Апология Иуды Искариота

Из писем Ляле Андреевой В письмах с шабашки отражён опыт самосознания.

22.06.86 г.  Курган.
Солнышко моё, здравствуй.
Писать здесь не о чём, кроме как о своих внутренних событиях. Вот тебе мой новый этюд.
Апология Иуды Искариота. Иудина Голгофа.
Было бы спасение миру, если бы Христос не был распят? Нет! Мир спасен только через Христово Распятие. Но был бы Христос распят, если бы Его не предал Иуда? Нет, не был бы. Вернее, Христа «выдал» бы другой, то есть был бы другой «Иуда». Без этого акта не было бы Распятия. И в свете этого нужно всё понимать.
Сложившееся объяснение и оценка действий Иуды, по существу, не христианские, а ветхозаветные, законнические. В свете облика и учения Христа всё выглядит иначе, нежели трактуется традиционно. Все существующие объяснения поступка Иуды совершенно несоразмерны грандиозности события, им вызванного. Не мелкая зависть и тщеславие, не поверхностное разочарование в Учителе, и, тем более, не сребролюбие подвинули Иуду. Здесь скрыта какая-то грандиозная тайна, раскрытие которой окажется ключом ко многим другим. Попытаемся понять её, постепенно и непредвзято раскручивая смысл свершившегося. Относясь при этом к сложившемуся толкованию не как к порочным заблуждениям, а как к ступеням познания, которые мы уже прошли и которые существуют не для окончательной остановки на них, а для дальнейшего движения.
Прежде всего, Иуда один из двенадцати апостолов, ближайших учеников и сподвижников Христа, отобранных Самим Спасителем. Каждая фигура здесь провиденциальна. Если внимательно вглядеться в случившееся, то становится ясно, что и в личной судьбе Иуды, и в событии в целом нет ничего случайного и хаотически привнесённого. Иуда изначально шёл к тому, что случилось. И Христос именно этого ждал от одного из верных своих апостолов. У каждого из них своя судьба, свой Крест и своя Голгофа. Иуда же первым из людей взошёл на подножие Голгофы.
Я не оправдываю Иуду и иудин грех. Но я не берусь судить эту величайшую трагедию с той легкостью, с какой это общепринято делать. Рядом с Голгофой всё трагично, а не мелко-драматично. Судить об этом, как и о каждом событии на пути к Кресту, можно только в свете свершившегося. Истинный смысл всего открывается только в свете Воскресения Распятого Бога. Бог готовился к Распятию, и начало этой вселенской трагедии отразилось мукой и кровью на тех, кто уже прикоснулся к ней и уже что-то понял.
Традиционное толкование покоится на нехристианских предпосылках. Если Иуда был предатель по природе, то значит, Христос такового апостола-предателя отбирал Себе изначально? То, что Христос не знал душевную сущность Иуды — тоже немыслимо. А если знал, и в то же время Сам его выбрал среди множества других, то, исходя из традиционного представления, мы должны прийти к выводу, что Всемогущий Бог обрекал немощного человека на предательство. Допустимо ли это для Бога Справедливого и Милосердного?! Нет у нас оснований предполагать и то, что Иуда после выбора Христа изменился радикально и внутренне переродился из праведника в злодея. Если бы это произошло, то такое ключевое событие обязательно нашло бы отражение в Евангелиях. Конечно, безграничная человеческая свобода даёт возможность и не принять Божественное предустановление. Но нигде в Евангелиях не говорится, что произошёл отказ Иуды от первоначально совершённого выбора, или что Иуда был лукав и хуже других изначально, или изменился к худшему до дня Тайной Вечери.
Строго говоря, с последовательно христианских позиций смысл совершённого Иудой видится совершенно иначе, чем это привычно утверждается. Традиционный облик «чёрного» Иуды-предателя создан вовсе не христианским мироощущением. Такую человеческую индивидуальность можно представить в ряду избранников Заратустры, Будды, Магомета, но не Христа.
