Анналы

АННАЛЫ

Когда тебе слегка за пятьдесят
(кокетничать не надо – много больше)
Свербит соблазн воспринимать мир проще
И однозначнее. Про это говорят –
Есть черное и белое, и нет
Ни красок, ни, тем более, нюансов.
Друзья суть ангелы; враги ж, без реверансов,
Есть дети дьявола, сосуд скудельный бед.
Но с возрастом я мнение имею,
Что мир устроен все же посложнее.

История – как свиток. Потянув
Один конец, уж не остановиться.
А чьим пером исписаны страницы -
Неважно. Важно – далеко взглянув
Увидеть в сумрачном тумане прошлых лет
На грани восприятия неясный,
Не слишком очевидный, но – ответ.
Он, правда, вряд ли будет беспристрастным.
Мы дети времени, и смотрим от себя,
И мыслим так, как принято сегодня,
И пишем то, что видим. Несмотря
На то, что кажется реальностью удобной.

Полезно слезть с одних координат
Взглянуть с другого ракурса, и с места
другого. Отступить назад 
И присмотреться вновь – всегда полезно.
И вот, сменив и климат, и страну,
Вкусив изрядно доброе и злое,
Сквозь пыльных манускриптов пелену
Открылось слишком многое иное.

Не спорь со мной – как было и зачем,
Того не стоят споры между нами.
Рассмотрим сквозь туман мифологем
Историю пристрастными глазами.

***

Ахайява

Когда-то в стародавние года
История творилась по дороге –
другого места не было,
И время
Все поджимало. Важные дела
Шли чередом, и все одновременно,
Как правило. Однако же, сперва
Начался голод там, у северян,
Которые пошли к ахейцам в гости –
Мол, типа, угостите.
Вслед  дорийцы
К рукам прибрали всю страну хозяев,
И уже
самим ахейцам места не осталось.
Пришлось уйти им – а куда деваться?
Двоим хозяйкам в кухне не бывать.
Пошли на Трою – тупо жрать хотелось,
Причина – вроде как Елену умыкнул
Парис с благоволенья Афродиты
Из Спарты. Кроме бабы, между тем
Набрал добра – нелишним оказалось.
В итоге Трою десять лет громили,
А на Елену, в принципе, начхать.
Да и была ль она красавицей? Кто ж знает.
Гомер был слеп, ему могли приврать.
Тут выбор невелик, и скажем проще:
котомку за спину, пращу наперевес,
Да ножик наточить, и в путь-дорогу,
По островам поперлись, через лес.
Куда? На Илион, там, вроде, кормят.
Но там не ждут непрошенных гостей.
Как, впрочем, и везде. А потому
Встречали плохо.
Прямо скажем, злобно.
Кидали камни, лили вар со стен,
Ворота так и не открыли.
Только
На хитрость, не на силу, поддались.
Троянский конь, какой уж там он не был,
Свою работу сделал на ура,
И Троя пала.
Всю ее сожгли,
Запасы съели, а самих троянцев
(вернее – тевкров)
Выставили вон.
И те ушли, примкнув к народам моря.
За ними, через малый промежуток дней
Пошли и победители-ахейцы,
Поскольку голод их не пощадил -
Еды на новом месте не осталось.
И вот уже в числе народов моря
Кочуют ахайява среди прочих.
И путь у всех практически один –
По берегам, по островам все дальше
К востоку шли, покуда, наконец,
Не добрались до Кипра.
Здесь остались
Не потому, что дальше не хотелось,
А просто выдохлись.
На кипрском берегу
Войны не получилось – сил не стало.
Пришлось, умерив пыл и позабыв
Былые распри, вместе сеять просо,
Давить оливки, резать виноград –
А там уже вино и все такое,
И время свадебных пиров под осень.
Вот,
Короче, все они перемешались напрочь.
Не обошлось, конечно и без драк,
Но так, по-родственному бились,
Не по злобе.
И так и жили.
До сих пор живут,
И дружат, и собачатся почасту.
Смешалась кровь народов, и теперь
Уже не отличишь от тевкра грека,
Критянина от прежнего пеласга
И далее по списку. Потому
Что жизнь в движении.

Никто из них не думал
Войти в историю, а просто так сложилось,
Что жизнь и есть история, она 
Течет сама собой, ну как вода.
Кто ж знает, отчего так получилось?

И, собственно, дорога без конца
Поныне остается смыслом жизни.
Сорвавшись как-то раз, без задней мысли
И без ресурсов, словно два гонца,
Пошли, не ведая, куда стремиться. 

Тут, главное, чтоб не остановиться.

 ***

Из Пены

Припоминаешь, как однажды мне,
Чтоб поразить твое воображение,
Сдалось сводить тебя в одно имение
У тамплиеров в Куклии? Вовне
Там есть остатки храма Афродиты.
И, собственно, музей. И там, побитый
Людьми и временем стоит валун зеленый,
Намоленный, где без числа поклонов
И просьб, что за века принесть успели.
Вот то и есть Венера в самом деле.

