Принцесса Жанна. Последний урок короля

 Принцесса Жанна. Последний урок короля

Плесси-ле-Тур стоял в белёсом июньском утре — над старинными башнями колыхался туман, пропахший лилиями и ладаном. В соборе, устланном алыми коврами, мерцали сотни свечей. Их пламя дрожало от лёгкого ветра, будто само колебалось — благословлять ли этот союз или оплакать его.
Жанна Наваррская, дочь короля Наварры Генриха д’Альбре и Маргариты Ангулемской, не хотела становиться игрушкой в политической игре. Ей ещё не исполнилось тринадцати (по некоторым источникам, двенадцати - прим.авт), когда дядя решил её судьбу: супругом станет Вильгельм, герцог Клевский. Союз выгодный, династически прочный, а мнение самой невесты — пустяк. И кто будет спрашивать девочку, если на карте благополучие государства?


Маленькая невеста с трудом стояла перед алтарём. Её платье из серебристого шёлка тяжело спадало до пола, скрывая всё — и следы наказания, и дрожь в коленях. Ей не исполнилось и тринадцати. Мать Жанны, Маргарита, сыграла ключевую роль в её воспитании, но с юных лет девочка оказалась под влиянием французского королевского двора. Король Франциск I принимал активное участие в её жизни и будущем, направляя её образование и планы.

Жанне была уготована сложная судьба, связанная с династическим браком. Она оказалась единственной наследницей отца, и её союз имел важное политическое значение для Франции, Наварры и соседних государств.
На шее сверкал  драгоценный кулон, подаренный дядей — Франциском I, королём Франции, человеком, чьи капризы решали судьбы государств. Наварра находилась на границе между Францией и Испанией, и Франциск I стремился ослабить испанское влияние и укрепить союз с её правителями. Брак Жанны мог помочь ему в этом.
Три недели назад он, услышав, что Жанна не  согласна на брак,  закричал:
— Выпороть принцессу!

Эхо его голоса до сих пор звенело в ушах юной невесты, а боль в теле тоже не помогала их забыть.
Никто из придворных не удивился и не попытался заступиться за девочку, а приказ короля был настолько сурово выполнен, что девочке приходилось лежать только на животе. В те времена даже королевская кровь не спасала от суровых  воспитательных мер.
Девочка осмелилась перечить монарху — а это значило оскорбить саму власть. Но в этот раз ей досталось совсем не по детски.

Как показали дальнейшие события, урок Франциска I был великолепно усвоен. С тех пор она почти не говорила. Только слушала, как её будущее решают взрослые мужчины с печатями и перьями. В те времена браки королевских семей традиционно использовались для заключения союзов и укрепления власти. Франциск I видел в браке Жанны возможность расширить влияние Франции в Наварре.

Свечи чадили, хор пел о вечной любви, а в груди у неё било только одно — желание бежать. Но барон де Монморанси крепко держал её за руку: к алтарю он нес ее на руках, так как поле перенесенной экзекуции она еще не пришла в себя. Девочка всё ещё не могла ходить сама.
Чадили свечи.
Над головами гостей возвышался герб герцога Клевского — синее поле с серебряными лилиями, союз, заключённый не ради любви, а ради власти. Свадьбу спешили провести, как спешат запереть дверь, пока пленник не сбежал.
Когда священник начал службу, Жанна подняла глаза к распятию.
 «Если бы Ты мог сказать "нет", — подумала она, осеняя себя крестным знамением,  — сказал бы?»
Никто не услышал её безмолвного вопроса. Под звуки хора ей надели обручальное кольцо — символ подчинения, скреплённый не сердцем, а дипломатией. Юная Жанна, племянница французского короля, была важной фигурой в династическом плане. Контроль над её браком позволял династии Валуа-Анжуй расширить своё влияние через наследственные связи, мучениями и слезами ребенка можно было и пренебречь.

Так начиналась жизнь принцессы Наваррской.
 
