест и принял все наши страдания, то это говорит о том, что наши муки — есть нерв бытия, в них — величайший смысл, смысл всех смыслов.
Проснувшаяся свобода ощущает назначение и ответственность. Свобода свободна от всего на свете, но она отвечает за самою себя.
Я поступаю ответственно, когда поступаю свободно.
9.85. Бог для того вёл Израиль, чтобы человек научился ходить сам, и чтобы люди сами пошли по пути, предуказанному свыше. Свыше — значит оттуда, где этот путь определён в предмирном диалоге Бога с человеком.
10.9.85. Базаров и Волохов выглядели карикатурой на нигилистов, да и были карикатурными образами. Но впоследствии сама жизнь превзошла эту карикатурность, и сейчас читаешь это с таким чувством, будто описано что-то до боли знакомое. И с долей возмущения: почему тогда не видели и не хотели понимать, когда как ясно было выписано и разоблачено.
Получается — чем карикатурнее, тем реалистичнее. Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» вывел карикатуру на Аракчеева, а сейчас видится, что гораздо более — на Сталина.
Художник чувствовал и схватывал в зародыше тенденцию, и гротеск являлся забеганием вперёд в рассмотрении развития этой тенденции. Гротеск — это способ заглядывания в реальность нереального, того фантастического, которое не овладело ещё жизнью, но уже клубится в атмосфере эпохи. Фантастический образ подсматривает ту сторону реальности зла, которая ещё только готовится вылиться в жизнь. Отсюда гротеск — метод реализма, но реализма духовного, обнажающего реальность духов зла.
Но никакая фантазия не смогла предвидеть действительных ужасов. Действительность оказалась фантастичнее самой больной фантазии, и жизнь превзошла карикатуру на самоё себя.
14.09.85. У таких художников такой поры, как М. Булгаков, гениальное личное видение переплетено с мутными проекциями времени. Я пытаюсь восстановить идею его духовной интуиции.
В Бердяеве во Франции 30-х годов видели в основном знатока русских и советских проблем и специалиста по русской революции. С энтузиазмом принимали его заблуждения и вовсе не воспринимали его гениальной философии.
15.09.85. В том, что принято называть Эросом, содержатся и низшие и высшие влечения, которые переплетены. Но, чтобы понять, нужно отделить одно от другого. Поэтому я и считаю необходимым ввести различие Эроса и Эрота.
Такие гиганты, как Гегель, ценны тем, что они прошли до конца путь, которым не следовало бы идти. Тем самым обозначили дороги заблуждений и косвенно указали на истинные пути.
С. Петушки Курганской области
Ограниченная чем-либо извне свобода не есть свобода.
Самоволение и самоволие — своеволие.
Воля натуры и свобода духа.
Свобода воли — это ещё не свобода.
16.09.85. Отказавшаяся от свободы личность продолжает действовать, но уже не свободно, а рабски, не как личность, а как своевольный индивидуум. Своеволие и произвол есть рабство, бездействие самополагающего Я личности. Без свободы человек перестаёт быть личностью, деградирует до природного индивида, который, как атом, движется в результате случайных внешних воздействий. Индивид подчинен роду и природе. Свобода же выводит из рода и природы и возвышает до духа. Акт свободы разрывает цепь необходимости и преодолевает случайность.
Мы не всевластны, потому что недостаточно свободны. Святой свят своей богоподобной свободой.
Свобода всевластна.
Без свободы человек превращается в атомарную единицу, движимую внешними силами (стихии своеволия также внешни для личности).
Личность — это индивидуум свободы, субъект свободы и источник свободы.
23.09.85. Некоторые черты, которые Бердяев называет исконно русскими, — чужды мне и мало понятны: «русский атеизм родился из сострадания, из невозможности перенести зло мира», «бунт против Бога из-за невыносимости страдания человека».
28.09.85. Курган
Пароксизмы нарождающейся свободы — через своеволие, произвол и разбой — французская революция. Но это не закономерно, и не фатально, и не органично. На этом пути свода так и не была получена сполна. Свобода обретается не через крайности гордого своеволия, а через смиренный труд и несение бремени назначения.
