Кофемания, или Как попасть в Венецию без билета

Лариса МИРОНОВА
русско-французский альманах
 DOVLATOFF

Cafe;, ou comment se rendre ; Venise sans billet extrait du roman
Larissa Mironova «Blue Blood»

Tod parlait d’une voix basse et sourde, ne me pr;tant aucune attention. J’;coutais avidement sa voix, pour les intonations diverses et profondes, une vie grande et complexe ;tait ressentie. J’;coutais sa voix et je pensais que ma propre vie n’;tait qu’une feuille blanche – par rapport ; ce qu’il avait peut-;tre d;j; v;cu. Tоd est le seul homme ici, dans cette ;trange compagnie de leurs cinq hommes, r;unis dans un endroit myst;rieux appel; «Sanatorium pour ceux qui veulent perdre du poids en une semaine». Perdre du poids ; aucun d’entre nous n’est pas n;cessaire, tout ; fait normal, mais ils sont arriv;s ici pour la m;me raison – c’;tait le d;sir persistant de quelqu’un. J’ai longtemps ;t; convaincu par des parents que j’ai besoin de repos l;ger au moins une semaine et m;me achet; un billet pour moi. Eh bien, j’ai dit, je vais m’asseoir 7 jours dans la nature, des salades et des soupes l;g;res. Pourquoi pas? Mais il s’est av;r; que, ; l’exception de «la liqueur» brune d;go;tante, semblable ; la teinture d’opium. Oui, quelque chose comme liqueur d’opium Squibb trois fois par jour pour un demi-verre… Il n’y a pas de nourriture en principe, tous les clients vivent dans des maisons s;par;es, dispers;es sur un territoire spacieux. Tod, un journaliste bulgare, a remis en vacances avec un billet cible, le chef du d;partement de la publication temporairement en simple, et une fille nomm;e Leka, mince comme un ruban, a re;u un billet pour «perdre du poids» un autre nouveau mari pour se r;tablir apr;s sa lune de miel. Il y a aussi deux tantes indiff;rentes, qui ne communiquent avec personne, et les deux ne sont pas grosses. Quelqu’un a d;cid; de s’en d;barrasser pendant au moins une semaine. Avec Tod, nous nous promenons dans le territoire et j’;coute avec plaisir toutes sortes de histoires de la vie journalistique. Soudain, il a dit, comme si de retour sur terre:
– C’est bien qu’on parle de Venise, et c’est bien que ce soit l’automne. L’automne ; Venise est bon, il n’y a pas de tas de touristes, ; la fois en ;t; et au printemps. Bien s;r, maintenant il n’y a pas cette luminosit; fra;che de l’;t;, qui pla;t ; tout le monde, mais quel air languissant l;-bas!
– J’aime aussi les odeurs de l’automne – j’ai ins;r; mes trois sous, me souvenant du jardin de ma grand-m;re, dans lequel les pommes antonovka poussaient. – Il y a une sorte d’incertitude sublime dans tout autour.
Tod a allum; une cigarette, on s’est arr;t;s. ; travers la fum;e de la cigarette, je regardais son visage et il me semblait que je ne le reconnaissais pas. Des moineaux se promenaient ; nos pieds, esp;rant trouver une miette. J’ai regard; le mur de briques qui s;parait notre demeure du monde ext;rieur. Tod dit sans sourire:
– M;me un champion du monde de saut en hauteur ne peut pas sauter dessus.
– Oui, dis-je, et pour une raison quelconque, je me suis sentie effray;e.
Mais l;, il a de nouveau parl; de Venise.
– J’aime surtout le Campanille Rouge.
– Je l’ai vu dans l’album, acquies;a-t-elle, essayant de ne pas le regarder.
– Dans une ville aussi charmante et r;fl;chie, c’est l’endroit le plus myst;rieux.
J’imagine ; quel point elle avait l’air r;fl;chie avant m;me de tomber le clocher de San Marco.
– Jusqu’; ce que l’ange d’or aux ailes d;ploy;es s’effondre sur le sol, avec lequel la premi;re guerre mondiale a commenc;.
Cela dit, il se tait, ; nouveau, agita d;sesp;r;ment sa main et me prit par la manche.
– Allons-y, par l;, directement ; l’eau.
Nous nous sommes approch;s tr;s pr;s de la rivi;re, plus loin a commenc; ; couler, mes pieds rapidement tremp;s. Je me suis recroquevill;e involontairement. Il l’a remarqu;, et nous sommes mont;s sur la colline, vers lui menait un escalier de pierre presque invisible dans l’herbe. Tod marchait vite devant, je le suivais ; peine. un homme affam; en a-t-il energie autant? J’ai commenc; ; prendre du retard, puis je me suis arr;t;e pour attacher mes lacets sur mes baskets, et quand j’ai lev; la t;te, Tod n’;tait plus l;. J’ai gel;. Si ses mains ;taient sur mes yeux maintenant, je serais folle. Je me suis brusquement retourn;e – mais il n’y a personne derri;re. Il s’est enfui. J’ai chang; d’avis. De retour chez elle, elle s’est couch;e sur son lit et a commenc; ; penser ; ce qui se brisait dans sa t;te, et se brisait est toujours le m;me – il serait bon de boire une tasse de caf; fort, alors notre conversation avec Tod et son expression faciale si frappante me seront compr;hensibles. Jusqu’; pr;sent, il y avait une sorte de bouillie dans ma t;te, mais mon odorat sentait soudainement l’odeur vivifiante de «arabica». Je ne me lasse pas de lire dans sa m;moire tous ses mots, ses phrases, l;ch;s par hasard. Maintenant, tout a pris un nouveau sens, incompr;hensible auparavant. Je voyais clairement son visage en constante ;volution, chaque expression grav;e dans ma m;moire, comme sur une pellicule. Et tous ces visages de Tod, diff;rents et diff;rents les uns des autres, clignotaient devant moi comme dans un rapid. Je ne sais pas si le bonheur ou la joie ;tait ;crit sur son visage, mais il ;tait vivant et exprimait quelque chose de concret. La personne avec qui j’ai eu un cas ou un besoin m’a soudainement pris le sens du signe du destin. Ressent-il la m;me chose? Ou loin de ces r;flexions? Il ne m’a pas ;vit;, au contraire, il est arriv; qu’il cherchait lui-m;me nos rencontres fortuites. J’aurais d; sortir, comme il est d;j; l;! Bien s;r, cela aurait pu ;tre un pur hasard, mais j’aimerais quand m;me penser diff;remment… Je me suis souvenue de ce qu’il a dit avec tout le s;rieux: «Je ne pense pas beaucoup ; ma vie, encore moins ; ma mort.» Quand j’ai demand; – pourquoi? Il a r;pondu, sans sourire, tr;s s;rieusement:»parce qu’appeler la vie l’;tat dans lequel je suis depuis longtemps, il est tout simplement impossible.» J’ai pr;cis;: «Сomment est-ce? ;a peut arriver? Nous marchez, nous parlez, nous buvez une boisson, nous nettoyez, nous fumez, enfin. Tu ne vis pas comme ;a?» – «La vie s’appelle un ;tat compl;tement diff;rent», a-t-il dit d’une mani;re ou d’une autre, et je n’osais plus lui poser de questions sur un sujet aussi sensible pour lui. En fait, j’avais parfois l’impression que tout ce qui m’arrivait ici arrivait ; quelqu’un d’autre, ou ; moi, mais sur une autre plan;te. Je n’ai rien lu, je n’ai pas r;v;l; les journaux du matin, je n’ai pas ;cout; la radio et je n’ai pas regard; la t;l;vision, et je ne suis m;me pas assis sur Internet, et, bien s;r, je n’ai pas dessin; une seule ligne ou une seule image pendant tout ce temps. Bien s;r, je n’ai pas v;cu exactement, dans ce sens, mais d’une autre mani;re, j’ai exist;. J’avais environ une demi – heure de temps libre-a vant un autre verre pour perdre du poids, et j’ai allum; la t;l;vision craquante. ;tonnamment, maintenant, il n’a pas froiss;, ni m;me craqu;. Il y avait des nouvelles assez claires – et j’ai entendu dire qu’il y avait encore un autre accident, un accident d’avion ou une attaque terroriste, on peut voir, jusqu’; ce que nous comprenions comment cette nouvelle si famili;re et meurtri;re est pr;sent;e aujourd’hui. J’ai ;teint la t;l;vision avec col;re-c omme dans les terribles dystopies de Trotsky: «Un spectacle quotidien pour les citoyens du monde libre sera un spectacle quotidien d’ex;cutions publiques.» Une ;trange alarme s’est lev;e en moi, j’ai de nouveau voulu mortellement du caf; fort, j’ai saut;, je suis all;e dans la douche, je me suis regard;e dans le miroir et je me suis retourn;e – un monstre macul; effrayant avec des yeux qui tombaient et des l;vres grises comme de la poussi;re. Mon Dieu! mon Dieu! C’est vraiment moi? Non, il m’arrive quelque chose de vraiment mauvais, un terrible malheur, j’ai m;me cri; de l’horreur qui m’a attaqu;. Je suis sorti de la douche, je me suis encore allong; sur le canap;, et d;s que je me suis retrouv;e hors du mouvement, mes pens;es sont devenues plus calmes. J’ai tr;s peu de force et c’est pour ;a que tout me semble si terrible que ;a. J’ai recommenc; ; penser ; Tod. Je me suis imagin; (ou j’ai ;t; clou; dans un demi-sommeil une sorte de tour de Babel, sur laquelle nous grimpons pour une raison quelconque. Je commence d;j; ; avoir l’impression que je vais voir une belle structure derri;re son ;norme, mais, fatigu;e de mes derni;res forces, je tends le cou et je ne vois rien d’autre qu’une grande cl;ture en planches, en plus, recouverte de barbel;s. Et puis dans mon imagination commence ; grandir et ; se renforcer quelque chose de grand, pourpre, rapidement port; vers le haut et d;cor; d’un ange d’or-cet ange a les ailes d;ploy;es, il semble planer au – dessus du monde entier, et tout son ;tre est d;j; plein… je regarde cette vision avec enchantement, mais ici l’ange, ayant pli; ses ailes d’or, plonge vers le bas comme un combattant, avec un sifflement et un grincement, il passe devant moi et s’;crase dans quelque chose de solide, l;, en bas, sur la terre, d;j; abandonn;e