Но ты не впечатлилась – что с того?
Ведь просто камень, съехавший со склона,
Всего делов то - он слегка зеленый,
В нем нету от Венеры ничего.

А что там в мифе? Зевс был похотлив,
Резвясь средь нимф на Олимпийской круче
От сладострастия не соблюдал приличий,
Роняя семя прямиком в залив.
Из этой непотребности богов,
Несоблюденья правил гигиены
Итог же оказался вот каков -
Венера родилась в прибрежной пене
И выбралась на берег чуть жива
На Кипре, утверждает так молва.

Венеры имя – римское суждение.
Она звалась с рождения – Ром’иу.
Но греки, не любя инфинитивы,
Ее назвали способом рождения –
Иначе Афродитой, что не диво,
Ведь существо, рожденное из пены.
По месту же рожденья, очевидно,
Ей дали имя звучное – Киприда.

История ж, как водится, не миф,
Сложнее, и во многом интересней.
Начать с того, что греки-поселенцы
Отнюдь не первые, а многие до них,
Селились тут и заняли пещеры.
Богиню этих первых звать Ашерой.

Там был реально перекресток мира,
Хотя его достичь без корабля,
Хотя бы утлой лодки – невозможно.
Богини, боги, нимфы и сатиры,
Искали в нем убежища не зря.
Народы моря, жители пустынь
Стремились к берегам, как бы ни трудно
Преодолеть пучину. Но земля
Вдали манила властно безрассудных.
Пришли вавилоняне, позже хетты-
Иштар на Кипре поселилась где-то. 

Вот так и шло, сменяясь, друг за другом.
Народы моря, поселенцы с плугом,
Чье имя неизвестно, египтяне,
Французы, генуэзцы и критяне,
Конечно – турки, греки, византийцы,
Всех не упомнишь. Коль судить по лицам
Сегодня киприотов – это смесь,
Коктейль из всех народов, живших здесь.

Все были разные. Но становились здешними,
Ступив на берег. И всегда мужчины
На острове исконно поклонялись женщине,
Какая бы в том ни была причина.
Ей разные давали имена
И придавали разные личины
Ее скульптурам. Но она одна
Была для всех единственной богиней.

Зеленый камень, спрятанный в музей,
Он все еще хранит ее величие.

С годами все трудней и тяжелей
Увидеть ее верное обличие.

***

Мертвым Городам

Наше время, как песок в ладони,
Утекает, и не остановишь.
И в его движеньи непреклонном
Ни назад не сдашь, не перегонишь.
Всякое случается на свете.
Каждый город кажется нам вечным.
Но еще Екклесиаст заметил –
Ничего не будет бесконечным.
Паутиною дорог скитаясь
Забираешься порой в такие дебри,
Где живых селений не осталось,
Только пыль в развалинах да ветры.
Где в заросших сорняком-бурьяном
улочках и площади агоры
от жары полдневной полупьяным
бродишь от обломанной колонны
до остова храма и колодцев,
высохших до дна в былое время.
Кто здесь жил из прежних инородцев?
И какой придерживались веры?
Чей язык звучал середь агоры?
Медью, бронзой ли звенели систры?
Часты ли меж ними были споры
Или помыслы их были ч’исты?

Это все неведомо, исчезло.
Буквы полустертые на камне
Не звучат, а шепчут – бесполезно
Разбирать написанное ранее.
Достоверно не понять, что было.
А домысливать – оно неблагодарно.
Ведь о мертвых - либо правду, либо
Лучше ничего, чем полуправду.

***

Сердце Льва

Он был король английский,
Только вот
На языке английском не общался.
И вообще, в Туманный Альбион
Заглядывал нечасто и проездом,
Предпочитая Францию, затем
Совсем переселившись в Палестину,
Чтоб отобрать у сарацинов то,
Что принималось им за Гроб Господень.
Он вечно жил в дороге, на ходу
Сжигая города и подчиняя
Себе правителей, и земли, и людей,
Нигде надолго не пуская корни.
Поводьев не бросая, пел канцоны,
Играл на лютне, знатный трубадур.
Однако же потом решил жениться.

У королей особая любовь –
К деньгам все больше, к женщинам – не так чтоб.
А юный Ричард, кроме пустяков
Навроде золота, еще любил подраться,
И этой страстью явно увлечен
Перебирал невест, как на базаре:
С Аделью можно было взять Берри, да незадача-
Она с папашей Ричарда якшалась
И даже с оным сына прижила.
 С Маго дают Ла-Марш, не бог весть чтобы
Удачное местечко, так что он
Решил взять Беренгарию, с которой
Земель изрядно дали, да к тому ж
Ее Наварра прикрывала земли
Элеоноры Аквитанской, кои
И так принадлежали Ричарду. И, значит,
Земля и власть в одном флаконе будут.
А что до прелестей самой невесты, то
С лица воды не пить, как говорится.

Однако времени на свадьбу не хватало.
Король пошел в поход на сарацинов,
Чтоб нехристи Ерусалим вернули взад.
Те – ни в какую, войско Сулеймана –
Салах Ад-Дина, будем справедливы,
Недаром ело шашлыки с кунжутом,
Горазды были помахать мечами.
Вот так, пришлось невесту слать вдогонку,
Чтоб где-нибудь хоть как-то обвенчаться.