Прошло восемь лет. Союз с Клевским рухнул, едва исчез политический смысл. Франциск I умер, и вместе с ним — страх, державший Жанну в подчинении. Брак продлился недолго. Вильгельм Клевский оказался не мужем, а чужим человеком.
Через несколько лет, когда союз потерял политический смысл, Жанна вернулась во Францию. Она уже не была смиренной девочкой: потребовала признать брак недействительным. И — добилась своего.

Прошло время. Маленькая девочка, когда-то принесённая к алтарю против своей воли, выросла в женщину железной воли. В 1548 году она вышла замуж снова — на этот раз по собственному выбору, за Антуана де Бурбона. Лето 1548 года принесло тепло и прозрачность. Воздух в Пиренеях дрожал от солнечных лучей и аромата лаванды, а река Гав утром сияла, как жидкое серебро. В замке Пау, где детство Жанны прошло под гнётом придворных интриг, царил смех.

Она сидела у окна в простом платье без шлейфа и писала письмо матери. Слова ложились легко, словно смывая с неё давнюю усталость:
«Матушка, я наконец-то свободна. Не пленница вуали и алтаря, не пешка в чужих играх. Я — жена. И, кажется, счастливая».
Антуан де Бурбон вошёл бесшумно. Он не любил пышных нарядов и церемоний, предпочитая простую тёмно-синюю куртку, покрытую пылью после утренней охоты. В руках у него была ветка дикой розы.
— Для моей принцессы Наварры, — сказал он с улыбкой. Жанна подняла глаза и впервые за много лет рассмеялась — искренне и свободно.
Девушка, воспитанная при блестящем дворе, где Ронсар читал оды и Леонардо да Винчи некогда чертил чудеса, теперь говорила твердо и решительно.

Он был не похож на тех, кого ей когда-либо навязывали. В нём не было блеска французского двора, но была другая, живая и тёплая сила. Он умел слушать её, когда она говорила о книгах, реформаторах и свободе совести, и никогда не называл это «капризами». Вместо этого он говорил:
— Ты думаешь смелее, чем большинство мужчин, Жанна.
Иногда они отправлялись на верховые прогулки к старым замкам Наварры, где он шутливо называл её своей «маленькой королевой гор». Ветер играл её волосами, выбивающимися из-под шляпы, и он говорил, что не видел ничего прекраснее.

Вечером они ужинали в небольшом саду без излишней роскоши и свиты. Слуги оставляли их наедине. Он рассказывал о своих походах, а она делилась мечтами. В те годы, когда Европа утопала в политике и страхе перемен, их сердца нашли редкое убежище в любви, свободной от расчёта.

Прошли годы. В 1553 году у них родился сын — Генрих. В день его рождения Жанна записала в дневнике:
«Я не знаю, что ждёт Францию и нас. Но если судьба когда-нибудь будет к нему так же жестока, как ко мне, пусть унаследует хотя бы моё упрямство и твою доброту».
Тогда она ещё не знала, что этот мальчик станет королём Франции,Генрихом IV,  первым королём из династии Бурбонов, а их история — легендой.

Но в тот вечер, когда в замке Пау камин потрескивал, а над садами взошла луна, Жанна тихо сказала Антуану:
— Знаешь, я впервые не боюсь завтрашнего дня. — Тогда, — ответил он, — значит, мы всё делаем правильно.
Возможно, именно в этот момент, в тишине летней Наварры, Жанна осознала: судьбу нельзя изменить, но можно хотя бы раз выбрать свой путь.
 
Ее первый муж не скучал. Он женился в 1546 году стала Мария Австрийская, дочь Фердинанда I, императора Священной Римской империи и Анны Богемской и Венгерской. Слухи о том, что он бесплоден, оказались несостоятельными:  во втором браке родились дети: Мария Элеонора, Анна, Магдалена, Карл Фредерик, Елизавета, Сибилла, Иоганн Вильгельм.
 «Париж стоит мессы», — скажет он спустя годы, но эта мудрость — от матери. От женщины, научившейся выживать в мире, где власть сильнее справедливости. Впрочем, сам будущий король воспитывался матерью, по обычаям того времени,  с применением розог с раннего детства и ничуть этого не стеснялся. Сам король Генрих  IV считал, что материнские розги ему очень помогли.