par nous.. et tout autour ;claire lumineux, comme cent mille ;clairs. Flash. Je tourne la t;te, je veux voir si Tod voit ce spectacle ;blouissant… mais il n’y a plus de Tod – tout s’effondre et tombe sous moi, les d;bris de la tour monolithique qui vient de tourbillonner dans les airs, comme des peluches accidentellement tomb;es dans un poteau de vortex. Et je ne vole nulle part et ne s’enflamme pas – je suis juste plong; dans mon profond malheur … Ici, la porte de la chambre a frapp;, j’ai demand;-qui? Il semble que ce soit une femme de m;nage ou une blanchisseuse, elle a dit: «Allez ; la salle de soins, ils vous attendent l;-bas.» En effet, il est temps de boire une autre portion de boisson d;go;tante-a ppel;e «collection № 4». Ils donnent cela pour une d;coction de chicor;e avec du caf; d’orge. C’est fou. Le soleil se couche d;j;, on ne le voit presque pas derri;re les arbres. S’il y avait un terrain plat sur ce territoire, une autre journ;e de lumi;re durerait deux heures, et donc il y a d;j; le cr;puscule. Il n’y avait personne dans la salle de proc;dure, il n’y avait que des bouteilles vides, l’infirmi;re ;tait probablement en train de convoquer la prochaine collecte, m;langeant quelque chose dans des flacons. La porte de la comore ;tait entrouverte et j’ai demand;: «De quelles herbes est-ce la collecte?» Elle n’a pas entendu ou ne savait pas quoi dire, et j’ai r;p;t; ma question. Elle s’est tourn;e vers moi et m’a dit agac;: «Vous en souciez-vous?»Puis elle a repris ses affaires, couvrant la porte. Je ne l’ai plus d;rang;e et je suis partie. Je suppose que j’ai dormi pendant quarante minutes, il n’y avait personne ; proximit; – ni Leka, ni Tod. Et seul le gardien, farouchement ennuy; tout seul, b;illait de temps en temps ; son poste. Son chien, regardant furtivement le ma;tre, s’approcha doucement de moi. J’ai caress; son dos maigre et nerveux. Il baissa la t;te, regarda de nouveau de c;t; le propri;taire, qui parlait au t;l;phone. Je suis all;e ; la rivi;re, il y a encore un peu de soleil. J’ai imagin; qu’il y avait un pont ici, et vous pouvez vous approcher de l’eau elle-m;me, ou peut-;tre qu’il y a un quai, et parfois de petits bateaux ; vapeur s’y approchent, et je peux monter sur l’un d’eux… et comme si ce n’;tait pas une rivi;re pr;s de Moscou, mais un v;ritable lagon. Et je navigue sur un bateau … Eh bien, par exemple, de la ville des Filets ; l’;le de la Dentelle. Devant moi, la belle Venise se levait clairement des eaux sombres de l’automne, elle ;tait si fantomatique que cela ne pouvait ;tre qu’un r;ve. Mais je ne dormais pas, je me tenais fermement au bord du marais. Cependant, le fant;me de la ville n’est all; nulle part. Puis j’ai regard; autour de moi – tout ;tait comme d’habitude, il y avait des chemins, il y avait des maisons, et l;, sur la colline, notre merveilleux ;rable suspendu, dans le feuillage d’automne bigarr;. Eh bien, bien, donc c’est juste un p;pin. Normalement. Non, pas mal. Une telle d;couverte pourrait m’attrister, mais j’ai tout ; fait compris que ce n’est que pour deux raisons: la faim et mon imagination vivante et d;brid;e. L; o; personne ne voit rien, je peux imaginer n’importe quoi, il suffit de vouloir et de se d;tendre un peu. La femme de m;nage est sortie de la maison voisine, elle s’est arr;t;e et a commenc; ; regarder dans ma direction. On va voir si elle voit la m;me chose. Je lui ai fait signe. Elle a hauss; les ;paules en r;ponse et est all;e plus loin – dans ses affaires. Elle avait un seau et une vadrouille dans ses mains. Donc elle n’a rien vu d’autre que moi et tout ce qu’il y a habituellement ici. Bien, donc c’est mon probl;me personnel, parce que j’ai tellement faim que j’ai d;j; commenc; ; avoir des probl;mes. Bien qu’il soit possible de cr;er une cr;er une hallucination sous la forme d’un steak avec des l;gumes et de le manger dans son armement. Et puis, pendant longtemps, boire du caf; avec une convoitise inhumaine. Pourquoi pas? Mon imagination ne fera que s’intensifier. Et ce n’est pas encore interdit. Magnifique!
J’ai commenc; ; regarder l’eau, ;tait compl;tement sombre, le cr;puscule s’;paississait rapidement. Mais l;, au – dessus de l’eau, il n’y avait plus de ville, seulement tr;s clairement, dans les ombres sombres et pointues, l’;glise avec les d;mes bleus apparaissait-elle se tenait hier sur l’autre rive du fleuve. Je suis all; errer dans les environs et pendant une heure trois fois fait le tour de l’ensemble du territoire – il, en fait, n’;tait pas si grand, mais compl;tement d;serte, ce qui lui donnait l’apparence d’une sorte d’abandon, bien que maintenant tout est nettoy; et d;cent, m;me le feuillage sec des pistes a ;t; soigneusement balay;. J’ai commenc; ; me souvenir de mon beau p;pin, c’;tait Venise, telle que je l’ai vue sur les gravures de Canaletto ou sur les cartes postales. Mon imagination docile a imm;diatement reproduit l’image convoit;e. Ici, le b;timent du bureau du procureur, de lui tombe clairement l’ombre – sur la place la lumi;re, le soleil, et sous les vo;tes du b;timent, dans la galerie, o; sont assis pr;s des colonnes et tout simplement debout les gens, attendant leur tour, l’obscurit; presque comme la nuit. Combien d’entre eux se sont r;unis, les classes les plus diff;rentes! Et m;me les chiens (comme le Madascarka local) se frottent aussi contre les bottes (chaussures) de leur ma;tre. Voici la Piacella Roma, et il y a beaucoup de monde… et voici le canal principal, le Caput Canalis, avec les palais qui flottent des deux c;t;s, dans une tentative minutieuse d’embrasser la gondole avec les gondoliers. Ils sont l;, comme des poissons dans les eaux peu profondes, flottent de long en large, bouclent, presque se heurtent, esquivent magistralement et flottent eux – m;mes plus loin… le Ciel est g;n;reusement peint avec des morceaux de nuages-ici plumeux et Cumulus, et l;, pr;s de l’horizon, un nuage ventral de temp;te gonfle rapidement… Mais dans l’;cart entre les nuages, le soleil brillait ce n’est pas le soleil qui roule, c’est facile et en apesanteur, notre gondole glisse sur l’eau, et le jeune gondolier gai montre discr;tement le contre-b arkas fige…
Encore une fois, place Saint-M arc, ici et l;, des groupes de gens attendent quelqu’un, se concertent sur quelque chose, peut-;tre que l’un d’entre eux a aujourd’hui une r;union d;cisive du tribunal arbitral dans l’affaire des accises… ils sont tous habill;s diff;remment-ceux-l;, apparemment de France, avec des capes, des bas blancs et des chaussures ; la mode avec des boucles, des perruques blanches sur la t;te, et le plus jeune – un triangle. Et ceux-ci semblent ;tre des Capucins errants, v;tus de nattes ; capuche grises ou brunes, semblables aux costumes – les deux tantes des ann;es soixante du si;cle dernier-avec un sac, des jupes droites, et sur le dessus des vestes ; capuche, ils ont de petits chapeaux ronds sur la t;te, sur le visage des barbes pointues noires, avec une queue de cochon, comme Boris Grebenshchikov, ; la toute fin. Sur leurs pieds … que ce soit des sandales, ou ils sont g;n;ralement pieds nus … et l;, un groupe d’;tudiants, imm;diatement visible sur les v;tements de panache et l’expression des visages de frondeur, se disputent quelque chose de tr;s confiant et cat;gorique, ce qui sera mieux dans la gestion – le conseil de Dodge ou la pluie de conseils, qui peuvent donner aux ;lus du peuple dans la repr;sentation directe, probablement, ils sont venus ici pour les vacances de la Sorbonne. Et au puits, deux jeunes filles bricolent avec un seau pendant une demi – heure – eh bien, il est n;cessaire de conna;tre toutes les nouvelles et, surtout, de transmettre un message secret ; son amant, ; c;t; des rang;es commerciales, et l;, le matin, ils ont d;j; attrap; un voleur. Oh, ne pas faire du bien ; un bon gar;on…
Et pourtant, quelque chose manquait dans la d;coration de la belle ville. Il ;tait comme si ce n’;tait pas lui, mais quelqu’un d’autre qui voulait vraiment se faire passer pour lui. Et puis il est devenu clair pour moi – ce qui manque: Le Campanile Rouge … Oui, il n’y avait pas de Campanile Rouge dans le Panorama de la ville! Mais o; est-elle all;e? ; en juger par les v;tements des habitants de Venise, jusqu’; la premi;re guerre mondiale, jusqu’; quel point! Je suis pass;e de la place Saint-M arc ; un autre endroit et je me suis imm;diatement rapproch;e du confortable caf; Quadri. De l;, mon Campanile doit ;tre visible! Il est possible que la Venise du pass; connaisse aussi le novodel, et un arriviste, comme le nouveau Doge-L uzhok, a pris, et, avec le grand bodun, bien s;r, a construit un centre d’affaires- juste ; c;t; du Campanile rouge, et a ferm;, ainsi, tout. Puis, bien s;r, quand la prochaine vstabilnost v;nitienne est pass;e ; la perestro;ka v;nitienne extraordinaire, le centre d’affaires a ;t; d;moli avec d;go;t, et m;me interdit de le mentionner, parce que nous ne savons rien de cet incident monstrueux, voici une explication simple. Cependant, d’un c;t;, cet Campanile Rouge devrait encore ;tre visible! Eh bien, je suis dans un endroit clair, ici il devrait ;tre clairement visible.