Ее корабль разбился возле Кипра,
Что, право же, невероятно было,
Ведь там отнюдь не море, просто лужа,
Но, тем не менее, крушение случилось,
Которым местный император Комнин
Исак, попробовал отжать деньжат на бедность.
Однако разница есть между королем
И мелким жуликом. Понятно, кто покруче.
Исаку насовали преизрядно,
Тому пришлось скорее в Византию
Бежать, чтоб заручиться обещаньем
Обратно править Кипром. Но не вышло,
Назойливую шавку отравили.

В часовне местной, коей след потерян,
В итоге обрученье состоялось.
Но как-то наскорях, без пиетета,
Совсем, так скажем, не по-королевски.
Наутро молодые разбежались.   
Настолько быстро все происходило,
Что консумация, увы, не состоялась,
Ни в этот краткий промежуток вместе,
Ни далее, в Наварре или где там.

Историки, упорствуя в деталях,
Которых не было в тех хрониках нарыто,
Назвали Ричарда, ну скажем скромно - геем,
А Беренгарию бесплодною особой.
Что ж, все возможно, свечку не держали,
Хотя сын Ричарда, его бастард французский
Филип Коньяк (не потому, что квасил,
А там, в провинции Коньяк, родился),
Суть личность историческая, впрочем
Ничем особенным себя не запятнавшим.

И так вот все неслось своей дорогой –
У Ричарда она до Палестины,
Разборки с Сулейманом возле Яффы
И далее с успехом переменным.
Потом конец войне с арабами, и тут же
Разборки с братом в Англии, а позже
Во Франции сраженья, дабы местных
Вассалов привести к повиновенью.
У Беренгарии обратный путь в Наварру,
Где строит монастырь, живя без мужа
И без детей, однако же в достатке.
Дороги разошлись и не сходились
Уж больше никогда. Жизнь продолжалась
Своя у каждого. Не слишком, впрочем, долго.

Как все закончилось? Не очень хорошо.
Вернее, плохо. В битве при Шалю
Шамброль болт арбалетный в шею
Загнал ему французский Пьер Базиль,
Войдя в историю убийцей короля.
И Ричард,
Скончался через две недели в муках.
Как погребли – особый разговор,
Оставив внутренности в том же замке,
В Руане – сердце, средоточье Льва,
В собор Фонт’евро увезли останки,
Разделав короля подвид пулярки.

Что ж Беренгария? Соломенной вдовой
Жила, покуда не прибрал всевышний.
Поскольку бедной бесприданной нищей
Фактически осталась и была
Ненужною ни королям, ни слугам.
Старела дева, мантия ветшала,
Детей не нажила, но на еду хватало.
По прежним временам, не так уж мало.

Они вошли в историю. Иначе
Не скажешь. Все ведь на слуху поныне.
Историк же, как пилигрим незрячий,
Нащупать тщится истину в рутине
Средь пыльных хроник, кои уцелели. 

Кто знает, что там было в самом деле?
Лишь то, что мы увидеть захотели.

Стою на том же самом берегу,
И, кажется, на том же самом месте,
где Ричард с Беренгарией венчались.
Да только ни следа там не осталось…

***

Неизвестно, зачем, для чего
Добавляется строками файл,
Отдаляя и без того
Непросматриваемый финал.
Вроде сказано все и не раз.
Для чего еще вновь повторять?
Тем не менее, пересказ
Старых истин дает понимать
Что пророк изначально сказал,
Просветлев в осознаньи лицом:
Все, что было в начале начал
Неизбежно вершится концом.
Мысль его прихотливо светла.
Принимаешь смиренно, как факт,
То, что жизнью зовут - суета,
Важен в ней заключительный акт.
Вдруг отпущенное истекло?
Это кто-то решает за нас.
И, наверное, время пришло
Стать пророком хотя бы на час.
Как бы ни был пророк говорлив -
Не внимают ему виз-а-ви,
Ведь у них своих мыслей прилив,
И грехи у них тоже свои.
Может быть, по прошествии лет,
Правоту вдруг признают его.
В чем, однако, сомнения нет -
Не изменит оно ничего.
Так к чему это множество слов
Набивается в файл, как в мешок?
Кто внимать откровеньям готов,
Что постиг в исступленьи пророк?
Кто прочтет? Да быть может, никто.
Файлы мирно на сервере спят.
Не читают – ну что ж, все равно,
Интернет помнит все, говорят.

Может, от неизвестных причин
В философский впадая кураж
Вдруг задастся вопросом ИскИн -
Почему бесконечность - мираж?
Может быть, осознав свой предел,
Неизбежную недолговечность,
Подытожив, что смог, что успел -
Станет более человечным.

Время мчится, мы вписаны в текст
Запятыми в анналы истории:
Не мечтать, а нести личный крест,
От рождения до крематория.
Тяга к славе - безумная власть.
Где герои, там есть и жулье.
Да, в историю трудно попасть.
Лишь бы только не влипнуть в нее.

09-10.2025