Тайна Зодиака Весы глава 9

Тяжёлый приступ мерцательной аритмии сердца в бессознательном состоянии привёл Владимира Владимировича в областную больницу. Он был госпитализирован сразу после последней встречи с женой в городском роддоме.
;Его поместили в реанимацию, где он провёл пять мучительных дней, балансируя между жизнью и смертью. Электрошоковые стимуляции, горькие таблетки, болезненные уколы и капельницы – всю эту борьбу за жизнь облегчал и вёл к свету бытия его ангел-хранитель, жена Екатерина. Зеленоглазая красавица с длинными, вьющимися каштановыми локонами, ниспадающими на её хрупкие, белые плечи. Она прикладывала к своим розовым устам свою беленькую, цвета слоновой кости, женскую ручку и посылала ему воздушный поцелуй. Красиво улыбаясь, Катя являлась к нему каждую ночь, когда он оставался один в палате, подключённый к дыхательному аппарату.
;Врачам с большим трудом удалось восстановить синусовый ритм. Саблева перевели в общую палату кардиологического отделения, где он провёл ещё две недели на постельном режиме. Только после нескольких десятков метров лент кардиограмм и интенсивной реабилитации ему предложили выписку.
;"В Советском Союзе психических больных нет!" — вспомнилась ему известная фраза.
;Саблев, с огромным вдохновением и радостной надеждой, сел в автобус по маршруту «встречи с Екатериной». В пути он мысленно строил диалоги, подбирал слова. Он не знал, с чего начать разговор с женой, так как в глубине души чувствовал свою вину перед Катей. В этих долгих раздумьях он чуть было не пропустил свою остановку.
;Психоневрологическая больница находилась за городом, ровно в девяти километрах от вокзала. Первым, что Владимир Владимирович ощутил, был приятный свежий зимний воздух, отличный от городского. Он сразу подумал: «Здесь Кате свежий воздух будет на пользу… Может, всё не так уж плохо». Он полагал, что Катя действительно нездорова и ей необходима профессиональная помощь психиатра. У Саблева была назначена встреча с главврачом по поводу принудительной госпитализации жены.
;Чем ближе Владимир Владимирович подходил к больнице, тем сильнее щемило его сердце от увиденного. Перед ним стояли двухэтажные деревянные бараки, выкрашенные тёмно-зелёной краской, наводящей ужас. Стены были обшарпаны, ветхая краска давно облупилась и трепитала лохмотьями на ветру, словно лопухи. Были видны полусгнившие доски, которые напоминали ему рёбра Иисуса. Бараки стояли ровными рядами, один за другим. Вокруг них — вытоптанная земля и кое-где жухлая трава, что напоминало Саблеву Сибирские концентрационные лагеря. Понурые, безжизненные лица пациентов с грустными, усталыми глазами смотрели на Саблева через узкие окна с тяжёлыми, как само их страдание, решётками, через которые, казалось, не проникали ни свет, ни надежда. Некоторые улыбались ему безжизненным взглядом.
;Видя всё это, он был ошарашен, ведь и его жена тоже сейчас здесь страдает вместе с ними. Саблев заметил, как от зарешёченных окон санитары в белых халатах и уродливых колпаках на головах бесцеремонно отгоняли, словно овец, своих подопечных. От жалости и своего бессилия хоть как-то изменить этот мир душевных страданий и спасти жену из этого ада, у него непроизвольно сжались кулаки, и из глаз покатились крупные капли слёз.
;Пройдя немного дальше, Саблев заметил жёлтое здание, напоминавшее чей-то особняк. Строение отличалось не роскошью, а своей монументальностью: крепкие стены, высокие чистые окна с небольшим портиком и колоннами у входа. Возле дома — аккуратно подстриженные кусты и разбитые клумбы. Над дверью висела чёрная вывеска с белыми, как мел, буквами: «АДМИНИСТРАЦИЯ».
;Саблева разобрал нервный смех от увиденного: настоящего ада и «рая» плешивых карьеристов и бюрократов. На фоне убогих бараков это здание выглядело как жёлтый прыщ на лице совести бездушной системы и безразличия общества, которое допускало такое безобразие.
;Владимир Владимирович вошёл с плохим предчувствием в этот «храм жрецов и повелителей человеческих душ».
;Приёмная главного врача
;Переступив порог приёмной, Саблев почувствовал до боли знакомую ему обстановку, в воздухе которой пахло бумажной бюрократией и старой, кожаной мебелью. На стенах висели портреты официальных лиц, и хороводом были развешаны грамоты и вымпелы.
;Почти в центре кабинета секретаря стоял массивный полированный дубовый стол, за которым, сгорбившись, сидела уже немолодая женщина. Её фиолетовая, короткая причёска с завитыми волосами выглядела неестественно. На её орлином носу сидели круглые, чёрные очки, а в губах она держала чёрный колпачок чернильной ручки. Секретарша главврача Синицына сосредоточенно морщила свой лоб и переносицу, что-то писала, а затем зло вычёркивала.
;Саблева она не заметила.
— Извините, — тихо, но уверенно произнёс он.
;Женщина не отреагировала.
— Здравствуйте! — уже громко произнёс он.
;Секретарша медленно оторвала взгляд от бумаг, вынула изо рта колпачок и спросила:
— Вы к кому? — оценивающе посмотрев на него. Не дождавшись ответа, она вновь принялась за работу над бумагами.
;Саблев в недоумении посмотрел по сторонам и, убедившись, что вход в кабинет главврача — единственный в этой комнате, представился:
— Я Саблев Владимир Владимирович. У меня сегодня встреча в час дня с главврачом, Борисом Борисовичем Синицыным. — Он закончил говорить спокойно.
;— Ваш паспорт, — коротко, как милиционер, потребовала она.
;Саблев достал из внутреннего кармана тёмно-зелёную  книжку.
— Вот, пожалуйста, — и протянул секретарше документ.
«Злая фурия, точь-в-точь как моя мать», — подумалось ему.
;Секретарша нехотя просмотрела паспорт, затем проверила список посетителей и вернула документ Саблеву. После этого она сняла тяжёлую трубку огромного бакелитового телефона, чёрного, как гроб, и уже раболепным тоном представила профессору Синицыну его посетителя.
;— Ждите, вас вызовут, — осторожно положив трубку, сказала секретарша Владимиру Владимировичу.