… Le caf; Quadri a d;j; mis ses tables sur des Carreaux chauds du soleil d’;t;, l’odeur de l’arabica bien cuit s’est d;j; r;pandue dans tout l’Univers. Je regarde attentivement les gens pour demander-est-ce que quelqu’un sait pourquoi on ne voit pas la Campagne rouge, mais je ne vois aucun de mes amis ici. Les tables sont toutes vides, et on ne voit m;me pas les anc;tres de Proust, et lui-m;me, ce qui est compr;hensible, bien s;r, il n’y a pas non plus. Cependant, maintenant, quelqu’un est apparu – avec du bruit et des Rires, se d;pla;ant ; la h;te un petit troupeau de pas trop jeunes homosexuels. Pourtant, au moins quelqu’un ici, dans ce coin europ;en de Venise, est pr;sent. Les voici, rigolant de fa;on douteuse, balay;, renversant les chaises, entre les tables et avanc; plus loin. Ils avaient peut-;tre peur d’;tre en retard pour leur d;fil; du matin … ;a ira pour cette fois, les filles. Mais le beau Campanile Rouge n’;tait pas l;, et non!
J’ai d;j; commenc; ; ma;triser toute l’horreur. Il est tr;s facile d’imaginer cela, si vous imaginez qu’un jour terriblement beau, vous ne trouverez soudainement pas ; l’endroit habituel, sur la place rouge… Eh bien… la Cath;drale Saint- Basile, par exemple. Comment ne pas devenir fou? Je me suis encore promen;e le long des tables du caf; Quadri, dans l’espoir de voir quelqu’un l;-bas pour s’interroger sur ce qui s’;tait pass;, d’autant plus que des gens commen;aient d;j; ; appara;tre. Derri;re l’endroit habituel o; les personnages habituels seraient assis, les invit;s ;taient d;j; plac;s – le serveur avec un int;r;t accru acceptait leur commande, grattant avec un crayon chimique derri;re l’oreille gauche. Sur le jeune homme, qui, en pliant les doigts, ou plut;t, en les pliant ; l’am;ricaine, ;tait une cravate Parrot, que vous ne pouvez acheter nulle part dans le monde, ils ne peuvent ;tre vendus que sur le Rialto ou dans le Mercheria. Deux jeunes gens qui ;taient assis ; la m;me table se disputaient d;sesp;r;ment pour savoir qui allait commencer. Puis, apr;s un accord, ils se sont mis, tous les trois, ; fumer de longues cigarettes … ce qui a choqu; le serveur, mais il est parti sans rien dire, mais il est vite revenu, apportant trois tasses de caf; arabica et trois verres d’eau froide sur le plateau. J’ai d; m’asseoir ; distance pour observer ce qui se passait – non, d’une mani;re ou d’une autre, cela devrait enfin ;tre clarifi;! Un serveur m’a approch; et j’ai r;alis; que je n’avais pas chang; d’argent, et qu’ici, tr;s probablement, nos bois ne prennent pas du tout. Or Royal, je n’avais certainement pas non plus. Alors, essayant d’;tre aussi insouciante que possible, j’ai retir; de mon doigt une bague en argent noirci avec un rubis et l’ai tendue au serveur. Il a imm;diatement ;valu; l’argent, mais le rubis a commenc; ; ;tre vu dans la lumi;re. Ses yeux, grands et cerisiers, exprimaient un int;r;t incr;dule. Il tournait l’anneau et ainsi de suite, mais tout ce qui l’emp;chait de prendre une d;cision finale. Alors j’ai dit: «Monsieur… excusez-moi, seigneur, ne vous inqui;tez pas, tout va bien, je n’ai pas l’intention de vous jeter, comme vous pourriez le penser, c’est un vrai rubis artificiel! Quel est l’argent pour cette fois?»
Je pensais qu’il dirait quelque chose comme: «Bon, je vais vous donner une amende et un avertissement pour cette fois et vous laisser partir», mais il a parl; doucement et timidement:
…Oui, il leva son sourcil et dit tr;s timidment: «Oh?!»– «Artificiel ne signifie pas faux…» J’ai essay; en vain de m’expliquer avec ce stupide cr;tin. Ses yeux sont devenus comme des concombres, mais ce n’est pas si facile de me confondre. «Ce diamant a r;cemment ;t; synth;tis; ; l’institut de Physique de l’Acad;mie des sciences, FIAN ; Moscou, dans le d;partement de cristallographie, dans le laboratoire de solide. Bonjour Moscou, bienvenue, je suis Venise … Eh bien, la ville Moscou, tu sais? ;a va? Messieur, tout vas bien. ;a va maintenant ou quoi?» Et puis sa stupidit; a frapp; comme un ;clair. Je dit: « Pas besoin de reddition!» – Oui, bon!» acquies;a-t-il, ses yeux redevenus comme des cerises, et, sifflant, il mit la bague dans un sac ; main vide et partit rapidement. Une minute plus tard, il apporta quelque chose dans un bol avec un couvercle, une cafeti;re pleine de caf;, qui changeait ensuite constamment de mani;re stricte-un caf; tr;s fort, noir ; la cr;me, avec et sans sucre, un cappuccino, un latte, un expresso, et me Pla;a ;galement devant une ;l;gante tasse en porcelaine et une moiti; de g;teau de Prague. «Merci», dis-je avec complaisance. – «Moscou… vous n’avez pas besoin de monnaie… » – il hocha la t;te avec compr;hension, puis balaya doucement les miettes de la table et, s’inclinant poliment, se retira, parvenant cependant ; agiter quelques fois une serviette en satin blanc pr;s de la table voisine, m;me si celle-ci ;tait st;rile. J’ai d;plac; le bol vers moi et j’ai soigneusement retir; le couvercle – il y avait une salade Olivier, certes, assez finement hach;e et savoureuse, mais au lieu de concombres marin;s, il y avait des olives d;noyaut;es et quelques pommes rouges tranch;es. La f;te a ;t; un succ;s. En d;gustant un g;teau de Prague et en sirotant un caf; turc dans une ;l;gante tasse avec la marque de l’usine de porcelaine de Leningrad sur le dos du fond, je me suis retourn;e pour voir si quelqu’un ;tait venu poser des questions sur le «clocher rouge».
Dans le caf;, il y avait des gens tr;s diff;rents, ils buvaient avec plaisir du caf; des vari;t;s et des recettes les plus bizarres, l’odeur la plus folle du monde flottait dans l’air, et ils se parlaient tous sur des sujets diff;rents, mais personne n’a parl; du clocher rouge. J’ai m;me essay; plusieurs fois d’inviter ceux qui sont assis ; ma table pour une tasse de caf; fort et parfum;, bien s;r, apr;s les avoir trait;s avec toute la courtoisie inh;rente aux restes de la salade Olivier et des miettes du g;teau «Prague», ainsi que de verser g;n;reusement dans leurs tasses de Marc de caf; de ma cafeti;re. tasses, s’ils savaient quelque chose de similaire sur ce sujet. Mais ils ont poliment refus; la friandise et ont simplement hauss; les ;paules. Je leur ai m;me montr; une carte postale montrant le magnifique Clocher Rouge intact. Ils ont regard; attentivement la carte postale, l’ont tourn;e dans leurs mains, marmonnant quelque chose comme… «photoshoot», puis regard; ; nouveau l’endroit o; elle ;tait cens;e se tenir, et certains d’entre eux, peut-;tre par compassion pour moi, qu’ils ont probablement pris pour un fou urbain ordinaire, ont m;me dit que ce serait peut-;tre mieux que»ce nouveau mod;le horrible». En fin de compte, j’ai cess; de torturer des innocents avec des questions fastidieuses et j’ai commenc; ; r;fl;chir seul ; l’endroit o; Le Clocher Rouge s’est dress;. Puis, en fin d’apr;s-midi, alors que la huiti;me tasse de caf; ;tait d;j; vide, ou 88, j’ai du mal ; dire, un certain Monsieur dans la cafeti;re ;tait assis ; ma table. Il ;tait tr;s vieux, mais habill; assez ;l;gant et non sans chic. Il me regardait de pr;s, d’un regard velout;. Je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole, et je suis all; ; l’;cole. Je lui ai offert une tasse de caf; de ma cafeti;re, juste au moment o; ils ont apport; l’inoffensif Americano. Il a pris une tasse de mes mains, a pris quelques gorg;es et a dit affectueusement: «J’aime aussi cette ville, avec ses canaux, ses rues qui ne se terminent nulle part, avec ses petites places confortables cach;es dans les d;serts de nombreux rebondissements. Oui, j’aime aussi cette belle place et Saint-M arc avec ses chevaux dor;s… Oh, ces jours de septembre au Palazzo Alfonsi! J’aime infiniment le lagon d’or ; l’automne, c’est le moment le plus merveilleux. Je passe toujours ce temps ici.»Mais Campanela Rouge! O; est-elle? J’ai demand;, ; peine retenu mes larmes, c’;tait mon dernier espoir – je connaissais d;j; tous les autres visiteurs de cet endroit. «J’aime cette ville et je veux savoir o; elle est all;e.» «H;las, je ne peux rien te dire ici», sourit-il tr;s tristement. – J’adore cette belle ville, si r;fl;chie, provinciale, o; tous les souvenirs de l’antiquit; ont longtemps ;t; fabriqu;s sous la marque «mate en Tha;lande». Oui, je l’aime parce qu’il est toujours riche et pas aussi modeste que cela puisse para;tre ; premi;re vue. «D;sol;, mais nous ne sommes pas…»Je voulais demander, me rappelant douloureusement comment je pouvais le conna;tre, mais il m’a imm;diatement interrompu:» je viens ici tous les jours, mais vous… tu es ici depuis un mois!»– «Je n’ai jamais vu le printemps dans les lagons. Je vais l’attendre ici, c’est ma d;cision», a – t-il d;clar; cat;goriquement. «.. si cela continue, alors…. Je ne peux que sympathiser avec vous…»il a soigneusement r;duit son pronostic n;gatif. – Si tu n’arr;tes pas cette auto-punition volontaire en buvant trop de caf;, ;a va nuire ; ta sant;, oui, je t’avais pr;venu. – Alors que je restais silencieux, me rappelant comment je connaissais son apparence, il continua.