Синдром жидомасонства — одна из идеологических трихин.
Случайное суждение подхватывается и становится краеугольным камнем. Каждое поколение воспринимает от предыдущего его крайность и делает эту крайность основой.
Я за очищение духа национальной культуры созиданием, творчеством, но ни в коем случае не противопоставлением, а тем более борьбой.
Русский гений и идеология.
«Нос» Гоголя — часть меня вне меня, приобрела несоразмерное величие и подавляет. В этом отображён дух идеологизации. Завоёвана внешняя свобода, но не взращена внутренне.
К предисловию
Продолжая расчищать путь и восстанавливать прерванные связи с прошлым, нужно пытаться двигаться далее вперед от той точки, где была насильственно остановлена наша традиция. Необходимо решать вопросы по существу.
18.10.85. С. Пашково Курганской области.
Жидомасонство ныне — факт гораздо более психологический, чем исторический.
Метафизические мотивы идеологического террора.
23.10.85. Я так ясно и глубоко начинаю всё понимать, что опасаюсь сугубого против себя ополчения зла. Не боюсь, нет, я метафизически безбоязнен, но опасаюсь, что злые силы прервут мой путь и не дадут реализовать те бездонные смыслы, которые я несу в себе. Господи, дай сил!
27.10.85. С. Фёдоровка (Кустанайская область)
Музыка и смысл.
Музыка и форма.
Музыка передаёт ход явления и общее ощущение его образа, его лёгкий графический абрис.
Выражаемое музыкой явление может быть частным, и тогда музыка дробна и малосодержательна. Но дело не в размерах формы. И в малой форме, как в кристалле, может светиться сферическое содержание. Она может оказаться и штрихом общей картины.
Гениальные творения выражают дух эпохи, основной её катаклизм, и означают главные силы. Музыка может выразить так же направленность исторического движения. Истинно гениальное творение, синтезируя всю историческую наличность, может указать ей новый исход.
Может быть, сугубая сосредоточенность на отдельных полюсах реальности (тёмном или светлом), на отдельных её сторонах или фрагментах. Вся современная музыка не синтетична и не гармонична. Гармония есть единство всего в праведном движении, всеобщность и цельность. Всякая частичность сама по себе — есть дисгармония. Апофеоз частичности — дисгармония.
Современная музыка в основном отражает господствующие в современности вихри тёмных сил. Состояния порабощения ими и сладостного отдавания им. Разбушевавшимся тёмным стихиям в общем нечего противопоставить. Изредка мелькают светлые образы, но и только как глубинные ретроспекции. Сейчас всё окончательно закручено в хаосе, на мгновение удерживаться можно только на чём-то из прошлого. Нет нового порыва, нет новой синтезирующей воли. Это музыка трагического безвременья. Рок, поп — оглушают и заводят искусственный маятник в душе, заглушающий этот трагизм, чтобы вовсе его не ощущать или застыть внутренне в исступлённом сладостном подергивании. Трагедия изнутри вытесняется во вне — в маску. Душа пуста. Эстрада (хорошая — французская и итальянская, о плохой социалистической и речи нет) — выводит на поверхность чувств и мыслей и даёт видимость успокоения на этой плёнке над хаосом. Нужно наслаждаться любовью и радоваться жизни. Если и страдать, то только из-за любви и ревности. Джаз уводит в полное бездумье. Лелеяние пустых и преходящих грёз души. И чем более пусто и скоропреходяще — тем ценней.
В общем, музыка выражает распад и разброд современности, и в ней почти не слышно собирательных звуков. И тем более нет синтетического обобщения происшедшего, и нет пути.
Музыка не несёт непосредственного смысла и значения. Она даёт определённый настрой, при котором легче улавливаются определённые смыслы и ощущаются некоторые значения. Музыка служит раскрытию смысла наиболее опосредованно из искусств. Хотя она кажется наиболее одухотворенным, то есть бесплотским видом искусства. Но плоть музыки — звук — не менее материальна, чем цвет.