Посмотрим, какое же место реально занимал Иуда рядом с Христом. Сам Христос знал сполна Свою долю и шёл к ней: «пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу» (Ин. 13,1). В этом приготовлении Христа к крестному пути Иуде была отведена своя решающая роль: «что делаешь, делай скорее» (Ин. 13,27). Никакая словесная эквилибристика не может доказать того, что этими словами Христос благословляет Своего апостола на тягчайшее преступление и подталкивает к несмываемому греху! Почему сказаны именно эти слова?! Ведь если бы в поступке Иуды был такой тяжкий грех, Христос наверняка сказал бы такие слова, которые позволили бы Иуде отшатнуться от греха, или хотя бы оставляли бы возможность выбора. Здесь же нет выбора никакого. Это повеление, призыв или просьба совершить именно это, да ещё «скорее». Господь указал, что пришёл час свершиться предначертанному Самим Богом, а не Иудой. Иуда здесь только орудие Божественного провидения. Орудие, правда, живое и свободное.
Вспомним, что Христос пришёл распяться в мире, за мир, но от мира. Мир был таким, каким он был, и он не способен был принять Христа. Открыться Христу мог только мир, внутренне преображённый. Для преображения же падшего мира было необходимо Боговоплощение и Богораспятие. Без Распятия Христа мир не спасся бы. Значит, если бы не Иуда, то другой бы отдал себя на позор ради спасения мира. Но если бы не нашлось на земле человека, способного на этот подвиг полного самоотречения, то мир не был бы спасен. Теоретически можно себе представить, что если бы не Иуда, то Христа никто не предал бы. Но практически этого не могло быть, ибо мир находился в таком состоянии, что он не способен был принять сполна Бога в облике живущего рядом человека.
Христос в мир пришёл, чтобы мир спасти. Но могло бы быть спасение без Христова Распятия? Иными словами: мог мир принять Христа и не распинать Его? Если и мог бы, то это говорило бы о том, что мир находится в таком состоянии, которое можно было бы характеризовать как спасённый. Принять Христа мог бы только мир райский, преображённый, а не земной. Отсюда следует, что Христос явился в мир, чтобы распяться в нём во имя его, т.е., что без распятия мир не спасается, и что Кровь Христова пролита во век.
И вот в лице Иуды совершилось волеизъявление, детерминированное состоянием мирового бытия, не свободный выбор нового, но законническое утверждение старого. Старое должно было явить себя перед лицом нового, обнажить свою сущность, и тогда самораспятие Нового Бытия преображает старое по образу Нового. Иуда — это олицетворение воли ветхого человечества. В Иуде выразилось отношение к Христу всего мира в том состоянии, в котором он пребывал до Распятия. Мир не принял Христа. Но он и не мог, не был способен Его принять до преображения Распятием. Все апостолы сполна познали Христа только после Воскресения и Пятидесятницы, то есть после непосредственного нисхождения на них благодати Распятого и Воскресшего Бога.
В Иуде сосредоточилась вся воля мира сего, острие отношения ветхого человечества к Боговоплощению. Остальные апостолы по сравнению с Иудой в тот момент были более наивны, и этим более защищены. Истина, открывшаяся Иуде, испепеляюща, буквально убийственна. И если бы кто-нибудь продумал до конца всю думу Иуды, он совершил бы то же. Или был бы вынужден удавиться от отчаяния ещё до предательства.
В Иуде выразилось отношение к Христу здешнего мира, который «во зле лежит», и потому это — подвиг непросветлённой и не преображённой твари. Это самое большое, на что способен ветхий (ветхозаветный) человек. С позиции же новозаветного человечества это не только героический поступок, но и греховный проступок. Новозаветным идеалом было бы самораспятие всего человечества ради Христа. Но мир был способен только на то, на что он было способен до Христа и без Христа Воскресшего. И понимать всё нужно только в контексте того должного и необходимого, которое было реально возможно, и которое ждал от человечества Христос — принятия любви после Распятия.