«Comment pouvez-vous le manger… Excusez-moi… une salade qui a d;j; germ;… (Il a m;me frissonn; de d;go;t.) Ou un g;teau qui a longtemps ;t; transform; en un « conte de f;es de la For;t «de la s;rie» 1001 Horror Story « (il a encore frissonn; – il semble avoir commenc; ; avoir des envies, Oh…) C’est de la pure folie!»Il s’est ;touff;. J’ai pris un moment pour demander directement et effront;ment – son attitude d;daigneuse envers ma nourriture me donnait ce droit l;gitime. M;me si elle ne lui semblait pas trop aristocratique, il n’aurait pas d; en parler aussi fort. Et ne regarde pas comme ;a mon g;teau et ma salade. Pensez-y, les verts germ;s vont toujours ; la salade! Cuisine raffin;e. Il ne sait rien du caf; ou de la nourriture. L’aristocrate est un l;che. Alors qu’il cherchait un mouchoir dans sa poche, j’ai demand;: «dites-moi, avez-vous d;j; visit; ce petit palais l;-bas, vous voyez, sur le Campo San Stefano?»Il ferma le visage avec un mouchoir, comme dans la confusion, et toussa longtemps. Puis il a demand; avec embarras: «Pourquoi?»; ce moment-l;, ses yeux ;taient pleins de mensonges et cela m’a convaincu de la justesse de mon hypoth;se. – Souviens-toi, s’il te pla;t. Tu connais ce palais? Tu te souviens de ces magnifiques rosettes en marbre, roses et vertes? Tu les as toujours aim;s comme ;a? Dis-moi.»– «Euh… pour ainsi dire…… C’est mignon… euh…»
Il h;sitait clairement ; avouer, mais il ne pouvait pas mentir franchement, comme un gentleman, non plus – il ne connaissait pas le degr; de ma connaissance. J’ai poursuivi l’offensive. «Et la dame qui vivait en lui, vous vous souvenez d’elle?»– «Euh…» – il a continu; ; mugir quelque chose de non-s;parable et, de temps en temps, il a couvert son visage avec un mouchoir, comme s’il toussait, et j’ai dit:.«Cette dame, oui … c’;tait en mars … vous vous teniez alors devant un puits de marbre pr;s du Palazzo Alfonzio Berlemon, votre ami, apr;s la mort de sa femme, elle est tomb;e de son cheval, accident, et le mari a vendu ce palais. Vous vous souvenez? Vous y ;tes entr; ; l’invitation de la dame qui l’a achet; pour vous assurer que tout y est rest; comme ; votre apog;e. Vous avez eu le plaisir de vous souvenir de votre jeunesse…» il me regardait stup;fait et se taisait. Puis il a dit condamn;, comme un assassin, dont l’aveu sinc;re facilitera peut-;tre la punition in;vitable: «Oui, tous les m;mes deux grandes lanternes de gal;re en fer forg; se tenaient au pied de l’escalier… Nous l’avons rencontr;e, nous nous sommes soudain rapproch;s, mais elle ne me lassait pas de r;p;ter que c’;tait juste une amiti;. Elle avait un mari en Am;rique, un entrepreneur tr;s riche, mais elle voulait divorcer, et je la consid;rais d;j; comme une femme libre de liens matrimoniaux. Nous marchions souvent ensemble, elle adorait ces promenades en gondole… Mais plus je me suis effondr;, plus son refus ;tait ferme.» – «Et vous avez certainement gravi La Campanilla Rouge?» enfin, je me suis approch;, comme un espion exp;riment;, du moi le plus important. il r;fl;chit, ses yeux ;taient envelopp;s d’une couche languissante. «Le Campanile Rouge… Oui, nous ;tions l;-bas avec elle…» – « Alors elle ;tait quand m;me! Voil;!!!» j’ai cri; victorieusement ; tous les caf;s et j’ai bu une autre tasse d’espresso debout. Mais heureusement, il n’y avait plus de visiteurs. «Ce qui, en fait, est de dire ce qui est arriv; ensuite, je vois que vous ;tes au courant.» – Oui, nous sommes mont;s l;-bas. Le portier nous a pris de l’argent, il ;tait juste l; pour chauffer le four, cette chemin;e a tout d;truit – ; cause d’elle et il y avait un effondrement. Il a d;mont; les briques pour nettoyer la chemin;e, les supports n’ont pas r;sist; et le Campanile s’est effondr;. C’est pourquoi l’ange d’or est tomb; les ailes d;ploy;es… et puis… elle a couru vers l’avant, ou plut;t vers le haut, je ne l’ai pas suivie. Et l;, au sommet, quand je me suis lev;, elle n’;tait plus l;. Je me tenais l; et je regardais vers le bas, sur le point de sauter et de m’;craser, pour mettre fin ; toutes ces souffrances en un Instant, comment quelqu’un de derri;re mon dos a mis ses douces mains parfum;es sur mes yeux… c’;tait elle… ainsi a commenc; cet ;t; fou, la folie de notre amour… « – « et ensuite?» – «Et puis, en ao;t d;j;, je devais aller ; Paris pour affaires, elle a imm;diatement accept; de venir avec moi.» Il se tait encore longtemps et ne semblait plus vouloir parler. – «Dites-moi, que s’est-il pass; quand vous ;tes parti ; Paris?» – «Vous devez absolument le savoir?»demande-t-il. – Oui», ai-je dit par la voix du procureur. – «Elle s’est install;e pr;s de moi et nous la voyions toujours tous les jours. Un jour, je suis venu chez moi, dans ma chambre, plus t;t que pr;vu. Avant de me rencontrer, j’avais encore du temps et j’ai d;couvert un journal que je n’avais pas lu depuis longtemps et que je n’avais m;me pas imprim;.» – «Et … qu’avez-vous lu l;-bas?»elle a demand; dans l’horreur sacr;e. «Que … que Le Campanile Rouge, la d;coration de Venise, s’est effondr;e. J’ai imm;diatement eu un mauvais pressentiment, j’ai d;raill; comme un fou, j’ai pris l’;quipage et je me suis pr;cipit; imm;diatement vers elle. Mais le portier de l’h;tel, quand je voulais monter dans sa chambre, m’a bloqu; le chemin et m’a montr; une lettre. J’ai regard; la feuille, o; seulement cinq lignes ont ;t; trac;es, et je n’ai rien pu comprendre. Je suis retourn; dans sa chambre, couch; sur son lit pendant plusieurs heures sans bouger, puis je me suis rendu compte qu’elle ;tait partie chez son mari en Am;rique et qu’elle ne revenait pas.» «Et puis la premi;re guerre mondiale a commenc;.» «Oui, et vous savez tout», dit-il tristement. – Pendant longtemps, je ne pouvais pas me trouver, je suis retourn; ; Venise, je venais tous les jours ; cet endroit, j’ai souffert indiciblement, ma vie a roul; sous une pente. J’ai arr;t; toutes les anciennes rencontres, j’ai cess; de me surveiller et j’ai attendu seulement ma mort pour mourir ici, au pied du Campanile Rouge effondr;e, o; cet amour a commenc; si magiquement. – «Mais qu’estce qui vous est arriv; ensuite? j’ai demand;, en regardant en arri;re, ses mains lisses avec des ongles polis. – Vous n’;tes pas mort de chagrin, ce qui est ;vident»» – «Gr;ce ; des amis que j’ai rencontr;s par hasard ici et qui m’ont identifi;, ce qui est aussi incroyable, j’ai appris que mon ex-petite amie et son mari, qui ont ;t; incroyablement riches pendant la guerre du commerce des armes, sont tous deux morts dans un naufrage. Je pleurais immens;ment, je l’aimais toujours, mais j’ai longtemps ch;ri l’id;e de ma mort, que la mort ne me faisait plus peur du tout. M;me une ;trang;re. Je suis all; l; o; vivaient ses proches pour en savoir plus. Peut-;tre trouver sa tombe, si elle existait. Je me suis r;joui, parce que, par Testament, tout l’;tat incalculable du couple d;c;d; est pass; ; moi, et je dois personnellement d;terminer la part de l’h;ritage ; tous les autres membres de sa famille, mais pas plus de la moiti;». – «Ah, c’est ;a… Alors vous ;tes devenu riche?»– «Oui, apr;s avoir pay; ; tous les h;ritiers la moiti; de tous les fonds qui m’ont ;t; l;gu;s, je suis all; ; Venise avec ce que je me suis gard;, j’ai achet; ce petit Palazzo Alfonso, je m’y suis install;, et maintenant je ne vis que des souvenirs. En vous voyant, j’ai pens; que cette Seigneurie avait besoin d’un Campanile Rouge qui m’a d’abord apport; de l’amour, m;me ;ph;m;re, puis de la richesse. Et entre ces deux ;v;nements, la guerre mondiale.» – «Et o; avez-vous mis votre fortune? Apr;s tout, ; en juger par vos histoires, il y avait tellement d’argent que vous pouvez acheter la moiti; de la ville avec le lagon. Il a dit tranquillement, mais non sans un ;clat vaniteux dans les yeux ternis des vieillards: «je les ai d;pens;s pour que Campanile ne se r;g;n;re jamais, car l’ancien ne deviendra jamais nouveau, m;me si toutes ses parties sont remplac;es par les mat;riaux les plus modernes. C’est ainsi que j’ai gard; le souvenir de Campanile et de l’ange d’or aux ailes d;ploy;es.» Il se tait de nouveau, regardant devant lui, ; l’endroit o; Le Campanile Rouge devait se tenir, fumant longtemps, et moi, ; travers la fum;e de tabac, regardant le coin du palais des Doges, parce que nous ;tions assis face ; la Piazzetta, puis se leva doucement et partit, je n’avais plus rien ; faire ici.
