Козу украли

  Вот только что, вот на этом самом месте коза стояла и травку щипала. А теперь ее нет. Семилетняя девочка Оля недоуменно оглядывается вокруг. Ну как же так? Куда же она подевалась? Никакие мысли и предположения в голову не приходят. Исчезла коза, будто ее здесь и не было! Но ведь была. Вот здесь она стояла. А вот и колышек, к которому она была привязана. Вот следы, что коза своими копытцами вытоптала.

  Оля смотрит на колышек, на травой поросшую лужайку. Травка зелененькая та же, цветочки на ней желтенькие как росли, так и растут. Все так же вьются стайками голубенькие мотыльки. А козы нет. Она никак поверить не может, что коза могла исчезнуть. Кустики вокруг маленькие. Коза в них не могла спрятаться.


  Вдруг жаркая мысль на нее обрушилась! Глаза от ужаса широко распахнулись! И ножки подкосились. А козы-то нет по-настоящему. Пропала коза! Нет ее больше на лужке. В глазах защемило и слезки полились по щекам. Как же так? Что мама скажет, когда за козой придет!

  Еще вчера, поздно вечером, мама ее обняла, к себе прижала и говорит,
- Бабушка наша заболела и козу не может повести завтра пастись на травку. А ты, Оля, уже большая. Скоро в школу пойдешь. Теперь ты будешь нашу козочку пасти. Согласна?

  Рано утром встали и повели с мамой козочку на лужок, что в самом конце их огорода. Там мама колышек забила тяжелым молотком и веревку привязала.
- Ты не бойся ничего. Козочка травку будет щипать весь день. А ты только рядом с ней будь!

  Оля и была рядом. Разве только бабочка красивая прилетела на лужок. Оля веточку схватила и долго за бабочкой гонялась. А бабочка вдруг крылышками махнула и исчезла, будто растворилась в воздухе.

  А потом ящерицу зеленую-презеленую увидела. Хотела ее поймать. Если ящерицу за хвостик схватить, то она без хвостика убежит. А хвостик будет продолжать шевелиться, будто живой. Но ящерица от Оли юркнула в густую траву, не догнать.

  Рядом с лужком ручеек течет. Стайка маленьких рыбок к берегу подплыла. Резвятся, будто с Олей хотят в прятки-догонялки поиграть!
 
  А коза рядом, привязанная к колышку паслась. А теперь не пасется. Подевалась куда-то. И заплакала Оля пуще прежнего. Села на травку рядом с опустевшим колышком. Руками колени охватила. Головку на колени положила и плачет.

 Вот мамина косынка мелькнула издалека. Это она идет козочку и Олю домой забирать. Что будет сейчас? Раньше они с папой жили. С папой было хорошо. Папа и мама на железной дороге работали. Да война потом началась. А родители так и продолжали на работе и дни и ночи проводить. Потом неприятность у них случилась.

  Как-то папа слова какие-то неосторожные на работе сказал. Его под трибунал отдали. Приговорили за антисоветские высказывания к высшей мере социальной защиты – расстрелу. Жалобы в Москву писали. Мол, у него четверо детей малолетних на иждивении. А еще мама старенькая. И даже бабушка престарелая.

  Помиловали папу и заменили расстрел на десять лет лагерей. В некий город Тайшет отправили. Только через десять лет папа вернулся, выжил. А еще через десять лет Верховный суд СССР приговор отменил и дело прекратил. За отсутствием в его действиях состава преступления. Оказалось, что вовсе наоборот. Он теми словами советскую власть восхвалял. Ошибочка вышла!

  Но это потом. А сразу после приговора всю их семью признали членами семьи врага народа. Маму с железной дороги уволили. И больше никуда на работу не взяли. А у нее четверо деток и две бабушки кушать хотят. Сжалились над нею совхозные начальники. Семью их знали в станице как трудолюбивую, порядочную. Разрешили ей работать без оформления. На полевых работах.

  Ранним утром шла она на совхозное поле и полола рядок за рядком кукурузу. Или подсолнечник. Или еще что. За работу платили сразу. Никогда не обманули. Да ходить больно далеко в поле пешком. Одно время она напрямик, без дороги ходила. А вот поля вспахали. Пошла было напрямик, через пахоту. Да ноги увязли в земле, еле выбралась.

  Тогда она стала там, в поле, ночевать. Очень удобно. Полоть можно до темноты. А иногда и ночью, если луна ясная. Потом подремлет в лесопосадке на охапке травы. Еще не рассвело, а уже от холода проснется. Снова тяпку в руки. И машет этой тяпкой, пока в глазах желтые круги не поплывут. А дети дома, под присмотром бабушек.

  Пришла мама на полянку и глазам своим не верит. Сидит ее Оленька посреди лужка, у колышка. А козы рядом с ней нет. Где коза, Оленька? А Оля все глаза выплакала. Смотрит на маму так жалобно. Мама все поняла сразу. На колени рядом с Олей опустилась и сама заплакала горько. Поняла, что козочку их, кормилицу родную, украл кто-то. Ну что же все беды на них навалились!


  Кормились они с огорода. Слава Богу, огород власти не отобрали. Забыли, наверное. Ели картошку, морковку, свеклу и капусту. Поэтому молоко козье было им особенно ценно и дорого. Да вот украли козочку. Как жить теперь?

  Стала мама жаловаться соседкам. Рассказывать, что козочку у них прямо на лужке украли. Пошел разговор по станице. А потом приходит к ней женщина пожилая, малознакомая,
- Это у вас козочку украли?

  И рассказала, что видела, как некие муж с женой тащили козочку на веревке по улице. А коза идти не хотела, блеяла, копытцами упиралась. И назвала адрес, где эти люди живут. Пошла мама к участковому милиции и все рассказала.

  На следующий день участковый маму в мотоцикл с коляской посадил и к тем людям они поехали. А там в сарайчике и шкуру козью нашли. Беленькую, с серыми пятнами. Муж с женою сознались, что это их бес попутал. И они козочку украли, пока девочка за бабочками бегала.

 Просили простить и в тюрьму их не сажать. Участковый мудрый был и сам, без суда, дело рассудил. Взял с них обещание, что они за козочку уворованную деньги маме заплатят. На этом дело и кончилось.

  Деньги отдали, хоть и не все, и не сразу. Да что с деньгами делать? Деньги подоить молочком, как козочку, нельзя. И кушать их нельзя. В станице тогда три магазина было. Один железнодорожный – только для работников железной дороги. Другой совхозный – этот для тех, кто в совхозе работал. И еще один райпотребсоюзовский. Но это для членов потребительского кооператива. А членов семьи врага народа в кооператив не принимали.

  Только тогда, когда все детки выросли, а потом и пенсионерами стали, прокуратура признала их пострадавшими от политических репрессий. Да поздно уже было…