Фактически, с точки зрения мира сего — это предательство. Но простит ли Бога, предавшего Его. Всё, что мы знаем о нашем Боге, убеждает нас, что да, простит. Но если Сам Христос прощает, то почему мы дерзаем не простить? Христиански-нравственно мы не можем судить и осуждать Иуду, потому что сами грешны и предаём Христа, и потому, что призваны нашим Богом к глубочайшему пониманию вещей, дарованному всепрощением и самораспятием. Ибо прощение и раскаяние первые предпосылки истинного понимания. Прощения других за их грехи, и раскаяние наше за грехи наши. Прощение Иуды за его грех и раскаяние в нашем грехе предательства Христа. И благодарность Иуде за то, что он отчасти взял на себя и наш грех. Скорее всего, каждый из нас, встретив Христа до Его Воскресения, — предал бы Его, в лучшем случае, как Пётр, по большей же части — как Иуда. Ибо мы уже не предадим Христа с такими глобальными последствиями, как он, и после его мы имеем возможность и силы вообще не предавать Христа.
Мы не знаем внутренней мотивации поступка Иуды, но мы можем представить, какие душевные муки испытал человек, один из лучших и близких Богу, который начал понимать то, что ещё было скрыто для остальных: для чего явился Бог в мир, — и который понял, что нужно совершить ему, чтоб «деланное» было «сделано», чтобы свершаемое — совершилось. Недопонимая многое, Иуда понимал что-то более остальных. При этом он мог не осознавать вполне своё понимание или житейски объяснять его по-другому, то есть по отношению к другим он многое представлял яснее, задавал себе вопросы, которые остальным и в голову не приходили, и мучительно искал на них ответы. Стремился додумать до конца то, что у остальных присутствовало только в виде смутного душевного беспокойства, явно отгоняемого. Но многое из того, что шевелилось в его душе, то содержание, которое формировалось в глубинах его духа, он не был способен осознать вполне. Эту грандиозность смысла не мог вместить человеческий ум. Да и вся душа его не вместила и сорвалась в надрыве. Но он совершил, следуя глубинному влечению, которое и выражало неосознаваемый смысл события, масштабы которого можно мерить только вечным.
Можно, при этом, представить психологический уровень самоощущения и самосознания Иуды — типичного и яркого ветхого человека при столкновении с Новым Бытием. Он ждал Ветхозаветного Мессию и его только увидел в Христе. Мессия должен был явиться как Царь Израилев, установить кровную родовую правду. Он восстановит справедливость Закона среди израильтян. Он утвердит величие Израиля, и народ иудейский займёт подобающее ему историческое место: из гонимого станет властительным. Все враги и притеснители его должны быть заслуженно наказаны по Закону: «око за око и зуб за зуб». Но Христос не только не соответствует этому чаемому иудейской религиозностью идеалу, но во многом и прямо противоположен ему. Мессия — в облике низших мира сего. Он отказывается от царского достоинства и почестей, не творит чудес для доказательства Своего могущества и учит, что «Многие же будут первые последними, и последние первыми»
(Мф 19. 30), «Любите врагов ваших» (Мф. 5. 44), «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5. 39). Такое несоответствие чаемому могло вызвать разочарование и Иуды, которое уместно предположить в нём, ибо оно отражало общее духовное состояние иудейской религиозности, и невозможно оком старого увидеть нечто невероятно новое без преображения этого старого по образу нового.
Но такого рода психологический уровень переживания и осознания был только поверхностью глубинной трагедии встречи старого и нового. Через Иуду вершилось вселенское событие, хотя сам он мог и не сознавать этого, как он и не мог понимать сполна всего происходящего, и как, наверное, не понимал вполне и свои поступки. Ибо вечная человеческая душа не вмещается целиком в земной разум. И сознание наше есть только мирская плёнка над бездной душевных мук и превращений, совершающихся в горизонте вечности. Мы продумываем наши мотивы и пытаемся осознать свои поступки, и наше знание представляется нам вполне мудрым и адекватным. Иной раз так оно и может быть. Но по большей части, особенно в решающих и глобальных событиях мы «не ведаем, что творим». Ибо всего нашего разума не хватает, чтобы обозреть то беспредельное содержание души, которым мы владеем, и осветить источники тех мотивов, которыми мы руководствуемся. Ведёт нас категорический императив нашей веры, и сознание только фрагментарно отражает это целостное движение духа.