Sans ;tre remarqu;e, je suis all;e ; l’endroit o; se trouvait la haute cl;ture. Je l’ai contourn;, j’ai remarqu; une petite fente ; un endroit – oui, il peut y avoir une porte secr;te ici. J’ai pouss; les planches, et, Oh miracle, ils se sont pr;cipit;s – une petite porte dans la cl;ture, en effet, existait. Je suis entr;e en territoire interdit. Imm;diatement, il est devenu bruyant-oui, ici, le travail bout! C’est un vrai chantier! Ils ont pos; des fondations ;normes. Mais, surtout, au milieu de ce bruit et de ce Gama, il y avait Campanile – Campanila Rouge entier et indemne! C’est ;a! Je me suis assise, incapable de me tenir debout, sur un morceau de dalle de b;ton. Un Monsieur, v;tu d’un manteau et de chaussures, s’approcha imm;diatement de moi, un grand b;ret avec une plume ;tait d;plac; sur le c;t;. Un crayon chimique a ;t; pos; derri;re l’oreille. – «Que faites-vous ici?»il a demand;. – «D;sol;, mais … C’est moi qui voulais vous demander ce que vous faites ici», – avec l’insolence inh;rente ; moi dans de tels cas, j’ai dit, tout ; fait conscient que le meilleur moyen de d;fense est l’offensive. – «Nous? Construisant. Et quoi?» – « Je vois que vous ne plantez pas de pommes de terre» – «jout;. – «Vous ne devriez pas ;tre ici, c’est un territoire ferm;. «Mais je ne l’ai pas laiss; faire. – «Vous savez quoi, ici, en passant, il y a un monument de l’architecture, et vous avez d;ploy; la construction du si;cle. On ne peut pas construire ici, ce territoire est prot;g; par l’UNESCO». Il se mit ; rire et dit: «qui est-ce? Un nouveau Doge m;tropolitain? Ces arrivants sont tous comme ;a, ils n’auront pas le temps de s’enrichir, ils s’efforcent d;j; de coller des b;tons dans les roues… et vous, de la chambre publique, que voulez-vous?» «Non, je ne suis pas de la chambre publique, ni m;me de la chambre num;ro six, mais il est toujours impossible de construire ici. Je l’interdis.» Il s’inclina poliment, juste au cas o;, puis monta dans les plis de la Cape et sortit de l; une lettre enroul;e en rouleau. – C’est quoi ;a? j’ai dit aussi d;daigneusement que je pouvais. – «Certificat de s;curit;, et voici le plan g;n;ral pour la reconstruction du centre de Venise, tout le d;labr; est d;moli, voici toutes les signatures sont debout, nous mettons le nouveau b;timent du bureau du procureur g;n;ral. Le Pr;sidium lui-m;me a sign;, et la Douma de Venise a approuv; ; l’unanimit;. Tout



Тод говорил низким, приглушённым голосом, не обращая на меня никакого внимания. Я жадно вслушивалась в его голос, в этих разнообразных и глубоких интонациях чувствовалась большая и сложная жизнь. Я слушала его и думала, что жизнь моя собственная просто чистый лист – по сравнению с тем, что, возможно, он уже испытал. Тод – единственный мужчина здесь, в этой странной компании их пяти человек, собравшихся в таинственном месте под названием «Санаторий для желающих похудеть за неделю». Худеть никому из нас вовсе незачем, все вполне нормально выглядят, но попали сюда по одной и той же причине – это было чьё-то настойчивое желание. Меня долго убеждали родственники, что я нуждаюсь в облегчённом отдыхе хотя бы на недельку и даже купили уже мне путёвку. Ну ладно, сказала я, посижу 7 дней на природе, салатиках и лёгких супчиках. Почему нет? Но оказалось, что кроме отвратительного бурого пойла, три раза в сутки по полстакана, здесь нет еды в принципе, все клиенты живут в отдельных домиках, разбросанных по просторной территории. Тода, он болгарский журналист, оправил в отпуск с целевой путёвкой начальник отдела - издание временно в простое, а девушку по имени Лёка, худую, как щепка, наградил путёвкой в «похудайловку» очередной новый муж, чтобы поскорее пришла в себя после медового месяца. Ещё есть две индифферентных тётеньки, ни с кем не общаются, и обе ничуть не толстые. Кто-то решил от них избавиться хотя бы на недельку. С Тодом мы прогуливаемся по территории, и я с удовольствием слушаю всякие байки из журналистской жизни. Вдруг он сказал, словно вернувшись на землю:
        - Это хорошо, что мы заговорили о Венеции. И хорошо, что сейчас осень. Осенью в Венеции хорошо, нет кучи туристов, как летом и весной.  Конечно, сейчас нет и той свежей яркости лета, которая так нравится всем, но зато какой там томный воздух!
        -   Я тоже люблю запахи осени, - вставила и я свои три копейки, вспоминая бабушкин сад, в котором росли антоновские яблоки. - Есть какая-то возвышенная неопределённость во всём вокруг.
        Тод закурил, мы остановились. Сквозь дымок сигареты я смотрела на его лицо, и мне казалось, что не узнаю его. У наших ног сновали воробьи, надеясь найти хоть какую крошку. Я взглянула на кирпичную стену, отделявшую нашу обитель от внешнего мира – интересно, что раньше здесь было? Тод сказал без улыбки:
        -  Даже чемпион мира по прыжкам в высоту через неё не сможет перепрыгнуть.
        -   Да уж… - сказала я, но мне почему-то стало жутковато.
Тут он снова заговорил о Венеции.
        -   Я больше всего люблю там Красную Кампанилу.
-   Видела её в альбоме, - кивнула я, стараясь на него не смотреть.
-  В столь прелестном, задумчивом городе это самое загадочное место. 
-  Представляю, как задумчиво оно выглядело ещё до того, как упала колокольня на Сан Марко.
-  Пока не рухнул на землю Золотой ангел с распростёртыми крыльями, с чего и началась первая мировая война.
Сказав это, он снова замолчал, отчаянно махнул рукой и взял меня за рукав.
        -   Ладно, пойдём вон по той дорожке, прямо к воде.
Мы подошли совсем близко к реке, дальше уже начиналась топь, ноги мои быстро промокли. Я невольно попятилась. Он это заметил, и мы поднялись на пригорок, к нему вела почти незаметная в траве каменная лестница.  Тод быстро шёл впереди, я едва поспевала за ним. Откуда столько прыти у голодающего мужчины? Понемногу я стала отставать, потом остановилась, чтобы завязать шнурки на кроссовках, а когда подняла голову, его уже не было. Я замерла. Если бы его руки сейчас легли на мои глаза, я бы просто сошла с ума. Я резко обернулась – сзади никого нет. Он просто сбежал. Я перевела дух. Вернувшись к себе, легла на постель и стала думать о том, что брело в голову. А брело всё то же – хорошо бы выпить чашечку крепкого кофе, тогда наш разговор с Тодом и его так поразившее меня выражение лица станут мне понятны. Пока же в голове какая-то каша, но тут моё обоняние почуяло бодрящий запах «Арабики». Я не уставала перебирать в памяти его слова, фразы, обронённые вскользь. Теперь всё приобретало новый, неясный ранее смысл. Я отчётливо видела его постоянно меняющееся лицо, каждое выражение запечатлелось в моей памяти, как на фотоплёнке. И все эти лица, различные и непохожие друг на друга, мелькали как в рапиде. Не знаю, было написано счастье или радость на его лице, но оно было живым и что-то конкретное выражало.  Человек, с которым меня свел случай или необходимость, внезапно приобрёл для меня смысл знака судьбы. Чувствует ли он то же самое? Или далёк от подобных размышлений? Он не сторонился меня, наоборот, случалось так, будто он сам искал наших случайных встреч. Стоило мне выйти, как и он уже тут как тут! Конечно, это могло быть и чистой случайностью, но всё же мне хотелось бы думать иначе…  Я вспомнила, как он однажды сказал с полной серьёзностью: «Я вообще мало думаю о своей жизни, тем более – о своей смерти». Тогда я спросила – ну почему же? Он, без улыбки, вполне серьёзно ответил: «Потому что назвать жизнью то состояние, в котором я давно уже нахожусь, просто невозможно». Я уточнила: «Как это? Разве такое может быть? Ты ходишь, говоришь, пьёшь некое питьё, очищаешься, куришь, наконец. Разве ты не живёшь таким образом?» - «Жизнью называется совсем другое состояние», - сказал он как-то жестковато, и я не решилась больше задавать ему вопросов на столь чувствительную для него тему. Вообще-то и мне иногда казалось, что всё, что со мной здесь происходит, случается с кем-то другим, или со мной, но на какой-то иной планете. Я ничего не читала, не раскрывала с утра газет, не слушала радио и не смотрела телевизор, и даже не сидела в интернете, ну и, разумеется, не нарисовала за всё это время ни единой строчки или картинки. Конечно, я точно не жила, в том, прошлом смысле этого понятия, а каким-то другим, отличным образом существовала.  У меня было около получаса свободного времени – до очередного питья для похудения, и я включила трескучий телевизор. На удивление, сейчас он не рябил и не трещал, и даже не пуржил. Довольно чётко шли новости – и я услышала о том, что опять очередное крушение, авиакатастрофа или теракт, видно, пока ещё не поняли, как эту убийственно привычную новость подавать именно сегодня. Я со злостью выключила телевизор – прямо как в ужасных антиутопиях Троцкого: «Каждодневным зрелищем для свободных граждан свободного мира будет каждодневный показ публичных казней».  Во мне поднялась какая-то странная тревога, мне снова смертельно захотелось крепкого кофе, я вскочила, пошла в душевую, глянула на себя в зеркало и отшатнулась – на меня смотрело жуткое пятнистое чудовище с провалившимися глазами и серыми, как пыль, губами.  Господи ты, боже, мой! Неужели это я? Нет, со мной что-то определённо нехорошее происходит, какое-то страшное несчастье, я даже вскрикнула от напавшего на меня ужаса. Я вышла из душевой, снова легла на диван, и, как только я оказалась вне движения, мысли мои стали спокойнее. У меня очень мало сил осталось, и поэтому всё вокруг кажется таким ужасным, компромиссно подумалось мне.  