Музыка — намёк на смысл, настрой на смысл, свидетельство о наличии или отсутствии смысла. Но музыка не выражает сам смысл. Т. К. дух есть прежде всего смысл, и напряжение духа есть напряжённость смысла, то в этом измерении музыка кажется более удалённой от смысла, чем другие виды искусства. Но только музыка может формировать душевное пространство, которое способно вместить смысл значений и значение смыслов. Музыка утончает фибры души и делает нас более чуткими к смыслу.
Несёт непосредственный смысл только слово. Но смысл этот вовсе не очевиден. Он в глубине слова и втайне от сутолоки обыденного говорения. Слово имеет внутреннюю музыку, имеющую прямое отношение к раскрытию его смысла. Ведь содержание слова адекватно вскрывается только его формой, а музыка слова есть существенная константа его формы. Вскрывает внутреннюю мелодию, ритм и темп слова поэзия. Построить слова таким образом, чтобы зазвучало каждое из них и все они вместе. Поэзия позволяет взглянуть на смысл слова более всего со стороны его звучания, то есть музыки. Поэтическое проникновение в слово очень глубоко, но оно не всеобъемлюще. Поэзией вовсе не исчерпывается смысл слова.
Разумеется, может быть поэзия, выражающая какую-то грань музыкальности слова. Упоение самой музыкальностью в большом отрыве от смысла (Белый, Брюсов). Сосредоточенность на мелодике слова (Есенин). Увлечённость ритмом (по специфике дарования, а не по теме таков Маяковский). Или раскручивание темпа слова (Цветаева). Может быть и преднамеренное удаление от музыкальности слова — белый стих. В какую сторону удаление — это уже другой вопрос. Оно может вывести и в художественную прозу, и в философию, а может и завести в пустое никуда.
Задача поэзии — вскрыть смысл слова через выявление его внутренней музыкальности. Поэзия существует не для самой себя, а для вскрытия смысла бытия. Но послужить этому раскрытию жизни поэзия может только одним способом — оставаясь поэзий и будучи только поэзией, то есть слушая и выражая прежде всего музыку слова. В этом смысле и можно сказать, что цель поэзии — поэзия.
Единство музыкальности и смысла, раскрытия глубинного смысла через музыку слова — вот идеал поэзии. И живым воплощением этого идеала является неподражаемый Пушкин.
С другой стороны, вскрывает смысл слова — художественная проза. Она захватывает определённую сторону поэтического, а следовательно, и музыкального раскрытия слова. Но ритм, темп и мелодия слова являются только одним из составных элементов построения литературного образа — главного средства раскрытия смысла в художественной прозе. Литературный образ в определённом смысле есть синтетическое выражение всех видов искусств. Вернее, всех видов форм выражения смысла в искусстве. Он имеет архитектурность пространства и формы, скульптурную пластичность объёма и форм, линию рисунка, красочность живописи. И художественный образ, конечно, движется, а значит, имеет темп и ритм движения, как имеет темп и ритм соотнесённость образов, то есть повествование в целом. Каждый образ имеет свой звук, и его можно услышать в общем хоре звуков-голосов.
Как и все виды искусств, художественная проза может удаляться от собственного назначения в различных направлениях. В любом случае это удаление будет означать разрушение художественного образа в конъюнктурном, или дидактичном, или откровенно пошлом прозаическом тексте.
Но есть направление, в котором художественная проза может выйти за свои пределы, не переставая, тем не менее, быть собою.
Где кончается просто текст и начинается литература? Художественная литература порождает образы. А художественный образ — это особого рода живое существо либо живая материя. Мы так к нему и относимся: сопереживаем ему, осуждаем, обижаемся на него или восторгаемся. Он поверяет нам тайники своей души. Он воздействует на нас примером, призывом либо предостережением. Этот живой контакт невозможен ни с безжизненным куском материи, ни с фантастической химерой.