Душа Иуды оказалась узлом события всечеловеческого. И потому житейские мотивы, которыми, как могло ему казаться, он руководствовался, и осознание им самим происходящего, как поверхностная частичность, могут не приоткрывать, а прикрывать тайну. Путь к смыслу лежит через вхождение в трансдуховное, в глубину личного бытия, которое выводит в соборную вечность личных душ. И только оттуда, из нашего небесного лона может засиять луч, освещающий нам скрытый смысл событий. Но мы забываем, что луч этот — в нас и среди нас: «В нём была жизнь и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1. 4-5). Светлый облик Вочеловечившегося Бога, Его жизнь и учение, смысл Его пребывания в мире и является тем светом, который на земле вскрывает небесные смыслы. Попытаемся же взглянуть на Иуду и его поступок через страдание и милосердие Распятого и Воскресшего нашего Спасителя. Наш взор должен быть промыт Его любовью и должен всё время ориентироваться на любящий взгляд Христа.
И так далее, и так далее. Лялечка, если ты одобришь, я продолжу и пришлю.
Следующий этюд будет на тему «Психология моего творчества, которая (надеюсь) глубже гносеологии».
Целую, грущу и скучаю, моя Лялечка, моя любовь и мой добрый гений. Витя.

Р.S. Мы должны понять, что облик Иуды описан теми, кто был ближе всех к Христу, кто беззаветно любил Его, хотя и не всегда оказывался Ему верен, и не во всём понимал Его, и кто из-за Иуды потерял эту земную непосредственную близость с Христом. Все апостолы сознательно и неоднозначно оценивали это как предательство. С этим взглядом они и описывали события. Но если мы представим себе, что есть глубинный смысл события, который не осознаётся ими вполне, вернее, сознаваемое ими почти не касается этого смысла, то, естественно, их интерпретация во многом редактирует события, выделяя в них то, соответствует их представлению, и неосознанно опуская, не замечая то, что не вписывается в их понимание этого поступка как предательства.
Но, с другой стороны, они оказались единственными свидетелями происшедшего. И как ревнивые свидетели передали нам канву происшедшего. И вот в таком отредактированном их восприятием свидетельстве встречаются факты, совершенно не укладывающиеся в традиционное объяснение. И здесь нужно отметить, что, во-первых, таковые факты относятся к словам или поступкам Самого Христа, и, во-вторых, традиционная концепция предательства, как правило, вовсе не объясняет этих знаменательных фактов. А они светятся поистине светом Христовой истины.
«Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему:…» (Мтф. 26.18-).
Иуда — единственный взрослый среди апостолов. Они наивны как дети — восторженно верили, но постоянно предавали. Выбор Христа — меряет души вечным, но имеет дело с душами мирскими. Как Отец с детьми.
Гефсиманская молитва — к Иуде.
Когда лично встретился, лично Христос его притянул, началась борьба, победила сначала в нём ветхозаветность, затем новозаветность. Непосредственно ощутил Спасителя, но затем победил ветхозаветный долг.
Абсолютная свобода до Христа не существовала, действительная свобода появилась после Распятия. Свобода может быть в свете ориентира — Добра-Распятия.
Земной человек был способен принять Благую Весть только после преображения человеческой природы воскресением и явлением Бога в преображённой плоти.
Иуда живёт среди нас. Надо найти к нему отношение. Выкинуть его — не выход. Назвать только подвигом — тоже не выход.
Понимал или нет Иуда, что предавал Бога?
С ветхозаветной истины Иуда прав. Но до воскресения в мире ещё не явлено во всей полноте Новое Благовестие.
Иуда не понимал, что он предал Бога. Но к тому моменту никто из апостолов не относился к Иисусу Христу как к Богу, способному воскреснуть.
Он сделал это потому, что был более религиозен, чем остальные. И повесился потому, что понял, что предал Самого Бога.
Христос видел уже внутренне совершённый выбор Иуды.
В душе Иуды произошла встреча ветхого человека с полнотой Благовестия и реакция ветхой человеческой природы на опаляющую истину о Распятии и Воскресении Бога.