Я снова стала думать о Тоде. Я представила себе (или мне пригрезилось в полусне-полудрёме) некую Вавилонскую башню, на которую мы с ним зачем-то карабкаемся. Мне уже начинает казаться, что вот-вот я увижу, как за её громадой выступит некое прекрасное строение, но, напрягаясь из последних сил, я вытягиваю шею и не вижу ничего, кроме высоченного дощатого забора, к тому же, обтянутого колючей проволокой. И тут в моём воображении начинает расти и крепнуть что-то высокое, багряное, стремительно уносящееся ввысь и украшенное золотым ангелом – у этого ангела распростёрты крылья, он будто парит над всем миром, и всё его существо занимает уже полнеба… Я зачарованно разглядываю это видение, но тут ангел, сложив свои золотые крылья, пикирует вниз, как истребитель, со свистом и скрежетом пролетает мимо меня и врезается во что-то твёрдое, там, внизу, на земле, уже покинутой нами, а всё вокруг озаряет яркая, как сто тысяч молний, вспышка.  Я поворачиваю голову, хочу посмотреть, видит ли Тод это ослепляющее зрелище… Но никакого Тода уже нет – всё рушится и проваливается подо мною, обломки только что монолитной башни кружатся в воздухе, как пушинки, случайно попавшие в столб вихря. А я уже никуда не лечу и не воспаряюсь – я просто погружаюсь в своё глубокое несчастье… Тут в дверь номера постучали, я спросила – кто? Кажется, это уборщица или прачка, она сказала: «Идите в процедурную, там вас ждут». Действительно, уже пора пить очередную порцию отвратительного пойла - под названием «сбор №4». Они это выдают за отвар цикория с ячменным кофе. Бред полный. Солнце уже садилось, его почти не видно за деревьями. Если бы на этой территории была ровная местность, то ещё часа два длился бы световой день, а так здесь уже сумерки. В процедурной никого не было, стояли только пустые бутылочки, медсестра, наверное, колдовала над очередным сбором, что-то смешивая в склянках. Дверь в её коморку была приоткрыта, и я спросила: «Из каких трав этот сбор?» Она или не расслышала, или не знала, что сказать, и я снова повторила свой вопрос. Она повернулась ко мне и раздражённо сказала: «А вам не всё ли равно?» Потом снова занялась своим делом, прикрыв дверь. Я не стала ей больше досаждать и ушла. Наверное, я проспала минут сорок, никого уже не было поблизости – ни Лёки, ни Тода. И только охранник, яростно скучая в полном одиночестве, то и дело зевал на своём посту. Его пёс Мадагаскар, украдкой оглянувшись на хозяина, как-то бочком ступая, тихо подошёл ко мне. Я погладила его худую, нервную спину. Он, опустив голову, снова сбоку посмотрел на хозяина, тот разговаривал по телефону. Я пошла к реке, здесь ещё чуть видно солнце. Представила себе, что здесь есть мостик, и можно приблизиться к самой воде, а может здесь есть пристань, и к ней иногда подходят небольшие такие пароходики, и я могу на одном из них покататься… И будто это не подмосковная речушка, а самая настоящая лагуна.  А я плыву на кораблике… ну, к примеру, из города Сетей на остров Кружев. Передо мной явственно вставала из тёмных осенних вод прекрасная Венеция, она так призрачна, что это мог быть только сон. Но я не спала, я твёрдо стояла у самой кромки болотной топи.  Однако призрак города никуда не девался. Тогда я оглянулась – всё вокруг было как обычно, вон дорожки, вон домики, а вон там, на пригорке, наш чудесный развесистый клён, в пёстрой осенней листве. Что ж, прекрасно, значит, это просто глюк. Нормально. Нет, даже неплохо. Подобное открытие могло бы меня и огорчить, но я вполне понимала, что дело здесь только в двух причинах – в голоде и моём живом, разнузданном воображении. Там, где никто ничего не видит, я могу вообразить что угодно, стоит только сильно захотеть и чуть-чуть расслабиться. Из ближнего домика вышла уборщица, она остановилась и стала смотреть в мою сторону. Ага, сейчас проверим – видит ли она то же самое. Я помахала ей рукой. Она в ответ пожала плечами и пошла дальше – по своим делам. В руках у неё было ведро и швабра. Значит, она ничего, кроме меня и всего того, что здесь обычно есть, не увидела. Прекрасно, значит это мой личный глюк, потому что я так голодна, что у меня уже начались глюки.  Хотя можно было бы приглючить бифштекс с овощами и съесть его в своём вооружении. А потом ещё долго пить кофе с нечеловеческим вожделением. Почему нет? Моё воображение только обострится. А это пока не запрещено. Замечательно!
Я стала смотреть на воду, она была совершенно тёмной, сумерки быстро сгущались. Но там, над водой, уже не было никакого города, только очень отчётливо, в тёмных резких тенях, проступала церквушка с синими куполами – она и вчера стояла на другом берегу реки. Я отправилась бродить по окрестностям и за час трижды обошла всю территорию – она, в сущности, была не так уж и велика, но совершенно пустынна, что придавало ей вид какой-то заброшенности, хотя сейчас здесь всё прибрано и пристойно, даже сухая листва с дорожек тщательно подметена. Я стала вспоминать свой прекрасный глюк, это была Венеция, такая, какой я её видела на гравюрах Каналетто или на открытках. Моё послушное воображение тут же воспроизвело желанную картинку. Вот и здание прокуратуры, от него чётко падает тень – на площади светло, солнечно, а под сводами здания, в галерее, где сидят у колонн и просто стоят люди, ожидая своей очереди, темнота почти как ночью. Сколько же их собралось, самых разных сословий! И даже собаки (типа здешнего Мадаскарки) тоже трутся о сапог (туфлю) своего хозяина. А вот и Пьяцелла Рома, и там полно народу… А вот главный канал, Капут Каналис, с плывущими по обеим сторонам дворцами, в тщетной попытке загрести в свои объятия гондолы вместе с гондольерами. Их тут, как рыбы на мелководье, плывут вдоль и поперёк, петляют, едва не столкнувшись, виртуозно увертываются и плывут себе дальше… Небо щедро раскрашено кусками облаков – тут перистые и кучевые, а там, у горизонта, быстро набухает штормовая брюхатая туча… Но вот в разрыве между облаков ярко сверкнуло солнце, и вскоре снова исчезло, покатилось дальше, просто какая-то скромница, а не царственное светило, под прикрытием вежливых облаков… Нет, это не солнце катится, это легко и невесомо, скользит наша гондола по воде, а молодой весёлый гондольер незаметно показывает встречному баркасу фигу… 
И снова площадь Сан Марко, тут и там группки людей, они кого-то поджидают, совещаются между собой о чем-то, возможно, у кого-то из них сегодня как раз решающее заседание арбитражного суда по делу об акцизах… Они все по-разному одеты – эти вот, явно из Франции, в плащах-накидках, белых чулках и модных туфлях с пряжками, на головах белые завитые парики, а у самого молодого – треуголка. А те вот, похоже, странствующие капуцины, одеты в серые или коричневые балахоны из рогожки, похожие на костюмы-двойки тётушек шестидесятых годов прошлого века – мешком, прямые юбки, а сверху жакеты с капюшонами, на головах у них маленькие круглые шапочки, на лице черные острые бородки, с косичкой, как у Бориса Гребенщикова, на самом конце. На ногах у них… то ли какие-то сандалии, то ли они вообще босиком…  А там группка студентов, сразу видно по щегольской одежде и фрондёрскому выражению лиц, спорят о чем-то весьма уверенно и категорично, что будет лучше в управлении – совет дожей или дождь советов, которые могут дать избранники народа в прямом представительстве, наверное, приехали они сюда на каникулы из Сорбонны. А у колодца две молодушки возятся с ведром полчаса – ну как же, надо все новости узнать и, главное, передать любовнику тайное послание, рядом – торговые ряды, и там с утра уже поймали воришку. Ой, несдобровать добру молодцу… Выволочка началась знатная!
И всё же чего-то не хватало в убранстве прекрасного города. Он был словно и не он, а кто-то другой, кто очень хотел выдать себя за него. И тут мне стало ясно – чего не хватает: Красной Кампанилы… Да, в панораме города отсутствовала Красная Кампанила! Но куда же она девалась? Судя по одежде обитателей Венеции, до первой мировой войны ещё ой как далеко! Я переместилась с площади Сан Марко в другое место, и мгновенно приблизилась к уютному кафе Квадри. Отсюда моя Кампанилла обязательно должна быть видна! Вполне возможно, Венеция прошлого тоже знала новодел, и какой-нибудь выскочка, типа нувориш-дож-лужок, взял, да и, с большого бодуна, конечно, построил какой-нибудь бизнес-центр - как раз рядом с Красной Кампанилой, и закрыл, таким образом, её всю.  Потом, конечно, когда очередная венецианская встабильность перешла во внеочередную венецианскую перестройку, бизнес-центр с отвращением снесли, и даже упоминать о нём запретили, потому-то мы ничего и не знаем об этом чудовищном инциденте, вот такое простое объяснение. Однако с какой-то же стороны эту Красную Кампанилу всё равно должно быть видно! Ну вот, я на понятном месте, здесь она должна быть точно видна. 
…Кафе Квадри уже выставило свои столики на горячих от летнего солнца плитках, запах хорошо приготовленной Арабики уже разнёсся по всей Вселенной. Я внимательно смотрю на людей, чтобы расспросить – не знает ли кто-нибудь, почему не видно Красной Кампанилы, но никого из каких-либо хоть шапошно знакомых я здесь не вижу. Столики все пусты, и даже не видно предков Пруста, и самого его, что и понятно, конечно, здесь тоже нет.  Однако вот уже кто-то появился – с шумом и смехом, торопливо перемещалась негустая стайка не слишком юных гомиков. Всё же хоть кто-то здесь, в этом европейском уголке Венеции, присутствует. Вот они, сомнительно хихикая, пронеслись, опрокидывая стулья, между столиками и выдвинулись дальше. Они, наверное, боялись опоздать на свой утренний парад …  Но прекрасной Красной Кампанилы как не было, так и нет!