Хотя сам Франциск I оставался добрым католиком, его семья и окружение поддерживали гуманистические и реформаторские идеи. Воспитание Жанны тоже находилось под их влиянием, что сделало её  проводником этих изменений.Жанна официально приняла кальвинизм на Рождество 1560 года , когда  она публично заявила о своей приверженности Реформации.  С этого момента она начала внедрять реформы в своих владениях, провозгласив протестантизм (реформированную веру) государственной религией Наварры и княжества Беарна. Когда Францию разорвали религиозные войны, Жанна стала королевой Наварры — не по титулу, а по духу. Она приняла веру Реформации, сражалась за гугенотов, сама ездила по городам, собирая войска и средства. Её плащ был пропитан дождём и пылью дорог, а не духами Версаля.

Когда начались религиозные войны, Жанна Наваррская встала на сторону протестантов. Её называли «королевой гугенотов». Она командовала войсками, вела переговоры, защищала свой народ. Говорили, что под стальным плащом королевы по-прежнему бьётся сердце той самой девочки, что когда-то осмелилась сказать «нет».

Она умерла в 1572 году, за несколько дней до Варфоломеевской ночи. Её смерть окутана тайной: кто-то говорил о болезни, кто-то — о яде. Но одно было несомненно — судьба больше не унижала её. Ее первый муж, Вильгельм  V Клевский (герцог  Юлих-Клеве-Бергского) умер 5 января 1592 года, пережив свою   супругу Жанну, которую не любил и не смог заставить себя полюбить.

Принцесса, когда-то безжалостно выпоротая за непокорность, ушла из жизни королевой, которая не позволила никому приказывать ей. Она умела говорить с солдатами так, что они снимали шляпы. И каждый видел в ней не женщину, а вождя.И если бы кто-то тогда произнёс слова Франциска — «выпороть принцессу» — над её памятью, вся страна поднялась бы в негодовании.

В мае 1572 года Жанну д'Альбре пригласили в Париж на свадьбу сына Генриха и Маргариты Валуа. Это событие должно было стать символом примирения католиков и протестантов. Жанна прибыла в Париж весной 1572 года, чтобы устроить свадьбу сына. Она жила в Лувре, участвовала в переговорах и встречалась с Екатериной Медичи.  Однако судьба оказалась жестокой. Через несколько недель Жанны не стало.  Современники подозревали, что её отравили, возможно, ядом, спрятанным в ароматных перчатках, подаренных Екатериной. Доказательств этому нет. Причины её смерти остались неясными: одни говорили о чахотке, другие подозревали отравление.
Она ушла тихо, как свет свечи на ветру.

Через два месяца после её ухода разразилась Варфоломеевская ночь (23–24 августа 1572 года). В этот страшный период погибли тысячи гугенотов, среди которых были её друзья и единомышленники. Но Франция ещё долго слышала шорох её шелков — не тех, что скрывали синяки, а тех, что гордо носила королева, которая не боялась ни пуль, ни королей.
Потому что мир узнал: та, кого когда-то в ранней юности жестоко унизили, стала женщиной, которую невозможно покорить. Жанна Наваррская — единственная женщина в истории Европы XVI века, которая возглавила протестантское государство; благодаря её решительности и политическому таланту Наварра сохранила свою независимость, а также помогла протестантам пережить трудные времена репрессий.
Её сын Генрих IV продолжил дело матери, издав Нантский эдикт в 1598 году. Этот документ предоставил веротерпимость во Франции.
В этом контексте победа гугенотов частично является заслугой Жанны. Такой она непокоренной она и ушла в вечность.