Из жизни мещан
На одном из мероприятий в клубе земляков познакомилась она с высоким сорокалетним мужчиной. Был они похож на торговца средней руки – маленькие бегающие глазки, пухлые щеки, спрятавшийся в их складках рот, обрубленный нос картошкой. Но пленил он ее свое героической молодостью, посвященной борьбе непонятно за что (по его словам – за независимость и суверенность) и близоруким прищуром из-под круглых очков, сопровождаемым циничными репликами. Мужчина был женат, у него были сын, который, в моем присутствии, ударил ногой по заднице мужчину, просящего у его отца денег в долг.
…Пара вечеров в ресторанах восточной кухни, ночные прогулки по сосновым паркам, пламенное цитирование строк о том, что родные пенаты, когда-нибудь, сбросят чужеземное ярмо… Она зачарованно ловила каждое его движение, слово. «Он такой интеллигентный», заметила как-то она, чем вызвало мое несказанное удивление. Подобная замшелая местечково-провинциальная интеллигентность могла произвести впечатление лишь на людей из глубинки, но никак не на тех, кто поставил целью получить диплом иностранного вуза.
Наконец, помимо общих взглядов, у них появилось общее любовное гнездышко. Интеллигент-националист не видел ничего дурного в измене жене, его подруга, проповедующая национальные идеи и исправно посещающая церковь, также считала, что нет ничего страшного в том, что она спит с чужим мужем. Впрочем, разница между женой и любовницей была небольшая: все тот же гипертрихоз, грудь третьего размера, короткие ноги и толстые ляжки. Обвинить интеллигента во вкусовом разнообразии было грешно. И это объяснимо – ни одна девушка модельной внешности не захотела бы быть с узкогрудым и пошло шутящим мужчиной, полагающим себя пупом земли.
Он помогал ей финансово даже после того, как она наскучила ему в постели.
…Мне нужна была квартира. Она уступила мне свою – сама перекочевала к подруге. В шкафу я нашел разорванную белую блузку в подозрительных желтых пятнах с длинными рукавами, а на книжной полке – ворох небрежно исписанных бумаг.
– Твои лекции, наверное, нужные тебе бумаги? – осведомился я у нее.
– Да нет, ничего важного. Записи, выписки. Хочешь – выброси, хочешь – прочитай, может, найдешь какой-нибудь интересный исторический факт.
Интересных исторических фактов я в тех бумагах не нашел, зато обнаружил наброски стихотворения, которое сорокалетний двоеженец пытался посвятить своей второй жене. Стихи были такие же шаблонно-поверхностные, как и его политические прогнозы. «Клянусь тебе, что буду любить тебя до гроба, но если родине понадобится моя жизнь, то даже любовь к тебе не остановит меня в порыве умереть на алтаре Отечества», «Ты – моя единственная любовь, чистая и прекрасная». И это – после того, как он лишил ее девственности всех видов и обманул, пообещав развестись.
Сейчас он далеко – сбежал от семьи. Она же снова заделалась проповедницей высокоморальных ценностей и поет в церковном хоре.
Свидетельство о публикации №225100901797