Мною уже начал овладевать всамделишный ужас. Представить себе это очень легко, если вообразить, что в один ужасно прекрасный день вы вдруг не обнаружите на привычном месте, на Красной площади… ну… Собора Василия Блаженного, к примеру. Как от этого не сойти с ума? Я снова прошлась вдоль столиков кафе Квадри, в надежде увидеть там хоть кого-нибудь, чтобы расспросить о случившемся, тем более что уже стали появляться какие-то люди.  За обычным местом, где сидели бы привычные персонажи, разместились гости – официант с повышенным интересом принимал их заказ, почёсывая химическим карандашом за левым ухом. На молодом человеке, который, загибая пальцы, точнее, разгибая их по-американски, был попугайчатый галстук, какие нигде в мире не купишь, их только и могут продавать, что на Риальто или в Мерчерии. Двое молодых людей, которые сидели за тем же столиком, отчаянно спорили о том, кто первый начнёт. Потом, кое-как договорившись, они стали, все втроём, курить длинные вирджинии… Это вызвало шок у официанта, но он всё же ушел, ничего не сказав, но скоро вернулся, принеся на подносе три чашечки кофе Арабика и три стакана холодной воды. Мне пришлось сесть поодаль, чтобы наблюдать за происходящим – нет, как-то это всё должно же, наконец, проясниться!  Ко мне подошёл официант, и тут я сообразила, что не поменяла деньги, и что здесь, скорее всего, наши деревянные не берут вообще. Царских золотых, у меня, конечно, тоже не было.  Тогда я, стараясь быть как можно более беспечной, сняла с пальца кольцо чернёного серебра с рубином и протянула его официанту. Серебро он сразу оценил, а вот рубин стал рассматривать на свет. Глаза его, большие и вишнёвые, выражали недоверчивый интерес. Он вертел кольцо и так, и эдак, но всё что-то мешало ему принять окончательно решение. Тогда я благодушно сказала: «Сэр... простите, сеньор, не беспокойтесь, всё нормально, я вас не намереваюсь кинуть, как вы могли такое подумать, это настоящий искусственный рубин».
Он поднял бровь и произнёс: «Ооо?!» - «Искусственный не значит фальшивый…» - я тщетно пыталась объясниться с этим тупым чуркой.  Глаза его приняли огурцеобразную форму, но меня не так просто сбить с курса. «Его, этот алмаз, совсем недавно синтезировали в ФИАНе, в Москве, в отделе кристаллографии, в лаборатории твердого тела.  Эй, Москва, Москва, приём, я – Венеция…  Ну, город такой – Москва, уже заходит, или как?» Тут его тупость словно молния поразила. – «Ага, - кивнул он, глаза его снова стали как вишни, и, присвистнув, сунул кольцо в пустую ещё барсетку, резво удалился. Через минуту он принёс что-то в закрытой крышкой вазочке, полный кофейник, который потом будет постоянно менять в строго установленном порядке – очень крепкий, чёрный со сливками, с сахаром и без, капучино, латте, эспрессо, а также изящную фарфоровую чашечку и пол торта «Прага».  «Спасибо, - сказала я совсем вполне благодушно. – Сдачи не надо». – «Москва…приём… Сдачи не надо…» - понимающе кивнул головой он, затем старательно стряхнув крошки со стола и вежливо поклонившись, убрался прочь, успев, однако, пару раз махнуть белой атласной тряпкой ещё и по соседнему столику, хотя и без того стерильно чистому. Я, пододвинув к себе вазочку, осторожно сняла крышку – там был салат «оливье», впрочем, довольно мелко нарезанный и вкусно приготовленный, но, вместо солёных огурцов, в нём были черные оливки без косточек и немного нашинкованных красных яблок. Праздник удался. С наслаждением поглощая торт «Прага» и попивая кофе по-турецки из изящной чашечки, на обороте донышка которой стояло клеймо ленинградского фарфорового завода, я снова стала смотреть – не пришёд ли кто, у кого можно было бы порасспросить о Красной Кампаниле.
В кафе приходили самые разные люди, они с наслаждением пили кофе самых причудливых сортов и рецептов, в воздухе стоял самый сумасшедший запах на свете, и все они вели между собой разговоры на разные темы, но только о Красной Кампаниле никто ни слова не говорил. Я даже пыталась пару раз спросить у тех, кто подсаживался к моему столику выпить чашечку крепкого ароматного кофе, конечно, предварительно со всей присущей мне любезностью угостив их останками салата «оливье» и крошками от торта «Прага», а также щедро подливая в их чашечки кофейную гущу из моего кофейника, не знают ли они чего-либо такого на эту тему. Но они, вежливо отказавшись от угощения, только пожимали плечами. Я даже показывала им открытку, на которой чудесная Красная Кампанила, изображена целой и невредимой. Они внимательно смотрели, вертели открытку в руках, бормоча что-то вроде… «photoshoop», потом снова смотрели на то место, где она якобы должна стоять, и некоторые из них, возможно, из сострадания ко мне, - которую они, скорее всего, приняли за обычную городскую сумасшедшую, - даже говорили, что так было бы, пожалуй что, и лучше, чем «этот ужасный новодел». Я, в конце концов, перестав, мучить ни в чём не повинных людей нудными расспросами, стала уже в одиночку думать о том, куда всё-таки девалась Красная Кампанила. Тут к моему столику, уже совсем под вечер, когда был опустошён восьмой кофейник, или 88-й, затрудняюсь сказать, подсел некий господин в котелке. Он был весьма преклонного возраста, но вполне элегантно, и не без шика одет.  Он внимательно, бархатным каким-то взглядом смотрел на меня. Его холёные руки с тщательно отполированными, наманикюренными ногтями лежали на столе, а рядом, на спинке стула, наподобие лыжной палки, он повесил дорогую трость с набалдашником. Я предложила ему отпить кофе из моего кофейника, как раз принесли безобидное американо. Он принял чашечку из моих рук, отхлебнул пару раз и ласково сказал: «Я тоже люблю этот город, с его каналами, улочками, которые кончаются неизвестно где, с его запрятанными в дебрях множественных поворотов маленькими, уютными площадями. Да, я тоже люблю эту прекрасную площадь, и Сан Марко с его золотыми лошадками… Ах, эти сентябри в палаццо Альфонции! Я бесконечно люблю лагуну золотой осенью, это самая чудная пора.  Я всегда здесь провожу это время». – «Но Красная Кампанела! Где она? – едва сдерживая слёзы, спросила я, он был моей последней надеждой – всех остальных посетителй этого места я уже знала наперечёт. - Я обожаю этот город, и я хочу знать, куда она девалась». – «Увы, здесь я вам ничего не могу сказать, - улыбнулся весьма печальной он. – Я обожаю этот прекрасный город, такой задумчивый провинциальный, где все сувениры древности уже давно изготавливают с маркой «маде ин тайланд». Да, мне он нравится, потому что остается всё ещё богатым и не таким уж и смирненьким, как это может показаться на первый взгляд».   «Простите, а мы не…» - хотела спросить я, мучительно вспоминая, откуда я могу его знать, но он тотчас же перебил меня: «Я бываю здесь каждый день, но вы… вы же сидите здесь безвылазно уже целый месяц!» - «Я никогда не видела весны в лагунах. Дождусь её здесь, это моё решение», - сказала я категорично. – «Но…  если это продолжится, то… я вам просто могу посочувствовать… - аккуратно свернул он свой негативный прогноз. – Если вы не прекратите это добровольное самоотравление безмерным употреблением кофе, то ничем хорошим для вашего здоровья это не кончится, да, я вас предупредил».  Поскольку я молчала, вспоминая, откуда мне знаком его облик, он продолжил.