29.10.85. «В споре рождается истина» — это вздор. Покажите мне пример той словесной брани, которая родила бы истину. Истина рождается в тесном дружеском творческом общении, при глубоком уважении друг к другу, к мнению другого, при взаимоуважении.
Смерть фатальна, то есть неизбежна.
Трагическая случайность может быть роковой. Рок — механистическое возмездие за прошлые грехи.
Предавая себя, собственное назначение, человек выводит себя под власть рока. Отказ от свободного творческого дерзания ставит в поле роковых случайностей. Чем дальше человек от свободы, тем более подвластен року. Единственная защита нас здесь — свобода.
История русской интеллигенции XIX века — это трагедия, в которой нет правых и виновных. С Белинским меня примирил портрет К. А. Горбунова 1838 г.
Лев Толстой «изображает правду жизни», но смотрит он на жизнь людей не любящим взором, и потому правда его во многом неприятно-тенденциозна. Правда открывается только взгляду любви.
Мережковский и Розанов понимали христианство как развоплощающий спиритуализм, и как с таковым — с ним боролись. Тогда как христианство есть призыв к духу о воплощении и преображении плоти. Средневековый монашеский аскетизм, с которым они спорят, как с единственно полным христианством, — есть лишь этап воплощения духа. Этап, требующий аскетической сосредоточенности души перед следующим шагом в воплощении. Без этой предварительной душевной кристаллизации душа могла потеряться и расщепиться в стихиях плоти. Отчасти это и произошло в Возрождении. Средневековый аскетизм оказался недостаточным — не объёмом, а содержанием и направлением. Его было много, но мало в нём было спасительного.
Мещанское отношение к философу: у поэта просят его стихи, у музыканта — его музыку, к философу же все лезут со своими наивными откровениями. Ну как же: стихи пишет только поэт, музыку только композитор, а философствуют — все. У каждого есть заветная мысль, которая кажется ему непонятым откровением. Тогда как для философствования требуется специфический дар, своё умение и своеобразный упорный труд.
Можно ли любить меня, не любя мои творения — моё дыхание, мой дух?
«Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом» (Гоголь, письмо Жуковскому).
Гоголь настолько выпал из ряда обыденной жизни, что был непонят совершенно.
Если у Достоевского духовный реализм, то у Гоголя духовный натурализм.
Он не знал, что видел и изображал. Это не быт и не нравы.
О тройке-России — пророчество, но не так понятое.
Гоголь верно ощутил, что спасение от нашествия в христианстве, но выразил это резонёрски неуклюже.
Тургенев вроде описывает объективно и даже хвалит, но остаётся ощущение, что обгадил.
«Сатанология Михаила Булгакова».
Русские философы много наврали про Россию (Соловьёв, Бердяев, Мережковский).
31.10.85. Поезд Курган — Москва
Своеволие есть отказ от свободы, поэтому своеволие возможно только там, где есть свобода. Дар свободы наделяет возможностью отказа от этого дара, то есть впасть в произвол. Получается, что зло может творить существо, обладающее свободой. Поэтому свободу и обвинили в том, что она является источником зла. Дар свободы трагичен, потому что отказ от неё привносит в мир зло, и нет более в нём источника зла, кроме этого. Зло не из свободы, а от существа, обладающего свободой, но отказавшегося от свободы. Дар свободы — это и свет преображения. Свобода есть пик добра, самоё добро.
29.11.85. Глубинный духовный переворот требует глубокого духовного сосредоточения, ухода во внутрь, определённой отрешенности от внешней сутолоки. Внешний порядок событий, предоставленный самому себе, подвержен инерции косности либо беспорядочному хаотическому движению. Создание новых духовных ценностей и внедрение их в жизнь требует длительных внутренних усилий.
Дневник самосознания начало восьмидесятых
© Copyright: Виктор Аксючиц, 2025
Свидетельство о публикации №225100901791
Свидетельство о публикации №225100901791
Рецензии