«Как можно питаться   этим… извините… салатом, который уже весь пророс… (Он даже содрогнулся от отвращения.) Или тортом, который давно    превратился в «Лесную сказку» из серии «1001 страшилка» (Его снова передёрнуло – кажется, у него начались позывы, ой…) Это безумие чистой воды!» Тут он поперхнулся. Я, воспользовавшись моментом, спросила прямо и нагло - на что давало мне законное право его столь пренебрежительное отношение к моей трапезе. Даже если она и не казалась ему слишком аристократичной, он не должен был об этом говорить так громко. И нечего так смотреть на мой торт и салат. Подумаешь, пророс, зелень к салату всегда идёт! Высокая кухня. Ни черта не понимает ни в кофе, ни в еде. Аристократ фиговый. Пока он искал платок в своём кармане, я спросила: «Скажите, а вам приходилось бывать в том маленьком палаццо, вон там, видите, на Кампо Сен Стефано?»  Он закрыл как бы в смятении лицо платком и долго откашливался. Потом смущенно сказал: «А что?» Глаза его в этот момент были полны фальшивинок, и это убедило меня в правильности моего предположения. – «Ну, припомните, прошу вас. Вам знакомо это палаццо? Вспоминайте же – эти чудесные мраморные розетки, розовые с зелёным. Они вам всегда так нравились, ну? Говорите же». –«Э… так сказать… Это мило… Э…»
Он явно не решался признаться, но и откровенно соврать, как джентльмен, он тоже не мог – ему ведь доподлинно неизвестна степень моей осведомлённости. Я продолжила наступление. «А дама, которая жила в нём, вы её помните?» -  «Ээээ…» - он продолжал мычать что-то нечленораздельное и, то и дело, прикрывал лицо платком, будто откашливаясь, и я сказала: «Та дама, да… Это в марте было… Вы тогда стояли перед мраморным колодцем возле палаццо Альфонцио Берлемон, вашего друга, после смерти жены, она упала с лошади, несчастный случай, и муж продал этот дворец. Помните? Вы проникли туда по приглашению дамы, которая его купила, чтобы убедиться, что всё там так и осталось, как в пору вашего расцвета. Вам приятно было вспомнить свою молодость…» Он ошарашено смотрел на меня и молчал. Потом сказал обречённо, как убийца, чьё чистосердечное признание облегчит, возможно, неотвратимое наказание: «Да, всё те же два больших галерных фонаря кованого железа стояли у подножья лестницы… Мы познакомились с ней, неожиданно сошлись близко, но она мне не уставала повторять, что это всего лишь дружба. У неё был муж в Америке, очень богатый предприниматель, но она хотела с ним развестись, и я уже считал её свободной от матримониальных уз. Мы часто гуляли вместе, она обожала эти прогулки в гондоле… Но, чем больше я распалялся, тем твёрже звучал её отказ». – «И вы, конечно, поднимались на Красную Кампанилу?» - подобралась, наконец, как опытный лазутчик, к самому главному я. Он задумался, глаза его заволокла томная пелена. «Красная Кампанила…  Да, мы были с ней там…» - «Значит, она всё-таки была! Вот!!!» – победительно выкрикнула я на всё кафе и стоя, залпом выпила очередную чашечку эспрессо.  Но посетителей, к счастью, уже не было.  «Что, собственно, рассказывать, что было дальше, я вижу, вы в курсе». – «Частично», - скромно сказала я. – «Да, мы поднялись туда. Привратник взял с нас деньги, он там как раз топил печь, эта печная труба всё и разрушила – из-за неё и случилось обрушение. Он разобрал кирпичи, чтобы почистить дымоход, опоры не выдержали, и Кампанила рухнула. Вот почему золотой ангел упал с распростёртыми крыльями… А дальше… она побежала вперёд, точнее наверх, я не поспевал за ней. А там, на самом верху, когда я поднялся, её не оказалось. Я стоял и потерянно смотрел вниз, собираясь уже прыгнуть и разбиться, чтобы в один миг прекратить все эти страдания, как тут кто-то из-за моей спины положил свои нежные надушенные ручки на мои глаза… Это была она… Так началось это безумное лето, безумие нашей любви…» - «А потом?» - «А потом, в августе уже, мне надо было по делам уехать в Париж, она тотчас согласилась ехать со мной». Он снова надолго замолчал и, похоже, не собирался больше говорить. – «Скажите, а что случилось, когда вы уехали в Париж?» - «Вам это обязательно нужно знать?» – неприязненно спросил он.  – «Да», - сказала я голосом прокурора. – «Она поселилась недалеко от меня, и мы с ней виделись по-прежнему каждый день.  Однажды я пришёл к себе, в свой номер, раньше, чем рассчитывал. До встречи в ней у меня ещё было время, и я раскрыл газету, которых уже давно не читал и даже не распечатывал». – «И… что вы там прочли?» – спросила я в священном ужасе. - «Что… что Красная Кампанила, украшение Венеции, рухнула. Тут же дурное предчувствие охватило меня, я сорвался с места, как безумный, взял экипаж и помчался тотчас к ней. Но швейцар в отеле, когда я хотел подняться в её номер, преградил мне путь и показал мне письмо. Я посмотрел на листок, где было начертано всего пять строк, и ничего не смог понять. Вернулся к себе в номер, несколько часов лежал на постели без движения, потом только до меня дошло, что она реально уехала к мужу в Америку и не собирается возвращаться».  – «Так началась первая мировая война». – «Да, и всё-то вы знаете, - печально сказал он. – Я долго не мог найти себя, вернулся в Венецию, каждый день приходил на это место, невыразимо страдал, жизнь моя катилась под уклон. Я прекратил все прежние знакомства, перестал следить за собой и ждал только своей смерти, чтобы умереть именно здесь, у подножья рухнувшей Красной Кампанилы, где так волшебно началась эта любовь». – «Но что случилось с вами дальше?    -  спросила я, оглядывая весьма выразительно его холёные руки с отполированными ногтями. - Вы же не умерли от горя, что очевидно».  – «Через каких-то знакомых, которых я случайно встретил здесь, и они меня, что тоже невероятно, опознали, я получил известие, что моя бывшая пассия и её муж, который невероятно разбогател во время войны на торговле оружием, оба они погибли во время кораблекрушения. Я горевал безмерно, я всё ещё любил её, но я так долго лелеял мысль о своей смерти, что смерть уже не пугала меня вообще. Даже чужая. Я поехал туда, где жили её родственники, чтобы узнать подробности. Возможно, найти её могилу, если она вообще существовала. Мне обрадовались, потому что, по завещанию, всё несметное состояние погибшей супружеской пары переходило ко мне, и я лично должен определить долю наследства всем остальным её родственникам, но не больше половины». – «Ах, вот оно что… Так вы стали богатеньким?» - «Да, после выплаты всем наследникам половины всех средств, которые были завещаны мне, я, с тем, что оставил себе, отправился в Венецию, купил это маленькое палаццо Альфонции, поселился в нём, и теперь живу лишь воспоминаниями. Увидев вас, я почему-то подумал – этой сеньоре нужна Красная Кампанила, которая принесла мне сначала любовь, пусть и скоротечную, потом ещё и богатство. А между этими двумя событиями – мировая война». – «А куда вы девали своё состояние? Ведь, судя по вашим рассказам, денег было столько, что можно скупить полгорода вместе с лагуной». Он сказал тихо, но не без тщеславного блеска в потускневших старческих глазах: «Я потратил их на то, чтобы Кампанила никогда не восстанавливалась, потому что старое никогда не станет новым, даже если заменить все его части самыми современными материалами. Так я сохранил память о Кампаниле и золотом ангеле с раскинутыми крыльями». Он снова замолчал, глядя перед собой, на то место, где должна была стоять Красная Кампанила, долго курил, а я, сквозь табачный дым, смотрела на угол дворца Дожей, потому что мы как раз сидели лицом к Пьяцетте, затем тихонько встала и ушла, делать мне здесь было больше нечего.
Незамеченной, я прошла к тому месту, где стоял высокий дощатый забор. Я обошла его кругом, в одном месте заметила небольшую щель – да, здесь может быть тайная калитка. Толкнула доски, и, о чудо, они подались – небольшая дверца в заборе, действительно, существовала. Я вошла на запретную территорию. Сразу стало шумно – да здесь кипит работа! Это же настоящая стройка! Закладывали огромных размеров фундамент. Но, самое главное, посреди этого шума и гама стояла Кампанила – целая и невредимая Красная Кампанила! Вот это да! Я села, не в силах больше стоять, на кусок бетонной плиты. Ко мне тут же подошёл какой-то господин в плаще и туфлях, большая беретка с пером была сдвинута набок. За ухом был заложен химический карандаш. – «Что вы здесь делаете?» – спросил он. – «Простите, но … Это я вас хотела спросить, что вы здесь делаете», - с присущей мне в таких случаях наглостью сказала я, вполне понимая, что лучшее средство обороны –  наступление. – «Мы? Строим. А что?» - «Вижу, не картошку сажаете», - я постепенно входила в роль. – «Вы тут не должны находиться, это закрытая территория. Техника безопасности…»   Но я не дала ему договорить. – «Знаете что, тут, между прочим, стоит памятник архитектуры, а вы стройку века развернули. Здесь строить нельзя, эта территория охраняется ЮНЕСКО». Он недовольно поморщился, а потом сказал: «Кто какой? Какой-то новый столичный дож? Эти выскочки все такие, не успев обогатиться, так и норовят палки в колеса вставить… А вы что, из общественной палаты будете?» «Нет, я не из общественной палаты и даже не из палаты номер шесть, но строить здесь всё равно нельзя. Я запрещаю». Он вежливо поклонился, на всякий случай, затем полез в складки плаща и вытащил оттуда свернутую в рулон грамоту. – «Чо это такое? – сказала я так пренебрежительно, как только могла. – «Охранная грамота, а вот и генплан реконструкции центра Венеции, всё ветхое сносим, вот все подписи стоят, мы тут новое здание Генпрокуратуры закладываем. Сам Предсовдожей подписал, и Венецианская Дума единогласно одобрила. Всё хоккей. Как там говорилось в старину?»  Он был непробиваем, как пробка в бутылке старого вина. Я, чуть не плача, сказала: «Нельзя это делать, понимаете? Вы должны срочно эту стройку заморозить». – «А то шо? – нагло ухмыльнувшись в полу своего широкого одеяния, вдруг заговорил он с малоросским акцентом. – «Как вам это объяснить… Понимаете… Счастье одного человека напрямую зависит от этой Кампанилы. Если она рухнет, его любовница уедет в Америку и больше не вернётся к нему». – «В Америку, какой там курс доллара там сейчас?» О Боже, вот тупица! Но я не сдавалась. «Курс правильный, не сомневайтесь. Однако это ещё не всё», - сказал я угрожающе. – «А шо исчо?» – сказал он, махнув рукой рабочим, со стороны с ухмылкой наблюдавшим за нами – чтобы заканчивали перекур и шли работать. – «А то. Начнётся мировая война, понимаете?» - «А! – махнул рукой он, - сейчас всё время кто-то с кем-то воюет. Сказать честно, я просто на это забил». Он уже собирался повернуться и уйти – рядом в Кампанилой как раз парковался бульдозер. И я, в полном отчаянии, тихо сказала: «Не делайте этого, не то…» - «Чё? – спросил он через плечо.  – «Волатильность фондового рынка фигакнется к чёртовой бабушке», - выпалила я что попало, он, недоверчиво осмотрев меня с ног до головы, тихо спросил: «И сильно?» Бульдозер, устрашающе рыча, придвинулся к объекту почти вплотную. – «Мало не покажется, - нагло ответила я. – Вы понимаете, чем это пахнет?» Как ни странно, это заявление произвело на него впечатление: он повернулся ко мне, приложил палец к губам и, вытащив из складок плаща навороченный мобильник, начал украдкой набирать номер, потом тихим, заискивающим голосом что-то кому-то долго говорил. Судя по тону и выражению его отвратительной физиономии, он разговаривал, вполне возможно, с самим Предсовдожей. Я поспешила уйти. Что я могла ещё сделать? Я долго бродила вдоль лагуны, потом, повернула в сторону Сан Марко, чтобы бросить последний взгляд на то место, где когда-то стояла Красная Кампанила.   
О боже! Чего только не бывает в мире глобального вавилонского столпотворения, когда смешались в кучу народы и эпохи, реальные люди и вымышленные персонажи литературных произведений, и вот-вот окончательно порвётся связующая нить времен! Я не могла поверить – Красная Кампанила торжественно возвышалась на своём месте!  И это не глюк от запаха Арабики! В опалово-серых сумерках, в последних отблесках багряного заката чудесно золотился рдяный ангел с распростёртыми крыльями…